Научи меня верить в любовь

Ника Климова, 2022

Марк Климов долго и упорно работал, чтобы стать тем, кем он является сейчас. Ему за сорок. У него есть все, кроме любви и семьи, но его это вполне устраивает. Он упивается свободой и одиночеством. Ровно до того момента, пока на его голову внезапно не сваливается племянница. Удастся ли Марку сохранить свой собственный мир? И на что готова Алиса, чтобы быть рядом с ним, пусть и неспособным на любовь? Им придется через многое пройти. Останутся они вместе или нет, неизвестно. Но их жизнь точно никогда не будет прежней.

Глава 2. Климов, ты сволочь!

Успенский сторонится меня и разговаривает, только если это касается работы. Но я вижу, с каким трудом ему это дается. И все из-за девчонки. Не хватало еще партнера по бизнесу потерять из-за нее. И чего он так завелся? Не хочет, чтобы она жила в детском доме, так пусть удочеряет. Тем более, что опыт общения с детьми у него есть — своих двое.

— Что у нас с налоговой проверкой? — спрашиваю на совещании, делая пометки в ежедневнике.

— Документы подготовили. Нужна Ваша подпись, — несколько напряженно и торопливо отвечает наш главбух Раиса Владимировна. Она работает у нас уже… года три, но до сих пор трясется при каждом обращении к ней.

— Документы у Регины? — смотрю на нее исподлобья и вижу, как она бледнеет, от чего коричневая помада на губах кажется еще темнее.

— Д-да, передали утром.

Киваю.

— Что с банком? — снова опускаю взгляд в ежедневник.

— Договор у них на подписи. Обещали сегодня подписать и передать нам, — отвечает Успенский. — Как только подпишем, можем начать выбирать кредит.

— Только в крайнем случае, — предупреждаю.

— Я помню.

Чувствую в его голосе плохо скрываемое раздражение.

— Что с серверами? — смотрю на Макса.

— Работают. Вчера поменяли железо. Пока все без происшествий.

Хочется сказать «Сплюнь», но молчу.

— Что по плану продаж?

— Выполняем. У нас два новых клиента. Один запросил демонстрацию. Антон пока не дал ответ, — с ленцой отвечает Макеева.

— Антон? — поворачиваюсь к нему.

— Я в процессе.

— В каком?

— Пытаюсь понять, куда всунуть эту демонстрацию. Пока могу провести только в ночное время. Но вряд ли это устроит клиента.

— Может, тогда Миша?

Антон вздыхает. Да знаю я, что он не большой спец в этом, но давать клиенту возможность найти другого подрядчика тоже нельзя.

— Если в ближайшие два дня не найдешь на них время, передавай их Мише.

— Хорошо, — кивает он недовольно.

— У кого-нибудь есть вопросы?

Тишина.

— Все свободны. Юля, задержись.

Она, едва успев подняться, снова падает в кресло. Я дожидаюсь, когда закроется дверь и мы останемся одни.

— Я хочу провести сегодня ночь с тобой, — говорю ей прямо, захлопывая ежедневник.

— Марк, сегодня я иду на день рождения подруги.

Смотрю на нее и жду, что сейчас она исправит свой ответ на «Да, конечно». Молчит.

— Подруга так важна?

— Почти сестра, — улыбается Юля.

С трудом, но сдерживаю раздражение.

— До скольки?

— Что до скольки? — не понимает она.

— До скольки ты будешь на этом дне рождения?

— Не знаю. Мы давно не виделись. Она живет в Чехии. Вот приехала на неделю. Давай завтра, Марк.

— Макеева, — произношу предупреждающе. — Я хочу тебя СЕГОДНЯ.

— Давай закроем дверь, — ее малиновые губы растягиваются в многообещающей улыбке.

— Я устал от перекусов. Мне нужно полноценное блюдо.

Мне совсем не весело. Я хочу вдалбливаться в нее так, чтобы ее крик слышали на Северном Полюсе. Здесь это невозможно.

— Первое, второе и компот? — смеется она, обнажая ровный ряд белоснежных зубов.

— Именно.

— Климов, а чего ты такой весь напряженный в последнее время?

— Ничего, — смотрю ей прямо в глаза. — Работы много.

Да, вру. Стыдно? Ни капли.

— У тебя время до полуночи. Потом за тобой приедет такси.

— А если я не приеду? — Макеева стреляет в меня кокетливым взглядом.

— Я найду того, кто заменит тебя, — не моргаю.

— В постели? — уточняет она. И веселья в ее глазах как ни бывало.

— Везде.

— Климов, мы так не договаривались.

— А мы о чем-то договаривались? — вскидываю бровь. — Или, может, тебя не устраивают плюшки, которые ты получаешь? Премию уже успела потратить? Или недостаточно хорошо отдохнула за мой счет?

Юля сдается. Ресницы на мгновение прикрывают от меня ее гнев. Он тут же сменяется на покорность, но она делает последнюю попытку:

— В конце концов, я не твоя рабыня, Марк. У меня тоже есть своя жизнь.

— Я у тебя ее не забираю, — спокойно пожимаю плечами. — Живи своей жизнью. Я же не запрещаю тебе отметить день рождения подруги.

— Но до полуночи… Я же не подросток, Марк. — надувает она губки, которые так и хочется отшлепать и размазать помаду. Черт, в брюках становится тесно. Может, сейчас, а потом еще ночью? Нет. Мне не нужен аперитив. Я хочу основное блюдо. — Завтра суббота.

— Всё, свободна, — отворачиваюсь к компьютеру, давая понять, что разговор окончен.

— В каком смысле? — растерянно спрашивает Юля.

— Иди работай, — не смотрю на нее.

Не торопится. В кабинете повисает тишина. Я чувствую страх Макеевой. Боится лишиться своих плюшек, но и меня нагнуть хочет. Нет, милая, со мной этот номер не пройдет. У нас не те отношения. Только я решаю, где, когда и с кем. Тебе этого права никто не давал.

Вот она отодвигает кресло, поднимается. У дверей задерживается, но ничего не говорит. Я смотрю, как она выходит. И заранее знаю, что выберет. Сегодня меня ждет жаркая ночь. Не переживай, Макеева, это будет лучше, чем день рождения твоей подруги.

Время приближается к десяти. В офисе уже давно никого нет. Выключаю компьютер и отхожу к окну. Коньяк согревает горло. У меня еще два часа. Не хочу ехать домой. Отправляюсь в ресторан. Я привык есть один. И редко делаю это дома. Меня не пугает и не тяготит одиночество. Напротив, мы с ним отлично ладим. А вот присутствие в своей жизни людей я переношу с трудом, особенно если эти люди пытаются попасть в мое личное пространство. Работа не в счет. Работа — это деньги. Ради них я готов и потерпеть других людей.

Половина двенадцатого. Вызываю такси. Ну, что, Макеева, прощайся с подругой.

В каком ты ресторане?

Не отвечает.

Без четверти двенадцать. Выхожу на улицу. Тихо. Хорошо. Готов идти до дома пешком, наслаждаясь пустотой улиц и ночной прохладой, но далековато. Подъезжает машина. В салоне негромко играет музыка. Пахнет кожей. От Юли приходит ответ. Называю таксисту адрес.

Выходи.

Ждем минут десять. Уже собираюсь уехать, когда она, наконец, появляется в дверях ресторана. Платье настолько короткое, что почти ничего не скрывает. Это к лучшему. Открываю для нее дверь. Пытается поцеловать меня, но я уворачиваюсь. Смеется. Пьяная. Чуть сильнее, чем надо. Ничего, до дома выветрится и будет нужной кондиции. Ее пальцы нетерпеливо лезут ко мне в ширинку. Да, детка, я тоже тебя хочу, но не здесь.

— Поздравила подругу? — спрашиваю, убирая ее руку.

— Поздравила, — льнет ко мне, впиваясь губами в шею. Открываю окно. В него врывается холодный воздух.

— Подруга довольна? — не реагирую на ее провокации, но сдерживать себя все труднее. Таксист бросает на нас насмешливые и понимающие взгляды.

— Не очень, — мурлычет мне в ухо.

— Подарок не понравился? — вскидываю бровь, сверху вниз глядя в пьяные глаза Юли.

— Понравился, но мы хотели до утра, — снова надувает губки и, отстранившись, разваливается на сиденье.

— Макеева, ну я же лучше твоей подруги, признайся, — ухмыляюсь, разглядывая ее длинные ноги.

— Ты сволочь, Климов, но охуенная сволочь.

Я смеюсь, отворачиваясь в окно. Таксист с трудом прячет улыбку, но у него ничего не получается.

Мы начинаем прелюдию еще в лифте. Хотя здесь камера, поэтому дальше поцелуев ничего не будет, но Макеевой хочется. По глазам вижу. И позволяю ее языку чуть больше, чем надо.

— Климов, ну почему ты такой? — хнычет она, вжимаясь в меня всем телом и задевая бедром вставший член.

— Какой? — с трудом сдерживаю себя, чтобы не сорвать с нее трусики прямо здесь. Но взгляд, к моему неудовольствию, упирается в камеру под потолком.

— Такой неприступный, — она шумно втягивает в себя воздух, касаясь своими губами моих губ.

— Ну почему же неприступный? — я не трогаю ее руками. — Я здесь, весь в твоем распоряжении.

— Но только до утра. Или пока не насытишься, — Юля разворачивается ко мне спиной, вжимаясь пятой точкой мне в пах. О Боже! Когда этот лифт, наконец, приедет.

— А как бы тебе хотелось? — специально провоцирую ее.

— Насовсем. И не тайно, — стонет она, откидывая голову мне на плечо.

— Я же сволочь, Макеева, — ухмыляюсь.

— Сволочь, — отталкивается от меня, когда двери лифта распахиваются, и вылетает на площадку. Злится. Вижу это по ее дерганным движениям. Ничего, сейчас успокою. Веду ладонью между ее бедер, касаясь уже влажных трусиков. С ее губ срывается стон.

Открываю ключами дверь. Внутри темно. Но нам это не мешает. Впечатываю Юлю в стену. Ее тихий вскрик. Мой смех. Больше не могу себя сдерживать. Рывком задираю Юлино платье, сдвигаю в сторону полоску стрингов и вхожу в нее сразу двумя пальцами. Мокрая и горячая.

— Климов, — шипит она, упираясь руками в стену.

— Заткнись, Макеева, — достаю из кармана пиджака презерватив. Пока облачаюсь, Юля вырывается и проходит дальше, в гостиную.

— Куда? — хватаю ее за локоть и разворачиваю.

— Ты сегодня нетерпелив, — мурлычет она, обвивая мою шею руками.

— Именно. Я нетерпелив. И прекрати меня дразнить. Иди сюда, — подхватываю Юлю под бедра, вжимая спиной в стену. Сразу вхожу до упора.

— Черт! — вырывается у нее. — Аккуратнее.

Потерпишь, дорогая. Сегодня я хочу ТАК. Она дышит часто, цепляясь за мои плечи пальцами. Но в какой-то момент замирает. Тело ее каменеет и Юля начинает меня отталкивать.

— Марк, — шепчет тихо. В ее голоса страх. — Марк.

Паника.

Да что такое?

— Марк, — отталкивает сильнее.

— Макеева, — пытаюсь усмирить ее. Не хочу сейчас играть в недотрогу. Хочу секса.

— Марк, — Юля спрыгивает с меня и лупит по выключателю. Вспыхивает свет, ослепляя.

— Какого черта! — возмущаюсь я, но она смотрит не на меня. За спину. В ее глазах ужас. — Да что с тобой?

Разворачиваюсь за ее взглядом.

— Твою мать! — вздрагиваю от неожиданности, столкнувшись с широко распахнутой парой глаз. — Ты кто?

— Алиса, — заикается девчонка. На вид ей лет шестнадцать.

— Алиса? — не понимаю я и тут же доходит. — Алиса!

Резко отворачиваюсь, пытаясь запихать член обратно в штаны. Сложно. У Макеевой уже глаза на лбу.

— Марк, кто это? — поспешно одергивает она платье.

— Что ты тут делаешь? — снова разворачиваюсь к своей головной боли.

— Я… Жду тебя… Вас, — растеряна и напугана. Убил бы! Такой кайф обломала.

— Почему здесь? — рявкают так, что она вздрагивает. — Почему не в комнате?

— У меня… Я не знаю, где моя комната.

— Здесь четыре спальни, — раскидываю я руки в стороны. Раздражает. Нет, бесит! — Выбирай любую.

Ее глаза начинаю наполняться слезами. Губы дрожат. Только этого мне сейчас не хватало.

— Идем, — приказываю ей, стремительно уходя в сторону комнат. — Давай.

Привожу ее в самую дальнюю спальню.

— Пользуйся. Твоя. Спокойной ночи!

Мне плевать, как это выглядит. Мне плевать, что она сейчас думает обо мне. Мне плевать, что я веду себя грубо с сиротой. Мне ПЛЕВАТЬ! Она испортила мои планы. И жалеть я ее не собираюсь.

— Марк, что это за девушка? — шепчет ошарашенная Юля.

— Это… Моя… — не могу произнести.

— Только не говори, что это твоя дочь, — распахивает она в ужасе глаза.

— Тяпун тебе на язык, Макеева.

— Тогда кто?

— Просто знакомая.

— Знакомая? — недоверчиво переспрашивает.

— Знакомые попросили приютить на время.

Почему я вру?

— Ты поражаешь меня, Климов. Выходит, ты не такая уж и сволочь? А что с ее родителями?

— Уехали. Иди сюда, — хватит разговоров.

— Марк, мы, что, будем делать это при ней? — кивает Юля мне за спину.

— Ну, вообще-то ее я не приглашал. Идем. У меня уже все болит.

Сгребаю ее в охапку и увожу в спальню. Никаких больше форс-мажоров. Где мой секс? Она еще пытается сопротивляться, что-то говорит мне про эту девчонку. Толкаю ее на кровать и закидываю ноги себе на плечи.

— Заткнись, Макеева, — расстегиваю ширинку. — Иначе я найду, чем занять твой рот.

— Клиииимоооов, — тянет Юля довольно, — да ты пошляк.

— И сволочь, — добавляю я, входя в нее.

— Охуенная, — шепчет она на выдохе, закрывая от удовольствия глаза.

Готов доказывать это бесконечно.

Просыпаюсь, когда за окном уже рассвело. Со мной такое бывает редко, но этот раз простителен. Ночь была насыщенной и бессонной. Юля спит на второй половине кровати. Одеяло не скрывает ее наготы, но мне больше не хочется. Она проспит до обеда. Пусть. А меня ждет пробежка.

Сегодня пасмурно, но душно. Будет дождь. В таких условиях бегать не очень приятно, поэтому быстро возвращаюсь домой. В душ и кофе. Но едва открываю дверь ванной, как тут же сталкиваюсь с… Кажется, Алиса. Или Олеся? Все время про нее забываю. Она чистит зубы, от чего ее губы в зубной пасте. Мне неприятно.

— Ты здесь надолго? — спрашиваю, даже не пытаясь скрыть свое недовольство.

Молча мотает головой. В глазах испуг. Ну и на кой черт я согласился забрать ее?

Закрываю дверь и прохожу на кухню. Не люблю пить кофе, не вымывшись. Мокрая от пота футболка неприятно липнет к телу. Высыпаю в турку последний кофе. Пока варится, пытаюсь заказать доставку нового. В наличии нет. Веду плечами, пытаясь отодрать от спины футболку. Она снова липнет. Раздраженно стягиваю ее и швыряю на подоконник. Делаю заказ в другом магазине. Мой кофе убегает. Твою мать! Да что же за утро! В довершение на пороге появляется мой самый раздражающий фактор.

— Ванная свободна, — топчется на месте.

Молчу, драя плиту. Если не сделать этого сейчас, засохнет и не отдерешь. Боковым зрением вижу, что она продолжает стоять.

— Я тебя услышал, — произношу, чувствуя, как раздражение медленно переходит в злость.

— Я хочу есть.

— Найди что-нибудь в холодильнике.

Готовить ей я точно не собираюсь. Впрочем, и не умею. Даже яичница сгорает.

— Здесь пусто, — сообщает она.

Естественно. Я не ем дома.

— Сходи в кафе, — бросаю, не оглядываясь.

— У меня нет денег. Мне, что, натурой рассчитываться? — дерзко.

Оглядываюсь на нее. Бесформенная рубаха в клетку. Под ней растянутая футболка. Джинсы на два размера больше, чем надо. И волосы… Только сейчас заметил, что они черно-синие. О Боже!

Ухожу в спальню и возвращаюсь с деньгами. В руки не отдаю, кладу на стол.

— Этого должно хватить.

— А здесь есть поблизости кафе? — спрашивает, убирая деньги в карман. Уже отворачиваясь, замечаю ее черные короткие ногти.

— Понятия не имею.

— Отлично, — произносит она недовольно и, наконец оставляет меня одного.

Хлопает дверь. Все, можно и в душ.

Девчонки нет до самого вечера, но меня это не беспокоит. Напротив, можно спокойно заняться работой. Обычно я ухожу в нее с головой, не замечая ничего вокруг. И внутри себя тоже. Спина затекла. Желудок сводит от голода. Я пропустил обед, но получил полное удовлетворение от того, чем был занят. Можно и поужинать.

К концу ужина в ресторане становится шумно. Мне не нравится. Допиваю чай, собираясь уходить, когда в кармане раздается звонок. Номер незнаком.

— Да? — отвечаю, попутно доставая из бумажника деньги.

— Климов Марк Александрович? — спрашивает мужской голос.

— Слушаю, — бросаю на стол пару купюр.

— Это капитан полиции Хромчук.

Рука зависает, не успев положить бумажник в карман.

— Вам знакома Алиса Владимировна Курочкина? — продолжает он.

— Да, — отвечаю неуверенный в том, о моей ли занозе идет речь.

— Вы можете подъехать сейчас к нам в отделение?

— Она что-то натворила? — бумажник все-таки опускается в карман, но я не спешу.

— Она заблудилась.

Как это вообще возможно?

— Обратилась к нашим. Они доставили ее к нам в отделение для выяснения обстоятельств. Так что? Вы подъедете?

Не горю желанием, но вслух:

— Куда подъехать?

Она сидит в кабинете в обнимку с бокалом. Ее голова вжимается в плечи под моим взглядом.

— Марк Александрович? — спрашивает мужчина в форме с густыми усами.

— Да.

— Можно Ваши документы?

Протягиваю ему паспорт, не глядя на девчонку. Он молча пробивает данные. В кабинете тишина. Мне неуютно и хочется уйти. Только разборок с полицией не хватало. Наконец, паспорт снова у меня в руках.

— Как же так, Марк Александрович? У девочки не было даже Вашего номера, — капитан смотрит на меня с укором.

— Так получилось, — коротко отвечаю я. Не хочу вдаваться в подробности и что-то объяснять.

— Алиса сказала, что Вы ее дядя.

— Да, — произношу не без труда.

— Вы уже оформили опекунство?

— Нет, — дергаю головой.

— Вы живете вдвоем?

— Да, — не понимаю, к чему он клонит.

— Сколько Вам лет, Марк Александрович?

— Сорок три.

— А Алисе?

Я смотрю на нее, потому что понятия не имею, сколько ей.

— Семнадцать, — отвечает она.

— Вы взрослый мужчина и несовершеннолетняя девочка…

Что? Я ослышался?

— Вы на что намекаете? — раздражаюсь. — Что я могу ее… Ей же всего семнадцать.

Девчонка переводит испуганный взгляд с меня на него.

— Знаете, сколько отцов насилуют собственных дочерей гораздо младшего возраста?

К горлу подступает тошнота, а в груди закручивается ярость. Я не знаю и знать этого не хочу.

— А Вы всего лишь дядя, — продолжает он спокойно.

— И что? — бешусь я.

— Надо бы оформить опеку, как полагается.

— То есть если я оформлю опеку, то я не смогу ее изнасиловать? Это меня остановит?

Я не собираюсь этого делать, но меня бесят обвинения капитана. Я не хочу, чтобы меня пятнали этой грязью.

— Марк Александрович, следите за словами. Или я сочту их угрозой в адрес девочки.

Вдох, выдох.

— Я оформлю опекунство, если Вам от этого станет легче, — произношу, с трудом сдерживая ярость.

— Так положено. Или мы сочтем, что Вы просто сожительствуете со своей племянницей.

Все, я не хочу этого слышать. Ладони против воли сжимаются в кулаки.

— Мы можем идти или у Вас ко мне еще есть какие-то вопросы?

— Вы можете идти, — он спокоен, как скала, и это бесит еще сильнее. Я вылетаю из кабинета, даже не удостоверившись, что девчонка идет за мной. Меня трясет. Как вообще можно было подумать, что я позарюсь на… это? Она же еще ребенок, бесформенный, несуразный ребенок. Как можно ЭТО захотеть???

Падаю за руль и с силой хлопаю дверями. Она молча забирается на пассажирское сиденье.

— Как ты вообще могла заблудиться? — набрасываюсь на нее. Мне надо на ком-то выместить свою злость и она очень удобно оказалась рядом.

— Я просто гуляла и не заметила, как ушла далеко от дома, — оправдывается она.

— Зачем ты вообще далеко уходила от дома? — взрывает меня. Девчонка вздрагивает.

— Я просто гуляла, — орет она в ответ. — Я, что, не имею права погулять? И не надо на меня орать! Если бы ты дал мне свой номер телефона, я бы тебе позвонила, но ты мне его НЕ дал!

В машине становится тихо. Мы смотрим друг на друга разъяренным взглядом. Я вижу, как раздуваются ее ноздри, как напряжены ее губы, как высоко под футболкой вздымается грудь.

Черт побери, она права! Права и это выводит из себя!

Я срываюсь с места. Пальцы с силой сжимают руль.

— Я хочу есть, — негромкое, но твердое.

— Что? — мне послышалось?

— Я хочу есть, — повторяет громче.

Твою мать!

Молчу и выискиваю глазами в темноте вывеску какого-нибудь кафе. На глаза ничего не попадает и, как назло, на ум не приходит ни одного названия или адреса.

— Я же давал тебе деньги. На что ты их потратила?

— Я позавтракала. И положила деньги на телефон.

Вдох, выдох. Говорят, дыхательная гимнастика помогает успокоиться. Врут!

Наконец, взгляд цепляется за яркую вывеску. Пиццерия. Пойдет! Резко заворачиваю на стоянку и молча выхожу из машины. Девчонка не отстает. Внутри полно народу. Громкие разговоры, смех, детские визги. Мне хочется развернуться и тут же выйти.

— К сожалению, у нас все занято, — с виноватой улыбкой сообщает администратор.

Я выдыхаю облегченно.

— И, что, мне так и остаться голодной? — возмущается девчонка у меня за спиной.

Я молчу.

— Эй!

— Я не эй! — резко разворачиваюсь к ней. Она останавливается как вкопанная. В ее глазах снова страх, но лишь на мгновение.

— Я, правда, хочу есть, — заявляет решительно. — Почему мы не можем заехать в магазин и что-нибудь приготовить дома?

— Я не готовлю дома.

— Почему? — не отстает она.

Завожу машину.

— Давай закажем пиццу. У вас в Москве доставляют пиццу? — девчонка смотрит на меня дерзко.

Терпеть не могу пиццу и весь этот фаст-фуд. Тем более у себя дома. Достаю телефон и быстро нахожу кафе поблизости. Один короткий звонок. Есть свободные столики. Наконец, я накормлю это чудовище и она замолчит.

Мы ждем заказ. Я листаю статьи в телефоне. Она вертит головой, разглядывая обстановку. Останавливает взгляд на мне.

— А ты не будешь есть?

— Нет.

— Почему?

— Не хочу.

— Ты всегда такой?

— Какой? — смотрю на нее исподлобья.

— Злой.

— Всегда, — не хочу, чтобы она питала насчет меня какие-то иллюзии.

— Мама говорила, что злые люди злы потому, что они несчастны.

Долго и пристально смотрю на нее. Не моргает. Дерзкая. С характером. И наглая.

Приносят заказ. Она набрасывается на еду так, как будто не ела неделю. Я же дал ей достаточно денег. Она, что, все потратила на телефон или завтракала в самом дорогом ресторане?

— Кстати, как мне тебя называть? — спрашивает с полным ртом.

— Никак.

— Дядя?

— Нет.

— Эй?

Поднимаю на нее предупреждающий взгляд.

— Окей, тогда дядя, — кивает сама себе.

— Марк… Марк Александрович.

Смотрит недоверчиво.

— Прямо так? Марк… А-лек-сандро-вич?

— Да, прямо так, — киваю я, глядя в телефон.

— Кто тебе та женщина?

— Какая?

— С которой ты ночью пришел.

— Тебя это не касается.

— Жена?

Молчу.

— У тебя вообще есть жена?

— Нет.

— А ты был женат?

— Нет.

— Почему?

— Ты уже поела?

— Нет.

— Тогда ешь.

— Так почему ты никогда не был женат?

— Не хочу.

— А дети есть?

— Слава Богу, нет.

— Почему слава Богу? — не унимается она.

Я чувствую, как внутри меня все закипает. Бросаю на стол несколько купюр. Этого должно хватить.

— Жду тебя в машине.

Девчонка появляется нескоро. В руках небольшой сверток.

— Что это? — спрашиваю, когда она садится в машину.

— Завернули с собой, — гордо улыбается. — У тебя же нечего дома есть.

— Ты, что, не наелась?

— Наелась, но вдруг еще захочу.

Бросаю взгляд на часы. Почти десять. Когда она собирается еще есть? Не хочу ничего об этом знать.

Наконец-то, я дома. Хочу в душ, но не успеваю. Мое наказание уже оккупировало ванную. Можно и в гостевую, но я хочу в СВОЮ ванную. Жду десять минут, двадцать. Чтобы отвлечься, варю кофе. Выпиваю. Она еще не выходила. Стучу.

— Да? — спрашивает спокойно.

— Я тоже хочу помыться.

— Я сейчас.

После нее в ванной полный разгром. На раковине мокрое полотенце. МОЕ полотенце. На полу лужи воды. Мыло НЕ в мыльнице. А это что? Укрепляющий шампунь с маслом амлы… Гель для душа «Сочная дыня»… Скраб для лица…

Вдох-выдох.

— Алиииисаааа!

Я спокоен. Я спокоен. Вдох, выдох.

— Что? — спрашивает недовольно.

Оглядываюсь. На ней короткий тонкий халатик. Далеко не новый, судя по выцветшему рисунку. На голове чалма из полотенца. Поджимает босые ноги, на которых ногти тоже черные.

— Это полотенце МОЕ, — показываю ей на то, что лежит в раковине. — И за собой надо убирать. И мыло должно лежать в мыльнице. И эти бутылки…

— В мусорку? — вскидывает левую бровь.

В идеале — да, но:

— Поставь их на одну полку, а не раскидывай по всей ванной.

— Я взяла твое полотенце, потому что у меня нет своего. А это… Сейчас уберу. Где у тебя тряпка и швабра?

Смотрит внимательно.

Понятия не имею. Два раза в неделю приходит клининговая компания и все убирает.

Мы смотрим друг на друга. Она требовательно. Я — с трудом сдерживая злость. И уже даже не понимаю, на кого.

— Так что? Где швабра? — повторяет девчонка.

— Можешь взять это, — бросаю под ноги свое бывшее полотенце. Ее глаза удивленно распахиваются.

— Это же твое полотенце.

— Теперь это половая тряпка, — рявкаю, вылетая из ванной.

Мне надо успокоиться, но как это сделать? Присутствие девчонки выбивает меня из колеи. Одно только ее присутствие. Даже когда она молчит и ничего не делает. Но она НЕ молчит. И она постоянно что-то вытворяет.

— Я все убрала, — слышу за спиной. Не хочу с ней разговаривать. Ухожу в ванную.

Я брезгую мыться после нее. Придется принимать душ. А хотелось просто расслабиться в горячей воде. Завтра внепланово вызову клининг. Пусть все тут отмоют. Может, сказать ей, чтобы мылась в гостевой ванной? Но когда выхожу, ее уже нет. Ни в гостиной, ни на кухне. Под дверью ее комнаты нет света. Скажу завтра.

Ложусь спать, но уснуть не могу. Внутри меня все бурлит. Давно меня так все не бесило. Вспоминаю слова капитана. Псих. Он форменный псих, раз мог предположить, что я позарюсь на эту девчонку. Вспоминаю ее в халате на пороге ванной. И почему-то кажется, что под ним у нее ничего не было.

О чем я вообще думаю?

Переворачиваюсь на другой бок и приказываю себе ни о чем не думать. И, наконец, удается уснуть.

Меня будят шаги. За дверью кто-то ходит. На часах три ночи. Чего ей не спится? Не хочу знать. Хлопает дверь. Потом еще. Снова шаги. И так час. Я не могу уснуть, но дико хочу спать. Почему я не могу спать в своем собственном доме? Нет, надо с этим что-то делать!

Отбрасываю одеяло и вскакиваю с постели. Если понадобится, я сейчас выпорю эту девчонку. Какого черта она не спит?!

Дверь в ее спальню открыта, но девчонки там нет. Иду по коридору — ее нет нигде. Из ванной доносятся странные звуки. Что за…?

Она стоит на коленях перед унитазом, обхватив одной рукой волосы. Ее рвет. Меня и самого едва не выворачивает от этого зрелища.

— Что с тобой? — спрашиваю брезгливо.

— Отравилась, — отвечает с натугой. И снова рвет.

— Чем? — отворачиваюсь.

— Не знаю. Может, беляшом.

— Чем? — ошарашенно переспрашиваю. — Ты ела беляш?

Вместо ответа — очередной рвотный позыв. Твою мать! Мне только этого не хватало!

Она появляется на пороге. Бледная как смерть. Держится за стенку.

— Пройдет, — произносит дрожащими губами и проходит на кухню, а я — к себе.

На часах шесть. Девчонка все еще курсирует между ванной и своей комнатой. Я так и не сомкнул глаз. Если она сейчас загнется, то обвинят в этом меня Да, блядь! Снова отбрасываю одеяло и выхожу из спальни. Что там делают при отравлении? Может, сразу скорую?

— Нет, — мотает она головой испуганно. Да, я тоже не очень люблю врачей. — Мне просто нужен активированный уголь и что-то в этом роде. И что-то от поноса.

Меня самого сейчас начнет рвать. У меня нет ни того, ни другого. У меня вообще нет дома никаких лекарств. Время приближается к семи. Аптеки явно еще не работают. Твою маааааать! За что мне это?

Звоню Успенскому.

— Марк? — удивлен.

Я разбудил его, но извиняться не буду.

— Что дают при отравлении? — спрашиваю без вступления.

— Что?

— Что дают при отравлении?

— Ты, что, траванулся?

— Не я, — закатываю глаза, чтобы не зарычать. — Борь, просто ответь на вопрос.

— Ну смотря чем.

— Беляшом.

На том конце тишина и потом неуверенное:

— Ты ел беляш? Климов, это точно не ты?

— Не я, Боря, твою мать. Просто скажи, что дают при отравлении.

— Какой-нибудь сорбент. Активированный уголь, Полисорб, Фильтрум. Чтобы вывести токсины. Диарея есть?

— Есть, — стискиваю челюсти.

— Имодиум, Лоперамид, Энтерофурил.

— У меня ничего нет.

— Есть дежурные аптеки.

Точно! Как мне это в голову не пришло? Наверное, потому что я почти никогда не пью таблетки.

Сбрасываю звонок, не попрощавшись. Быстро нахожу ближайшую дежурную аптеку. Звоню. Да, все, что перечислил Успенский, там есть. Одеваюсь и спускаюсь на улицу. Моросит дождь. Хочется сесть в машину и уехать. Просто уехать, куда глаза глядят, и не возвращаться, но все равно возвращаюсь.

Девчонка лежит у себя в комнате на кровати, поджав колени к животу. Молча кладу на тумбочку пакет с таблетками.

— Спасибо, — слабое мне в спину. Позвоночник обжигает и раскаленные щупальца расползаются под кожей. Мне неприятно это спасибо. Ничего не говорю в ответ. Мне надо уйти, но за окном ливень. Я чувствую себя запертым в тюрьме. Один на один с пыточным оружием, от которого не спастись. Закрываюсь в спальне. Сегодня я не хочу даже кофе. Я хочу тишины, покоя и одиночества.