Лили, запертая во сне

Ник Лейк, 2021

Лили поссорилась с мамой и папой. В расстроенных чувствах она сказала, что больше не хочет их видеть. Почему они всегда знают, что будет для неё лучше? Но на самом же деле она ничего такого не имела в виду, эти слова вырвались у неё случайно. Лили и не подозревала, что её желание исполнится! Ближе к вечеру Лили вернулась и не узнала свой дом. Свет в окнах не горел, и выглядел он совсем пустым. Но кое-кто там всё-таки был – родители Лили, только… ненастоящие. С неестественно длинными руками и с угольками вместо глаз. Лили нужно придумать, как вырваться из этого страшного сна до наступления ночи, или ей придётся остаться в нём навсегда…

Глава 7

Подойдя ближе к дому, Лили обратила внимание на забытые рождественские украшения, которые так никто и не убрал, хотя уже давно прошёл крещенский сочельник, и это считалось плохой приметой.

У неё было подозрение, что зверям это тоже не понравится, как снятая с гвоздя подкова и пролетавшие мимо одинокие сороки.

Прошлое Рождество было вообще никуда не годным.

Беременность повлияла на мамину спину и колени — она упоминала, что хрящи стали мягче, отчего Лили пугалась. В результате мама себя плохо чувствовала и не могла долго что-нибудь делать, двигалась неуклюже, неповоротливо, как морской лев, плавающий по дому. Готовить она не могла — трудно было наклоняться, этим занялся отец, и рождественский обед у него подгорел.

На этот раз мама не подняла Лили, чтобы украсить звездой вершину рождественской ёлки, как бывало каждый год. Даже снеговик с глазками-углями тогда через день растаял — снег долго не продержался.

В новой кухне Лили увидела бумажную гирлянду, которую повесила на крючки стеклянных от пола до потолка дверей, маленькое искусственное деревце посреди стола и несколько наклеенных вместе с отцом на окна снежинок, которые можно было снять и прилепить на следующий год. Они уже сами отваливались, не дождавшись, когда их снимут.

Лили, с Вороном на одном плече, Мышонком на другом и в сопровождении Кротихи и Ужа, подошла к задней двери, той, что вела в кладовку.

Наверху в двери виднелись два стеклянных окошка; через них Лили заглянула в тёмную пустую кладовку. Экраны стиральной машины и сушилки не светились — их никто не включал.

Ворон подлетел к карнизу рядом с дверью.

— По крайней мере, тут дьяволу не пройти, — заметил он.

— Что-что? — опешила Лили.

Ворон махнул на что-то головой.

Над дверью в камне было вырезано колесо со спицами.

— Отпугивает нечисть, — сообщил он. — Значит, слабое место — только новая кухня. В старину знали, что делали. Большая часть этого дома родом из Средневековья. Тогда строили надёжно.

— Всё это немного академично, правда? — заметила Лили.

Слово она узнала в школе и очень этим гордилась.

— А что это значит? — полюбопытствовала Кротиха. — Ворон, а?

— Я… м-м…

— Ворон такой умный, — гордо сообщила Кротиха. — Столько всего знает!

— Может быть, Лили объяснит, — вывернулся тот.

— Это значит, — уточнила Лили, — что совсем не важно, как они туда попали: они ведь уже там.

Ворон распушил перья.

— Кто знает? Может, окажется и важно.

Лили наклонилась к большому окошку внизу двери. Она худенькая, особенно сейчас — должна пролезть. Толкнула собачью дверцу — так, попробовать. Та не шелохнулась. Потом вспомнила, что у Волчка был магнитный ошейник — без него дверца не откроется. Так в дом не могли проникнуть лисы и другие звери, а также соседские коты.

Правда, соседей поблизости тоже не было, с содроганием размышляла Лили. Хотя папа сказал, что не удивится, если через собачью дверцу попытаются проползти пьяницы из пивной.

Лили со вздохом выпрямилась. Она устала. Часов у неё не было, но она и так знала, что никогда ещё не была на ногах так поздно.

— Что случилось? — спросил Ворон.

Лили рассказала про ошейник.

— Значит, нужен магнит? — уточнил Ворон, сидя на подоконнике.

— Да.

— А разве на холодильнике не магниты?

Он смотрел в окно, склонив набок голову.

Лили подошла поближе. Точно. Могла бы и сама догадаться: в конце концов, большой стальной корпус освещал всю комнату — бледно-зелёное сияние от небольшого экрана на холодильнике извещало: «морозильная камера — 18°, холодильник — 3°». А вокруг были магниты: мерцающие, которые она находила в чулке с рождественскими подарками, другие в форме пиццы из их любимого семейного ресторана, мышь, которую можно нарядить в разные одежды, слова на белых магнитах, в которых были буквы, что изучали в школе, картинки, списки, что купить… слова, из которых складывали стихи:

Холодильник стоял в старой кухне, теперь кладовке, в новой же была встроенная техника, за дверцами.

— Может, какой-то из магнитов откроет собачью дверцу, — сообщил Ворон, — если туда проникнуть.

— Вот эта работа по мне! — заявил Мышонок. — Подержите меч.

Он бросил иголку Кротихе, к счастью, не остриём, которая её тут же уронила.

— Что это было? — ничего не видя, спросила Кротиха.

— Меч, — ответил Ворон.

— А-а. Лапы-то копать привыкли, — извиняясь, сказала она, поднимая их на всеобщее обозрение, — а не держать.

Мышонок, не обращая на возню внимания, подобрался к нижнему уголку собачьей дверцы и, скребя задними лапками, передними толкал её, помогая головой, пока внизу, напротив замка посредине, не открылась щель, — и вдруг, в мгновение ока, оказался внутри.

— Меч, — попросил он с другой стороны. — Пожалуйста.

— Зачем? — удивилась Лили.

— На случай ближнего боя.

— Тех иголкой не остановишь, — усомнилась Лили, представив матово-чёрные, холодные и ничего не выражающие глаза.

Неестественные движения.

Лили хотела забрать мамину записку, но только не встречаясь снова с её призраком.

— Я больше думал о собаке, — объяснил Мышонок.

— Ах, о Волчке.

Мысль о том, что Волчка будут колоть иголкой, тоже была ей не по душе, но лучше уж так, чем обрекать Мышонка на съедение. В конце концов, Волчок говорить не умел. Насколько ей было известно.

Лили подняла маленькую иголку и протолкнула её сквозь собачью дверцу. Иголка тихонько звякнула о кафельный пол на другой стороне.

Лили вернулась к окну и смотрела, как Мышонок с мечом наперевес шмыгнул через подсобку к холодильнику. Он встал на задние лапки и потянулся вверх, стягивая магнит в форме ананаса. Потом пронёсся по полу назад, к собачьей дверце, и исчез из виду. Через мгновение раздался металлический щелчок.

— Готово, — сообщил Мышонок.

Лили просунула в дверцу голову, потом и плечи. Дверца царапала её по животу, который пришлось втянуть и затаить дыхание, она зажмурилась до боли, но пролезла довольно быстро, неуклюже перекатившись вперёд и приземлившись на какой-то половик.

— Ловко, — оценил Мышонок.

— Да тише ты, — прошептала Лили, опасаясь призрачных родителей в другой комнате. — А то скормлю тебя любимой сове.

— У тебя ручная сова? — озираясь, пискнул Мышонок.

— Не здесь. Но я тебя отнесу. Так, на кухонном столе должна быть записка. От мамы. Там написано, где они сейчас. Нужно только пройти через ту дверь, — она показала на выход из подсобки, — и повернуть налево, в новую кухню.

— Слушай, какая разница, где твои родители, — заявил Мышонок. — Тебе нужно побороть их двойников.

— Мне нужна та записка.

Он пожал плечами. Лили никогда не видела, чтобы мыши пожимали плечами. И чтобы мышь говорила — тоже. Или таскала иголку.

— Моё дело маленькое, — добавил он, вешая на плечо иголку-меч. — Я хочу сказать, что в данном случае и ты ничего не решаешь. Ты, фигурально выражаясь, побитая собака, жертва несправедливости, на которую, может, снизойдёт удача, а может, и нет, даже с нашей помощью.

— Погоди, — сказала Лили, остановившись и глядя на него. — Побитая собака, которая…

— Собака, — сообщил Мышонок.

— Да, ты сказал, что я побитая собака, которая…

— Нет, собака. Там.

Лили подняла голову и увидела Волчка, возникшего из тёмного угла комнаты. Он, принюхиваясь, направлялся к ним.

— Эй, Волчок, — позвала она, протягивая руку, чтобы погладить пса по голове, как раньше, когда ещё не болела.

Но пёс ощетинился, шерсть поднялась дыбом, и смотрел на неё как на привидение, как на чужака. Он приготовился к атаке, злобно рыча, и бросился на неё с выпущенными когтями и широко открытой пастью.

И глаза у него были чёрные-пречёрные.