Восемь ступеней Силы

Никас Славич, 2022

В мире Алеаннэ идёт война. Все маги погибли, кроме одного. Он надеется, что его сын Сатий справится с врагами. Но троллеорки напали на родную деревню юного Сатия. Парень выжил благодаря колдовству. Он одолеет лестницу магической силы, чтобы прекратить войну, развязанную злобным духом; а ещё встретится с удивительными созданиями – аэрами, духами воздуха. Сатия и друзей ждут опасные волшебные поединки и борьба за судьбу Вселенной.

Первая Ступень Силы

Рассветная лазурь встретила его в пути, нежными оттенками окрасила небо. Одинокий человек с торбой за плечами брёл по едва приметным лесным тропкам. Ему посчастливилось увидеть первые лучи солнца. Утренняя заря ярко осветила древесные кроны. Неподалёку бурлила речушка, искрила отражением солнца в чистых водах, создавала невероятную игру света и тени. Человек полюбовался на удивительную красоту, на великолепие природы и понял: не всё потеряно.

«Надежда жива всегда, если в мире остаётся доброе и светлое начало!» — оптимистично подумал он и пошёл вперёд с утроенной силой. Мужчина оставил позади тёмную и мрачную ночь. Она тусклым сиянием колючих звёзд поселила отчаяние в его душу. Но первые, робкие лучи солнца прорвались сквозь густую листву, развеяли мрак ночи нежно-жёлтым светом.

Он шёл сквозь восточные таёжные леса — лишь паломники к горам Обретения Счастья ходили здесь, да и то редко. Ему предстоял далёкий путь к столице Леска — к Хостоку.

Мужчина выжил, один-единственный из трёх сотен магов, посланных уничтожить чёрный камень троллеорков — источник тёмного колдовства. Все прочие погибли — их разорвал бесформенный серый вихрь. От камня вырвался ветер, с лёгкостью пробил их защитные чары и разметал магов. И те, кого задели тонкие чёрные потоки отравленного воздуха, погибли.

Один маг устоял в борьбе с вихрем. Он с трудом преодолел боль и мощные удары по защитной оболочке. Мужчина дошёл до камня; рубанул калёным, заговорённым клинком из прочнейшей стали, но оружие разлетелось вдребезги, не оставило ни царапинки. Вихрь пробил защиту мага и набросился на тело, оставил кровавые раны и разорвал одежду в клочья. Но вскоре он насытился кровавой жатвой, исчез и более не истязал его. Ураган погубил всех магов, в живых остался один. Почему? Он не знал.

Маг вселил в камень энергию света, но артефакт нанёс ответный удар. Он уничтожил заклятье. Дерзкого смельчака окутали чёрные тенёта. Сознание мага померкло, а через миг он очутился в глухих восточных лесах.

Беспомощное тело чародея сутки лежало на траве. Рубаха его изодралась; на туловище, ногах и руках алели кровавые рубцы.

Придя в сознание, маг понял, что план по уничтожению чёрного камня провалился. Ибо на сырой земле его кровью было написано:

МЕНЯ НЕЛЬЗЯ УНИЧТОЖИТЬ

Ладонь левой руки волшебника истекала кровью, к надписи тянулась тоненькая рдяная струйка. Маг забинтовал рану остатками рубахи и, хромая от боли, пошёл на юго-восток — благо, он легко ориентировался в лесу.

Вокруг царило жаркое лето, полное жизни, отдавалось контрастом боли в душе: возле камня он познал горе и ужас; смерть беспощадной косой унесла всех товарищей.

Раны благодаря целительской магии зарубцевались, оставили на стройном торсе семь шрамов; боль в руке прошла. Но страдания души ему унять не удалось.

Рассвет отыграл симфонию жизни, проник лучами в лесную глушь. К магу вновь возвращались мрачные мысли.

Он спешил к столице, а зачем? Доложить о провале похода, о полной никчёмности всякой борьбы?

Подорвать несокрушимую веру жителей Алеаннэ в лучшее?

Нет, ни за что!

Волшебник замедлил шаг. Незачем ему торопиться в столицу. Он принял новое решение: пойдёт к горам Обретения Счастья, чтобы остаться там навсегда.

Рослый, хорошо сложенный, черноволосый и широкоплечий мужчина шёл по лесным тропам. Он резко поменял направление движения: отправился на северо-восток. Рассвет давно сменился полуднем, а он продолжал мрачно идти по одной из тропок, проложенных паломниками. Лига, другая — впереди снежными шапками заблистали горы Обретения Счастья.

Маг заторопился вперёд. Он желал поскорее достичь границы сокровенных гор. Лесные пичуги пели радостные песни, а в душе волшебника царило смятение. Он осознал всю бесполезность войны и дальнейшей борьбы с врагами, впал в беспросветное отчаяние. Обретёт ли он счастье в заповедных горах? Мужчина шагал и не замечал природного мира: он отстранился от всего, за что не желал более бороться.

Лес чаровал изумрудными красками. Дикие тополя роняли невесомые семена. Они мягким пухом опускались на зеленую траву, а та стремилась ввысь, дотянуться до дарующего жизнь светила. Неповторимые ароматы таёжного леса, запахи елей и кедров незримо витали вокруг идущего человека, чтобы вернуть его обратно в мир простого ощущения — чувства гармонии и счастья.

Маг прервал мрачные мысли. Он увидел, что с горы спускается человек. Белоснежные одеяния виднелись издалека на фоне коричневой скальной породы. Мужчина шёл вниз по вытесанным в горе широченным, саженей по пятнадцать, ступеням. Когда двое сблизились, маг узнал друида — бессмертного стража гор. Он оставался вечно молодым — огненноволосый отрок пятнадцати вёсен на вид; но в глазах читалась мудрость тысячелетий жизни, выдавала истинный возраст.

Друид ласково погладил ветку кедра и остановился у первой ступеньки скальной лестницы. Маленькая шишечка на дереве издала мелодичный звон.

Маг пробрался сквозь колючий кустарник и преклонил спину перед друидом. Тот, облачённый в просторную рубаху и штаны, сотканные шелкопрядом, приветствовал волшебника и заговорил. Страж мудро прозрел всё, что творилось у мага в душе.

— У тебя в сердце нет надежды, но жива вера. Зачем ты идёшь в горы, странник? Зачем тебе обретать счастье, если знаешь, что его лишён весь остальной мир?

— Хочу остаться в горах навеки. Я выжил один из трёхсот магов, посланных к чёрному камню. Но мы потерпели поражение. И что мне делать? Я ничем не помогу людям!

— Ошибаешься. Да, ведун, ты утратил часть былой Силы. Но скала-хранительница явила мне: ты дошёл до цели и выжил. А знаешь, почему?

— Нет. Расскажи мне, прошу тебя! — с волнением сказал маг и вновь обрёл надежду. Почему он раньше не задумался над этим?

— В молодости ты чувствовал в себе ещё больше мощи, постиг четвёртую ступень Силы. Сейчас на третьей — растерял былое умение. Горе, война и жестокость врагов источили резервы, хотя Сила разлита повсюду. Но твоя душа очерствела от постоянной боли. Осталось прежнее умение интуитивно создавать чары. Но у многих магов нет этого дара, они просто повторяют заученные чужие заклинания.

— Никто из погибших магов не достиг четвёртой ступени! А на седьмую взошёл только один человек в истории. — Чародей завороженно замолчал.

— Да, — подтвердил друид невысказанные слова, — лишь Великий маг. И ты — его далёкий потомок.

— Что? Не верю! У него не осталось детей! — изумился чародей.

— Все так думают. Мало кто знает, что он отправился по моему совету в глухую деревню Лесная Земляничка и завёл семью. Все его потомки отличались поразительным даром магии, в их числе и ты, Кайрил.

Маг вздрогнул; друид назвал его истинное имя — оно отражает сущность человека. Простые люди называли его иначе.

— А у тебя, великий друид, какая ступень Силы? — взволнованно вопросил чародей.

— Увы, лишь пятая. — Страж гор печально склонил голову.

— Ого! А сумеешь ли ты уничтожить чёрный камень?

— Нет, скала-хранительница показала мне его мощь, и с ней совладает тот, кто владеет седьмой или легендарной восьмой ступенью Силы. Мне это неподвластно, несмотря на дарованное природой бессмертие.

— Где такую Силу взять? — с грустной усмешкой спросил Кайрил, а в миру просто Эймел, что значило на эльфийском «Творящий добро».

— Где взять, спрашиваешь? — удивился друид. — Ответ прост: создать.

Эймел поражённо посмотрел на собеседника.

— Подумай сам, — сказал страж и улыбнулся. Невесть откуда взявшийся порыв ветра поиграл его невесомыми одеждами. На кедре зазвенела шишечка.

— Ты предлагаешь мне… оставить потомка? — ошеломлённо спросил Эймел.

— Да! — воскликнул друид.

— Но пока он вырастет, троллеорки захватят мир.

— Есть один магический способ. Дело в том, что я не зря упомянул деревню Лесная Земляничка. Она находится в месте, где под землёй сплетаются магические аномалии. Некогда Великий создал амулет. Благодаря ему время в деревне пойдёт быстрее. Пока в обычном мире пройдёт всего один день, там пролетит Алеаннэ Фаррэ — по-эльфийски год.

Друид протянул ему деревянную плашку с затейливо вырезанным узором: две семиконечные звезды, помещённые в треугольники, а они — внутри огромного овала с лучами.

— Зароешь амулет в землю в стороне от деревни. Выкопай его, когда сыну исполнится восемнадцать лет.

— Но достигнет ли он седьмой или восьмой ступени Силы, если я обрёл четвёртую, да и ту растерял? — спросил Кайрил и принял дар друида.

— Я думаю, сумеет. Позволь мне дать тебе один совет. Великий ошибся: он учил сына волшебству. Магия приходит к людям интуитивно, подарком богов, а не по принуждению. Когда через восемнадцать лет — а для других дней — его сын вышел из деревни во внешний мир, он достиг всего третьей ступени Силы. В дальнейшем он не продвинулся в развитии дальше четвёртой. Поэтому ступай и помни: твой сын овладеет Силой, когда придёт время, после чего ему понадобится наставник.

— Хорошо, я так и сделаю. Надеюсь, всё получится, — проговорил Эймел.

— Не учи его волшебству, забудь о магии — тогда дар Великого в полной мере перейдёт к твоему потомку. Смело отправляйся к деревне — она однажды сыграла свою роль в свершении судеб, пускай это повторится вновь. Напоследок прими от меня ещё один дар — эту рубаху. — Немолодой юноша обнажил стан и передал одежду волшебнику.

— А ты?

Юноша усмехнулся, повёл покатыми плечами.

— Мне-то что, я закалённый! А в крайнем случае — ещё шелкопрядов найду. Не идти же тебе полуголым в деревню. Думаю, там ждёт твоя наречённая.

— Надеюсь. Можно ещё один вопрос? — поинтересовался маг и надел рубаху с мягкой и приятной на ощупь тканью.

— Говори.

— Почему ты с пятой ступенью Силы не подсобишь нам в войне с троллеорками?

— Увы, — сказал друид и развёл руками, — я желал выйти в мир, покинуть воистину прекрасные горы. — Вечно молодой парень обвёл ладонями скалы. — Ничего не вышло. Смотри.

Друид сошёл со ступени к Эймелу, но остановился в нелепой позе. Он наткнулся на невидимую стену и увяз в ней. Затем дух природы с трудом шагнул назад.

— Но почему? — недоумевал маг.

— Я привязан к горам, поставлен их вечным стражем. Не имею права покинуть их, разве что ради борьбы с Хаосом, и то отлучаюсь ненадолго.

— Тогда что ты охраняешь?

— Увы, имею право раскрыть тому, кто стоит со мной на одной ступени Силы или выше. И то будет малая часть правды, одна грань на огромном кристалле истины. — Друид пожал плечами, не в силах объяснить путнику то, что при его разуме останется непонятным.

— Ладно, я пойду. Надеюсь, мой сын спасёт мир Алеаннэ. Кстати, почему ты уверен, что родится именно сын?

— Если ты слышал о древнем аристократическом роде Муннов, то наверняка задумывался, почему в нём чаще рождаются мужчины, чем женщины. Дело в том, что их общий предок — один из правнуков Великого. Наследие мага в том, что его дар сполна передаётся именно мужчинам.

— Но я не из Муннов, — произнёс Эймел.

— Да, твой род ведёт начало от другого внука Великого. И вспомни — среди родственников наверняка больше мужчин, чем женщин. Но мы заговорились. Тебе пора. Прощай и позволь дать напоследок ещё один совет. Учи сына преодолевать трудности, закаляй его дух, но не забывай укреплять и тело. Тогда он обретёт Силу.

— Хорошо. Прощай, страж гор. Благодарю тебя, что ты вернул надежду мне и всему миру.

— Прощай, и да пребудет с тобой огонь бога Знича¹!

***

По пути Эймел размышлял над словами друида. «Получается, я — потомок Великого мага! Но куда он исчез после жизни в деревне? Нам сильно не хватает могучего мага, чтобы одержать победу над троллеорками. Надеюсь, задуманное удастся: я найду свою судьбу, а сын принесёт миру надежду на лучшее».

Будучи магом, Эймел мало внимания уделял противоположному полу. Среди женщин он всегда искал ту единственную, что разожжёт в нём огонь истинной любви. Но из-за необходимости постоянно биться с троллеорками он рисковал никогда её не найти — на заградительной стене сражались мужчины, только среди целителей встречались женщины.

Он шёл с надеждой на то, что найдёт свою вторую половинку. На исходе третьего дня пути от гор Эймел увидел впереди ветхие строения деревни. Дома предстали взору чародея полуразвалившимися и скособоченными. Конечно, люди забросили не все здания, и кое-где встречались вполне приличные. Но от деревни веяло обветшалостью и запустением.

«Я найду достойную женщину в глуши? — удивился Эймел. — Но не стоит спешить с выводами и осуждать мудрость друида, — одёрнул он себя. — В этой деревне Великий нашёл свою судьбу».

Эймел решительно двинулся к окраине.

«Главная проблема — найти спутницу жизни, — думал он. — Зайду в кабак да побольше разузнаю у жителей. Придётся, конечно, выпить с мужиками, чтобы их разболтать. Не страшно — магия устранит вредные последствия алкоголя».

В деревне Лесная Земляничка всё шло своим чередом. Её жители предпочитали не говорить о войне, чтобы не накликать беду. Пару лет назад двадцать мужчин ушли на заградительную стену и не вернулись; остальные, пахари да старики, не умели сражаться.

Тоскливый вечер лениво катился к закату. Десять мужчин коротали его в кабаке, остальные предпочитали жить с семьями.

Жара донимала всех ещё с утра и не спадала. Радостно щебетавшие птицы приумолкли. Ничто не напоминало о войне — Ключник миловал заброшенную деревеньку, её вялотекущая жизнь проходила без особых потрясений. Эймел знал: если бы не магия друида — защитные чары на восточных лесах и окрестностях, — троллеорки спокойно пробрались бы в мирные поселения и к столице Леска.

На улице — никого. Дети играли дома, не выходили в палящий зной. Деревня состояла из одной-единственной улицы, выстроенной вдоль дороги (если полуразбитую и заросшую травой колею можно так назвать), что вела к двум наезженным трактам: столичному на востоке и равнинному на западе.

Хозяин кабака прицепил под козырьком крыши здоровенную металлическую пластину с пинтой, нарисованной неумелой рукой. Эймел усмехнулся про себя: домик нелепо смотрелся среди прочих зданий деревни. Маг поправил заплечную торбу, пригладил спутавшиеся длинные светлые волосы, и зашёл внутрь.

Мужики в кабаке — мирные пахари и старики, все те, кто побоялся пойти на войну или не умел сражаться — сдвинули столы в центр и затеяли азартную игру с костями. Проигравший в каждом туре заказывал для всей компании хар, крепкий спиртной напиток из двух забродивших ягод: земляники и веселинки.

В полутёмном зале едва виднелись лица игроков; хозяин жалел факелы, и потому от входа все постояльцы походили на бесплотные тени вокруг столов.

Мужчина по прозвищу Хитрый Весельчак — простой деревенский увалень лет тридцати пяти с добродушным простоватым лицом и лукавым прищуром серых глаз — находился на грани проигрыша.

Дверь в кабак со скрипом распахнулась, и в помещение вошёл нежданный гость. Рослый незнакомец наклонил голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, и подошёл ближе.

Первое, что бросалось в глаза при взгляде на него — едва затянувшаяся свежая рана на левой руке. Сизые шрамы на теле виднелись сквозь белоснежную полупрозрачную рубаху и выдавали в человеке воина. Незнакомец не выделялся мускулатурой, но в голубых глазах при ближайшем рассмотрении Весельчак узрел стойкость и жизненную силу.

— Желаю здравия! — произнёс гость. — Я присоединюсь к игре? — К счастью, Эймел знал её правила. Выигрывать он не собирался: чтобы завоевать доверие и уважение деревенских мужиков, лучше щедро угостить всех харом.

— Проходи, коль не шутишь, — взбодрился Хитрый Весельчак. При взгляде на гостя он подумал, что тот не знает хитростей игры, и вряд ли подозревает об утяжелённых костях. Мужчина получил шанс выпутаться из щекотливой ситуации — у него закончились деньги, и он не оплатил бы выпивку.

Игроки сидели за двумя широкими полукруглыми столами, составленными вместе. Они сделали приглашающие жесты — всё интересней, нечасто к ним в глушь забираются гости, да ещё и воины.

Когда Эймел уселся на деревянную скамью, он посмотрел на собравшихся строгим, но вместе с тем спокойным и добрым взглядом. Он взял в руки кости; немного потряс их, — кубики приятно массировали ладонь, — вложил магической Силы и кинул. Среди выпавших чисел он не увидел ни единицы, ни шестёрки², и Весельчак облегчённо вздохнул — самая слабая комбинация. Гость проиграл.

— Бывает, — сказал Эймел и улыбнулся. — Хозяин, — обратился он к владельцу таверны, который сидел среди игроков и выделялся поварским костюмом, — всем по две пинты, угощаю!

— Молодца, вот это я понимаю! — уважительно произнёс Хитрый Весельчак и вмиг проникся к гостю самыми тёплыми чувствами.

Деньги изготовляли на бумаге зелёного цвета, сделанной из твёрдого мха — он рос во всех лесах мира Алеаннэ и перерабатывался вручную (что, естественно, занимало больше времени). На купюрах изображали лучших магов прошлого; на самой ценной располагался портрет Великого. Могучие волшебники творили деньги из ничего. Купюры, созданные с помощью волшебства, ценились больше: они никогда не исчезали бесследно, не рвались и не мялись.

Эймел теперь узнал, что изображённые маги — его предки и потомки Великого. Он незаметно наколдовал три банкноты (наконец-то понял, откуда взялась Сила создавать деньги!), вытащил их из кармана и протянул хозяину со словами:

— Возьмите, я получил их от одного из магов на заградительной стене.

Мужчины за столом присвистнули: воин на короткой ноге с сильнейшими чародеями мира! Нечасто к ним в деревню заглядывали подобные гости. Все придвинулись поближе. Они ожидали от незнакомца интересного рассказа.

Вскоре принесли заказанные волшебником пинты хара. Игра возобновилась с удвоенной силой; пока другие делали ходы, Хитрый Весельчак спросил Эймела:

— А ты кто и откуда будешь, гость нежданный?

— Эх, долгая история, — вздохнул маг и глотнул хар из кружки. Напиток терпимо горчил. — Я состоял в армии и боролся на войне с троллеорками. — При этих словах Весельчак вздрогнул: он не хотел, чтоб страшные враги добрались до деревни. — В одной из недавних битв меня серьёзно ранили.

Эймел поморщился: в руке саднило, и неудивительно: магические раны всегда доставляют сильную боль.

— Вскоре меня уволили из войск. Пригорюнившись, я пошёл, куда меня понесли ноги, и встретил… кого бы вы думали? — Эймел сделал интригующую паузу. — Знаменитого эльфа-вещуна Айина! Не представляете, что он мне сказал!

В кабаке воцарилась благоговейная тишина, и её нарушал лишь стук пинт по столу; про кости мужики забыли. За рассказом гостя внимательно следили все игроки.

— Что? — с любопытством спросил хозяин, седоусый старик.

— Он сказал, чтобы я отправился в вашу деревню и нашёл женщину — свою судьбу. Ибо Айин напророчил, — с этими словами маг важно поднял указательный палец вверх, — сын, родившийся у нас, вырастет могучим воином и сокрушит троллеорков! — С этими словами Эймел снова выкинул кости. Выпала одна из сильнейших комбинаций. Но игра никого больше не интересовала.

Мужики зашептались между собой. Один спьяну назвал желание гостя оскорблением, но его утихомирили товарищи.

— А я знаю достойную женщину! — воскликнул Весельчак восторженно. — Ирель наверняка не против завести ребёнка.

Все потрясённо уставились на него. Мужики зашептались, но вскоре пришли к единому мнению и согласились: лучшей кандидатуры, чем Ирель, в их деревне не найти. Но будет ли она согласна? И почувствует ли истинную любовь к незваному гостю?

***

Утомительный жаркий вечер для завсегдатаев полутёмного кабака плавно и незаметно перешёл в ночь, и просторный зал опустел. Под тусклым светом бесчисленных ночных звёзд и нарастающих трёх лун появились гротескные жуткие тени. Их отбрасывали ветви деревьев. Это ничуть не пугало мужиков: они возвращались домой и гнева жён опасались больше.

Весельчак заявил, что он готов принять гостя у себя, и Эймел шёл вместе с ним. Звёзды не смотрели пронзительно-колюче, а светили мягко и не вызывали рези в глазах. Три тусклых месяца плохо освещали путь двум мужским фигурам, что пробирались по дороге к западной окраине деревни — там жил новый знакомец Эймела. Весельчак на ходу рассказывал с заиканием:

— Ирель хор-рошая, умная женщина. Но выйти зам-муж ей так и не свелос-сь — попадал-лось одно хулиганьё. А ей хот-телось ром-мантики, но, увы! Откуда ей взяться в нашей дер-ревне?

— Из столицы, она в пяти днях пути.

— Да, тем и живём, что Хос-сток р-рядом, а летом устраив-вается лесная ярмарка.

Эймел сделал себе мысленную пометку, чтобы жители деревни не выходили за её пределы, иначе вернутся через много лет.

— Но не в том дело, — продолжал Весельчак. — Ирель над-деялась найти достойного кандидата среди нас. Не выш-шло. Так она и осталась… ик… одна. К-каждое утро сидит на крыльце дома да с-смотрит тоскливо на дорогу. Ирель не над-деется на б-большее, просто мечтает о с-семье и реб-бёнке. Ты, воин, стан-нешь для неё наход-дкой! — смело высказал свои полупьяные мысли Весельчак.

Он привёл спутника к ничем не приметной маленькой хижине у края деревни — за неухоженным огородом виднелся непроглядный лес.

Весельчак постоянно сбивался с говора, пришепётывал, чересчур твёрдо выговаривал «р». Возникало ощущение, что неподалёку снуют и ведут неведомую ночную жизнь дикие звери. Впрочем, Эймел не обращал внимания: он прислушивался к смыслу слов.

Маг в ответ на длинную тираду Весельчака усмехнулся и подумал: «Воин, ха! Надо до такого додуматься — воин! Никогда раньше не полагал, что я наглый врун!»

Эймел зашёл в скромную хижину и заметил, что обстановка в ней холостяцкая; неудивительно — Весельчак не обращал внимания на женщин. Ни на одну. Возможно, за этим скрывалась личная драма, но вероятнее, что мужчина не познал романтики и любви, о чём он миг назад разглагольствовал с наигранно-умным видом.

Мужчина соорудил для гостя грубый лежак из сушёных трав и старого матраца. Привычный к трудностям маг не завопил, что ему жёстко, — чай, не изнеженный аристократ. Эймел разделся и улёгся спать под перелатанным одеялом.

Весельчак присел на деревянную кровать. Ему поначалу не хотелось спать. Он смотрел сквозь раскрытые ставни на мерцающие звёзды и впервые в жизни задумался не о себе, а о судьбах мира. Его одолевали мысли: «Неужто война до нас докатится? А если меня убьют? Если в один день — р-раз! — и не станет всего привычного мира: деревни, кабака, леса, жизни? Нетушки».

Мужчина широко зевнул, тряхнул головой, улёгся и накрылся холщовым одеялом, не заметив, что завалился в постель прямо в одежде. Он долго ворочался с бока на бок, а мысли не покидали его. Война не оставляла равнодушным никого. Весельчак осознал: ему не безразлично то, что творится за порогом дома, а в жизни есть нечто большее, чем убивание времени в кабаке. Спустя мгновение он заснул сладким сном.

Ему приснилась белокрыльная зима, а посреди неё — озеро, уютно спрятанное среди величественных гор. Никогда Весельчак не видывал подобной восторженной красоты природы. Звёздный покров венчал потрясающую картину: огромные пики гор подпирали небо, а вокруг расстилалась снежная сказка — укрытые белым покрывалом высоченные ели и кедры, гладь озера — отчего-то оно не замерзало. Сквозь сон мужчина дал себе обещание добраться до увиденного удивительного места — и спустя час позабыл об этом.

***

Эймел встал с восходом солнца; Весельчак храпел без задних ног. Маг вышел на улицу, поклонился солнцу. Он пробежался босиком по росной траве и почувствовал себя в бодром состоянии духа.

Мир и покой царили над деревней Лесная Земляничка. Почудилось, что на свете нет войн и бедствий, а есть безудержное счастье — встречать огневой рассвет и наслаждаться красотой природы.

Петухи пропели свой гимн солнцу (мало кто знал, что «Ку-ка-реку» в переводе означает: «Реку́: славься, светлое!»), и деревня частично ожила. Распахнулись резные ставни, приглашая выглянувшее светило заглянуть в гости; заскрипели двери — мир наполнился привычными звуками жизни.

Ребятишки с гвалтом понеслись по главной улице деревни — они поспорили, кто быстрей пробежит от одного конца до другого. Эймел услышал, что неподалёку колют дрова. В соседнем дворе женщина вывешивала сушиться бельё с вышитыми узорами. Вдалеке мычали коровы — пастух вывел их на небольшое поле к югу от деревни. «Надо сказать ему, чтобы тщательно следил за стадом и не позволял забредать далеко», — сделал мысленную пометку маг.

Эймел задорно улыбнулся солнцу, посмотрел на его лик, не моргая, и зарядился на весь день — в том числе и магическими Силами.

Пока Весельчак пребывал в плену Грёзицы — богини ночных снов, Эймел помогал жителям деревни в несложных делах — кому дров наколоть, кому печку растопить. Он подошёл поближе к соседнему двору, представился воином и спросил:

— Может, чем подсобить?

К обеду волшебник совершил немало добрых дел, и его признали в деревне своим. Эймел угощался наваристыми щами в соседском доме, когда туда вошёл проснувшийся Весельчак. Мужчина посмотрел на мага с бескрайним удивлением, в глазах читался вопрос: «И почему гостя не валит с ног?»

— Доброго утра, а точнее, дня! Не изумляйся, я крепкий, — шутливо сказал Эймел.

Весельчак сел. Пришлый воин вовсю наворачивал щи, а на его лице не виднелось ни следа похмелья — оно лучилось жизнерадостностью.

— Да уж, — растерянно пробормотал Весельчак, — не поспоришь, крепкий.

Хозяйка по достоинству оценила юмор и со смехом подала тарелку с супом Весельчаку. Тот мигом приступил к трапезе, — «халява»! — а румяная белокурая хозяйка улучила момент и спросила мага:

— Зачем вы к нам пожаловали, гость дорогой? Не всякий день я на пороге воинов принимаю.

Видимо, до неё ещё не дошла быстро разлетевшаяся по деревне весть о цели приезда «дорогого гостя» (вот что значит жить на отшибе по соседству с пьющим холостяком!).

— Осесть хочу, семью завести, потомка оставить, — ответил Эймел. — А то всё война да война, а о настоящей жизни и подумать некогда.

— Вы правы, — легко согласилась радушная хозяйка. — А чаво службу бросили? — удивилась она и присмотрелась к незнакомцу: оценивала, станет ли он её мужем. Она оставалась одинокой, но, в отличие от Ирель, вела не самый приличный образ жизни, и потому «захомутать мужичка» могла в любой момент. Эймел глянул на неё и смекнул: на роль достойной супруги не годится.

Хитрый Весельчак уплетал за обе щеки и со странным выражением посматривал на гостя. Он вспомнил сон и намеревался расспросить «воина» подробнее о мире за пределами родной деревни.

— Меня ранили в ладонь. Драться по-настоящему не выйдет, мечом орудовать — руки здоровые нужны, — ответил Эймел.

Весельчак умял щи и сменил тему:

— А расскажи мне, воин, где бывал ты, что видел? Нечасто мы из деревни выбираемся, и мира вокруг почти не знаем.

— Отчего не рассказать, — сказал Эймел и пожал плечами. Весельчак хитро подмигнул хозяйке. Он оправдал своё прозвище и вскоре дождался второй порции.

— На юго-востоке находится столица, — продолжил Эймел. Он сделал паузу, глотнул кваса из дубовой кружки. — Она великолепна: резные колонны, башни, янтарные украшения, парки, улицы покрыты мрамором. Но ещё прекрасней море Каэлланэ. Его синие воды отражают свет солнца, белоснежные паруса кораблей украшают порт. Отплывают корабли и в посёлок Приграничный недалеко от заградительной стены, и в Гавань Ветров на западной стороне моря. Там я, к великому сожалению, не бывал ещё ни разу. Северней Гавани раскинулась долина семи рек. Её окружают скалы, и она доступна только с моря. Реки истекают с величественных Кольцевых гор близ эльфийского леса.

— Горы! — встрепенулся Весельчак. — Опиши их.

— Я не раз бывал там. Сложно передать словами их потрясающую красоту. На нижних склонах раскинулись прекрасные леса, где встречаются и эльфийские деревья, и наши, в основном ели да кедры, но и те, и другие смотрятся иначе, не то что здешние. Есть в них прекрасное — возможно, природная гармония, о чём всегда говорят эльфы. Она даёт им Силу для целительской магии. Горы вершинами дружат с небом, и на них лежит искристый снег. Волшебное сочетание прекрасного леса, величия и белых шапок на пиках придаёт Кольцевым горам загадочную таинственность.

Весельчак завороженно молчал. Эти горы привиделись ему во сне.

Эймел рассказал о плодородных равнинах на западе от деревни, тактично обошёл вниманием военные укрепления севернее и завершил своё повествование упоминанием о родном городе Арденн.

Весельчак внимательно дослушал волшебника, отряхнул одежду от хлебных крошек и поднялся со скамьи.

— Хватит разговоров, пора и честь знать. Пора вам с Ирель познакомиться поближе. Не думаю, что она откажет.

— Хорошо, отправимся сию минуту. Благодарю вас за трапезу, — ответил Эймел и поклонился хозяйке.

— Да что там… — Она закатила глазки с намёком, что подойдёт гостю лучше, чем Ирель, но маг качнул головой и пошёл следом за Весельчаком.

***

Дом Ирель стоял в восточной части деревни, недалеко от дороги. Женщина сидела у окна. Она в очередной раз впала в уныние. Ирель не изменила светлой мечте об идеальном мужчине — настоящей второй половинке.

Когда Весельчак постучал в дверь, женщина не отреагировала — её охватило беспросветное отчаяние. «Тридцать с лишним лет, а я не нашла своего счастья», — с грустью думала она. От самоубийства её удерживало то, что она считала его худшим из деяний.

Настойчивый мужчина заколотил в дверь со всей силы. Ирель встряхнулась, прошла ко входу и открыла. Эймел, едва увидев её, понял — перед ним та, о ком он не смел мечтать. Смертельная бледность лица, измученного тоской, не скрывала её истинной красоты — внешней и внутренней — и чистоты непорочной души, что ни разу в жизни не совершила злодеяния.

Русые волосы женщины плавно ниспадали на узкие плечи. Точёный стан — совершенство и изящество. У Эймела перехватило дыхание. В васильковых глазах отражалась чистота неба, ярко-алые губы выделялись милым кумачовым пятном на её лице. Ирель когда-то часто улыбалась, но сейчас её уста вынужденно томились в клетке тоски.

Главное таилось в её позе и глазах. В них жили решительность и несгибаемость, непорочность и — чистая, незамутнённая, искренняя мечта, порыв сердца. Эймел восхищённо смотрел на женщину.

Неизвестно, что подумала в тот момент Ирель о госте, но на её лице проблеснул лучик надежды. Появился — и угас.

— Кого ты ко мне привёл? — строго спросила она Весельчака.

— Гостя. Он из столицы, ищет себе достойную пару, — ответил тот.

Лицо Ирель прояснилось, обозначилась улыбка счастья — но через миг её взор омрачился. Некрасивые морщинки поползли по лицу — женщина внутренне боролась, не в силах поверить в обретение мечты.

— Нет! — резко крикнула Ирель. И захлопнула дверь.

Весельчак замер, не в силах вымолвить ни слова. Эймел догадался о причине столь неожиданного отказа. Похоже, Ирель решила, что пришедший гость попросту решил посмеяться над ней вместе с известным шутником и пропойцей. Этот миф лучше развеять побыстрее, пока Весельчак стоит столбом. Чистый образ, живущий в её мыслях, Эймел едва не нарушил грубым вторжением, ещё и в компании с имеющим дурную репутацию холостяком.

Кайрил воспользовался магией и перенёсся в дом Ирель — Силы потратил немало, давно подобным не занимался. Полноценное перемещение на длинные расстояния и магию порталов он не освоил.

Весельчак не заметил, куда исчез воин. Женщина увидела, что незнакомец стоит возле окна — когда пролез? — и закричала:

— Нет! Нет!

Она кинулась бежать неведомо куда, но маг мягко произнёс:

— Постой! Я не желаю тебе зла.

Она обернулась, и на лице вновь вспыхнула надежда.

— П-правда? — заикаясь, вымолвила Ирель.

— Да. Я никогда никому не причинял зла. — Эймел подошёл и успокаивающе погладил её по плечу. — Не плачь; когда пришло счастье, улыбайся и смейся.

Ирель провела по его руке ладонью — и её словно ударило молнией. Она поняла: перед нею суженый, тот, кого долго ждала. Женщина с радостью засмеялась. Её губы расцвели улыбкой весны, заново возрождённой в душе.

За дверью возмутился Весельчак:

— И что, Чернав меня побери, здесь происходит?!

Но на него никто не обратил внимания.

***

Снаружи ломились в дверь, раздавались громкие голоса, буйствовал Хитрый Весельчак, — он подумал, что гость нагло вломился в окно. Ирель и Эймел отстранились от внешнего мира. Они с нежностью рассматривали друг друга, молча, не говоря ни слова, наслаждались сладостным моментом единения душ. Когда шум на улице прекратился, они увлеклись весёлой игрой любви, что возвышает и соединяет тела и души. Кровать отчаянно заскрипела. Влюблённые рассмеялись и обнялись.

Сладость единого порыва двух сердец, воплощённые мечтания одной и неистовые надежды другого — всё сплелось в неразрывное, гармоничное целое. Невероятный вихрь чувств захватил Эймела и Ирель.

…Их разгорячённые тела лоснились потом. Влюблённые приятно устали, нежная истома в мышцах напоминала им о настоящей и чистой любви, что увлекла обоих в безудержный танец счастья и радости. Когда взбудораженные чувства улеглись обратно, снаружи царила глубокая ночь.

Ирель прижалась к Эймелу, а он ласково погладил её. Они выбежали на улицу и с задором погнались друг за другом, невзирая на прохладную ночь. Спустя час прилегли на траве, залюбовались светом звёзд. Эймел с улыбкой посмотрел на суждённую ему половинку. Отблески звёзд застыли на её алых губах, а на лицо упала тень от луны. Волосы раскинулись по земле, что подчеркнуло красоту Ирель.

Эймел посмотрел на небо, на Путь Коловёртыша³, и представил, что одна из мириад звёзд хранит суженую, а другая — будущего сына. Он улыбнулся и нежно погладил плечо любимой. Внутри Ирель зарождалась новая жизнь, призванная спасти мир.

***

Эймел с Ирель поспали всего пару часов перед рассветом, но наутро оба выглядели достаточно бодро, на удивление Весельчака — он с трудом встал спозаранку. Маг попросил его через час собрать всех жителей деревни на главной улице для важного объявления.

Кайрил отправился в лес, чтобы найти укромное место. Он набрёл на овраг и вытащил заветный амулет. Вырыл небольшую ямку и положил в неё плашку с затейливым рисунком. Эймел направил живую магическую энергию из пальцев рук на амулет и привёл его в действие: узор засветился, а мягкое белое сияние начало медленно перетекать по кругам.

Маг последовал наставлениям друида: закопал амулет и двинулся обратно. С этого мгновения в деревне и в радиусе версты от неё время шло быстрее, чем в обычном мире. Оставалось только убедить жителей не отлучаться далеко. «Скажу им, что пастухи рискуют не досчитаться вольно гуляющих коров», — с улыбкой подумал маг.

Эймел по пути задумался, что сказать людям, чтобы они перестали ежегодно выезжать на ярмарку. Он решил, что правда лучше всего, но придётся скрыть важные детали. Поэтому поспешил в деревню, дождался, пока все соберутся, и зычным голосом произнёс, перекрывая шум:

— Всем здравия! Меня зовут Эймел. Для вас я пока что чужак, незнакомец, но собираюсь осесть в деревне и жениться на прекрасной Ирель.

Из толпы послышались выкрики: «Молодец!», «Правильно!» и «Наконец она дождалась». Эймел повёл рукой, призвал к молчанию, и продолжил:

— Позавчера я сообщил мужчинам, что эльф-вещун Айин напророчил: если у меня и женщины из вашей деревни родится сын, он станет могучим воином и сокрушит троллеорков. Но война — дело жестокое, и у людей нет времени ждать, пока у нас родится ребёнок и повзрослеет. Сотни воинов ежедневно гибнут на заградительной стене. Я спросил у эльфа: можно ли сделать так, чтобы мой сын поскорее вырос? И он ответил мне, поведал поистине удивительное.

Жители деревни слушали его, затаив дыхание, никто не решился перебивать.

— Оказывается, в этих краях время иногда течёт по-особому. Айин дал мне магический артефакт. Он делает так, чтобы год, прошедший в деревне и окрестностях, равнялся одному дню во всём мире. Да-да, не удивляйтесь. Вы слышали истории о тех, кто когда-то давно ушел из деревни на один день, а вернулся спустя много лет ничуть не постаревшим?

Мужчины закивали головами — в подобные россказни мало кто верил, но они считались излюбленными легендами.

— Всё легко объясняется, — продолжил Эймел. — По словам Айина, в незапамятные времена в деревне жил Великий маг!

Всеобщий вздох удивления пронёсся среди собравшихся.

— Да, и он создал амулет, сотворил небывалое заклинание. Люди ошибочно считают, что у него не осталось детей, но Айин поведал мне правду: удивительным образом всего через восемнадцать дней для внешнего мира — и восемнадцать лет по счёту деревни — у Великого мага появился взрослый сын. Я вряд ли отношусь к его роду, не владею магией.

Эймел поневоле солгал, иначе выполнить наставления друида станет невозможно.

— Подобное чудо должно вновь свершиться, чтобы принести надежду для всего мира. Я убедительно прошу всех: дальше, чем на версту от деревни, никуда не уходите, даже на лесную ярмарку. Иначе вернётесь через год, а для вас пройдёт всего один день. И за скотом следите, чтобы коровы и козы далеко не разбредались. А на полях прочертите границу, за неё не заступайте.

Толпа зашумела: кто-то выражал своё согласие, но нашлись и недовольные.

— Я рыбак, ловлю в реке в трёх лигах от деревни! — возмутился один мужчина. Рядом с ним стояла женщина, она одёрнула его:

— Пруд недалеко, ходи туда. Там, говорят, карпов разводили.

— Да, но как продавать товары на лесной ярмарке? — поинтересовался другой мужчина.

— Поймите: ярмарка не состоится, потому что в остальном мире пройдёт восемнадцать дней. Придётся временно забыть о ней и заниматься обменом. Пусть гончарам за посуду дают продукты садоводы, а кузнецу — за его изделия. Учитесь договариваться друг с другом, а не с жителями других деревень, — призвал Эймел.

— И то правда, что мы, соседи, не поможем? — спросила рыжеволосая женщина.

Жители деревни заспорили, но в итоге согласились с Эймелом: их мелочные проблемы несравнимы с угрозой, что нависла над всем миром Алеаннэ. Они согласились потерпеть долгие восемнадцать лет и никуда не уходить. Мужчины вызвались помочь Эймелу воспитать могучего воина. Маг с благодарностью им кивнул.

***

Ирель расцвела, когда поняла, что они с Эймелом — две половинки. Всего за пару дней они близко узнали друг друга, чудилось — знакомы целую вечность. Сродство, единение их душ и сердец сковалось прочнее самых крепких цепей. Пара минут, когда один отлучался из дома, превращались для обоих в бесконечное и мучительное ожидание.

Вскоре Эймел и Ирель везде ходили вдвоём неразлучными. Они часто гуляли на природе, в лесу, но не забывали, что нельзя пересекать незримую границу. Оба с удовольствием плавали в пруду, ныряли и брызгались.

Их союз не стал поводом для зависти: местные мужчины внимания на Ирель и раньше не обращали, не видели её духовной красоты. Незамужние женщины поначалу посетовали, что пришлый «воин» выбрал не их, но вскоре поняли: Эймелу они не по душе из-за вольного и разгульного характера.

Трудолюбивая Ирель долгое время жила одна и привыкла всё делать по дому самостоятельно: колоть дрова, готовить еду, убираться. Она никогда не отлынивала от работы. Ещё женщина с радостью занималась любыми видами рукоделия: вышивала, мастерила поделки из опавших веток, вязала игрушки и одежду для будущего малыша. Она ощущала его телом и душой. Эймел с заботой ласкал живот супруги и знал: внутри неё зреет тот, кто принесёт миру надежду.

Тоска больше не касалась лица Ирель; ушла и смертельная бледность. Она расцвела, часто улыбалась, а в васильковых глазах загорелись искорки. Надежда, счастье и любовь читались в её душе, и Эймел разделял с любимой эти чувства.

Незаметно пролетели девять месяцев, наполненные совместным счастьем, безграничной любовью и нежностью.

***

— Рожаницу сюда, рожаницу⁴! — закричал посыльный мальчишка на всю деревню.

— Что случилось? — Из дома выбежала заполошная женщина. Она едва успела одеться — за ставнями царила ночь. Крик мальчишки разбудил многих жителей деревни.

— У Ирель схватки начались, — проговорил паренёк и схватил женщину за руку, потащил за собой.

Тень влетела в дверь — прибежал посланный Эймелом паренёк по имени Фирри, приблудный сирота. Он появился в деревне неожиданно: шестилетний мальчик шёл один по дороге и рыдал. После расспросов Эймел узнал, что он из соседней деревни, куда недавно принесли весть о гибели матери — травницы. Она исцеляла раненых на заградительной стене, но троллеорки убили её.

Мальчик не знал, где отец и что с ним. Фирри, не в силах вынести горя в родных стенах, где жил с довольно вредной, по его словам, тёткой, побрёл куда глаза глядят, и вскоре дошёл до деревни Лесная Земляничка. Эймел и Ирель уговорили его не отчаиваться и стать их приёмным сыном.

Вслед за Фирри в дом вошла рожаница, русоволосая женщина. Она произнесла мягким ласковым голосом:

— Дорогая моя, спокойнее. Сейчас мы всё сделаем хорошо!

Ирель улыбнулась. Женщина посоветовала:

— Ложись поудобнее. Хорошо. Напряги все мышцы живота, чтобы изнутри выталкивать ребёнка. Помоги ему войти в жизнь.

Ирель почувствовала, что малыш внутри неё рвётся наружу. Она напрягла мышцы.

— Правильно, милочка, продолжай, — успокаивающим тоном сказала рожаница и захлопотала с полотенцами и тряпками.

Крики Ирель усилились, но она сжала кулаки и тужилась. Мышцы свело дикой болью. Женщина терпела и, несмотря на боль, с любовью смотрела на мужа.

Изнутри показалась головка ребёнка. На губах у матери расцвела счастливая улыбка.

Рожаница поднесла полотенца к малышу и вытащила из передника ножницы, чтобы их не видела Ирель. Последнее напряжение — ребёнок родился! Осталось перерезать пуповину. Одним взмахом женщина отделила мать и дитя. Ирель не заметила: она любовалась на малыша — для неё в тот миг в мире ничего не существовало дороже и драгоценнее.

Рожаница вытерла кровь и укутала вопящего ребёнка в полотенца. Она сказала:

— Дайте доченьке прильнуть к груди.

Ирель так и сделала; поодаль с растерянным выражением на лице стоял Эймел и мрачно размышлял: «Неужели друид ошибся, и у нас не будет сына? Тогда всё потеряно».

Его супруга улыбалась, она чувствовала себя счастливее всех на свете. Рожаница спросила у неё:

— Как назовёте девочку?

Ирель задумалась на миг, и её посетил миг небесного озарения.

— Мы дадим ей имя Сатья — добрая, — произнесла она.

Ирель сияла от счастья. Хмурый Эймел стоял у окна. Он совершенно расстроился и впал в апатию.

***

Ребёнок жадно припал к груди Ирель и вскоре успокоился. Дочурка уснула. Женщина, чтобы отдохнуть, протянула спеленатое тельце в руки рожаницы.

Эймел стоял у открытого окна и отрешённо наблюдал за происходящим. От волнения у Ирель тряслись руки, и магу почудилось, что любимая (несмотря ни на что, любимая!) вот-вот уронит ребёнка.

«А что изменится, если уронит? — мрачно подумал Эймел. — Всё потеряно, и война проиграна окончательно».

Маг резко тряхнул головой. «Хватит! — оборвал он себя. — Разве я имею право так думать? Моя дочь достойна жизни на земле! Надежда существует всегда, несмотря ни на что».

Он с ужасом увидел, что руки Ирель не дотянулись до рожаницы, разжались, и ребёнок полетел головой вниз.

Стремительное движение, рывок — Эймел поймал младенца. Он взглянул на него внимательно и медленно, с укором произнёс:

— Неужели вы не заметили? У нас мальчик!

Рожаница укутала плачущего младенца. Она передала его на руки отцу и ответила:

— Ой, точно, мальчик! Это я от волнения и недосыпа. Младенец с милым личиком, я подумала — дочка, не поглядела впотьмах… Спасибо, что поймали ребёнка, я бы не успела. — Она поклонилась Эймелу. — Не уроните больше? — спросила женщина у Ирель.

— Да, всё будет хорошо, я успокоилась и не волнуюсь, — с улыбкой ответила Ирель и в доказательство протянула вперёд руки. Дрожали лишь кончики пальцев; женщина достойно перенесла роды.

— Если у вас мальчик, то не назовёте его женским именем? — спросила рожаница.

— Конечно, нет, — ответил Эймел. Он укачивал на руках младенца. — Мы изменим имя на Сатий — добрый, правдивый.

Он взглянул в открытое окно. На небе загорелась яркая новая звезда, и все, кто воевал на заградительной стене, увидели её и назвали — Дарующая Надежду. Заманчивым серебристым светом засияла звезда новорождённого Сатия.

***

В деревне шли годы совместного счастья Ирель и Эймела, а во внешнем мире продолжалась война. Троллеорки наступали, и бойцы на заградительной стене погибали сотнями — бессмысленно, беспощадно, страшно.

После бесследного исчезновения магов в армию набирали всех, кто умел управляться с оружием. Кузнецы выбивались из сил, работали почти круглые сутки, изготовляли новые мечи и доспехи. Враги наступали, их орде не виднелось ни конца, ни края.

Вдоль границы западных дебрей шли ожесточённые бои — аэры воевали с чудовищами, что вторглись из глубины чащи. Благодаря воздушной магии они справлялись с напором лесной нечисти, и потому отсылали бойцов и на заградительную стену. Аэры редко гибли: непросто справиться с духами воздуха. Они с начала войны понесли небольшие потери, в отличие от людей и эльфов. Но в дебрях появились новые чудовища, словно специально созданные для убийства аэров, и эти новости всерьёз встревожили Солнцепоклонного.

Сотни эльфов присоединились к армии на заградительной стене — практически бессмертные, но уязвимые для опасных ран, они отнюдь не трусили. Их сыновья и дочери в глубине сокровенного леса искали способы овладеть мощной боевой магией. Раса славилась целительскими чарами, поэтому пока что проваливались все попытки создать опасные для троллеорков заклятья.

В Хостоке люди осуждали Солнцепоклонного за то, что он рискнул всеми магами. Правитель не винил себя: он не предполагал, что они не справятся с артефактом и погибнут. Владыка отправил чародеев под давлением знати, в том числе влиятельного рода Муннов.

Аристократы искали другие способы прекратить войну: звучали дикие предложения отдать троллеоркам плодородные земли. Но Солнцепоклонный не имел права пойти на это: тогда все люди, эльфы и аэры окажутся в опасной близости от границы с новыми вражескими владениями, а без заградительной стены обороняться непросто.

Троллеорки, видимо, узнали, что маги погибли, и усилили атаки. Вдобавок они искали обходные пути к столице через восточные леса. После смерти волшебников ослабли и чары друида, основанные на совокупной колдовской энергии. Но враги нашли способ обходить охранные заклятия. Троллеорки по двое отправляли разведчиков искать тропы вглубь леса. Да, многие погибали, натыкались на мощные чары друида. Но другие находили дорогу там, где колдовство на них не влияло.

***

Мальчик рос крепким и здоровым, ни разу не болел, охотно учился, схватывал знания на лету. Ирель считала, что Сатия нужно с детства закалять, и Эймел с ней согласился. Поздней весной они искупали его в пруду, но сын не заболел. Сатий научился плавать раньше, чем ходить. Благодаря закалке он не признавал обуви и не простывал зимой даже в лёгкой одежде. Первые шаги он с задорным смехом сделал босиком по тающему снегу, столь редкому в месяце Возродителе⁵. Мальчик ничуть не страшился холода.

В возрасте трёх лет он научился читать и писать. Рисовать Сатий начал ещё раньше, и на всех его детских «шедеврах» отец видел тепло и любовь ко всему миру. А однажды, когда ему исполнилось пять лет, Сатий создал необычную картину. Она поразила Эймела до глубины души.

На листочке бумаги мальчик начертил семь почти правильных кругов, а посередине — солнце, нарисованное яркими красками. Внутри одного из кругов Сатий изобразил человечка, а рядом — руну войны ↑. На солнце он тоже поместил человека и другую руну — творчества: <.

Эймел заинтересовался и спросил у сына:

— Скажи, что ты нарисовал?

— Семь миров. Один — наш, где мы живём. Стрела означает войну. У нас идёт война, папа?

— Да, — признался Эймел и тяжело вздохнул. Жители деревни изредка вспоминали про сражения на севере, и эти разговоры не укрылись от любопытного мальчика.

— Война — это плохо, — серьёзно сказал Сатий. — А на Солнце живут люди, там царит мир, и все заняты твор-чест-вом, — смешно выговорил последнее слово Сатий.

— Постой, а разве люди есть на Солнце — там очень жарко? — удивился отец.

— Они живут в гар-мо-нии, — ответил сын и мечтательно проговорил: — Я бы хотел жить там.

— А откуда ты знаешь?

— Не знаю. Картинка пришла из сердца, — ответил Сатий и побежал на улицу. Порою он легко обгонял резвого Фирри.

«Нет, друид не ошибся, — подумал Эймел. — Мой сын общается напрямую с богами — они живут на солнце. Это говорит о его высоком духовном и магическом развитии. Нередко он меня удивляет. Может, Сатий живёт в гармонии с природой? На моих глазах рождается настоящая магия!» — решил Эймел и отправился на кухню помогать Ирель.

***

Эймел помнил наставления друида и потому оберегал сына от понятия «магия». Но в шесть лет Сатий спросил у него:

— Пап, а маги существуют? Я слышал от Фирри истории про них.

— Конечно, раз о них рассказывают, значит, правда. Скорее всего, они воюют на заградительной стене. Слава Триглаву, война не добралась до деревни.

— А можно ли магии обучиться?

«Нельзя говорить «да»», — промелькнуло в голове Эймела.

— Не знаю, сынок. Наверно, маг сам познаёт всё, а не учится у других. Только стараниями и трудом добьёшься результата, — мудро ответил он и добавил: — Пора заниматься. Сегодня узнаем о смысле всех изученных рун, и повторим имена всех богов, что хранят наш мир.

Ирель помогала Эймелу обучать Сатия и Фирри. Маг предположил, что помимо основных знаний, сыну понадобятся духовные качества — и потому он вместе с женой учил сына добру, душевности, несгибаемости, отважности, самоотверженности и всему, что пригодится юному магу в будущем. И, конечно, не менее важно физическое воспитание.

Сатий подтягивался на установленной во дворе перекладине десять раз, по тридцать — отжимался, подолгу плавал в пруду и быстро бегал. Эймел хотел, чтобы вырос не просто маг, но ещё и крепкий духом воин.

Удивительно, но Хитрый Весельчак стал верным другом мальчишкам. За прошедшие годы он сильно изменился: меньше пил, остепенился. Его всё время тянуло к дому Эймела и Ирель, и он с лёгкостью общался с Сатием и Фирри

Время шло, а вестей извне не приходило, и никто в деревне не знал, что происходит в мире. Прорвать заградительную стену троллеоркам не удавалось. Аэры прислали подмогу — в западных дебрях стало поспокойнее. Враги ничего не добились бесчисленными атаками, но упорно лезли вперёд.

Но людей и эльфов погибало больше, чем рождалось. Враг брал измором, намеревался рано или поздно добиться того, что защитников на стене не останется.

***

Когда Сатию исполнилось двенадцать лет, он попросил у Фирри:

— Расскажи, пожалуйста, о своих родителях. Если тебе не больно говорить о них.

Фирри тяжело вздохнул, помолчал, но решил всё поведать верному другу:

— Маму звали Олуна. Прекрасная, ласковая и добрая, нежная и умная, в отличие от моей вредной тётки. Она исцеляла людей, занималась травничеством, и однажды поняла, что не желает отсиживаться в деревне, когда идёт война. Она отправилась на заградительную стену, чтобы выхаживать раненых и помогать воинам. Говорят, спасла не одну жизнь, но… — Фирри оборвал речь и всхлипнул. Затем продолжил:

— Однажды ночью троллеорки прорвались через стену и атаковали лагерь. Они убивали всех без разбору, неважно, целителей или воинов. Им дали отпор и перебили врагов, но мамы… мамы не стало. Говорят, её зарубили топором, и никто не исцелил Олуну. Гонец с заградительной стены торопился в столицу, но по пути завернул в деревню, чтобы сообщить нам горестную новость. Весь день я безутешно плакал и рыдал! Но лучше знать всё наверняка, чем мучиться в неведении, истязать себя. Я остался на попечении у тётки, а она заявила, чтобы я был мужиком и вытер слёзы и сопли. Тогда я сообразил, что обречён жить с ней, а потом и мне настанет время отправляться на войну. Но терпеть её укоры я не желал, и потому втайне от тётки собрал вещи и пошёл куда глаза глядят по дороге, подальше от родной деревни. Вскоре пришёл в Лесную Земляничку.

— А где твой папа? Он погиб на заградительной стене? — участливо спросил Сатий.

Фирри помотал головой.

— Отца я не узнал и не увидел. По словам мамы, однажды у нас в деревне остановился на ночь знатный гость из столицы. Она по закону гостеприимства дала стол и кров. Приезжий соблазнил её, наобещал златые горы, жизнь в Хостоке, а она, глупая, поверила. Но на следующее утро гость скрылся в неизвестном направлении. Мама запомнила имя — Мерид, если он не соврал. Это всё, что я знаю об отце.

— Да, не повезло тебе, — с сочувствием сказал Сатий. Он рос, воспитываемый обоими родителями: они любили и оберегали его. Юноша не помышлял, чтобы мужчина бросил женщину, оставил её с будущим ребёнком.

Он поклялся со временем изменить мир к лучшему. Да, может, это детская наивная мечта из числа несбыточных, но горячее и доброе сердце подсказывало ему: он станет идти к цели всю жизнь, и кто знает — однажды достигнет…

***

Фирри и Сатий с раннего детства сдружились. В последний летний день, когда листья на деревьях слабели и тускнели, отроки бились на игрушечных деревянных мечах во дворе дома Ирель и Эймела. За прошедшие вёсны два парня возмужали: оба широкоплечие и сильные, они легко справлялись с делами по хозяйству.

Сатий унаследовал лучшие черты родителей: добродушное, но строгое овальное лицо (все говорили — похож на Эймела), сине-васильковые глаза, подобно Ирель; русые волосы. Фирри выглядел невзрачно: угловатое лицо с острыми скулами, зеленоватыми глазами, прямым носом и светлыми волосами. Но оба мало внимания обращали на внешность, для друзей она ничего не значила: куда важнее ощущать необыкновенное единение и сродство душ.

Сатий сделал выпад. Фирри отразил удар и атаковал. Мечи сошлись, противники давили, но не уступали. Спустя минуту оба бросили мечи на землю и пожали руки. Несмотря на разницу в возрасте — Сатию пятнадцать, а Фирри недавно встретил двадцать первую весну — младший не проигрывал старшему и боролся с ним на равных или вовсе его превосходил.

Друзья замерли. Ощущение неясной тревоги повисло над деревней. Что это — предчувствие скорой беды, или просто лето не желает уступать права, а до него — весна?

Цветник боролся до последнего, но несущий грусть и беду Листопадник веял осенним холодом. Подступал печальный месяц Увядник.

В сказочно-невозможной тишине — она окутала деревеньку, — раздался пронзительный крик умирающего человека.

Никто ничего не понял, но Эймел догадался, в чём дело. Произошло самое страшное — то, чего он опасался больше всего последние пятнадцать лет: троллеорки либо прорвали оборону у заградительной стены, либо проникли через леса, миновали заклинание друида, и двинулись маршем на столицу. Маг выбежал во двор и крикнул:

— Сатий, Фирри, в укрытие! Вы знаете, где оно. Ирель — с ними!

Он добавил для выскочивших из соседних домов поселян:

— Война! Вооружайтесь, у кого что есть. Стариков, детей и больных — спрятать!

А на другой стороне деревни полыхнули подожжённые троллеорками дома. Люди гибли с отчаянными воплями.

«Эх, Сил магических во мне, почитай, не осталось, на одно заклинание, максимум на два», — грустно подумал Эймел. Он схватил в руки топор и отправился навстречу битве. В подсознании раненой птицей билась мысль: «Неужели враги прорвались сквозь магическую защиту, поставленную друидом? Или они пробили брешь в стене и расползлись по всему миру?»

Жители деревни последовали совету «бывалого воина» и вооружились вилами, косами и тесаками. Они бежали за Эймелом. Маг понимал, что никто толком не умеет сражаться: их жизни зависят от него.

Посередине деревни две армии — если, конечно, неорганизованных жителей можно так назвать — встретились.

Троллеорки выглядели ужасно и противно: низкорослые, лишь фигурой похожие на людей, но с болотным цветом кожи, с каменными, без эмоций, лицами, с огромными клыками, сильными и длинными, до колен, ручищами (в каждой по топору или по палице), кривыми мощными ногами с шипами на коленях. Грозный вид противника испугал жителей деревни. Они побежали в разные стороны: осознали, что идут на верную смерть. Эймел понимал: ещё немного, и людей уничтожат. Ему поневоле пришлось пустить в ход заклинание.

С ясных голубых небес сорвалась фиолетовая молния, заветвилась и зацепила ближайших троллеорков, свалила с ног. Противники загорелись и отчаянно закувыркались по земле, чтобы сбить пламя. Пятеро сгорели заживо. Эймел радостно воскликнул:

— Не бойтесь их! Видите, боги за нас, покарали врагов молнией!

Жители деревни воодушевились при виде погибших врагов. Они пошли в атаку: рубили, кололи ужасных чудовищ. На миг почудилось, что люди одержат верх. Но Эймел не ожидал, что оставшиеся в живых троллеорки перегруппируются. Враги выставили железные щиты. Молния ударила в них, разрядилась и исчезла. А затем троллеорки пустили в ход магию.

На Эймела упала чёрная паутина, не дала пошевелиться. Руки и ноги не слушались. Нити обволакивали его, затягивали в прочный кокон. Затем паутина резко сжалась, раздавила и сломала кости.

Последнее, что увидел Эймел перед смертью — прибежавшую Ирель. Он успел мысленно произнести заклинание, чтобы уберечь её, но не знал, сработает ли оно. Через мгновение мага разорвало на части; с его гибелью перестал работать и артефакт. Время возобновило привычный ход. А троллеорки с ожесточением навалились на жителей деревни, чтобы отомстить за погибших.

***

Хитрый Весельчак наблюдал за беспощадной бойней издалека, но не решался вступить в схватку. Когда он узрел, что Эймел погиб, понял: битва проиграна. На поле боя умирали все жители деревни.

До Весельчака дошло, что пора уносить ноги. Он вспомнил об овраге в лесу, где прятались Фирри и Сатий, и побежал, обгоняя ветер. До него доносились звуки битвы и крики умирающих людей. Весельчак не видел и не знал, что с Ирель, но боялся, что женщина погибла вместе со всеми.

«Зачем она выбежала из укрытия? Конечно, переживала за мужа, но и бросать детей не следовало», — размышлял Весельчак. Он тяжело дышал и нёсся к оврагу. Никогда в жизни он так не бежал — сам удивился резвости.

Фирри с Сатием прятались в овраге и тревожно всматривались наверх.

— Ирель не пожелала спокойно сидеть с нами, ушла вслед за папой, — с грустью произнёс Сатий, когда увидел Весельчака. Он дал ему отдышаться и спросил: — Они погибли? Оба?

Взор парня настойчиво просил: «Скажи «нет», но Весельчак подумал, что лучше не обманывать Сатия, и произнёс:

— Скорее всего, да.

Ни слезинки в глазах. Неведомая решимость зажглась во взоре Сатия.

— Их не вернёшь, — пробормотал Весельчак и продолжил: — Но нам надо выжить. Пора бежать, и желательно — побыстрее.

— Бежать? Ну нет! Мы останемся здесь и дадим отпор! — твёрдо сказал Сатий и начертил палкой на земле руну воина.

— Сатий, не дури. Отец хотел, чтобы мы остались живы. Все. Втроём. А ты предлагаешь смерть, — произнёс Весельчак.

— Нет. Я предлагаю жизнь, достойную истинных героев, — твёрдо ответил отрок пятнадцати вёсен от роду.

Весельчак проклинал упрямца про себя, но сделать ничего не мог. Он потянул Сатия за собой. Бесполезно. Парень твёрдо стоял на земле и не желал трусливо бежать.

— Сатий, ну что ты упрямишься? У нас и оружия нет, нечем с ними бороться, — тщетно убеждал Весельчак.

Внезапно встрял Фирри:

— Думаю, Сатий знает, что делает. Не стоит ему сейчас мешать. Я верю — мы выживем, — упрямо добавил он.

— Выживем? Против двух десятков троллеорков? Они злостной магией убили Эймела: накинули на него чёрную паутину и разорвали беднягу! — сорвался на крик мужчина. Ему стало не до веселья. И тем более не до хитрости.

Сатий, возможно, и не ведал, что делает, но он следовал велению сердца. Внутри него зажглись решимость и отвага. Он вспомнил слова отца: «Храбрость важнее разумных доводов трусливого ума».

Сердце интуитивно подсказало мальчику, что делать.

— О, могучий Знич, бог героев и отчаянных, дай нам сил победить врагов и одолеть тёмную магию! — обратился к небу Сатий.

На земле он начертил замысловатую руну: она символизировала храбрость и решимость идти до конца любой ценой.

Сатий и Фирри почувствовали, что наполняются могучей силой, способной противостоять кому угодно. Два парня ощутили себя настоящими богатырями.

— Бегите! — завопил Весельчак, но поздно.

На вершине оврага появились троллеорки.

Сатий проворно взбежал по склону — стрелой мелькнул, всего за миг одолел пару десятков метров (вот что значит дарованная богами Сила!) — и ловко выхватил из рук ближайшего врага две палицы. Одну он оставил себе, а вторую кинул Фирри, чтобы друг оборонялся.

Троллеорки навалились на Сатия. Весельчака затрясло от ужаса: что станется с главной надеждой мира Алеаннэ, неопытным воином? Он боялся, что враги попросту разорвут его на части.

— Да что это я! — опомнился он и сбросил оковы трусости.

Фирри пробежал мимо палицы. Весельчак схватил её и понёсся что есть мочи вверх по склону. Раз! — и он с размаху ударил троллеорка по уродливой голове, заставил врага отпрянуть. Два — взмах палицей, противник упал наземь. Весельчак взбежал на гребень оврага и в изумлении увидел, что Сатий вовсе не погиб.

Парень двигался молниеносно: увернулся от одного врага, второго, ударил палицей третьего, пнул и сбил с ног четвёртого. Но долго боевое везение не продлится: из глубины деревни подоспели шаманы троллеорков, набросили на Сатия чёрную паутину.

Весельчак стремился помочь парню, но понимал, что против магии бессилен. Мужчина расправился с одним троллеорком, но другой оглушил его ударом по голове, и мужчина без сознания упал на землю. Снизу примчался Фирри, выхватил топор у поверженного врага, рубанул другого противника и крикнул:

— Сатий, нужен свет!

Внутри чёрного кокона, опутанный сокрушительной мощью вражеской магии, шевельнулся его друг. Сатий услышал Фирри и обратился за помощью ко всем светлым богам, чтобы они дали Сил разорвать паутину и справиться с врагами. Он просил содействия у всевышних и не знал, что так начинается путь настоящего мага — сначала брать и преобразовывать чужую мощь, а затем самостоятельно интуитивно творить заклинания.

Погибший Эймел гордился бы Сатием: он долго ждал, когда талант Великого проявится в сыне, и всё время не хватало толчка извне. Но магия далась страшной ценой. Погибли все: отец и, судя по всему, мать; жители деревни — друзья и знакомые.

Сатий запретил себе умирать. Он жадно впитывал солнечный свет. Со стороны Фирри увидел, что посланные Хорсом лучи разорвали паутину; но это сделал не бог, а юный маг. Он не знал, что шагнул на первую ступень Силы.

Юноша выскочил из кокона, засветился изнутри и перенаправил лучи на врагов. Он вспомнил сказку — Ирель говорили, что солнце обращает троллей в каменные глыбы. Но враги благодаря мутации спокойно сражались и при свете дня. Поэтому поначалу свечение из груди Сатия ничуть не причинило им вреда.

Орк схватил Фирри, чтобы его раздавить. Сатий мысленно обратился к светлым богам ещё раз и усилил напор лучей, превратил в обжигающие.

Троллеорки в ужасе завопили. Они загорались один за другим. Тот, что держал Фирри, панически заметался, и парень вывернулся.

Вражеские колдуны спрятались за спинами солдат. Они атаковали Сатия, бросили очередное заклятие: в него полетели три длинных чёрных стрелы. Но яркое сияние не угасало. Парень представил, что у него в груди поселилось солнце, и оно с лёгкостью развеяло вражеское заклинание. А затем длинные лучи сразили шаманов и подожгли их.

Фирри потрясённо замер. Он с изумлением увидел, что Сатию удалось с помощью богов справиться с врагами.

Заёмная мощь постепенно уходила: сияние угасло и навсегда оставило в душе парня тёплый след и воспоминание о том, что в нём живёт маленькое солнце. Сатий мечтал о том, чтобы не губить и уничтожать, а согревать и созидать. Он грустил, что последние лучи потратил, чтобы поджечь тела погибших жителей деревни.

Сатий шёл по главной улице и оставлял за собой десятки погребальных костров. Души погибших возносились ввысь, к богам, и мысленно благодарили, что юноша не дал врагам использовать их для тёмной магии.

Парень растерянно остановился посередине деревни, посмотрел на кроваво-красное пятно и обрывки одежды — всё, что осталось от Эймела. Сатий без стеснения дал волю слезам. Но где тело мамы? Он боялся, что пятно — это ещё и Ирель.

Верный Фирри следовал за ним и уговаривал не сильно расстраиваться, но Сатий продолжал громко и отчаянно звать маму.

Они обошли всю деревню и вернулись к Весельчаку. Мужчина с трудом приходил в себя после удара. На лбу и возле глаз у него красовался огромный синяк. Юный маг расстроенно сел на землю.

— Проклятая война! Она оставила меня без отца и без матери. Что нам делать? — спросил Сатий и покачал головой.

— Мне жаль твоих родителей, — сказал Фирри. — Но слезами их не вернёшь. Нам остаётся одно — сделать так, чтобы война закончилась, и люди больше не гибли.

Весельчак подошёл поближе к двум юношам и произнёс:

— Сатий, я должен тебе признаться. Когда твой отец пришёл в нашу деревню, он искал ту, что предназначена ему судьбой. Знаменитый эльф-вещун Айин предсказал, что его сын станет великим воином и спасёт весь мир от троллеорков. Эймела и Ирель связывала не только судьба, но и настоящая любовь. Я ощутил искренность их чувств. Они растили тебя с радостью, хотя знали: рано или поздно расстанутся. Тебя ждут великие дела. Жаль, что они погибли. Но твоя жизнь ещё впереди. Я предлагаю немедленно отправиться в столицу и рассказать Солнцепоклонному обо всём, что произошло: ему стоит знать, что троллеорки пробираются сквозь восточные леса.

Весельчак выдохнул: он не привык говорить подолгу. Сатий задумчиво взглянул на него и вытер ладонью слёзы.

— Пожалуй, ты прав, — сказал он. — Мне придётся смириться с тем, что рядом больше нет ни мамы, ни папы. Светлая память им и всем погибшим жителям деревни…

Все трое постояли минуту, поглядели на угасающие погребальные костры. Сатий, Фирри и Весельчак почтили память умерших и двинулись прочь по дороге к столице.

Примечания

1

Имена богов приведены в приложениях к роману.

2

Правила игры описаны в примечаниях к роману.

3

Путь Коловёртыша — так местные называют Млечный Путь.

4

Рожаница — здесь: акушерка, женщина, принимающая роды.

5

Названия месяцев и сезонов перечислены в приложениях к роману.