Полночное солнце. Любовный детектив

Николай Бредихин

«Полночное солнце» – продолжение романа писателя Николая Бредихина «Бумажные слёзы». Позади «лихие 90-е», однако старт третьего тысячелетия мало радует героев дилогии. Они снова бредут по целине под холодным, негреющим солнцем. Новые круги Ада, но вместе с ними и простые, непреходящие человеческие ценности. Любовь? Конечно же, Любовь! Ну а ещё хиреющая, дышащая на ладан, но оттого не менее желанная и любимая Литература.

Часть первая. Возвращение «блудного эфиопа»

Глава 1

Выйдя из подъезда, Андрей кинул сумки на асфальт и застыл в недоумении, не в силах сообразить, куда ему дальше податься.

— И долго мы будем так стоять? — не выдержала, прервала его размышления Неточка.

— Мы? — рассеянно взглянул на неё, не понимая, Горячев. — Что я буду делать, не знаю: скорее всего, вернусь обратно. У меня ни копейки в кармане, последние деньги на такси истратил, чтобы сюда добраться. Не на что даже позвонить, да и куда звонить? Как говорится, был один друг, да и тот весь вышел.

— Надо было попросить у него взаймы. Думаешь, не дал бы? — Неточка тяжело вздохнула, с трудом удержавшись от назидательных упрёков.

— Даст ещё, куда он денется? Просто я до последнего оттягивал, не хотел унижаться.

— Надеялся, что сам предложит? Но откуда ему знать, что при таких деньжищах, которые прошли через твои руки, ты сейчас беднее церковной мыши? Андрей, ей-богу, такое даже в страшном сне не может присниться.

Горячев разозлился, посмотрел на Неточку с досадой.

— Знаешь, дорогуша, я совсем не расположен выслушивать сейчас какие-либо нравоучения. Тем более от тебя. Да и вообще, деньги ты получила, страхи твои позади, что тебе их не заплатят. Теперь ты хоть поверила, что Геннадий не из тех, кто может обмануть? Чего тебе ещё надо? Или по-прежнему считаешь всех вокруг поголовно мошенниками?

Неточка казалась непривычно уверенной в себе, даже заважничала.

— Что мне надо? Ну, во-первых, чтобы ты проводил меня до дому. Ты же знаешь, какая я трусиха, а три тысячи долларов — целое состояние, плохонькая, но машина. Я со страху умру с такими капиталами в кармане.

— А они у тебя действительно в кармане? — ехидно поинтересовался Андрей. Над Неточкой просто невозможно было лишний раз не поиздеваться.

— Нет, в другом месте, — спокойно ответила девушка. — Но это не твоего ума дело. Во-вторых, огромная просьба больше не называть меня Неточкой. Мне это прозвище изрядно надоело. Буквально осточертело.

Андрей ухмыльнулся.

— Как же тогда? «Косточки», «26 Дней», как Анюта тебя называла? Или вот ещё: раз Неточка, значит, Незванова, а коли Незванова, то Хуже Татарина. По-моему, эти три прозвища куда обиднее. Да и зачем, собственно, мне вообще тебя как-то называть? Я так думаю: коли мы никогда больше не увидимся, что за необходимость нам представляться друг другу в новом качестве? Хотя до дому я тебя, конечно, провожу, вот только поднимусь сейчас к Геннадию, стрельну у него хотя бы сотню. Да, а может, ты хочешь, чтобы я называл тебя Аней, Аннет, Анютою, твоим настоящим именем? Только как же я тогда вас с моей ненаглядной соавторшей буду различать? Может, по весу, габаритам? Это подойдёт, можно определить невооружённым взглядом, кто есть кто. Кстати, есть ещё «в-третьих»? Или пакет предложений и условий наконец исчерпан?

Неточка не выдержала, отвернулась, в глазах у неё стояли злые непрошеные слезы.

— Какая же ты сволочь, Андрей! Неужели то, что было между нами последние полгода, для тебя совсем ничего не значит?

— А что между нами было? — холодно поинтересовался Андрей. — Напомни, если не трудно.

— Ну, например, что мы спали с тобой. И то, что ты слова мне шептал порой нежные, задушевные. Что я помогала тебе, когда ты писал лучший свой роман. И ты написал его, а мог бы и не написать.

— Что, претендуешь на соавторство? — в последний раз попытался сострить Андрей, прекрасно понимая, что ведёт себя далеко не лучшим образом и пора бы ему остановиться. Но Косточки есть Косточки, Горячев ни у кого ещё не встречал такого дара обнажать в людях самые низменные инстинкты. Просто «агнец для заклания». И как только ей это удаётся?

— Нет, разумеется, я ни на что не претендую. Куда мне. Что касается, «в-третьих» — просто могу предложить тебе взаймы.

Она поспешно, как бы боясь, что Горячев откажется, вынула из лифчика толстую скрутку сторублёвок.

— Как видишь, я и там, в Коктебеле, по ресторанам не ходила, экономила, как могла, те деньги, что мне от тебя перепадали как секретарше. Сколько тебе? Сто, двести, пятьсот рублей? Волей-неволей, но встретиться нам хотя бы ещё раз придётся.

Андрей задумался, затем развёл руками: выбора у него действительно не было.

— Пятьсот хватит. Ладно, давай поищем такси, Нюрок. Надеюсь, против такого имени ты не возражаешь?

— А может, лучше на метро? — робко попыталась возразить девушка. — Чего миллионеров-то из себя корчить?

— Ох, не верю я, что ты у самого метро живёшь, а мне ещё — вокзал, электричка, раньше, чем к ночи, домой не доберусь. Кстати, как тебе деньги вернуть? Может, по почте выслать?

— Да они мне не к спеху вовсе. Всё равно пойдут на учёбу. Адрес твой я знаю: списала, когда оформляла билеты на самолёт, так что достану из-под земли, если вдруг вздумаешь обмануть бедную девочку.

Очень хотелось есть, но ничего съестного в квартире, разумеется, не было. В числе прочего исчез и сам холодильник. Не говоря уже о стиральной машине, телевизоре и прочих атрибутах домашнего уюта. Андрей понимал, что так даже лучше, иначе вообще бы ничего не осталось: сейчас не те времена, чтобы квартира могла простоять с чем-либо более или менее ценным целых три года без хозяев. Кухонный стол, две табуретки, старенький, продавленный диван. Ещё письменный стол со стоявшей на нём «Олимпией», подаренной Светланой. Несколько полок с книгами. Ясно, что Галина не всё взяла с собой в Москву, просто по чисто женской злобе что-то раздала знакомым, что-то даже и на помойку выбросила. Ладно, бог с нею, с Галиной. У Андрея не было никакого желания ворошить тот момент своей жизни, неприятных воспоминаний на сегодня у него и так было предостаточно. Впрочем, уснул он как убитый: подействовали усталость, уныние, резкая перемена климата.

Нельзя сказать, чтобы его слишком уж выбил из колеи неожиданный отъезд Принесённой Ветром, как Неточка, в отместку за издевательства над ней, предпочитала называть Анюту, мрачно предрекая: «Когда-нибудь этот чёртов ветер всё-таки переменится, и мы все вздохнём с облегчением: — Ах, Мэри Поппинс (о, вери, вери биг — в смысле, очень большая — попинс!), до свидания! А ещё лучше — прощай, чтобы никогда, никогда больше эту твою проклятую „вери биг“ в самом страшном сне не увидеть». С самого первого дня их сотрудничества Андрей и Леди Совершенство (если уж Мэри Поппинс, пусть даже «биг», то непременно «Биг Леди» или «Биг Совершенство») постоянно ссорились, но неизменно мирились: Принесённая Ветром знала мужскую психологию как свои пять пальцев, и противостоять этому урагану в юбке было совершенно невозможно. Как бы то ни было, сотрудничество их было необычайно плодотворным: писалось Андрею так же «ураганно», как и гулялось. К счастью, «ветер переменился» не в начале, а незадолго до завершения работы над их очередным «бестселлером», и Горячев, пусть и с помощью Косточек (26 Дней, Хуже Татарина), смог его сдать вовремя и на вполне сносном уровне. Ну а затем на присланный гонорар просуществовать ещё полгода. Впрочем, это было именно «существование», потому что после того, как черти (не ветер, нет, нет, конечно же, только черти, и спасибо им!) унесли Анюту, началась запоздалая реакция на их совместные с Андреем похождения, и как ни отстаивала, ни пыталась оправдать Неточка своего шефа, они вынуждены были уехать из Коктебеля. Дурная слава катилась за ними чуть ли не до самой Ялты, и лишь в Гурзуфе им повезло: нашёлся сердобольный старичок, который даже счёл за честь, что его посетила такая «знаменитость». Именно там Андрей и написал свой лучший и оказавшийся теперь никому не нужным роман.

Голод с утра не отпустил, а лишь усилился. Но в куда больший ужас привели Андрея счета за коммунальные услуги. Отключён был не только телефон, но даже электричество. Конечно, можно было призанять у кого-нибудь из знакомых, именно знакомых, потому что друзей Андрей давно растерял, однако чем отдавать, когда отдавать? Ведь все теперь считали его звездой, баловнем судьбы, впору у него самого денежками разжиться. Одет Андрей был действительно не просто модно, а ультрамодно, а уж со свежим южным загаром смотрелся даже респектабельно: что-что, а своё дело Принесённая Ветром знала хорошо и о кавалере заботилась не меньше, чем о себе, вот только где в его родном городе было обменять эту респектабельность хотя бы на самый неприхотливый ужин? Разве только понадеяться на бога?

Бог внимательно выслушал Горячева и довольно быстро послал ему объявление на палатке: «Требуется сторож». Бог знал, что делает: в тот же вечер, не тратя времени на раздумье, Андрей приступил к работе, подменив какого-то парня-студента, рвавшегося в отпуск. Другого его сменщика — старичка-пенсионера — отпуска совсем не интересовали, так что работа была только на месяц, да и оплачивалась нищенски. Ну а, собственно, что там было делать? Спать?

Однако в ту же ночь Андрей был разбужен каким-то психом, изо всех сил колотившим по бронированному стеклу кувалдой. Горячев включил сирену, позвонил хозяину и только после этого с газовым пистолетиком в руках решился выскочить наружу. «Псих» уже сверкал подошвами кроссовок в отдалении, и его не удалось разглядеть.

Прибежавший хозяин, живший неподалёку, поспешил успокоить Андрея:

— Проверяли на прочность: тебя и стекло. Узнали, что новый сторож. А с новичками часто бывает: смену примет, несколько часов посидит, а потом домой спать уходит — под утро потягивается, почёсывается, как будто и в самом деле ночь без сна провел. А ты ничего парень, я в тебе не ошибся. Кстати, так и не спросил: кто ты по профессии?

Андрей хотел было соврать, но город маленький, «слава» ведь всё равно докатится.

— Писатель, — неохотно пробурчал он себе под нос, — неудачливый писатель.

— А, — кивнул хозяин, озабоченно разглядывая брызнувшую во все стороны трещинами оконную «броню», — тогда тебе такая работа в самый раз. — И тут же полностью переключился на следы кувалды: — Видел? Одно и то же место, третья по счёту попытка. Нет, на этот раз ничего менять не буду, пусть так и остаётся. На них, сволочей, не напасёшься.

Как бы то ни было, Андрею удалось выпросить небольшой аванс, и он соорудил себе «завтрак аристократа»: яичницу из двух яиц, чай, бутерброды с сыром и маслом. Хотел было прилечь, выспаться, однако тщательно замурованный в памяти эпизод двухдневной давности легко пробил свежую кладку и вышел наружу. Как же так получилось, что в одночасье он потерял всё?

Глава 2

Первое, что его поразило тогда, в злополучный день приезда — дверь в квартире Геннадия ему открыла Галина. Была она в хорошо знакомом Андрею халатике, вот только домашние тапочки были другие — не те прежние, совсем стоптанные. Жена нисколько не удивилась приезду «любимого мужа», просто равнодушно кивнула: а, явился, наконец! И удалилась на кухню, предоставив мужчинам самим выяснять их весьма запутавшиеся отношения.

Геннадий долго молчал, не зная, по видимости, с чего начать разговор, но и виноватым себя явно не чувствовал. Он терпеливо ждал реакции Андрея, но тот был слишком потрясён увиденным, чтобы вымолвить хоть слово. Наконец вспомнил:

— Косточки!

Гринин явно оторопел, подозревая в загорелом и сверкавшем глазами «мавре» потенциального или уже состоявшегося пациента печально известного заведения.

— Какие «косточки»?

— Ну, те, что ты просил прислать, помнишь? Знаменитая твоя фраза: «Пришлите хотя бы косточки, маме и жениху». Или 26 Дней, как её ещё прозвали. Кто прозвал, ты, наверное, уже догадываешься. Тоже твой сюрприз.

— 26 Дней, почему 26 Дней? Странное прозвище, — недоумённо спросила появившаяся из кухни Галина.

— Ну, одна наша о-очень хорошая знакомая объясняла это так: «У всех 30—31 день в месяце, минимум 28, а у этой только 26». Понятно? — попытался съязвить Андрей.

— Нет, непонятно, — совершенно серьёзно ответила его бывшая супруга.

— Господи, солнышко, да не воспринимай ты всерьёз эти бредни, — поспешил вмешаться в разговор Геннадий, — ты что, своего бывшего не знаешь? Он, как всегда, в любимом репертуаре. Просто был такой эпизод в жизни Фёдора Михайловича нашего приснопамятного, когда за 26 дней ему нужно было написать новую вещь, аж на 12 печатных листах, иначе по условиям договора он попадал в вечную кабалу к одному негодяю, издателю Фёдору Тимофеевичу Стелловскому. Так и был произведён на свет божий роман «Игрок»…

— Одна из самых бездарных его вещей, которую в одноимённом фильме не сумел спасти даже гениальнейший актёр всех времен и народов Жерар Филип.

— Ну не слушай, не слушай ты его, Гала. Иначе непременно сподобишься усвоить какую-нибудь чушь. Он просто ёрничает, — Геннадий потрепал Галину по руке, лежавшей на его плече. — Для него, видите ли, нет авторитетов.

«Гала!», — подумал с усмешкой Горячев. — С кем же он себя сравнивает? С Сальвадором Дали? Это у него была жена Гала, в миру Елена Дмитриевна Дьяконова, которую он отбил у своего приятеля, поэта Поля Элюара, вот только для полного сходства надо бы делать ударение не на первом, а на втором слоге, тогда получилось бы Gala — торжество, празднество». Но вслух ответил:

— Почему нет! Тот же «Идиот» — вещь совершенно потрясающая. Кстати, одна из самых моих любимых.

— Замечательное объяснение. С ума можно сойти, как вы красиво ругаетесь. Но начало вполне обнадёживающее, при всех вариантах не самое страшное. Признаться, я боялась, что вы подерётесь, — чтобы поддержать общий тон, хлопнула пару раз в ладоши Галина.

— Дорогая, — со значением произнёс это слово Геннадий, — ты не дослушала самого главного в этой истории: Фёдору Михайловичу помогла взять сей неприступный редут молоденькая стенографистка Анна Григорьевна Сниткина, большая поклонница и будущая вторая, уже «по гроб жизни», жена великого классика.

— Ага, Косточки, — догадливо кивнула супруга сразу двух «потенциально великих», но пока ещё далёких от признания «гениев». — В таком случае я обязательно должна на неё посмотреть. Ну а вы — марш на кухню чай пить, моцарты!

Вскоре на «авансцене» предстала и порядком иззябшая, жалкая, прыщавая героиня предшествовавшего разговора. Она тут же принялась делать возмущённые знаки, показывать Андрею свои маленькие кулачки, пока Геннадий буквально силой не усадил её за стол. Дальше чаепитие происходило без слов, хотя и несколько шумно, опять же с подачи Андрея, с блюдечком в трясущихся руках изображавшего подгулявшего купчика в трактире. Затем Геннадий увёл Неточку в свой кабинет, предоставив всё-таки Галине возможность первой объясниться со своим пока ещё настоящим мужем. Однако та упорно делала вид, что вообще не замечает Горячева, всё из той же чисто женской стервозности даже не предложив ему поужинать. Неточка между тем вернулась возбуждённая, с блестящими глазами и невероятно болтливая.

— Ты её что там… удовлетворил? — поинтересовалась удивлённая Галина, как-то внезапно, будто само собой разумеющееся, усвоив, что с Косточками можно не церемониться.

— На все сто! — бодро отрапортовал Геннадий.

— Действительно, две кости и кружка крови, — покачала головой, всё-таки ревнуя немного (правда, непонятно к кому и к чему), непонятно чья жена.

На этом месте Неточка чуть было не взбеленилась.

— Добавьте сюда ещё и прыщи! — проникновенно произнесла она. — Раньше они были у меня не только на лице, но ещё и на груди, а больше всего на спине. Спасибо вашему бывшему мужу — очень помог мне. У него такие вещи на редкость хорошо получаются.

— О, Господи, и с этой! Андрюша, ты всё больше опускаешься. Бедненький, как мне тебя жаль! — со стоном воздела руки к небу «Гала». Они с Геннадием облегчённо переглянулись, радуясь, что произошёл перелом в их сторону и что грядущее объяснение никакими мало-мальски неприятными последствиями, им уже не грозит.

Андрей с нескрываемой злобой посмотрел на Святую Простоту, которая с полным правом могла добавить сейчас в свой арсенал ещё одно прозвище — Хуже Воровства. Вообще трудно было представить, чего она могла быть лучше. Как минимум двух шариков в её миленькой, а точнее сказать маленькой, головке определённо не хватало. Горячев понял, что любые попытки выяснения отношений теперь будут выглядеть глупо, они ничего не изменят в создавшейся ситуации. Имели значение только детали. А их не было никакой срочности обговаривать. И тем не менее… Галина ничего не стала откладывать на потом. Видимо, ей доставляло особое удовольствие резать по живому.

— Я смотрю, вы без меня так и молчали в тряпочку, — презрительно фыркнула она. — Друзья, называется. Ладно, придётся мне самой взять в руки инициативу.

Она повернулась лицом к Горячеву.

— Андрей, ты меня хорошо знаешь, раз я решилась на такое, значит, между нами всё кончено, обратной дороги нет. Измены, точнее даже трёх твоих измен, я тебе никогда не прощу. Кот ты есть, котом для меня на всю жизнь и останешься. А умрёшь — на могилку не приду, не надейся, разве что на холмик плюнуть. Свою половину квартиры я оставила не тебе, а Олегу. Если вдруг так получится, что ему совсем негде будет жить, придёт к тебе со своей наречённой. «Имущество» забрала, считаю, что так будет по справедливости. Здесь ты всегда можешь быть гостем, но только Геннадия, для меня же до конца дней своих останешься лишь пустым местом. Олег взрослый, сочтёт он возможным для себя видеться с тобой — его дело. Развод немедленно. Как видишь, — тут она показала на свой округлившийся животик, — время не терпит. Свадьба — без твоего присутствия, крестины — тоже. Вообще — любые праздники, отдых — без тебя. Кажется, всё? Теперь послушаем, что скажешь ты.

— Ничего, — пожал плечами Андрей. — Ничего не скажу. Меня вполне все твои условия устраивают.

— Хорошо, — ничуть не удивилась смирению бывшего мужа Галина. — Тогда я удаляюсь. Оставляю вас с Геннадием наедине.

Андрей, как он ни был ошарашен свалившимися на него сюрпризами, тем не менее не стал давать волю эмоциям, хорошо понимая всю их бесполезность.

— Как твои дела? — решился он наконец спросить друга. Бывшего? Это сейчас ему и предстояло выяснить. Жену он потерял точно, характер Галины Андрей успел изучить досконально, но неужели… он действительно всё потерял?

— Тебе не пора домой? — спросил он резко Неточку, видя некоторое замешательство Гринина. Им обоим хотелось объясниться без свидетелей, неужели эта дура не понимает?

— Нет пока, — ответила та столь же упрямо, резко.

— Тогда принеси папку и посиди потом немного с Галиной.

— Хорошо, — ответила ещё одна «бывшая», на этот раз — секретарша.

Геннадий, между тем, расслабился и подобрел, видя, что худшее позади.

— Дела? Как у всех. Вполне обыденные. Покончил с партизанщиной, устроился в солидное издательство — ну, то, хорошо тебе известное, что вас с Анютой издавало. Ребятам везёт, идут в гору сейчас, я им, чем могу, помогаю.

— Раньше, когда кто-нибудь из наших «усаживался в кресло», на вопрос «Чем занимаешься?» отвечал: «Гублю молодые дарования», — криво усмехнулся Андрей.

— Приблизительно так, — пожал плечами Геннадий, — с той лишь разницей, что тогда кого-то губили, а кому-то даже и помогали, ну а я сейчас гублю, топлю всех без разбора. Система отступников не прощает, а я в системе. И, по-видимому, уже до конца дней своих. Так что со мной всё в порядке, как видишь, Андрон. Поговорим лучше о твоих делах. Вот они действительно далеко не блестящи.

Андрей протестующе поднял руку.

— Нет, нет, предлагаю другой вариант: не будем перескакивать. Договорим о самом для меня важном сейчас — нашей дружбе.

Вошла Неточка, вручила Андрею папку и тотчас удалилась, зло фыркнув. Возможно, решила всё-таки поболтать с Галиной. Андрей проводил её грустным взглядом, в полной уверенности, что уж кто-кто, а «Нюсенька» точно без ужина не останется.

— О нашей дружбе? — задумчиво проговорил Геннадий. — Что я могу сказать? Всё от тебя зависит, Андрей. В семейном плане изменить что-либо невозможно. Это была не моя инициатива, но я очень счастлив и ни о чём не жалею. Как ты помнишь, я старомодный человек, в подобных вопросах мой девиз — «женщина выбирает». Будем исходить из того, что Галина выбрала меня со всеми вытекающими отсюда последствиями. В плане работы — приходи к нам хоть завтра. Такой профессионал, как ты, — кто ж откажется? Но всё с тем же непременным условием: ты играешь в команде и делаешь в точности то, что тебе приказывают.

— И что я получаю взамен? — поинтересовался Горячев.

— Немало. Вполне приличную, во всяком случае достаточную при современной жизни, зарплату. Солидное положение. Возможность публиковать свои вещи: как ты знаешь, сейчас повсюду печатают только друг друга, система совершенно сложившаяся: «ты мне — я тебе». Я уже три книжки издал, причём под своим именем. Раньше, если ещё не забыл, мне это было недоступно. Естественно, никакой самодеятельности, всё должно быть подогнано под формат издательства. Ну а если хочешь начистоту, слушай внимательнее: ты не сознаешь главного, Андрей: ты вернулся совсем в другую страну, в другой мир, в другое тысячелетие. Да, да, за такой короткий срок здесь всё в корне переменилось, хотя далеко не все ещё в этом разобрались. Хочется тебе этого или нет, но времена так называемого «бандитского романтизма» безвозвратно умчались в прошлое. Сейчас чётко определились два полюса, два мира, две сферы, вне которых нет ничего. Чистые бандиты и бандиты-чиновники. А между ними — так, всякая шушера: бизнесмены, уголовники, все сплошь подлипалы и мошенники. Ещё ниже — уже их прислужники: клерки, менты, сутяги, судейские. Или вот ещё новая разновидность — так называемые «пиарщики», модное слово, производное от английского «public relations»: самое что ни на есть наибессовестнейшее и наиборзейшее племя, к ним-то я как раз и отношусь. Ну а ты, где ты тут себя видишь? В самом низу, среди так называемого «электората», то есть в дерьме по самые уши? «На горах»? «В лесах»? В армии Ковпака? Марк Аврелий, который, как тебе хорошо известно, был не только философом, но ещё и императором, причём неплохим, говаривал: «Измени отношение к вещам, которые тебя беспокоят, и ты будешь от них в безопасности». Как ты сам понимаешь, мне нелегко было прийти к подобным решениям, но я ими проникся. С учётом этого сам делай вывод: друг я тебе или нет. Но, как я уже сказал, у тебя сейчас есть дела поважнее. Ни гроша в кармане, хотя должен был вернуться Крезом. Нет имени, хотя совсем недавно был знаменитостью. Нет никакой возможности подзаработать: всё поставлено теперь в нашем деле на профессиональную основу — с человеком со стороны никто уже не станет связываться. То есть ты можешь войти в какую-то из систем, в этом и есть для тебя единственная возможность выбора, но ты не можешь быть вне системы: здесь выбора не дано.

«Тень Гамлета, уже даже не отца Гамлета. Тень человека, который по всем статьям ещё жив, но уже не в состоянии решать, решить ни одного вопроса. Всё решено до него, за него. Быть или не быть… Даже уходом своим он не в состоянии ничего изменить. Ни в своей судьбе, ни в любой из других, чужих, судеб. Глас его, подобно гласу вопиющего в пустыне, не слышим на самой людной площади, перо его давно уже не копьё. „Моё оружие слово, ваше — бессловесность“, но где оно, такое твоё слово? Скажи! „Истина пишется кровью“, но кровью она и перечёркивается. Одной пули достаточно, чтобы стереть с лица земли и тебя, и всё, что тобой написано, сказано. Политика! Нет, теперь это уже не политика. Жизнь? Что ж, Геннадий свой выбор сделал, почему бы и тебе не определиться с собой?»

— Это тебе, — протянул Андрей Геннадию рукопись перед уходом. — Я выполнил твой заказ.

— Нет, это не моё, ты за всё сполна со мной расплатился. Не стану скрывать, я заработал на тебе кучу денег, так что это лучше оставь себе.

— Ты даже не хочешь хотя бы чуть-чуть пошелестеть страницами?

— Зачем? Я и так знаю, что передо мной шедевр.

— Ладно, пока. Но не надейся так просто от меня отделаться. Я не перестану считать тебя своим другом ни при каких условиях.

— Что ж, очень рад, вот только боюсь, что нашей дружбе суждено будет, и довольно скоро, подвергнуться ещё одному, пожалуй, самому серьёзному, испытанию.

Глава 3

— Верю, охотно верю, — спокойно кивнул Андрей, уютно устроившись в кресле и вытянув перед собой ноги. — Было бы смешно предположить, что у директора такого огромного издательства день не расписан по минутам. Можете не проверять, — тут он с шутовским вздохом развёл руками, — моей фамилии действительно нет в книге приёмов. Да и вообще я не человек — скорее фантом, дух.

— Вы так и не сказали, как вам удалось проникнуть сюда. Обманули охрану? — секретарша постоянно порывалась нажать заветную кнопку вызова дежурного по этажу держиморды, но что-то всё-таки её удерживало.

Андрей посерьёзнел.

— Ладно, как говорится, шутки в сторону. Вам не кажется, что вы сейчас несколько превышаете свои полномочия? От вас требуется только одно: доложить Светлане Владленовне, вашей непосредственной начальнице, что я прошу её принять меня. И сообщить моё имя: Андрей Горячев. Сообщить, а не решать. Я ясно выразился?

— Да вас таких тут по сто на дню ходит, — презрительно фыркнула секретарша, многозначительно покосившись на толстенную папку в руках Горячева. — Кто вы ей? Может, скажете? В чём цель вашего визита?

Андрей не выдержал, поманил цербершу пальцем к себе поближе.

— Любовник. Самый обыкновенный любовник. А в чём цель? Рассказать? Или сами в замочную скважину подсмотрите?

Секретарша опять задумалась. Если бы не одежда, не причёска, не свежий загар… А что если и в самом деле? Нет, лучше не рисковать. Заодно можно и ещё один «капитал» приобрести: рассказать о странном визите одному очень и очень заинтересованному человеку.

Андрей был впущен без промедления. Светлана, к концу дня выглядевшая бледной, усталой, посмотрела на Горячева без особого удивления. Как видно, этого визита она рано или поздно ждала. Но оба, не сговариваясь, сделали вид, что они совершенно не знакомы.

— Здравствуйте! Светлана Владленовна? Моё имя — Андрей Горячев. — Андрей встал, будто бы для того, чтобы пожать Светлане руку, но тут же шутовски спохватился, сконфузился, уселся обратно в кресло. — Вот рукопись Вам принёс: слышал, что вам нужны новые авторы.

— Хорошо, — скупо улыбнулась Вольнова-младшая. Она великолепно смотрелась как в своём кабинете, так и в новой роли. — Нам действительно просто позарез необходимы свежие таланты. Да и кому они сейчас не нужны? Зарегистрируйте, пожалуйста, Вашу рукопись в приёмной у Софьи Леонидовны, я сейчас её приглашу. Это роман?

— Да, причём замечательный. Друзья, родственники, все читали, все в полном восторге.

— И что же там? Убийства?

— Нет, что вы. Любовь. Необычайная любовь. Но героиня…

Светлана откинулась в кресле и долго задумчиво смотрела на Андрея.

— Ладно, давай сначала. Зачем ты явился? Знаю, что приехал, осведомлена, что без гроша в кармане. Всё о тебе знаю. Даже согласна купить у тебя эту пачкотню. Но при двух условиях: ты теряешь все права на эту вещь. — Тут она перешла на монотонное причитание: — Она может быть перепродана, выйти под другим именем, названием, растаскана по частям, ну и так далее, не тебе объяснять, ты не новичок в нашем деле. Ну и второе: ты больше никогда на моём пути не попадаешься. Заплачу по-царски. Как, устраивает?

Горячев отрицательно покачал головой.

— Нет. Считай, что это был всего лишь предлог, чтобы тебя увидеть. Меня интересует другое. Ответишь правду — и я просто подарю тебе свой опус, делай с ним, что хочешь. — Он помолчал, затем спросил тихо то, что в эти три года было для него самым важным, истерзало его душу: — Почему? Почему ты вдруг так резко переменилась ко мне? Я ни на что не претендую, в том числе и на то, чтобы мы остались друзьями, и всё-таки как ты могла так легко перечеркнуть всё, что между нами было, даже не поздоровалась со мной на презентации?

— Поздно, Андрей, — в тон ему так же тихо ответила Вольнова-младшая. — Как сказала одна небезызвестная тебе героиня, «но я другому отдана; я буду век ему верна».

— Ты не ответила на мой вопрос, — покачал головой Горячев. — Я не спрашиваю о том, что есть. Я спрашиваю о том, что было.

— Ах, не ответила? — Светлана резко придвинулась к нему, едва удерживаясь от того, чтобы не вцепиться ему в лицо ногтями. — Может, ты мне ещё скажешь, что любишь меня, не можешь без меня жить?

— Скажу, а что? — спокойно ответил Андрей.

Тут уж Светлана не выдержала, терпению её наступил предел.

— Хорошо, а это что? — трясущимися пальцами она потыкала ключом в дверцу сейфа, затем всё-таки открыла его и швырнула на стол перед Андреем видеокассету. — Это любовь? Да, любить ты умеешь. Со мной, во всяком случае, никогда таким прытким не был. Я звала тебя, звала помочь мне! Ты приехал?

— Звала надсмотрщиком? Полосовать кнутом спины своих непослушных «книггеров»? Самому писать за них?

Светлана наконец взяла себя в руки, нервно достала из пачки сигарету — как видно, курение стало уже неотъемлемой её привычкой.

— Твоё дело было не рассуждать, а бросить всё и мчаться на крыльях ветра.

Андрей, как ни странно, тоже успокоился, он просто млел от счастья, что находится в этом кабинете, рядом с той, которую он любил больше всего на свете, несмотря на обвинения, которые она бросала сейчас в его адрес, и ни о чём не мечтал, кроме того, чтобы это продлилось как можно дольше.

Но Светлана уже разгадала его состояние.

— Ладно, — холодно сказала она, раздавив в пепельнице окурок. — Визит окончен. Надеюсь, что мы больше никогда не встретимся. Не забудь свой роман.

Андрей поднялся.

— Пожалуй, лучше оставлю. Прочитай хотя бы. А может, и на условия твои соглашусь. Кто знает, как жизнь прижмёт? Я действительно сейчас далеко не в самом лучшем положении.

Глава 4

Стоило ли прилагать столько усилий, сбивать себе ноги, обивая пороги, чтобы убедиться в справедливости слов Геннадия о «перемене декораций»? Собственно, а что ему оставалось делать? Рассеянно глядя в окно еле плетущейся электрички, Горячев внимательно перебирал в памяти детали сегодняшней, уже восьмой по счёту, поездки в поисках работы и всё больше отчаивался. Главное — никто ему не отказывал, всегда находились какие-то варианты, но суть их была одна: «войти в обойму», стать послушным винтиком. Да и таких вариантов скоро не будет, обоймы заполнятся. Как же теперь ему существовать? Оставаться на веки вечные сторожем? «А, тогда тебе такая работа в самый раз». Понимал бы ты что-нибудь в нашем ремесле, хозяин-барин! Что я могу «сотворить» после бессонной ночи? Я ведь не поэт, и не журналист. А что — может, как раз и податься в журналисты?

Войдя в квартиру, Андрей так и обомлел, услышав со стороны кухни звуки, не оставлявшие никаких сомнений в том, что готовится ужин. Галина вернулась? Или забрался какой-нибудь бомж? Но недоразумение, к счастью, быстро развеялось: на звук хлопнувшей двери выглянул его сын, Олег.

— Привет, па! — ухмыльнулся он. — Решил вот к тебе заглянуть, а то общага совсем заела! Эй, Василина, не можешь поскорей? Хозяин вернулся, голоден, как сто и один далматинец.

Андрей удивился:

— Ты что, с невестой? Не ожидал. И она у тебя готовить умеет? Значит, не из современных?

Олег ухмыльнулся ещё шире.

— Ага, с невестой! Куда уж мне! У нас в семье и так всё перемешалось, почти как «в доме Облонских»!

— У меня всё готово! Олег, помоги, — послышался вдруг слишком хорошо знакомый Горячеву голос.

Андрея так и передёрнуло, он даже не стал дожидаться удобного момента для выяснения отношений.

— Василина — это что, новый псевдоним? — холодно спросил он внезапно появившуюся в дверях Неточку.

— Нет, — ничуть не смутившись, ответила та, — это моё настоящее имя. Прошу, так сказать, любить и жаловать. По условиям контракта я обязана была забыть о нём на определённое время, но контракт, к счастью, закончился. Все те собачьи клички, которые вы ко мне почти три года примеряли, теперь уже не мои. И я уже не та, — не удержалась всё-таки новоявленная Вася-Васька-Васечка (как теперь прикажете её называть?) от того, чтобы не повысить голос. — Не «Неточка», не «Косточки» и не «26 Дней». Мы объяснимся, у нас ещё будет время, но давай лучше не при Олешке. К тебе сын приехал, Андрей, сын, с матерью которого ты расстался навсегда. А он приехал. Повторить? Или ты наконец и сам понял?

Однако Андрею нелегко было успокоиться, перестроиться.

— Это он открыл тебе дверь?

— Нет, соседка, Валентина. Ты забыл, что оставлял ей ключи и так и не забрал до сих пор? Я взяла, чего им у неё болтаться.

— Что ты ей наплела? — не унимался Андрей, хотя и видел краем глаза, что улыбка всё больше и больше сползает с лица Олега.

— Зачем плести? Просто сказала правду — я твоя невеста. В доказательство продемонстрировала ей свой загар, он у нас с тобой совершенно одинаковый.

— Невеста? — чуть не задохнулся от возмущения Андрей. — Да какая ты мне невеста?

— Обыкновенная, современная. Сейчас любой парень, раз с ним живёшь, уже жених, первую встречную девушку поцеловал — уже невеста. Разбежались — новый жених, новая невеста. И так до бесконечности. Очень удобно. И никому ничего не надо объяснять. Ладно, ты успокоился, надеюсь? Садись за стол, голоден, наверное, вряд ли куда-нибудь заходил, сразу домой с электрички. Только руки помой, полотенце я повесила свежее. У тебя даже мыла не было. Господи, как ты живёшь?

Андрей уже понял, что всё больше и больше выглядит жалким, смешным, попытался взять себя в руки, успокоиться.

— Хорошо. — Он радостно потёр одна о другую ладони, — Где же ужин? Я действительно голоден, как кашалот.

Больше всего его удивило, что за столом в конце концов оказалась и его незабвенная соседка Валентина. Без её помощи, а тем более её холодильника, обойтись вряд ли оказалось бы возможным. В итоге понадобилась ещё и магнитола, потому что всем вдруг, в одночасье (кроме Андрея, разумеется), захотелось танцевать.

— Что мы празднуем, интересно? — поинтересовался он у Валентины, оказавшись с ней в медленном танце.

— Как что празднуем? День рождения. Вы что же, Андрей Борисович, наверное, и о подарке забыли? Тогда бегите скорее — может, какой-нибудь киоск ещё и открыт.

Андрей немедленно двинулся к Василине, перехватил её у Олега.

— Это что ещё за день рождения? «Кошкины именины»? Или просто мелкая афера, чтобы выманить у добропорядочных граждан «что-нибудь на пропитание»?

Василина грустно покачала головой.

— Да, не везёт мне с именами. Даже настоящее подкачало. Что можно к нему подобрать уменьшительное-ласкательное? Лина? Большинство Васькой зовёт, ты прав, как кошку. Но я уже давно не обижаюсь. Что ж, Андрей, ты раскусил меня. День рождения у меня и в самом деле нескоро, но почти три года я жила под чужим именем, как подпольщица, разве это не повод? Кроме того, у меня сегодня новоселье. Я перебралась к тебе, если не навсегда, то, по крайней мере, на о-очень продолжительное время, так что мы теперь как бы в гражданском браке, почти что муж и жена… Что, и это тебя не веселит? Ну, Андрей, столько поводов просто потанцевать и выпить, а ты застыл, как статуя Командора. Давай, давай, включайся. Мы тут, кстати, без тебя с Валентиной прекрасно провели время. Когда готовили, заложили за воротник немного, увидели у тебя кассету, решили, что порнушка, но я быстро всё поняла, тут же поменяла на другую киношку, уже из Валиной коллекции. Зна-а-ешь, у неё такие вещи, я ни за что бы не подумала!

Андрей помрачнел.

— И что там конкретно?

— Где?

— Ну, на той, первой, кассете?

Василина поколебалась, затем спросила в свою очередь:

— А ты разве не догадываешься? Фильм. Кстати, очень, просто на редкость высокохудожественный. Настоящий блокбастер.

— Как устроить, чтобы и я сподобился срочно его вкусить?

Василина уже кляла себя нещадно за то, что проболталась, однако вино всегда делало её непомерно словоохотливой.

— Нельзя подождать с этим? Хотя бы до завтра, — с досадой спросила она. — Ты хочешь испортить себе и всем нам такой вечер?

— Хочу, — решительно кивнул Андрей.

— А что лично мне за это будет? — кокетливо, с потешными хриплыми, пьяными нотками в голосе, поинтересовалась Святая Простота.

— Всё, что попросишь!

— Эге, звучит заманчиво, — тут же сориентировалась Вася, которая с другим именем, казалось, полностью переменилась характером. Она отвела в сторону Валентину, что-то пошептала ей на ухо, затем взяла ключи и кивнула Андрею: «Пошли!», как можно незаметнее постаравшись прихватить с собой злополучную кассету.

В квартире Валентины она уселась подальше за спиной Горячева, чтобы ему не мешать. Андрей хотел было совсем прогнать бывшую «Неточку», но скоро понял, что она здесь лицо весьма и весьма заинтересованное. Фильм был снят, несомненно, профессионалом, с некоторой даже стилизацией под Ларса фон Триера, как бы для того, чтобы придать происходящему больше достоверности, и, несомненно, обошёлся заказчику (точнее, заказчице) в кругленькую сумму. Был даже сюжет, фабула которого раскручивалась довольно комично и, главным образом, эротично. Некий писатель со своей соавторшей, обладательницей великолепных телес и неиссякаемой жизненной энергии, а также совершенной дурнушкой секретаршей всколыхнули жизнь небольшого курортного городка не столько своим творчеством, сколько невероятными, скандальными похождениями в сочетании с самой что ни на есть откровенной беспринципностью. В действии было очень много монтажа. К примеру, некоторые суперэротические сцены, происходившие в интимной обстановке, давались как бы на глазах шокированной толпы. Эпизоды с Косточками, снятые уже после отъезда Принесённой Ветром, были вплетены в канву так, что получался как бы роман втроём, начинавшийся с подсматривания 26 Днями любовных сцен через замочную скважину, закатывания глаз под душем и кончавшийся эпизодами, опять же, благодаря умелому монтажу, сильно смахивавшими на групповуху.

Фильм продолжался без малого три часа, но смотрелся на одном дыхании. Было сделано немало ответвлений, которые могли бы превратить его в боевик, детектив, эротический, даже мистический, триллер: например, очень умело снятая сцена, когда Андрей не даёт Анюте вылезти из ванны, погружая и погружая её обратно. Этот эпизод вполне можно было бы определить поворотным, после чего Анюта в сюжете больше не появилась бы вообще. Ну и так далее: Горячеву, как Мастеру Безвыходных Ситуаций, не нужно было ничего объяснять. В итоге получилась классическая мелодрама: крики Анюты о том, что она больше так не может, что ей всё донельзя осточертело, относившиеся к творчеству, были очень умело переведены на личные отношения. Получалось, что «дурнушка» в итоге победила и «герой» довольно быстро смирился с этим, найдя в ней все черты, в том числе и эротические, легендарной Золушки.

— Ладно, всё ясно, — вздохнул Андрей под глубоким впечатлением от увиденного, — пора спать, уже поздно. Чёрт бы побрал всех этих идиотов. Кому, интересно, так понадобилась моя личная жизнь? Ты идёшь? Не знаю только, где ты пристроишься на ночь, таинственная незнакомка. Если только на полу. Но предупреждаю, что у меня даже лишней смены постельного белья нет.

Василина поморщилась.

— Не дури, Андрей, куда мы пойдём, сейчас уже второй час ночи. Ты так ничего и не понял? Может, тебе объяснить?

Андрей насторожился.

— А что, интересно, я должен понять? — Тут только до него дошло: — Постой, ты хочешь сказать, что Олег и Валентина… Он с ума сошёл, она же вдвое старше него! Идиот, в институте полно молоденьких девчонок, а тут нате вам с кисточкой! И давно это у них?

Василина тяжело вздохнула, ей нелегко было выдавать чужие секреты.

— Ну, почти сразу, как твоя жена к Геннадию переметнулась. На парня это так подействовало, а тут и утешительница под боком. Человек давно в разводе, сын полтора года как в армии. Вообще-то ясно, кто ей на самом деле всегда нравился, но ты ведь у нас такой неприступный. Крепость, оплот, цитадель. Ладно, ты особенно не переживай, у них нет ничего серьёзного, чадо твоё в надёжных руках, надо же ему где-то постельного опыта поднабраться? А это, между прочим, очень и очень важно в жизни. Вот я сейчас убедилась, ты ведь такие штучки знаешь, а на мне ни одной не испробовал. Это несправедливо. Сегодня же и начнём.

Андрей смотрел на неё во все глаза, не в силах переварить первые две новости, а тут ещё третья.

— Слушай, ты то зачем здесь объявилась? Тебе что, совсем делать нечего? Ездишь по гостям?

Василина не выдержала, расплакалась. Нервы у неё окончательно сдали, хоть она и крепилась весь вечер.

— А куда мне было ехать? У меня, кроме тебя, теперь никого больше нет. Не поверишь, Андрюша, я почти три года терпела всё, что только можно, я и спать-то с тобой напросилась поначалу исключительно только из-за того, чтобы тебя там, в Крыму, удержать, чтобы, опять же, больше денег подзаработать. Дергалась под тобой, а сама себя в институте воображала, потом, правда, втянулась: понравилось. Как говорится, сочетала приятное с полезным. И всё-таки ещё немного, ещё чуть-чуть (даже зарубки начала делать) — и я студентка! Нет, ты не в состоянии вообразить, что это значит. Для меня, по крайней мере. Нормальная работа потом, шансы даже при моей отнюдь не модельной внешности удачно выйти замуж. Всё! А теперь ничего. Меня обокрали. И кто же? Моя собственная мать! Забрала все деньги до копейки: пусть, мол, у меня полежат, я их спрячу понадёжнее. А теперь не отдаёт. Сидит со своим хахалем, который тут же появился после моего отъезда, подливает себе водочки в стаканчик и, знаешь, здраво так рассуждает: «Пожалей меня, Васенька, я ведь старенькая, ты ещё себе заработаешь, а мне-то как жить? Вдруг болезнь — где взять денег на операцию? А помру, опять же — на что хоронить? Институт! Тьфу! Что толку в нём, в институте? Я вот тоже, как тебе известно, с высшим образованием, а пенсия — сущие гроши». Ну, я до сих пор в шоке, конечно: и в скандал, и в слёзы. Как только не убеждала её! Всё без толку. Даже жить мне теперь негде: новоявленный «отчим» на следующее же утро ко мне в кровать полез, когда мать ушла за хлебом. Огрела я его настольной лампой по башке, а матери хоть бы что: «Ну, пошутил человек, а ты сразу, как ненормальная!» Одним словом, чемодан собрала — и на электричку. Андрюш, ради бога, мне уже не до шуток, ты не прогоняй меня, ладно? Я понимаю, конечно, ты другую любишь — ну и люби себе, разве я против? Как только понадобится, место я тут же освобожу. А пока — ты один, я одна. Ты ведь знаешь — поесть приготовить, постирать — я всё умею.

Да, это, пожалуй, было венцом всего.

— Ну а как же жених?

— А его никогда и не было. Это я просто так наплела: условия выторговывала, чтобы больше цену набить.

— Ладно, — устало махнул Горячев. — Давай спать. Ты хоть с ней договорилась, что мы сегодня здесь, в её квартире?

— Конечно, конечно, — радостно засуетилась Василина. — И уж ты постарайся сегодня, а, Андрюша! Я так давно с тобой не была, а ты столько времени обманывал бедную девочку, обращался с ней, как с ребёнком, а я по-настоящему, на полную катушку хочу.

Что было делать? Всё-таки имя ничего не изменило. Косточки так Косточками и остались. Но даже после полутора часов бурного секса Василина не угомонилась.

— Был у неё? Когда? Вчера, позавчера? Не таи в себе, расскажи.

Глава 5

Андрей и сам не знал, с чего бы вдруг он так разоткровенничался перед Василиной. Однако ему важно было не просто обдумать, но до самых мельчайших подробностей вспомнить содержание памятного разговора: и попытку официоза, и дрожащие руки Светланы у сейфа, и то, с каким выражением лица она швырнула на стол перед ним кассету. Да и сама эта проклятая порнушка, которую, по всем прикидкам, хоть сейчас запускай в интернет.

— Она тебя любит, — со вздохом выдала резюме Василина.

— Ты так думаешь? Всё ещё? Несмотря ни на что? — не поверил её словам Андрей.

— Нет, не всё ещё. Тогда не понимала, теперь точно знает, что не может без тебя жить.

— Доказательства?

— Ну хотя бы эта кассета. Ещё — предложение купить твой роман.

— Ну, с кассетой не совсем всё ясно, да и роман…

Денег у Василины тоже не было, последние гроши она истратила на пресловутые «кошкины именины». Поэтому, не мудрствуя лукаво, со второй половины дня она уже подменяла отправившуюся в отпуск продавщицу из той же палатки, которую сторожил Андрей. Она довольно быстро нашла общий язык и с хозяином, и с покупателями, и скоро никто уже не подозревал в ней дебютантку.

Горячеву, между тем, предстояло выдержать ещё одно испытание: разговор с сыном. Но Олег первым начал.

— Па, ты не осуждай меня за Валентину. Это просто жизнь. Ну а про то, как ваш разброд на меня повлиял, тоже не думай — я достаточно взрослый. Да и вообще я тебя хорошо понимаю. Матери нужно было всего лишь дать тебе время, ты бы вернулся, вне всяких сомнений, ты ведь обязательный человек. Да и о чём я говорю, па: тут чистейшей воды литература. Они никто не в состоянии понять таких вещей. Тут другой мир и нельзя постоянно жить в раздвоении. Когда-нибудь вдруг неизменно приходит момент, когда хочется соединить несоединимое. Он может пройти, а может… и не пройти.

— «Они», — насторожился Андрей, — почему «они», я случайно не ослышался?

Олег долго молчал, затем тяжело вздохнул.

— Да, па, ты не ослышался, «мы» и «они». Случилось непоправимое — я тоже решил стать писателем.

— Господи! Что я слышу? — стукнул Андрей со злостью кулаком по диванному валику. — Олег, что за бред? Что ты несёшь, мы ведь уже говорили на эту тему, и не раз. Ты же мне обещал!

Олег ещё раз вздохнул и развёл руками.

— Разве такие вещи всерьёз можно обещать, па? Ты же сам видел: я сделал всё, чтобы не повторить твою судьбу. Литература и математика — считай, я убежал на другой полюс, а толку что? Вот устроился я работать в одну фирму, чтобы немного приодеться. Так и стал всасываться в меня, как в вакуум, жизненный материал. И уже ничего не могу с собой поделать: в голове диалоги, сцены, образы сами собой разрастаются, соединяются. У меня тут зачёты, экзамены, а я будто в другом мире, счастлив, как последний идиот. Нет, па, ты не бойся, я по твоему пути не пойду. Коммерция, только коммерция, никакой серьёзности, насмотрелся я, слава богу, как ты одну и ту же сцену переделываешь по сто раз. И всё-таки — ты мне поможешь, а? Ты ведь мастер, па, мать в подобных делах ничего не смыслит, ну а я-то знаю: таких, как ты, можно пересчитать по пальцам. Неужто с родным сыном ничем не поделишься из своего загашника?

— Ладно, — обессилено отмахнулся Горячев. — Ехал бы ты лучше к себе в институт. У меня и без тебя голова уже кругом идёт.

— Да я понимаю, па, — обрадовано улыбнулся Олег. — Сначала, кровь из носа, диплом, и чтобы непременно с отличием, аспирантуру вот ещё надо закончить. Как говорится, не горит. Но я не передумаю, не надейся. Я твёрдо решил. Для меня без этого жизнь — не жизнь.

«О, Господи, — устало подумал Горячев, — сколько ещё на свете идиотов? И все они липнут ко мне, как мухи на мёд. Чем же я это заслужил?».