Ставка на любовь

Ника Ёрш, 2019

Почему бы не сходить замуж, пока мама в отъезде? Как говорится, себя показать, на других посмотреть… Заодно можно опровергнуть сплетни, о том, будто женщины рода Эстерхаун не умеют любить.И пусть план не продуман, а приключения обещают большие неприятности, Софи начинает действовать!Чем это обернется? Браком со скучным, но богатым лекарем, пробуждением страшного дара, множеством проблем для обоих супругов, обнаружением новых родственников и, конечно, любовью.

Глава 3

как прекрасна мечта — и ужасно воплощение

Я почти не спала в эту ночь.

Да и как тут уснуть, когда такое в жизни приключилось? И как только угораздило?!

Все началось перед маминым отъездом: я снова просилась взять меня с собой, на этот раз настаивая сильнее прежнего.

Мир ждал меня, манил! Но мама не понимала. Она отказывала раз за разом. Вспоминала то, как уехала однажды сама, и запрещала даже думать о столице и других городах.

— Там слишком опасно, а здесь ты дома. И на этом закончим, — сказала она, отворачиваясь. Будто точку в последнем предложении письма поставила.

— Ты не можешь держать меня взаперти всю жизнь! — закричала я, чувствуя отчаяние.

— Могу! — внезапно сказала мама и так на меня посмотрела, что стало очевидно: уговоры бессмысленны, она не отпустит.

Я даже провожать ее не вышла — так обиделась. Сидела в своей комнате и думала-думала… постепенно впадая в тоску. Хотелось одного: бежать прочь, но в нашем Кельхельме меня знала каждая собака, сопровождать никто бы не решился. А одну в дорогу ни один извозчик не взял бы с собой.

От безнадеги хотелось выть, в голову лезли самые бредовые идеи. Я даже вынула мамины украшения, перебирая их и впервые в жизни подумывая о краже… За хорошую плату кто-нибудь, такой как Дилан Пит, мог согласиться провести меня в ближайший город.

И вот за такими негодными мыслями нашла в потайном отделении шкатулки новое украшение. Вернее, наоборот, старое…

Пальцы сами потянулись ко дну, прошлись по бархатному подкладу и наткнулись на небольшое, но ощутимое препятствие. Не знаю, как осмелилась надрезать ткань, ведь понимала, как мама будет злиться за подобное… В небольшой выемке, прикрытой сверху, лежал медальон. Внутри в таких рисовали портреты, но мой не открылся: как я ни старалась, все оказалось напрасным. Еще и порезалась неудачно вдобавок. На серебро крышечки упали несколько капель крови, и медальон потеплел.

В тот же миг за окном раздался гром, и окна распахнулись от сильнейшего ветра… Тогда же я впервые ощутила взгляд, будто кто-то смотрит в спину. Новые впечатления мне не понравились, и я решила срочно замести следы преступления — спрятать находку, устыдившись содеянного, и больше о ней не вспоминать.

Так и поступила.

А на следующий день узнала, что в наш городок прибыли трое столичных хлыщей! От радости у меня рассудок помутился. Это ведь и был мой шанс!

Я познакомилась с Марком Винчертом и упорно строила ему глазки, изредка позволяя себя приобнять. И лишь на третий день шепнула, что готова встретиться и разрешить ему нечто большее.

По моим расчетам, все должно было произойти совсем иначе. Нас застали бы с красавчиком Марком за непристойным занятием. Люди, видя мое раскаяние и страдания, вытрясли бы из него клятву о женитьбе. Мы обручились бы прямо при свидетелях и разошлись каждый к себе до утра, чтобы после отбыть в столицу!

Дальше я придумала два варианта развития событий: в первом Марк на мне скоропалительно женился, а во втором откупался от брака. Меня бы устроил второй, и то, и другое, лишь бы сбежать из городка.

План по совращению богатея созрел в голове быстро, потому как задерживаться в нашей глуши массиры не собирались, а мама могла вернуться домой уже через неделю.

И вот, поди ж ты, Марк сбежал, а я едва не оконфузилась при всем честном народе. Хотя теперь, переворачиваясь с боку на бок на мягкой перине, думала, что позор, пожалуй, был не так уж и страшен. Замужество пугало сильнее.

Тряхнув головой, в конце концов вскочила с постели и распахнула окно, чтобы вдохнуть ночной свежести, и тут же закашлялась, получив камешком в лоб.

Борк, втянув голову в плечи, развел руки в стороны и сделал большие глаза. Не ожидал он, что я вылезу именно в тот момент.

— А где этот-то? — спросил друг тихо, едва шевеля губами.

— Спит, — отмахнулась я, — забирайся скорей.

Он привычно, как делал сотни раз с самого детства, влез в окно и, испуганно озираясь, спросил:

— Ну и? Как оно?

Настала моя очередь разводить руками.

— Как у всех, — ответила глубокомысленно, не представляя, что еще сказать.

Мы посидели с ним еще минуту в тишине, и Борк все-таки не выдержал, уточнил:

— Так ты что, спряталась здесь? Обижал тебя?

— Нет. — Пожав плечами, глазами показала на стену сбоку от нас: — Спит он.

— Уморила? — на лице Борка расплылась глумливая ухмылка.

— Напоила и спать уложила, — поправила его я, отвесив щелбан. — Спать он лег, говорю же. Даже трогать меня не стал.

Помолчали еще немного.

— Так, может, он по другой части? — радостно сообразил друг. — У них в столице другие порядки. Я такое слышал!

— А колечко откуда? — фыркнула я. — Невеста его бросила там.

— Потому и бросила. — Борк вскинул вверх указательный палец и кивнул со знанием дела. — Понятно все.

— Глупости, не похож он на… Ну, на такого, как ты говоришь. Просто брезгует мной. Видел бы ты, как смотрит. Я грязная для него.

— Да вроде не грязная, — нахмурился друг, придирчиво осматривая мое домашнее платье. — Чуть замаралась, так с кем не бывает.

— Ай, — отмахнулась, — столичная ему нужна. Понимаешь? Да это и хорошо. Я уж думала амулет мамин применить, который усыпляет в момент, если полезет ко мне… Только настойки успокоительной хватило, он и не полез. Говорю же, даже смотреть не может — передергивает всего.

Покачав головой, встала и, приблизившись к комоду, сменила почти сгоревшую свечу на новую.

— Это ты напридумывала, Софка. Да, точно, — не унимался рыжий, — я у народа узнал. Пока его друзья к бабам ночью ходили, он спал прямо за столом! К подавальщице, Крине, не приставал. Да и вообще, кроме как к бутылке, никакого интереса не проявлял. И ту бросал, когда пустела.

Эта новость меня несколько приободрила. Историю о невесте я помнила по-прежнему, но, быть может, она действительно должна была стать прикрытием его похождений с мужчинами? Тогда и я прикрывать смогу — хоть всю жизнь!

Вдобавок ко всему Борк рассказал, что Марк и его товарищ уехали из города в большой спешке. Бедняги даже забыли забрать часть задатка, ведь платили за комнаты наперед.

“Бывает же… — подумала я. — А Джеймс еще говорил, что нам карету не найти. Кто ищет — тот всегда найдет… Или они пешком ушли? Что ж, и этому не удивлюсь, вспоминая, с какой прытью Марк в окно прыгнул, — такому и лошадь не нужна, к утру в столице будет”.

Выгнав Борка спустя час, я еще какое-то время задумчиво смотрела в окно, старательно превозмогая совершенно несвойственные грусть и страх. Однако вид на ночное небо, освещаемое редкими звездами и кусочком луны, едва видневшейся из-за свинцовых туч, действовал от обратного, и жалость к себе лишь возросла в разы.

Что теперь будет? Как мне вести себя там, в незнакомом городе? С незнакомыми людьми… Зачем он женился на мне так поспешно? Почему не откупился? Почему не прошел мимо?.. Зачем я на все это пошла?!

Вопросы терзали разум и душу, не давали найти покоя.

Конечно, я была уверена, что справлюсь. Нет ничего невозможного, и я всё преодолею. А если не преодолею, то сбегу сюда, домой. Мама примет всегда. Прибьет, конечно, но потом наймет темневика, воскресит и снова будем жить-поживать, ругаться-мириться.

Собрав вещи и кое-какие памятные безделушки в большую кожаную сумку для ручной клади, я все-таки легла в постель. Но сон так и не сморил меня. Зато сколько ужасов и глупостей я передумала, прежде чем услышала громкое:

— Софи, дорогая моя жена, подъём!

Супруг был отвратительно бодр и свеж, словно отдыхал не пару часов, а много месяцев подряд.

Постучав в дверь моей комнаты, к ручке которой я подставила спинку стула, Джеймс развернулся и ушёл нагло хозяйничать в доме. И как бы я ни хотела полежать в постели, нежась в тепле и безопасности, пришлось быстро вставать и надевать верхнее платье.

Он нашелся в кухне. С совершенно невозмутимым видом супруг стоял и доедал остатки пирога, даже не предложив поделиться им со мной.

— Вкусно? — уточнила, приближаясь.

— Очень недурно, — ответил Джеймс, пробегаясь по мне задумчивым взглядом, отчего сказанные слова приобрели нехороший подтекст. Словно бы оценивали не пирог, а меня. Хотя почему же нехороший? Он мой муж и имеет право говорить подобное супруге. Наверное.

— А мне вы что-нибудь оставили? — спросила, стараясь перевести тему разговора и скрыть неловкость.

— Конечно. Я оставил тебе честь заварить нам вчерашней отравы. Чем ты там нас поила?

— Иван-чаем, — буркнула, продолжая сверлить Джеймса Ллойда мрачным взглядом.

— Вот-вот. — Муж как раз окончательно расправился с пирогом. — А пока будешь возиться, я схожу в свой номер и заберу вещи. И на почтовую карету нас запишу. Сама-то собралась?

— Да, — ответила тихо, разом потеряв остатки решимости. — А может, не стоит спешить?

Он усмехнулся и прошел мимо, к сеням.

— Вы не думайте, я не боюсь! — выпалила зачем-то ему вслед. — Просто…

— Собирайся, Софи, — отозвался супруг. — Поздно уже сомневаться, раньше думать надо было.

И вышел.

А я медленно опустилась на стул, сложила руки перед собой, погладила белоснежную скатерть, вышитую мной в прошлом году… Что же будет дальше? Мама вернется, а меня след простыл. И дом не прогрет. Холодно, одиноко, никто ее не ждет.

Слёзы уже скопились в уголках моих глаз, но я не позволила им пролиться. Вскочив, тряхнула головой, стукнула кулаком по столу и проговорила громко, избавляясь таким образом от страха:

— Не сидеть же здесь вечно?! Не могу я здесь! И вообще, что сделано — то сделано, а я давно говорила, что сбегу, если не пустит!

Кивнув себе, перекинула косу на спину и пошла к матери в спальню. Достала старенький писчий набор и принялась сочинять письмо. Получилось очень даже неплохо, если вкратце: влюбилась, замуж выскочила, уехала. Он замечательный, ни о чем не волнуйся, скоро позовем тебя в гости в столицу.

Как-то так.

Жаль, мама не оценит. В любовь она не верит — сказки, говорит; в замужество тоже не верит — рабством называет; богачей не любит — чопорными снобами их обзывает. И столицу терпеть не может, говорит, что нужно жить там, где родился. Мол, здесь наше место, и нечего смотреть по сторонам.

И переубедить ее невозможно — сколько я пыталась, не сосчитать.

А теперь уже и не придется уговаривать. Понятное дело, позлится немного, а потом поймет. Сама-то она успела мир повидать, а мне даже нос не дает высунуть из городка. Вредительница. Как позову ее потом в Ривенхейм, так она и оттает!

Супруг вернулся очень быстро, я едва успела заварить чай, подобрать волосы наверх и переодеться в дорожное платье. Окинув меня безразличным взглядом, он залпом осушил чашку с напитком и, подхватив собранную мной сумку, отправился к выходу.

— Как, уже? — проговорила я, чувствуя, как нервы снова натягиваются, словно струны от лютни.

— Я жду на улице, Софи, — отозвался муж, покидая дом.

Как будто знал, что я немного приотстану.

Осмотрев кухню, тронула кончиками пальцев дубовый стол, улыбнулась портрету бабушки… Опомнившись, схватила посуду и перемыла чашки с чайником. И замерла, не в силах уйти из родного дома. Здесь никакая беда мне не страшна, но хороша ли жизнь, в которой совсем нет неприятностей и риска?

Бабушка, пока была жива, часто уговаривала маму не держать меня за своей спиной."Безоблачное голубое небо, — говорила она, — радует лишь тех, кто недавно пережил грозу. Для остальных нет ценности в одной и той же пресной картине. Отпусти её, Аркадия, дай самой сделать выбор, дай набить свои шишки, иначе быть беде”.

Но мама не слушала. Она была уверена, что я не осмелюсь пойти против ее воли.

А я осмелилась.

Вздохнув, еще раз взглянула на портрет, и на этот раз мне показалось, будто бабушка чуть улыбнулась.

— До свидания, — шепнула, делая шаг к выходу. — Я ещё вернусь. Обязательно.

Джеймс Ллойд ждал меня у дороги, мирно беседуя с кучером почтовой кареты. Обернувшись и встретившись со мной взглядом, он махнул рукой, призывая поторопиться. И я, прикрыв калитку, ускорила шаг.

— Из Кельхельма едем лишь мы, — сообщил супруг, как только я подошла ближе, — Марк уехал ночью своим ходом, Ирвин с ним.

— Хорошо, — ответила я, пожимая плечами.

Честно говоря, мне было все равно, кто еще поедет с нами. В душе нарастало странное чувство, не испытываемое никогда раньше. Ни то жуткого волнения, ни то волшебного предвкушения, ни то страха. В груди ныло, а горло словно легкой судорогой свело. Еще и спину снова жгло от чьего-то взгляда. Обернувшись, никого не увидела, только с неба легкий дождик пошел и упал мне на лоб.

Вяло кивнув кучеру, я приняла руку Джеймса и, опираясь на нее, забралась в карету, испуганно глядя в окно. Сколько раз я представляла себе отъезд из нашего городка! Сколько раз мечтала о нём! И вот он настал.

Но в мечтах у меня не тряслись от волнения руки, я не кусала губы и не хотела броситься назад с криком: “Все отменяется!” Реальность пугала.

Ллойд уселся напротив, тут же откинув голову на спинку сиденья и прикрыв глаза. Он не стремился поговорить и тем более как-то меня успокоить. Но и не насмехался, хотя мог бы…

Карета мягко тронулась, слегка качнувшись вперёд. Послышались понукания кучера, цокот копыт, и сердце мое, на миг замерев, тоже понеслось вскачь, навстречу приключениям.

Путь в новую жизнь начался уже сейчас!

***

Спустя час унылого пейзажа за окном я в сотый раз поелозила на месте, пытаясь устроиться удобней на твердом сиденье кареты. Удивительно, неужели нельзя было сделать его мягким? Должно же быть хоть какое-то подобие комфорта при столь долгих путешествиях!

Но еще больше, чем отбитый от тряски зад, раздражал мерный храп супруга. Он сидел, откинув голову чуть в сторону, в совершенно неудобной позе. Но это не мешало Ллойду видеть сладкие сны и даже периодически улыбаться. Вот уголок его губ снова дернулся в сторону, а я закатила глаза от возмущения, припоминая супружескую клятву: делить все тяготы на двоих. Почему в нашей паре мучаюсь только я?

Так, не выдержав превратностей дальней дороги и слишком хорошего настроения мужа, с силой наступила на его ногу, после чего искренне проговорила:

— Ох, простите! Это случайность!

Ллойд сонно моргнул, осмотрелся, словно не понимая, где он и с кем, а потом, вспомнив все, досадливо поморщился.

— А, это ты, — прошелестел муж, поводя плечами.

— Я, — ответила с показной грустью в голосе. — Всего лишь ваша молодая супруга, уставшая от бесконечно долгого пути.

Джеймс приподнял брови, выказывая удивление, и, отодвинув занавеску со своей стороны, выглянул в окно.

— Мы едем не больше часа, судя по пейзажу за окном, — недовольно проговорил он, возвращая занавеску на место. — Впереди не меньше трех часов пути.

— Трех часов?! — ужаснулась я.

— До станции, где мы сменим лошадей, — кивнул Джеймс. — Там же будет трактир, где можно перекусить и справить нужду. А потом еще два — четыре часа пути. До Заерда.

— Быть не может, — нахмурившись, я тоже выглянула в окно, — люди не могут выдерживать по столько часов подобной пытки во время путешествий!

— В столице и близлежащих городах и не приходится, — подтвердил он, — там есть стационарные порталы для быстрых перемещений. Он есть и в Заерде, куда мы, собственно, и направляемся. Но в вашем Кельхельме, как все знают, имеет место магический излом, и вкладывать силы здесь во что-то подобное бесполезно.

— Да-да, — кивнула я, — но мне всегда казалось, что до столицы рукой подать…

— Казалось?

Ллойд молчал, неотрывно глядя на меня.

Когда, наконец, он моргнул и заговорил, я успела вспомнить, что здесь нас только двое, а кучеру плевать, как развлекается богатый господин со своей супругой в карете. Вот как вздумается ему…

— Ты никогда не была в столице?

Ах, вот что его взволновало!

Облегченно вздохнув, улыбнулась и искренне ответила:

— Никогда.

— Это странно, — нахмурился он.

— Отчего же? — удивилась я. — Думаете, много людей из нашего захолустья часто бывали в Ривенхейме?

— Думаю, да. И твоя мама наверняка ездила туда не раз. У нее ведь своя лавка с тканями? Судя по очередной поездке в Стетхейм за товаром, дело идет неплохо. Да и дом у вас весьма хорошо обставлен — значит, не бедствуете.

— И что?

— Не могу понять, почему ты до сих пор не выезжала из Кельхельма. Ты точно не падчерица?

— Точно.

— Тогда с чего бы твоей матери запирать собственную дочь вдали от нормального общества?

— Не запирать, — недовольно ответила я. — Она называет это по-другому. Хочет обеспечить мне безопасность от всякого сброда. Вроде Марка.

При упоминании о товарище Ллойд зло ухмыльнулся и глянул на весьма скромный вырез моего дорожного платья.

— Значит, запретный плод сладок, — не спросил, а скорее утвердился во мнении супруг. Затем, словно встрепенувшись, проговорил с ехидной улыбкой: — И все старания матери пошли прахом. Она за дверь, а ты в объятья сброда.

Я лишь пожала плечами и отвернулась.

Да, мой план не блистал продуманностью и разработан был слишком спонтанно. Не каждый день звезды так улыбаются, как четыре дня назад: и мама уехала, и богатенький столичный хлыщ пожаловал.

Народ у нас в Кельхельме простой, и его реакцию на совращение местной девицы можно было легко предсказать. Я хотела заставить Марка прилюдно дать слово чести, обручиться с ним и настоять на совместной поездке в столицу. А потом, уже в Ривенхейме, действовала бы по обстоятельствам. Теперь, по здравому размышлению, пришло понимание того, насколько слабым и мало продуманным был план. Но признаваться в этом я не стала бы даже под пытками.

И потом, все ведь вышло хорошо. Кажется.

Улыбнувшись своим мыслям, довольно взглянула на супруга и едва не выругалась вслух: негодяй снова улегся спать.

Прикрыв глаза и повесив голову на собственную грудь, он мирно посапывал, раскачиваясь в такт карете. Однако мысль о том, чтобы будить его, я быстро отогнала прочь. Собеседник из Ллойда, прямо скажем, так себе. Уж лучше смотреть на деревья за окном, чем отвечать на неудобные вопросы!

Мы ехали по ухабистой дороге все дальше, время тянулось, словно резиновое, и я уже подумывала попросить мужа сделать небольшую остановку, чтобы хоть немного размять ноги, когда произошло непредвиденное.

Карета дернулась, качнулась в сторону и встала под аккомпанемент бранных слов кучера.

Ох, как лихо он жонглировал словами, я даже немного дверь приоткрыла, чтоб лучше слышно было.

— Почему мы стоим? — тихий голос над самым ухом заставил подпрыгнуть и тут же зашипеть от боли. Моя голова встретилась с любопытным носом некстати пробудившегося Джеймса.

И он — не смотри, что из благородной семьи, — выругался не хуже нашего кучера.

— Чего ты дергаешься? — завершил муж пламенную речь, аккуратно трогая подушечками пальцев самую выдающуюся часть своего лица.

— А чего вы подкрадываетесь? — огрызнулась я, ласково поглаживая собственную макушку. — Напугали.

Проговорив что-то невразумительное, Джеймс жестом приказал отодвинуться от двери и выскочил наружу, строго вопрошая:

— В чем дело?

— Колесо, — сокрушенно ответил кучер. — Наехали на камень, оно треснуло и едва не отвалилось. И сейчас чудом держится.

Послышались удаляющиеся шаги, затем Ллойд снова подал голос:

— Сколько еще ехать до трактира?

— По времени? Часа полтора точно, массир.

Ответ мне не понравился. По левой стороне от дороги возвышался глухой лес, сменивший около получаса назад поля с колосящимся, не убранным пока урожаем зерна. По правой стороне, куда ни глянь, была пустошь. Попросить крова здесь было не у кого.

— Поедем вперед верхом, — констатировал мой супруг после недолгих раздумий. — Освободи лошадей.

— А как же ваша супруга? — выразил недоумение кучер. — Вы что же, к себе ее посадите?

— Какая супруга? Ах, эта…

Я злорадно ухмыльнулась, услышав в его голосе тоскливые нотки. Вспомнил, голубчик, что теперь не один. До конца дней.

— Сам я поеду, массир, — проговорил кучер. — Приведу помощь — не успеете заскучать. Я уж знаю, как и с кем там договориться.

Вновь послышались шаги, лязг железа и недовольство лошадей. Чтобы не пропустить ни слова из важного разговора, я приникла к двери кареты, старательно вслушиваясь, и почти сразу полетела в объятия некстати вернувшегося Ллойда.

Рванув дверцу на себя, он оказался обладателем моего тела в своих слабых объятиях. Мы упали оба, хотя, признаюсь, для меня удар он все-таки смягчил. Собой.

— С-с-с… — прошипел муж, напряженно пытаясь подняться. — С-слезь с меня, С-с-софи!

— Вы снова меня напугали! — упрекнула его я, поднимаясь с земли и хмуро осматривая дорожное платье. — Как с вами ненадежно!

Джеймс резво вскочил следом, сделал решительный шаг ко мне и, наклонившись всем телом вперед, вытянул указательный палец, тыча им в мое недоуменное лицо.

— Ты… ты! Ты! — он явно пытался сказать что-то сильно его волнующее, но никак не мог подобрать нужных слов.

— Вы не пострадали, мисси? — пришел ему на помощь кучер, подводя к нам одну из лошадок. — Знатное падение, однако.

— Все хорошо, — заверила я неравнодушного мужчину и, бросая на супруга уничижительный взгляд, добавила: — Только вы уж постарайтесь вернуться скорее, а то супруг у меня из столицы. А вокруг лес.

— Понимаю, понимаю, — запричитал кучер, выводя лошадку на дорогу. — Одна нога там, вторая здесь. Все сделаем в лучшем виде, вы только от кареты не уходите далеко.

Последние слова он говорил, уже забравшись на животное и стегая его по бочине.

Я печально вздохнула, провожая взглядом наездника и прикидывая в уме, что даже при лучшем исходе раньше, чем через три часа, нас не заберут. Вот вам и поездка в столицу, вот и долгожданное путешествие. И ладно бы компания попалась хорошая, так ведь нет…

В подтверждение моих грустных мыслей супруг громко чихнул.

— Будьте здоровы, — без особой искренности пожелала я, забираясь обратно в карету.

— Твоими молитвами всех переживу, — с чувством ответил супруг. — Двигайся!

— Разве вам не полагается сесть на вожжи и наблюдать за округой? Мало ли что случится, — удивилась я, даже не думая пропускать супруга в салон.

Он с силой отодвинул мою руку и влез внутрь, злобно процедив сквозь зубы:

— Я лекарь, а не воин, милая Софи. Столичный хлыщ, как вы изволили выразиться всей вашей деревней. Если кому и привычна подобная обстановка, то тебе, вот и разберешься “в случае чего”.

— Хам! — сделала вывод я.

— От хамки слышу, — было мне ответом.

Неловко хлопнув дверью, Джеймс качнулся в сторону и упал на свое прежнее место напротив меня. Карета дрогнула, взвизгнула, словно живая, и накренилась влево. Я задержала дыхание, боясь сделать лишнее движение. Ллойд тоже притих, хотя упал на лавку в очень неудобной позе.

— Кажется, обошлось? — предположила я спустя пару секунд.

Муж хотел что-то сказать, но не успел. Раздался треск, карета качнулась, а единственная оставшаяся в упряжи лошадка заржала на всю округу, после чего понесла нас вперед, в неизвестные дали.

По ухабам, по кочкам… явно игнорируя пусть и неказистую, но дорогу. Дура дурой.

Вцепившись в ручку двери и упершись ногами в стену, я визжала так, что закладывало уши. У правого виска иногда показывался ботинок упорно молчащего супруга, да мельтешила перед глазами развевающаяся во все стороны занавеска.

Снаружи снова что-то затрещало, перекрывая мой душещипательный вой, а в следующий миг в окно влетела ветка, едва не лишив меня сомнительного удовольствия видеть мужнин ботинок. Глаз остался при мне, но висок обожгло острой болью, и я даже умолкла от неожиданности.

Еще миг, и карета остановилась.

Вдали послышалось громкое истерическое ржание мчащейся прочь лошадки…

Не выдержав накала страстей, я буквально свалилась на свою скамью. Стоило отпустить ручку дверцы, как та выпала наружу, открывая шикарный вид на лесной пейзаж.

— Приехали, — сообщила, нервно трогая подушечками пальцев поцарапанную веткой кожу.

— Руки! — скомандовал Ллойд, о котором я, признаться, успела на миг позабыть. — Смотри на меня, Софи. И не вздумай терять сознание! Слышишь?

Я посмотрела.

Супруг выглядел непривычно. Слишком уверенный в себе и собранный, без тени насмешки на породистом лице.

— Софи, скажи, кто я? — склонившись ко мне, уточнил супруг, при этом глядя не в мои глаза, а чуть правее.

— Сволочь, — честно ответила я.

Взгляд внимательных карих глаз метнулся к моему лицу, а на губах все-таки отразилась тень усмешки, когда он сообщил:

— Хорошо. Значит, жить будешь.

— Что там? — спросила, проникнувшись его сосредоточенностью. Раньше такого внимания господин лекарь ко мне не проявлял.

— Царапина. Но глубокая и нехорошая.

Джеймс отодвинулся и, пригнувшись, вынул из-под своей лавки кожаную черную сумку-кейс. Стоило ее открыть, и по салону кареты распространился специфический запах лекарств.

— Вы же маг, — недовольно пробормотала я, глядя на ловкие манипуляции супруга. Он как раз открыл несколько стеклянных пузырьков и накапал по десять капель из каждого в маленькую глиняную кружку. Слегка поболтав полученную смесь, Джеймс снова полез в кейс, проговорив через плечо:

— Ляг на свою лавку, раной вверх. И без возражений.

Желание возразить тут же усилилось во сто крат. Но боль в виске действительно нарастала, пульсировала, а помощь должна была подоспеть нескоро. Пришлось смирить свой нрав и выполнить указание супруга, бормочущего что-то под нос.

— Вот так, — понюхав жидкость в кружечке и спрятав во второй руке подозрительный пузырек, Ллойд одобрительно кивнул и достал кусок чистой ткани. — Будет немного щипать.

Я зажмурилась в ожидании, а он приблизился, аккуратно убирая волосы с пострадавшего места.

— Софи, я обработаю рану, — тихо, миролюбиво, даже как-то ласково проговорил супруг, — а потом нанесу заживляющую мазь. Постарайся не елозить и не дергаться.

— Да приступайте же! — взмолилась я, едва сдерживая себя, чтобы не сбежать.

Лекарей не любила с детства. А этот еще и обстановку нагнетать умел.

На кожу опустилась мокрая тряпка, и я сразу зашипела. Хотя боли почти не было. Но он так меня убеждал, что сдержаться не смогла.

— Ну-ну, — Джеймс подул на кожу, — ты молодец, осталось немного.

Приоткрыв один глаз, я попыталась посмотреть на мужа, но он тут же зашикал, заставляя вернуть голову в прежнее положение.

— Теперь мазь, Софи, а потом отпущу и делай что хочешь. Только ме-е-едленно. — Пропевая последнее слово, он обильно смазал рану чем-то холодным. — Прекрасно. Пара минут, и все пройдет. Можешь сесть, давай я помогу.

Растерянно распахнув глаза, приняла вертикальное положение, с недоверием поглядывая на суетящегося вокруг мужчину. Так и хотелось спросить, кто он и куда делся мой почти уже привычный супруг-хам?

— Голова не кружится? — с беспокойством уточнил Джеймс, не спеша отходить подальше.

— Нет, — ответила, забыв, что собиралась долго и противно ныть, костеря его за неумение лечить.

Просто так. Назло.

— Хорошо.

Он наконец присел напротив и, готова поклясться, выдохнул с облегчением. Переживал, что ли? По-настоящему? За меня?

— Джеймс, — прищурившись, слегка подалась вперед, чтобы лучше разглядеть выражение лица мужа, когда он будет отвечать на мой вопрос, — так вы что же, действительно врачуете? Это ваше призвание?

Он недовольно поджал губы и отвел глаза, словно я уличила его в чем-то пагубном. Затем, дернув плечом, кивнул, выплюнув:

— Призвание. Точно. И проклятье.

Я неверяще выдохнула. Ничего себе! Одно дело — родиться с магическими способностями и обучиться выбранной по душе профессии, и совсем другое — найти свое призвание. Это сродни чуду!

Мамина подруга, тетка Генридонна, была одной из таких людей. И ее призванием была торговля. Она могла продать и купить что угодно, сторговаться до мизерной суммы и потратить на поиски заказанной вещи несколько недель, находя ее буквально по запаху и внутреннему предчувствию. Во время работы, стоило ощутить кураж, как тетя Генридонна словно впадала в транс. Ее было уже не остановить, пока дело не разрешится…

И вот сегодня я второй раз в жизни встретила мага, работающего по призванию. Точнее, встретила не сегодня, но этот лихорадочно блестящий взгляд открыл мне правду только теперь.

Увидев рядом пострадавшего, Ллойд просто позабыл о том, где мы и кто, его целью было излечить больного. И он не мог быть спокоен, пока не убедился, что я в порядке.

— И много таких магов в столице? — решилась уточнить я, несмотря на явно плохое настроение собеседника.

— Побольше, чем в твоем захолустье, но нами все равно не разбрасываются, — мрачно ответил Джеймс, добавив тихо: — Хотя иногда обстоятельства складываются таким образом, что уже плевать на перспективу.

— О чем вы?

— Скоро добрые люди донесут, — буркнул супруг, и я вновь узнала в нем прежнего, недовольного всем на свете Джеймса. Лекарь из него выветрился, словно и не было. Выходит, и вправду жить буду — рана несерьезная.

Значит, все будет хорошо!

Стоило подумать об этом, как вдали завыл волк. Кровь застыла в жилах, а руки замерли на полпути к повязке, желая ее поправить.

— Кто это? — сделав огромные глаза, спросил супруг. Моя надежда и опора. До самой смерти. И, судя по испугу, отразившемуся на его холеном лице, скоро мы оба отмучимся.

— Волки, — ответила раздраженно, высунувшись из кареты и потянувшись к земле за отпавшей дверью.

Только коснувшись ручки, заметила выбитое окно и торчащий из него острый сук. Прикрыться от зверя этим вряд ли удастся. Вернувшись в салон, посмотрела на Джеймса и уточнила:

— Вы ведь владеете мечом?

— Владею, — как-то слишком спокойно проговорил муж.

— Слава всевышнему. Доставайте!

Ллойд воззрился на меня, как на идиотку, и отчеканил:

— Доставать — твоя прерогатива! Всех и всюду! Я являюсь владельцем меча, но не таскаю его с собой. Куда, ты думаешь, я его спрятал?

Первые несколько секунд я еще с надеждой ощупывала взглядом его дорогой костюм.

— То есть, кроме того, что надето на вас, и сумки с лекарствами, ничего нет? — поняла наконец, чувствуя, как холодеют пальцы.

Он зло скрипнул зубами и, щелкнув замком сумки, достал тонкий узкий стальной нож. Зажав в руке свое оружие, муж снова закрыл сумку, бережно спрятал ее под лавку и уставился на дверной проем.

— Вы что, решили уморить волков смехом? — кипя от злости, я вскочила с места и выпрыгнула из кареты. — Разведите костер, пока не поздно. Или, на худой конец, подсадите меня на дерево! Будем ждать там настоящих мужчин. Кто-то должен нас найти.

Он вышел следом. Посмотрел на свою руку, что-то шепнул, качнул головой. Приблизившись, недовольно поморщился и проговорил сквозь зубы:

— Выбирай дерево.

Не помню, что хотела сказать, — в голове стало пусто сразу после того, как услышала тихий хруст веток слева от нас. Обернувшись на звук, прищурилась, но никого не увидела. И тут же пришло понимание: поздно. Мы не успеем спрятаться.

И пожить не успеем.

Волк вышел медленно, осторожно ступая мощными лапами по сухой земле и не сводя с нас желтых в крапинку глаз. Следом показались второй и третий… Они не спешили, прекрасно понимая свое численное превосходство.

Я медленно отступила назад и наткнулась на мужа.

— Им достаточно одного из нас, — вдруг шепнул Джеймс, а его рука коснулась моего живота, плавно передвигая меня в сторону. Я послушно перешла за спину Ллойда, и теперь он стоял ближе к волкам. — Если ты побежишь сейчас, они не станут преследовать. Сможешь сама забраться на дерево?

Пришла моя очередь округлять глаза от ужаса. Почему-то только теперь, после едва слышно произнесенных слов, я задрожала всем телом, осознавая реальность происходящего.

— Ты что, тупая? — чуть громче зашипел Джеймс, и волки тут же зарычали, оскалились. — Беги…

Он подтолкнул рукой, а волк, остановившийся ближе всех, ощерился и слегка пригнулся.

— Нет, — ответила тихо, не в силах сдвинуться с места. Ноги приросли к земле, а волосы встали дыбом от страха.

Новое рычание заставило меня зажмуриться. А потом раздался гортанный рев, и я перестала чувствовать супруга перед собой. Глаза открылись сами собой, сверкнул на солнце показавшийся в руках Джеймса маленький стальной нож. Захрипел, клацнув зубами, волк. Завыли остальные звери.

Все это послужило сигналом… не только для стаи.

Что-то закипело в моей крови…

Неведомое, невероятное. Никогда раньше не ощущала ничего подобного! Только что слабая и немощная, я словно окунулась в мифический источник силы! Жгучее желание жить заставляло испытать совершенно ненормальное бесстрашие.

Мироощущение изменилось, словно все вокруг замедлилось. Я видела, как падает вожак стаи, и точно поняла: он смертельно ранен. Изо рта волка лилась алая кровь, окропляя сухую землю…

Видела, как Ллойд, согнувшись и покачиваясь, сделал шаг в сторону, примеряясь к следующему зверю, а тот уже примерялся к жертве, собираясь прыгать.

Видела, как белая рубаха Джеймса наливается красным в месте, куда успел впиться вожак перед поражением.

Когда следующие два волка прыгнули на него одновременно, Ллойд пригнулся, целясь своим смертельным оружием в живот одному из зверей, и в тот же момент я вскинула руки, горевшие от скопившейся на кончиках пальцев силы.

Я чувствовала, как страх покидает меня, превращая в равнодушную марионетку чего-то темного, мерзкого, леденящего…

Хищники полетели навстречу, больше не сдерживая ярость и не желая играть! Они мчались, разинув пасти, а я засмеялась.

Один из волков успел полоснуть меня когтями по запястью и тут же завыл, корчась от боли, словно не кровь брызнула ему на морду, а яд. А дальше… Дальше для них все было кончено.

Поток темной леденящей энергии вырвался из меня, сбивая с ног. Падая, слышала, как кричали не хуже людей волки, видела, как корчится в болезненных конвульсиях напавший на меня…

Перед тем как глаза закрылись, мир снова сдвинулся, пошатнувшись. И замедлилась уже я, думая лишь о том, что сила не ушла до конца, часть ее осталась во мне, пульсируя рядом с сердцем.

Или она всегда была там?..