Кокон

Никита Измайлов

Николай Евсеев по приглашению работодателя переезжает из города в село, которое было модернизировано и отстроено заново этим самым работодателем парня, известным меценатом. В ходе произведения описывается превращение главного героя в серийного убийцу, который совершает каждое новое преступление, желая убрать всех свидетелей предыдущего и всё больше сходя с ума. Сможет ли он остановиться и раскаяться? Как он стал ТАКИМ? Ответы на эти вопросы появятся по ходу действия…

***

Проснулся Коля в десять часов утра, его тошнило, голова дико раскалывалась.

Кое-как придя в себя, Евсеев встал, умылся, быстро оделся и, не позавтракав, отправился в местную больницу.

Там оказалось очень и очень пустынно и тихо. Пациентов и так почти не было, а это ещё был субботний день. На первом этаже трое охранников, во всём здании — лишь несколько врачей в кабинетах, разбросанных по этажам. Была ещё женщина на регистратуре, которая и подсказала Евсееву, где искать врача, который вчера обследовал Метлина (на вопрос: где находится сам Костя? она не ответила, посоветовав всё узнать у врача).

Евсеев без проблем нашёл нужный кабинет на третьем этаже, постучался и вошёл, желая поскорее узнать у доктора, где находится его друг.

Доктор был мужчиной среднего роста, лет за сорок пять. Волосы его начали седеть слишком рано, и виски уже были серебристо-серыми. На расспросы о состоянии Метлина, врач слегка опустил голову и произнёс глухим голосом: «Простите,… мои соболезнования,… ваш друг… умер».

Эти слова словно были выжжены в сознании невольного убийцы. Но таковым Евсеев считал себя лишь первые полминуты, пока собирался с мыслями. Нет! Это было слишком ужасно, чтобы быть правдой! От одной лишь мысли о своей вине в этом хотелось умереть. Но… скопившаяся жажда одним мигом исправить всё, что уже нельзя исправить, захлестнула его.

— Как умер? Как мог умереть, если, когда его увозили, один врачей скорой сказал мне, что его состояние не критично? — едва сдерживаясь, начал Евсеев.

— Из-за множественных ударов по голове у Константина образовался тромб, который оторвался сегодня ночью, примерно в три часа. Ваш друг погиб от обширного кровоизлияния в мозг.

— И вы с таким спокойствием мне об этом говорите? — буквально прошипел Коля. — Да и как такое могло произойти, что вы, специалист, не смогли вовремя понять, что с ним? Что вы на это скажете?!

— Для начала попрошу вас успокоится. Мы с нашим оборудованием не смогли диагностировать тромб… к сожалению. По-хорошему, надо было везти Константина в районную больницу… но времени не было. Да и при обследовании ничего, даже хоть немного настораживающего, не обнаружилось.

Евсеев уже не мог сдерживать эмоции. Он почти уверил себя, что это именно врачи обследовавшие его друга, виновны в его гибели… и, ясное дело, самым виноватым он счёл доктора, сидевшего в тот момент в кресле перед ним.

— Не обнаружилось?! Да ведь это вы по сути… да даже и не по сути… это вы, именно вы его убили! Мерзавец! Ты мне за всё ответишь, «Айболит» ты конченый! Я… я иду в полицию!

Лицо доктора покраснело.

— Так! Мне это надоело, — решительно начал врач, — вы взяли на себя слишком много! Я сказал «ничего настораживающего»? Теперь я чувствую, что ошибался! Эти удары по голове не могут не вызывать подозрения! К тому же, именно вас видели тащащего Метлина (уже без сознания) из этого питейного заведения. Так что скорее мне стоит обратиться в полицию, если этого уже не сделали раньше!

Лицо Евсеева посерело.

— Сдохни, гад! — закричал он и, схватив настольную лампу, попытался с размаху врезать ею доктору по лицу.

Однако тот оказался ловчее и успел вовремя перехватить руку Евсеева и выбить лампу. Мужчина (не без труда) скрутил руки Коли у него за спиной.

«Немедленно прекратите, или я охрану позову!» — крикнул врач.

Отчаянно вырываясь, Евсеев пнул доктора ногой в колено. Тот от боли отпустил Колю и ненароком толкнул парня на застеклённый шкаф, полный разнообразных лекарств. Евсеев пошатнулся и упал прямо на шкаф, разбив стекло.

Доктор, потирая колено, потянулся к Коле, чтобы помочь тому подняться. Парень лежал внутри шкафа среди разбитых стеклянных полок, склянок. Его ноги находились за пределами шкафа, безвольно распластавшись на полу. Осколки оставили множество царапин и ссадин на теле Евсеева и несколько довольно глубоких ран. С головы стекали струйки крови…

Невыносимое и необъяснимое бешенство захлестнуло разум Николая с новой силой. Схлестнулись две боли: физиологическая — от ран; и душевная — от потери лучшего друга, в смерти которого он продолжал винить врачей, но никак не себя.

Получившаяся адская смесь придала Коле сил — он встал, поднял с пола осколок, схватил нагнувшегося к нему врача за плечо и вонзил осколок тому в шею.

Кровь захлестала фонтаном: Евсеев попал в «яблочко», а «яблочком» была сонная артерия. По всей видимости осколок прикрыл кровотечение: доктор бешено носился из угла в угол, обливаясь кровью.

Тогда Евсеев схватил его за голову, повернул к себе и выдернул кусок стекла. Это был уже не фонтан, а самый настоящий алый гейзер. Мужчина мгновенно побледнел и упал. Из последних сил доктор прошептал: «Не надо… прошу… позовите кого-нибудь».

Это были его последние слова.

Проверив, точно ли мёртв врач, Коля с трудом приподнял его бездыханное тело и прислонил спиной к рабочему столу. Затем, не думая уже ни о чём, вышел из кабинета и зашагал в туалет…

С каждым шагом Евсеев приближался… к раскаянию. Подойдя к двери туалета, он был уже в полном отчаянии, а когда зашёл внутрь и встал напротив зеркала, то понял: он не хочет больше жить. Попробовал разбить стекло и перерезать саму себе горло стеклом, как несколько минут назад доктору — не получилось. Сколько бы не пытался разбить — зеркало не поддавалось.

Тогда Евсеев просто сел на пол рядом с умывальником и стал ждать, когда всё обнаружится и его возьмут. Но прошло десять минут, двадцать. Прошло полчаса, и затем и час минул. Ничего не случилось.

Спустя два с половиной часа Евсеев очнулся, кое-как поднялся и вышел из туалета. Что дальше делать он точно не знал… Проходя мимо кабинета, где всё и произошло, Николай не выдержал и заглянул внутрь…

Увиденное потрясло его до глубины души. Он сам от себя никогда не ожидал бы такой нечеловеческой жестокости. Промелькнула мысль о том, что заподозрить его могут, но вот доказать вину практически невозможно: камер видеонаблюдения внутри естественно не было, как и отпечатков. Почему? Евсеев посмотрел на свои руки и невольно усмехнулся… Утром было как-то прохладно и парень надел коричневые кожаные перчатки. Перед входом в кабинет он их забыл снять — так волновался… Теперь, безусловно, никаких отпечатков. Посмотрев на ноги Евсеев ещё раз усмехнулся: бахилы.

Постояв ещё несколько минут, Николай вышел, подошёл к окну в коридоре, открыл его… и спустился вниз по водостоку. Так Евсеев оказался на заднем дворе. Парень нашёл небольшую калитку, вышел на улицу (параллельную той, что примыкает к главному входу) и зашагал домой…