Выбор ее сердца

Никки Логан, 2015

Вот уже год Эвелин Рид разыскивает своего пропавшего брата. Молодая красивая женщина одна колесит по дорогам Австралии в автофургоне и расклеивает объявления. Однажды на пустынном шоссе она наткнулась на потерпевшего аварию Маршалла Салливана, большого, умного, доброго человека и убежденного холостяка. Что-то в Эвелин тронуло его сердце, он принял участие в ее горе. Страсть бросила их друг к другу, и Маршалл понял, что эта женщина создана для него, но на его призыв, хотя и с болью в сердце, Эва ответила отказом, ведь у нее другая цель. И тогда он решил помочь ей, пусть даже она его об этом не просила…

Глава 2

Внимание Маршалла привлекли громкие голоса. Один из них женский, раздраженный и отчаянный, почти тонувший в агрессивном пьяном мужском хоре.

— Остановитесь!

Прохожие образовали широкий круг, в центре которого находился объект интереса. Маршалл подошел ближе, вместо того чтобы бежать куда глаза глядят, благо нога почти не болела. Если происходит что-то нехорошее, кто-то из собравшихся наверняка вмешается или хотя бы позовет на помощь. Ему нет нужды вклиниваться в подвыпившую толпу.

Тем не менее именно это он и сделал, осторожно лавируя в людской массе, пробрался в центр круга и увидел здоровяка, активно рвущего какие-то бумаги и разбрасывающего клочки во все стороны.

— Опять ты свои бумажки расклеиваешь! Не бывать этому! — рычал он.

Спиной к Маршаллу стояла женщина с темными волосами, собранными в небрежный конский хвост. По сравнению с обидчиком она казалась крошечной, но отступать не собиралась.

Маршалл тут же узнал в ней маленькую мисс Злючку.

— Это общественная доска объявлений, — твердила она, не обескураженная его габаритами.

— Только для жителей Норсмана, — басил тот, — а не для бродяг с востока вроде тебя.

— Общественная, — не сдавалась она. — Мне что, по буквам произнести?

Маршалл подумал, что ей не помешает усвоить несколько правил поведения в конфликтной ситуации. Судя по виду, этот парень пьяница и ксенофоб, поэтому не стоит оскорблять его в присутствии толпы местных жителей.

Она протолкнулась мимо него и с помощью степлера приколола на доску объявлений еще одну листовку. Такие доски, установленные вдоль пустынных шоссе, Маршалл встречал в Мадьюре, Коклбидди и Балладонии^[2]. Объявления о пропавших людях. Новые хрустящие листы поверх старых истрепавшихся.

— Остановитесь!

Нет, этот здоровяк определенно не собирается останавливаться, а теперь еще и его приятели вмешались. Проклятье!

Маршалл протолкнулся в центр круга и спокойным, но не терпящим возражений голосом, каким, бывало, успокаивал расшумевшихся коллег на заседаниях, объявил:

— Шоу окончено, ребята.

Человеческое стадо тут же переключило внимание на него. Борода и татуировки обескуражили здоровяка и его приятелей всего на мгновение, но большего и не требовалось.

— Поищем для ваших листовок другое место, — обратился он к маленькой мисс Злючке и ловко забрал у нее пачку бумаг и степлер.

Она резко развернулась к нему, но узнала не сразу.

— Немедленно верните.

Маршалл обратился к собравшимся:

— Все, ребята, расходимся.

Толпа расступилась, пропуская его. Эве пришлось последовать за ним.

— Это мое!

— Поговорим вон за тем углом, — процедил он сквозь зубы.

— Может, он специально сбежал, чтобы от тебя избавиться! — крикнул вслед здоровяк.

Эва тут же развернулась и бросилась обратно. Сунув пачку бумаг под мышку, Маршалл устремился за ней и успел поймать до того, как она снова оказалась в эпицентре урагана, где с нетерпением поджидали трое мужчин. Он оторвал ее от земли, обхватив за талию, и прошептал на ухо:

— Не делайте этого!

Она извивалась, стараясь вырваться, отчаянно ругалась, пока он уносил ее дальше от улюлюкающей толпы.

— Поставьте меня, тупица вы этакий!

— Единственная тупица здесь та, кого я только что спас.

— Мне и прежде приходилось иметь дело с деревенщинами вроде этих.

— О да, вы отлично справлялись.

— Я имею право расклеивать здесь листовки.

— Имеете, спорить не буду. Но могли бы просто подождать немного, пока пьянчуги потеряют интерес, тогда спокойно завершили бы начатое.

— Там ведь было человек тридцать.

— И все они не спешили вам помогать.

«Ну, это так, на случай, если она не заметила».

— Не нужна мне их помощь, — презрительно бросила она. — Я хотела привлечь внимание.

— Что, простите?

— Тридцать человек прочли бы листовку и запомнили, о чем в ней говорится. В противном случае просто прошли бы мимо.

— Вы это серьезно?

Она отняла у него пачку листовок и степлер и прижала к груди:

— Конечно. Я в этом не новичок.

— Не знаю, что и думать. Из-за татуировки и кожаной куртки вы обращались со мной, как с отверженным, а тут не побоялись выступить против целой компании выпивох.

— Я привлекла внимание.

— А банк вы, случайно, не собираетесь ограбить? Добьетесь схожего эффекта.

— Вы не понимаете, — возразила Эва, прожигая его взглядом.

Не удостоив его прощанием или благодарностью, она развернулась и зашагала прочь. Он негромко выругался.

— Так просветите меня. — Он догнал ее, стараясь не обращать внимания на боль в ноге.

— Зачем?

— Я только что рисковал своей шкурой, спасая вас, вы у меня в долгу.

— А я помогла вам на шоссе, и мы квиты.

Невозможная женщина! Маршалл остановился:

— И все же.

Эва прошла еще несколько шагов, обернулась:

— Вы хоть видели листовку?

С самой границы только их и вижу.

— И что на них написано?

Маршалл нахмурил брови, пытаясь припомнить. Мужское лицо, горстка слов, одно крупными буквами: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ».

— Пропал человек.

— Именно. Вы с самой границы их видели, но не запомнили ни внешности этого человека, ни имени, вообще ничего. — Она шагнула к нему. — Вот почему так важно привлекать внимание людей.

Маршалл почувствовал себя последнем тупицей, кинувшимся спасать попавшую в беду девушку.

— Чтобы они запомнили текст. И вас.

— Его! — Ее гнев испарился, как воздух из спущенного шарика.

— Вы во всех городах затеваете подобные противостояния?

— Делаю все, что могу.

Мимо проезжали машины с грохочущими стереосистемами. Маршалл вдруг увидел маленькую мисс Злючку в новом — печальном — свете.

— Простите, что помешал вам. Там, откуда я родом, не принято проходить мимо кричащей на улице женщины.

Его слова не соответствовали действительности. Он вырос в опасном районе, где зачастую лучшим решением было притвориться глухим и слепым, но дедушка с бабушкой воспитали его иначе, в отличие от брата Рика, предпочитавшего следовать материнским советам и не высовываться.

Эва изучающе смотрела на него.

— Вы, должно быть, то и дело попадали в беду?

Это точно.

— Позвольте угостить вас. Что-нибудь выпьете? Подождем, пока парни разойдутся, и я помогу расклеить листовки.

— Не нужна мне ни ваша помощь, ни защита.

— Ладно, но я хочу внимательно прочесть текст.

На ее лице отразилась неуверенность, как на шоссе.

— Или мой наряд до сих пор вас беспокоит?

Она оценивающе рассматривала его глаза, бороду, губы:

— Нет. Вы меня не обокрали и не убили. Думаю, несколько минут с вами в людном месте ничем не грозят.

В ее голосе звучало предупреждение. Маршалл невольно улыбнулся. Ее строгое личико напоминало маргаритку в шторм.

— Если бы я хотел причинить вам вред, давно бы это сделал. И спаивать не потребовалось бы.

— Воодушевляющее начало разговора.

— Вам известно мое имя, — Маршалл сделал пару шагов в сторону паба, — а мне ваше нет.

Она смерила его оценивающим взглядом, протянула руку с зажатым степлером.

— Эвелин Рид. Эва.

Он пожал ее вместе со степлером:

— Что будете пить, Эва?

— Я не пью, по крайней мере в пабах. А вы не стесняйтесь.

«Трезвенница в захолустном пабе? Будет весело», — решил он про себя.

Отправляясь в дамскую комнату, Эва доверила Маршаллу листовки. Вернувшись, застала его за изучением одной из них.

— Брат? — поинтересовался он, пока она усаживалась.

— С чего вы взяли?

Он постучал пальцем по фамилии на листовке:

— Трэвис Джеймс Рид.

— Может, это мой муж.

Маршалл прищурился:

— Он похож на вас, те же темные волосы и разрез глаз.

— Все так говорят.

— Трэв — мой младший брат.

— Он пропал?

Эве было ненавистно прозвучавшее в его голосе сочувствие. Наверняка решил, что случилось что-то плохое. Правда, она и сама каждый божий день об этом думала.

— На следующей неделе исполнится год.

— Страшный юбилей. Поэтому вы здесь? Его в этих местах видели в последний раз?

Она вскинула голову:

— Нет, в Мельбурне.

— Что же привело вас на запад?

— На восточном побережье я уже все города объездила.

Маршалл нахмурил брови:

— Не понял?

— Я ищу его. Объявления расклеиваю, справки навожу.

— А я решил, что вы в отпуск приехали или что-то в этом роде.

— Нет. Это моя работа. — Теперь. Прежде Эва работала графическим дизайнером в крупной маркетинговой фирме.

— В смысле — расклеивание листовок?

— Поиски брата. Разве может быть что-то важнее?

Его смущение было не ново. Не он первый не мог уразуметь ее мотивов. Даже отец не понимал. Ему было проще объявить Трэвиса мертвым и оплакать. Эва к этому не готова. Она представляла, что почувствовала бы, если бы брат умер, ведь они всегда были очень близки.

— Значит, вы колесите по дорогам и расклеиваете объявления?

— Именно. Пытаюсь всколыхнуть людские воспоминания.

— На восточное побережье у вас ушел целый год?

— Около восьми месяцев. Потом я хотела отправиться на север. — «И вот где оказалась», — мысленно добавила она.

— Что было до этого?

Эву снова затопило чувство вины за два потерянных месяца, когда она ждала помощи от полицейских, оказавшихся совершенно бесполезными. Ей следовало раньше взяться за поиски!

— Я доверяла системе.

— Власти его не нашли, да?

Десятки тысяч людей пропадают каждый год. Я поняла, что только семья может поставить поиски Трэва превыше всего.

— Так много?

— Подростки. Дети. Женщины. Многих довольно быстро находят.

Маршалл бросил взгляд на листовку:

— Здоровые восемнадцатилетние юноши не попадают в верхние строчки списка поиска?

У Эвы в горле образовался ком.

— Только если налицо признаки убийства.

Власти отказались считать затяжную депрессию Трэвиса психическим расстройством, хотя его шкафчик в ванной был полон психотропных препаратов.

Официантка с ужасными розовыми волосами со стуком поставила перед Маршаллом пиво, а перед Эвой лаймовый коктейль и удалилась.

— Теперь понятно, зачем вам автобус. Внутри очень уютно!

— Я в нем живу. Дом пришлось продать, чтобы выручить деньги на поездку.

— Вы продали дом?

Она вздернула подбородок:

— И с работы уволилась. Не хотела, чтобы что-то отвлекало от моей миссии. — Она замерла, ожидая осуждения.

— Ваш поступок вполне оправдан.

Такая оценка обескуражила. Обычно люди упрекали ее в глупости или даже безумии, намекая тем самым, что она такая же, как брат.

— И все на этом? Не станете давать мудрых советов?

Маршалл посмотрел ей в глаза:

— Вы взрослая женщина и поступили так, как считали нужным. Как я понимаю, продали свою собственность.

Эва внимательно всмотрелась в его лицо. Здоровая без изъянов кожа, скрытая косматой бородой, ясные глаза и ровные зубы.

— А ваша история?

— Нет никакой истории. Я путешествую.

— Вы не байкер. — Утверждение, а не вопрос.

— Не каждый владелец мотоцикла обязательно состоит членом байкерского клуба.

— Но вы похожи на байкера.

— Кожу я ношу потому, что она защищает при падении на асфальт, а бороду отрастил, чтобы иметь удовольствие не бриться. Нужно потакать маленьким слабостям, особенно путешествуя в одиночестве.

Эва посмотрела на татуировку кинжала:

— А тату?

Он тут же помрачнел.

— Все мы когда-то были молоды и импульсивны.

— Кто такая Кристина?

— Не важно.

— Ну, Маршалл! Я же показала вам скелет в шкафу.

— Что-то мне подсказывает, вы показываете его любому, кто готов слушать.

От нее не укрылся сквозящий в его голосе критицизм, она выпрямилась на стуле:

— Вы сами меня расспрашивали, не забывайте.

— Не обижайтесь! Мы едва знакомы. Зачем бы я стал изливать вам душу?

— А зачем тогда бросились спасать незнакомку на улице?

— Просто не хотел, чтобы вас как следует отдубасили. Но это вовсе не значит, что я готов демонстрировать свое грязное белье.

— Значит, Кристина — грязное белье?

Маршалл сжал губы в тоненькую ниточку и встал из-за стола:

— Спасибо, что составили компанию. Удачи в поисках брата.

Эва тоже вскочила:

— Маршалл, подождите!

Он медленно повернулся.

— Простите меня. Боюсь, я совсем разучилась общаться с людьми.

— Это точно.

— Где вы остановились?

— В городе, — неопределенно ответил он.

— Знаете, я… мне надоело питаться в автобусе в одиночестве. Не хотите позже поужинать вместе?

— Не думаю.

«Уходи, Эва! — приказала она себе. — Это разумнее всего».

— Мы сменим тему. Не станем говорить ни о моем брате, ни о вашей Кристине. Можем рассказать друг другу о местах, которые посетили, о любимых достопримечательностях.

Маршалл на мгновение прикрыл глаза, но в конце концов сдался.

— Через дорогу от моего мотеля — кафе. В конце этой улицы.

— Отлично.

Обычно Эва не ела в кафе в целях экономии, правда, прежде у нее никогда не было компании. Один ужин не повредит, даже с незнакомцем. Пусть и через дорогу от его номера в мотеле.

— Это не свидание, — поспешно добавила она.

— Нет, — криво усмехнулся он.

Наблюдая за тем, как он выходит из бара, весь затянутый в кожу, Эва чувствовала себя идиоткой. Разумеется, это не свидание, и он сразу все понял. Косматые одинокие волки, разъезжающие на мотоциклах, с женщинами не церемонятся. И на свидания не ходят.

О еде она заикнулась лишь потому, что хотела извиниться за свое поведение, учитывая, как он спокойно и с интересом воспринял рассказ о Трэвисе.

«Рукалицо»^[3], — вспомнилось любимое выражение брата, отлично соответствующее ситуации. Ей не помешает принять душ и отдохнуть, тогда, возможно, манеры улучшатся, а гормоны успокоятся.

Покрытый дорожной пылью байкер определенно герой не ее романа, сколь бы обворожительно он ни улыбался. Обычно она с трудом переносила запах пота, исходящий от мужчин в австралийской глубинке, но, когда Маршалл Салливан прижал ее к себе, тело отреагировало на крепкие объятия, исходящий от груди жар и слова, что он ей шептал.

Пусть даже борода и колючая.

Эва не любила бородатых мужчин.

Мужчина, разъезжающий по стране в одиночку, наверняка преследует какую-то цель. Спасается бегством, устраняется от общества, прячется от властей. А может, подобно ей, бросил жизни вызов.

Как бы то ни было, у нее внезапно возникло огромное желание снова посидеть с ним за одним столом.

— Тогда увидимся в семь тридцать! — крикнула она ему вслед.

Эва злилась на себя за опоздание, но еще больше на Маршалла Салливана за то, что до сих пор не появился. Неужели ухитрился заблудиться, переходя улицу?

Она обвела взглядом посетителей маленького кафе. Пожилая пара, уткнувшийся в книгу одиночка, двое друзей, спорящих над спортивной газетой. Снова посмотрев на читающего потрепанную книжицу мужчину, сидящего за барной стойкой, обратила внимание на его руки — очень красивые руки — и шагнула к нему.

— Маршалл?

Он поднялся. Сбрив бороду и усы, он не просто изменился, но стал совершенно иным человеком, хотя волосы по-прежнему оставались нестриженными. Зачесанные назад, они открывали гладкий широкий лоб и притягивали внимание к глазам.

Он заложил страницу салфеткой и закрыл книгу.

— «Путешествия Гулливера»? — удивилась Эва, взглянув на обложку. На самом деле хотелось воскликнуть: «Ты побрился?»

— Я всегда вожу с собой несколько любимых книг.

Она села рядом, не сводя глаз с его обновленного лица и пытаясь припомнить, как он выглядел, когда, потный, грязный и нечесаный, встретился ей на безлюдном шоссе.

— Какие книги в числе ваших любимых?

Он на секунду задумался:

— О путешествиях. Это свойственная человеку черта. Гулливер служит вечным напоминанием о том, как важна в жизни перспектива.

Эве больше всего нравилось описание лилипутов. Между ними повисло молчание.

— Вы побрились, — наконец выпалила она.

— Да.

— К ужину? — Который не был свиданием.

Он отрицательно качнул головой:

— Я периодически бреюсь. Так что вычеркните эту фразу и начните сначала. Даже символы свободы нуждаются в уходе.

— Так вот чем является для вас борода? Символом свободы?

— Так же как для вас автобус.

— Нет-нет, это всего лишь транспортное средство, совмещенное с жилищем.

— Не забывайте, я был внутри. Это не жилище, а святилище.

Эва была с ним полностью согласна, но не решилась открыто признать правоту его слов.

— Я выкупила «Бедфорд» у старого плотника. У него умерла жена, и он не мог продолжать путешествовать без нее.

— Интересно, понимает ли он, чего лишился?

— Не вы ли только что утверждали, как важна перспектива в жизни человека?

— Верно.

К ним подошла официантка средних лет, отдуваясь так, будто шесть посетителей кафе слишком много для нее, и, приняв заказ из ограниченного меню, удалилась.

Маршалл вскинул бровь, удивленный выбором Эвы:

— Уж не перед марафоном ли вы решили углеводами подзарядиться?

— Вы же видели мою печку. На ней можно приготовить лишь самые простые блюда, так что время от времени нравится есть в кафе что-нибудь, зажаренное во фритюре.

Кроме того, в кипящем масле погибают любые бактерии. Нет ничего хуже, чем застрять с пищевым отравлением в богом забытом городке или на шоссе, где внутренности будет выворачивать прямо на гравий.

— Теперь вы знаете, на какие средства я путешествую по стране. А что насчет вас?

— Торговля оружием и наркотиками, — серьезно глядя на нее, ответил он.

— Очень смешно.

— Но ведь вы именно это подумали, когда увидели меня впервые. Не так ли?

— Я увидела здорового парня на пустынном шоссе, он отчаянно хотел попасть в автобус. Как бы вы поступили на моем месте?

Маршалл прищурил глаза:

— Я, как и вы, работаю. Переезжаю с места на место.

— На кого работаете?

— На федеральное правительство.

— Ах, на федералов, — разочарованно протянула Эва. — А какой департамент?

Прежде чем ответить, он сделал большой глоток пива:

— Метеорологии.

— Вы синоптик! — недоверчиво переспросила она.

— Верно. Каждый вечер появляюсь на голубом экране с прогнозом погоды.

Ее улыбка стала шире. Откинувшись на спинку стула, он произнес заученным тоном:

— Метеорология — это наука.

— Не похожи вы на ученого. — Развитая мускулатура и татуировки никак не вязались в сознании Эвы с представителями этой профессии.

— Вам больше понравилось бы, будь я в белом халате и очках?

— Да. — Что угодно, только не черная футболка. — Что в ваших изысканиях такого важного, почему на них выделяют деньги налогоплательщиков?

— Ну, вам-то беспокоиться не о чем, вы не работаете, значит, не платите налоги.

Он прав, черт подери.

— В чем состоит ваша миссия?

— Инспектирую метеостанции, докладываю об их состоянии.

Теперь понятно, почему у него такие ухоженные руки.

— Я-то думала, вы вольная пташка на колесах, а вы аудитор.

Маршалл поджал губы:

— Боюсь, теперь я еще ниже пал в ваших глазах.

Эва с повышенным вниманием принялась намазывать маслом булочку, откусила кусочек.

— Сколько в стране метеостанций?

— Восемьсот девяносто две.

— И они послали одного человека? — удивилась Эва. Неужели местные власти не в состоянии следить за тем, чтобы опоссумы не проникали в дорогостоящие установки?

— Я сам вызвался на эту работу. Хотел сменить обстановку.

Эва предпочла не интересоваться — почему. Предполагалось, что они будут обсуждать примечательные путевые моменты.

— Где находится самая труднодоступная станция?

— В Джайлзе. Это пустыня Гибсона в семистах пятидесяти километрах к западу от Элис-Спрингс.

— А стартовали откуда?

— Из Перта. Там же и закончу.

— То есть отсюда полтора дня езды.

— Вы родом из Перта?

— Нет, из Сиднея.

Эва представила, как он объезжает страну против часовой стрелки, с запада на восток.

— Ваша миссия близится к завершению?

Его смех привлек внимание других посетителей.

— Да.

— А полюбоваться местностью оставалось время? Или только работали?

Он пожал плечами:

— Некоторые места стремился проскочить поскорее, в других задерживался. Я наделен гибкостью.

Эва прекрасно понимала, что он имеет в виду. Бывают города, которые нашептывают на ушко, точно возлюбленный, другие орут в голос, прогоняя прочь. От последних она бежала со всех ног.

— Где вам больше всего понравилось?

Маршалл пустился в воспоминания. Говорил о местах, покоривших его воображение, о доисторических, поросших папоротниками глубинах каньона Клаустрал, купании в кристально чистых водоемах на известняковых берегах Южной Австралии, умиротворяющем уединении ущелья Кэтрин в Национальном парке «Нитмилук» на севере Австралии.

— И конечно, впечатляющее местечко недалеко отсюда.

— Налларбор? — Огромная, напрочь лишенная деревьев пустынная равнина, не самое примечательное место, однако ничего другого в голову не приходило.

— Большой Австралийский залив, — уточнил Маршалл.

Эва часто заморгала:

— Вы съехали с шоссе и отправились на побережье?

— Моя цель — города. — Он наигранно подавил зевок. — Но я не мог пропустить одно из самых удивительных чудес природы всего в полутора часах езды.

— Это означает прибытие в следующий город с опозданием.

Он нахмурил брови:

— Вам нужно чаще смотреть по сторонам.

— Я на работе.

— И я тоже, но и о жизни забывать не следует. А выходные?

Прозвучавшая в его голосе критика ранила Эву.

— Не все подчиняются строгому распорядку труда и отдыха. Один день — один час — может сыграть роль во встрече с кем-то, кто видел Трэвиса.

Возможно, даже во встрече с ним самим.

— А что, если вы с этим человеком разминетесь как раз на час? Задержитесь где-нибудь полюбоваться природой, и ваши пути пересекутся…

Подобные мысли нередко терзали ее по ночам. Бесконечные «что, если…».

— Час позднее означает, что он увидит мою листовку, а час раньше — даже не будет знать о пропаже брата. — Так она всегда себя убеждала.

Маршалл пожал плечами:

— Неужели не понимаете?

— Не быстрее ли разослать объявления по электронной почте во все почтовые отделения страны и попросить служащих их расклеить?

— Дело не только в объявлениях. Я ведь с людьми разговариваю, охочусь за подсказками, пытаюсь произвести должное впечатление.

— Так вот чем вы сегодня занимались? Должное впечатление производили?

— Для достижения цели все средства хороши.

Официантка принесла заказ, расставляя на столе тарелки и стаканы.

— Мы же хотели о другом поговорить, разве нет? — весело сказала Эва, пробуя жареную картошку. — Куда вы отправитесь дальше?

— Сначала в Калгурли, потом в Саут-Кросс.

— На север. В противоположную ей сторону.

— А вы? — нейтрально поинтересовался Маршалл.

— В Эсперанс и Рейвенсторп с заездом в Израильский залив. — Могла бы сразу нарисовать план маршрута на салфетке! — После Налларбора у меня листовки почти закончились, надо зайти в отделение городской полиции. По закону они обязаны бесплатно печатать листовки с информацией о пропавших людях, — видя недоумение на лице Маршалла, пояснила она. — Ближайшее отделение в Эсперансе.

— Удобно.

— Это самое меньшее, что они могут сделать.

На большее они и не способны, но хотя бы выражают сочувствие.

— Тяжело, должно быть, везде натыкаться на кирпичные стены.

— Лучше уж натыкаться на стены здесь, чем намертво застрять в Мельбурне. Тут я хотя бы делом занимаюсь.

Ожидание дома, когда другие люди найдут брата, убивало Эву.

— У вас большая семья?

Перед глазами промелькнуло убитое горем лицо отца.

— Только отец.

— Матери нет?

Она выпрямилась. Он отказывается рассказывать о Кристине-с-татуировки, потому о ее пьянице матери ничего не узнает. Выражение ее лица говорило красноречивее слов, он поспешил сменить тему.

— Подозреваю, это наш первый и последний совместный ужин, — весело произнес он, салютуя вилкой с порцией картофельного пюре и горошка. Простая констатация факта.

Опасаясь, что ее ответ может быть воспринят как приглашение, Эва очень тщательно подбирала слова.

— Не нам судить. Наши дороги могут снова где-нибудь случайно пересечься.

Возможно ли, когда они отправляются в противоположные стороны света? Их знакомство чистая случайность. Она ехала по безлюдной дороге, он пострадал от эму и нуждался в помощи.

Маршалл пытливо посмотрел на нее и снова принялся за еду.

— Ты родом не из Сиднея?

Мысленно застонав, он отодвинул пустую тарелку. Кто бы мог подумать, что разговаривать о пустяках так утомительно? Много недель он ни с кем не был столь многословен. И все ради того, чтобы обойти молчанием его татуировку и ее пропавшего брата. Так они договорились, она следовала условиям сделки, хотя отчаянно хотела узнать больше.

Именно из-за необходимости разговаривать Маршалл избегал ужинать с женщинами, предпочитая сразу переходить к сексу. Но с Эвой такой подход не применим. Тем более удивительно, что он ответил согласием на ее приглашение. Вероятно, ему просто одиноко.

— Брисбен.

— Сколько тебе было, когда вы переехали? — Эва не подозревала о том, какие мысли у него мелькают. Не догадываясь, на какую опасную территорию случайно вступила. Маршалл вспомнил брата, маму и трудную пору юности в Сиднее.

— Двенадцать, — с трудом процедил он, напрягшись всем телом.

Умом он понимал, Эва всего лишь пытается поддержать беседу, но не мог отделаться от мысли, что за ее невинными вопросами стоит нечто большее. Двенадцать — самый неподходящий возраст вырваться из привычной среды, друзей и школы, где твердо стоишь на ногах, даже если живешь в бедном пригороде одного из крупнейших городов страны. Но для женщины, родившей второго сына только ради получения социального пособия, смена штата в погоне за более щедрыми выплатами матерям-одиночкам была делом обычным. Вне зависимости от того, кто при этом пострадает.

Ни Маршалл, ни его старший брат Рик этих денег никогда не видели. Для матери они стали лишь средством достижения цели, чтобы не остаться голодной. Рик впоследствии стал торговать наркотиками.

— И как вы жили?

— Нормально.

Она смотрела на него умными темными глазами:

— Угу.

«Теперь ваша очередь, Оскар Уайльд». Но Маршаллу ничего не приходило в голову, поэтому он сложил салфетку и отодвинул стул.

Что ж…

— Что случилось? — Эва смотрела на него с любопытством, но не осуждая. И не двигаясь с места.

— Уже поздно.

— Всего полдевятого.

Неужели прошел всего час? По его ощущениям, целая вечность.

— Я выезжаю на рассвете, чтобы до жары успеть к озеру Лефрой. И к благословенному одиночеству, когда не нужно ни перед кем изливать душу.

Эва склонила голову, волосы упали на плечо, послав в его сторону дразнящее облачко нежного аромата.

— Спасибо, что составила компанию, — запинаясь, произнес он.

— Не за что, — подыграла она.

В неловком молчании они оплатили счет — каждый за себя — и вышли на темную улицу, где в полдевятого вечера уже не было ни единого человека.

— Послушай, — начала она, посмотрев вправо и снова на него. — Я понимаю, здесь близко, но не мог бы ты проводить меня до автобуса?

Обоим вспомнились трое пьяных парней, с которыми она сегодня поругалась.

— Где ты припарковалась на ночь?

— Обычно я ищу местечко получше…

«О боже, она даже на ночь не устроена!» — ужаснулся он.

Некоторое время они шли в молчании, потом Маршалла прорвало:

— Мне в мотеле положена парковка. Можешь воспользоваться ею, если хочешь. Я подвину мотоцикл.

— Правда? — с искренней благодарностью воскликнула она. — Это было бы чудесно! Большое спасибо!

— Не за что.

Он повернул направо следом за ней и зашагал по тихой главной улице Норсмана. Оба молчали. Подойдя к автобусу, она открыла боковое окно и, просунув руку, разблокировала переднюю дверь. Дождавшись, когда она сядет в кабину, Маршалл забрался в салон.

Прежде эта территория была для него запретной, но теперь Эва вела себя спокойно, что безмерно порадовало его. Похоже, он выдержал испытание. Возможно, она изменила отношение после того, как он побрился.

Двигатель взревел, Эва развернулась к мотелю. Маршалл указал ей свое место на парковке, после чего передвинул мотоцикл. Автобус занимал больше одного парковочного места, но Маршалл решил, что это ничего, ведь кроме него в мотеле всего один посетитель.

— Еще раз спасибо за предложение. — Эва стояла у распахнутой задней двери.

В желтоватом свете, льющемся из окон кричаще яркого мотеля, Маршалл различал внутренности автобуса через открытую створку двери: неудобный диван, на котором спал, и кусочек кровати со стеганым одеялом цвета бургундского вина и двумя большими подушками.

— Стоянка для автофургонов в это время года почти пуста, — сдавленно пояснила Эва, проследив направление его взгляда. — А я предпочитаю быть ближе к людям.

Упершись плечом о корпус автобуса, он изучал ее, гадая, не передумала ли она? Быть может, открытая дверь — приглашение для него? Следует ли принять? Хорошенькую настороженную девушку, колесящую по стране с миссией, явно не назовешь легкой добычей, но ради нее можно немного поднапрячься.

— Без проблем.

Она переминалась с ноги на ногу:

— Ну, тогда доброй ночи. Увидимся утром. И еще раз спасибо.

Она твердо закрыла дверь и задернула занавеску. Разочарованно улыбнувшись, Маршалл поплелся к мотелю, думая о том, в какую неловкую ситуацию они угодили. Он такой сильный и молчаливый, она заливается девственным румянцем. И оба сожалеют.

Он отпер дверь номера. Пустое бездушное пространство, совсем не похожее на уютный салон автобуса Эвы.

Пустота и бездушие ему нравились всегда.

Примечания

2

Города в Западной Австралии.

3

Популярное онлайн-выражение в виде физического жеста «лицо, закрытое рукой», является проявлением разочарования, смущения или отвращения в ответ на явную глупость или ложную информацию.