Отражение души

Нерсес Навталян, 2020

В романе описывается очередной сюжет извечной темы – борьбы добра со злом. Во вселенной существуют некий энергетический баланс и правила сосуществования положительного и отрицательного. Высшие силы обеих сторон обязаны просто наблюдать за происходящим на Земле со стороны. Но зло не было бы злом, если бы соблюдало установленные законы. Оно через своих слуг постоянно вмешивается в ход событий для получения дополнительной энергии. Ангелы противостоят этому с помощью своих помощников среди людей. Максим Зотов – один из избранников сил света, ведомый ангелом. Аслан Турашвили выбрал себе в качестве покровителя Князя тьмы. Оба персонажа поначалу даже не подозревают, какая роль отведена им в борьбе за человеческие души.

Чьи то тени мелькают вокруг, Кто-то шепчет устало, чуть слышно. «Все родная, уже все прошло, У тебя появился сынишка».

Повзрослев, станет он молодцом, Парнем славным, с пленительным взором. А сегодня, сквозь щелочки глаз, Тело душу впускает, не споря.

Жизнь совсем не похожа на сон, Где-то бьет, где-то ласково гладит. Познает этот мир человек, Обретая и опыт, и страсти.

И не важно количество лет, Путь земной завершиться однажды.

Тело в землю уходит на век, Над душой наши годы не властны.

Снова свет, а затем темнота, Взгляд застыл, поглотив бесконечность. И тот путь, что сквозь веки ведет, Снова станет дорогою в вечность.

Можно долго молиться богам, Час настал и никто не поможет. Только чья-то рука по глазам, Навсегда их надежно закроет.

ГЛАВА 1

«Никто не может быть таким безумным, чтобы хотеть войны вместо мира, ибо, когда мир, то дети хоронят отцов, а когда война, то отцы хоронят детей».

Геродот

«…Человечество существует довольно долго, и человек, как существо разумное, так о себе заявил еще в дремучей древности. Старые летописи, манускрипты, рисунки на камнях и прочие документальные подтверждения жизни доносят до нас, потомков, информацию о том, что это были за люди, чем они жили, чем дорожили, каким богам молились. Поражает контраст между временами, разные герои, разные условия, как социальные, так и политические, но одно как рок, как проклятие, проходит через всю историю, начиная в глубине веков и не имеющее своего завершения — это склонность, может быть, единственных разумных существ во Вселенной, к самоуничтожению.

Войны — это проклятие человечества. Они были, есть и, к сожалению, может быть и будут. Кто их придумал? Кто научил человека убивать себе подобного, с каждым витком цивилизации изобретая все новое оружие уничтожения? Создается впечатление, что люди, единственные, по сути, живые существа, которые утеряли, а может и не имели «внутренний ограничитель», способный остановить убийство. К примеру, животные убивают просто потому, что им это необходимо для того, чтобы не умереть голодной смертью. Мимо сытого хищника может спокойно пробежать добыча, он ее не тронет. Люди не так. Они созданы повелителями земли, но это им не мешает постоянно изощряться и выдумывать все более совершенные, страшные орудия убийства. Военные — древнейшая профессия нашей цивилизации. Войны были большие и маленькие (в зависимости от количества участников), длинные и короткие, но одно неизменно сопутствовало им — это человеческие жертвы. И как всегда, кто-то из правителей, инициаторов войн богател, кто-то беднел, а гибли простые солдаты… Зачем? Почему? Что пошло не так?»

…Неизвестно, сколько еще продолжались бы философские размышления выпускника военного училища, если бы их не прервал суровый окрик командира.

− Зотов, лейтенант Зотов, ко мне, — голос седого комбата прозвучал как всегда твердо и убедительно.

− Товарищ майор, лейтенант Зотов по вашему приказанию прибыл, — четко чеканя шаг, отрапортовал подошедший, вытянувшийся в струнку лейтенант.

− Сынок, — потупив взгляд, с сожалением в интонации, после короткой паузы начал майор, − я хочу тебя огорчить, дело в том, что по нашим правилам ты, как отличник боевой и политической подготовки, просто как окончивший училище с медалью, имел право выбирать место дальнейшего прохождения службы. Ты выбрал Москву, и мы были не против. Но позвонили сверху, ты понимаешь, откуда, одним словом, Москвы не будет. Остальные вакансии уже заняты, так что придется тебе направиться к своему первому месту службы в Демократическую Республику Афганистан, в батальон специального назначения, расквартированный на базе, в населенном пункте Бараки, командиром взвода. Тем более ты же сам подавал рапорт по собственному желанию.

− Я понял, товарищ майор. Что ж, Бараки тоже неплохо звучит, — спокойно отреагировал на эту новость Максим, — в принципе, может оно и лучше. Разрешите идти!

− Идите, — козырнул в ответ командир и со вздохом добавил чуть слышно, — может, и к лучшему. Дай Бог, чтобы у тебя все было хорошо и… лучше.

Выбор профессии для воспитанника детского дома Максима Зотова был предопределен им самим. Еще мальчишкой он любил наблюдать за военнослужащими, прогуливающимися по городскому парку. Когда в 1979 году началась война, вернее, ввод ограниченного контингента для помощи дружественному народу Афганистана, он, тринадцатилетний пацан, заявил своим преподавателям, что у него есть огромное желание отправиться туда, где он нужен. Но, принимая во внимание свой возраст, он подождет и, когда придет его время, обязательно станет военным, чтобы посвятить свою жизнь делу защиты Родины.

− Ну что ты, к тому времени война закончится, — в один голос отвечали его наставники, наверное, действительно в это веря. Хотя, наблюдая за тем, как в свободное время мальчишка отдавался не развлечениям, а своей физической подготовке, еще больше уважали его за целеустремленность. Окончив десятилетку, Максим подал заявление в городской военкомат с просьбой посодействовать ему в поступлении в Рязанское Воздушно-десантное училище, на что получил добро, добросовестно сдав вступительные экзамены, и стал курсантом. В отличие от многих своих сокурсников, испытывающих трудности в первые месяцы службы, ему было проще. Ведь детский дом, где он вырос, тоже представлял собой своего рода коммуну, где все жили одной семьей, подчиняясь общим правилам. С первого дня, чувствуя уверенность в своих силах, Максим упорно взялся за дело, строго следуя ленинскому наказу: «Учиться военному делу настоящим образом». Именно это фраза бросилась ему в глаза, едва он переступил порог КПП, и прочно обосновалась в его голове. Желание все знать, стремление во всем быть первым, рачительное отношение ко всему, начиная от вещей, заканчивая временем, не могли не обратить на себя внимание профессорско-преподавательского состава.

***

Поступив в 1984 году, Максим с отличием окончил училище в 1988. Все те, кто, так или иначе, сталкивался с ним за период его обучения, между собой добродушно шутили: «Этот парень родился в портупее!» — и отчасти были правы. Вот и сейчас, получив распределение в ДРА, он не стал пользоваться положенным отпуском, а сразу направился к новому месту службы, прибыв туда на месяц раньше срока. Батальон спецназа, куда он прибыл, называли Баракинским. В зоне своей ответственности он наводил такой ужас на местную оппозицию, что та редко связывалась с ним в открытом бою, да и то, только лишь в самых безысходных ситуациях. И хотя к моменту прибытия в расположение, подразделение было переброшено из Бараки в пригороды столицы, Кабула, название от этого не изменилось, так все и продолжали его называть по-старому «Баракинский батальон».

− Товарищ сержант, подойдите ко мне, — окликнул Максим дежурного по контрольно-пропускному пункту. Тот, оценивающим взглядом старослужащего, осмотрел лейтенанта с головы до ног и нехотя, вразвалочку подошел и, не прикладывая руки к головному убору, промямлил:

− Дежурный по КПП сержант Белозерцев слушает.

Форма и манера доклада не соответствовали требованиям Устава, и Максиму, давшему себе установку не начинать службу с конфликтов, стоило большого труда сдерживать себя.

− Как пройти в штаб батальона? — подавив в себе нарастающую волну возмущения, спросил он.

− А вы, собственно, по какому вопросу, если не секрет? — ехидно ответил вопросом на вопрос дежурный, ведя себя явно вызывающе, что вывело из терпения Максима. Такой наглости он вытерпеть не мог. Обеими руками он, схватив наглеца за грудки, притянул к себе, оторвав его от земли, и сквозь зубы как можно спокойнее процедил:

− Я просто к комбату. Еще раз обратишься не по форме, сделаю очень больно. Понял?

Сам сержант был парнем нехилым, но в руках почти под два метра ростом офицера, выглядел как провинившийся ребенок.

− Так точно, товарищ лейтенант, я все понял, — заикаясь, пробормотал он, чувствуя силу, — больше не повторится. Разрешите встать на ноги?

− Становись, — спокойно отозвался Максим, также без особых усилий опуская служивого на землю. Отвлеченный выяснением отношений с сержантом, он не заметил, как к ним приблизилась, а затем и остановилась колонна, состоящая из трех боевых машин пехоты, замыкаемая командирским уазиком.

− В чем дело, сержант? Что здесь происходит, почему посторонние на КПП? — на ходу выпрыгивая из машины, строго поинтересовался одетый в полевую, без знаков различия форму человек, который, как догадался Максим, и был командиром. Не теряя времени, и опережая дернувшегося было для доклада сержанта, он, сделав навстречу несколько шагов, представился:

− Товарищ майор, лейтенант Зотов, прибыл для дальнейшего прохождения службы,

И, заметив вопросительный взгляд, немедленно протянул командиру свои документы.

− Так, так, — произнес комбат, довольный воинской выправкой и внешним видом своего нового подчиненного. — Значит, вместе будем довоевывать, хорошо, приятно познакомиться, майор Дудник, Сергей Анатольевич, — протягивая руку, добавил он. — Я смотрю, согласно предписанию ты должен явиться в конце следующего месяца. Чем вызвана такая спешка? Повоевать не терпится или любовь неразделенная поторопила?

− Никак нет, товарищ майор, сам я детдомовский, родителей нет, любовь пока еще не нашел. Мне просто некуда ехать отдыхать, а просто так где-то болтаться не привык.

− Ясно, значит, и плакать по тебе, в случае чего, будет некому. Ну что же, пройди в штаб, сделай отметку о прибытии, потом зайдешь к «зампотылу», пусть он тебя пристроит и выдаст все необходимое. Завтра с утра, на разводе, я представлю тебя личному составу.

Последнюю фразу он произнес, уже запрыгнув в уазик, и тот, обдав стоящих у ворот пылью, резво въехал на территорию части.

Сержант, дежуривший на КПП, виновато опустив глаза, негромко произнес:

− Товарищ лейтенант, прошу меня простить за грубость, наверное, на солнце перегрелся. И вообще… — он хотел добавить что-то еще в свое оправдание, но, натолкнувшись на добродушные глаза офицера, понял, что уже прощен.

− Ладно, сержант, проехали. Все нормально, я думаю, мы с тобой, да и со всеми остальными, подружимся, и все будет хорошо. Где у вас штаб, ты уже показал. Давай, служи правильно, — и, взяв в правую руку свой дорожный чемодан, не спеша, но уверенной походкой направился к зданию, где остановилась командирская машина.

Ну вот и все. С завтрашнего дня начнутся боевые будни и я сам не по книгам, не по чужим рассказам, а воочию смогу увидеть, прочувствовать, поучаствовать в этом действии, именуемом войной.

«Интересная штука — жизнь. Сегодня я здесь, вчера был в Союзе, где буду завтра, не знает никто. Наверное, так есть и будет всегда. Люди во все времена появлялись на свет одинаково, а вот умирали всегда по-разному. Чем совершеннее становились средства защиты, тем разрушительнее средства поражения». Максим лежал на солдатской койке, застеленной казенным одеялом, привычного темно-синего цвета, и никак не мог заснуть. В такие моменты ему начинало казаться, что его мысленные блуждания в океане непознанного всегда наталкивались на невидимую стену. Казалось, еще немного, и он получит ответ, но какая-то неведомая сила перекрывала доступ, создавая подобие раздвоенности сознания, где есть граница между тем, что можно знать, а что нет. Может, все это от недостатка знаний, или дело в том, что кто-то свыше регулирует у людей уровень их мудрости и каждому в отдельности предопределяет свою нишу, на своем уровне, ни больше ни меньше.

Постепенно сознание Максима стало растворяться в безграничной бездне, именуемой сном, и, теряясь в бессвязных обрывках мыслей, он уснул, подспудно недовольный тем, что и на этот раз не смог докопаться до истины. Утро для него начиналось с шести часов, независимо от того, во сколько он лег отдыхать. Срабатывали биологические часы, откорректированные годами, проведенными в училище. Быстро поднявшись, он оделся и бодрым шагом вышел из помещения на плац, где, поеживаясь от прохладного ветерка и непрерывно зевая, прохаживался дежурный по части.

− Доброе утро, — подойдя к нему, поздоровался Максим.

− Здорово, если не шутишь, — лениво оборачиваясь и осматривая подошедшего усталым, сонным взглядом, отозвался дежурный

− Ты, наверное, и есть новенький? Честно говоря, я здесь тоже недавно, всего два месяца. Скажу прямо, хорошего я вижу в этом мало, да, слава Богу, говорят, что скоро выведут отсюда. Кстати, ты ничего об этом не слышал?

− Да нет, как-то не интересовался, меня зовут Максим, будем знакомы.

− Если ты настаиваешь, давай познакомимся, я — Олег, можно по отчеству — Петрович.

Максиму не понравился небрежный тон, которым с ним разговаривал лейтенант. Стараясь не показывать свое недовольство, он учтиво спросил:

− Олег, скажи, пожалуйста, если не секрет, где вы здесь занимаетесь спортом, я имею в виду спорт-городок.

− Ну, вообще-то мы бегаем и прыгаем все больше по горам, но ты, если хочешь, можешь нарезать круги на плацу. Еще есть пара турников вон там, вот собственно и все. Нас сюда перевели недавно. До нас здесь располагался батальон связи, а они ребята не шибко спортивные, так что форму поддерживаем, кто как умеет. Ладно, не буду отвлекать, потом поговорим, а то я смотрю, одолел тебя своими разговорами, — насмешливо улыбаясь, проговорил дежурный и, развернувшись на каблуках, громко цокая подкованными ботинками, направился в сторону казармы.

«М-да, насчет пробежек по утрам придется забыть… впрочем, почему бы и нет, — подумал Максим, медленно разгоняясь по периметру, — придется кружить, конечно, так что привычные пять километров не набегаешь, голова может закружиться, но все же лучше, чем ничего». Насчитав тридцать кругов в ускоренном темпе, он, переводя дыхание, остановился у гимнастических снарядов, сделанных солдатскими руками, но от этого не потерявшие своего назначения. Выполняя на турнике замысловатые гимнастические упражнения, он краем глаза уловил неподдельное удивление в глазах стоящего в стороне дежурного, который, несмотря на то, что прозвучала команда «Подъем», не мог оторвать взгляда от Максима, и было отчего. Ведь для выполнения этих приемов требовалась огромная физическая сила. Через минуту все вокруг зашевелилось, задвигалось в едином ритме, подчиненном одной команде, и вскоре слилось в общий топот ног, перекрикиваемый зычным голосом старшины. Позанимавшись еще некоторое время, он сделал еще пару кругов, ловя на себе вопросительные взгляды солдат, и вернулся к себе в комнату.

«Странно, почему так тихо. За все время здесь не услышал ни одного выстрела, — обтираясь после холодного душа жестким полотенцем, размышлял Максим, — ребята по дороге сюда рассказывали совсем другое, про то, что рокот выстрелов и канонада взрывов здесь обычное дело. Может быть из-за того, что враг узнал о скором выводе войск и решил поберечься, мол, все равно уходят. Кто его знает, в чем тут дело». И тут он поймал себя на мысли, что подсознательно сожалеет о том, что война подходит к концу и ему не удастся повоевать. Отгоняя от себя навязчивые мысли, он позавтракал сухим пайком, которым его заботливо снабдил добродушный прапорщик, начальник столовой, еще там, в училище, и, выйдя на плац, направился к месту, где для утреннего развода пока еще нестройной колонной стояли офицеры батальона. Подойдя поближе, он встал чуть в стороне и, не обращая внимание на шепот и смешки со стороны, стал молча ждать начала развода. Все волнения в строю прервал громкий голос дежурного офицера, извещающий о том, что приближается командир.

− Батальон, равняйсь! Смирно! Равнение на середину! — и резко развернувшись через левое плечо, он, четко чеканя строевой шаг, приложив правую руку к козырьку, пошел навстречу командиру.

− Товарищ майор, личный состав батальона для проведения утреннего развода построен. Дежурный по части старший лейтенант Хромов!

Закончив доклад, он сделал шаг в сторону, и, не отнимая руки от головного убора, проследовал за командиром.

− Здравствуйте, товарищи! — сильным, натренированным голосом поприветствовал своих подчиненных комбат.

− Здравия желаем, товарищ майор! — раздалось в ответ отрывистое, сложенное из трехсот голосов, слившихся воедино, приветствие.

− Вольно! Товарищи офицеры, прапорщики, сержанты и рядовые, — начал на торжественной ноте свой разговор майор Дудник, — прежде чем перейти к нашим повседневным заботам, позвольте представить вам нового человека, с которым нам посчастливилось вместе продолжать нашу нелегкую службу: Зотов Максим Владимирович. Он назначен на должность командира второго взвода, второй роты, прошу жаловать, любить не обязательно, но уважать приказываю. Товарищ лейтенант, займите свое место в строю.

− Слушаюсь! — козырнул Максим, и четко печатая шаг, направился на место, указанное командиром. Подойдя поближе, на месте заместителя командира взвода он увидел знакомого сержанта с КПП. На ходу подмигнув ему и чуть улыбнувшись уголками губ, он резко развернулся и, застыв на месте, стал внимательно слушать боевой расчет батальона на текущие сутки. Начальник штаба, которому командир дал слово, зачитывал боевой приказ подразделениям, когда его прервал дежурный связист.

− Товарищ майор, разрешите обратиться, — и, дождавшись разрешения, с нескрываемым волнением в голосе продолжал: — Получена телефонограмма: в районе Майдан, в тридцати километрах от Кабула, недалеко от нас, душманы напали на нашу колонну, двигающуюся по Газнийской дороге. Приказ: прикрыть колонну, отразить нападение и уничтожить бандитов. — Закончив читать, он, спросив разрешения, стремглав понесся к себе в радиоузел.

− Командиры роты ко мне, — уверенным тоном человека, привыкшего принимать ответственные решения, когда времени на обдумывание нет, прокричал комбат и, обращаясь к стоящему рядом начальнику штаба, спросил:

− Петр Николаевич, прикинь навскидку, сколько от нас до места нападения…

− Я, думаю, километров семь-восемь приблизительно.

− Странно, почему не слышно стрельбы? Радист ничего не перепутал?

− Похоже, горная гряда, которая отделяет нас от дороги, не позволяет звуку проникнуть на нашу сторону.

− Хорошо, неважно. Расстояние семь-восемь километров, значит, группа на броне будет там минут через десять — пятнадцать. Первая рота — резерв, третья рота — обеспечить охрану периметра, вторая — на броню, выполняйте.

− Есть, — в один голос отозвались командиры рот и, развернувшись на месте, бегом направились к своим бойцам, на ходу отдавая распоряжения.

От такого поворота событий Максим немного растерялся. «Похоже, знакомиться со своими подчиненными придется в процессе, как говорится, учебно-боевой деятельности», − промелькнула у него в голове. Да, но что надо делать в таких ситуациях, где стоит техника, как он должен себя вести? В теории он знал все, практически — ничего. Заметив замешательство своего нового командира, сержант Белозерцев, уже имевший возможность пообщаться с лейтенантом, все понял и принял командование на себя. Действовать по тревоге за время выполнения интернационального долга ему приходилось не раз и дело свое он знал хорошо, поэтому Максим, несколько самоотстранившись, не без удовольствия наблюдал за действиями толкового заместителя, который при первом знакомстве показался ему разгильдяем.

− Товарищ лейтенант, сейчас получим оружие, боеприпасы и выдвигаемся в составе взвода к нашим машинам. Ротный будет ждать там наших механиков-водителей, я их уже направил к технике, — на ходу доложил сержант и побежал лично руководить действиями подчиненных.

Максим остался ждать на плацу, не заходя в казарму, понимая, что будет только мешать. Через минуту в дверях показались первые бойцы, уже во всеоружии и готовые к выполнению задачи. Еще через некоторое время от сержанта последовал доклад о том, что все готово, и он дал команду выдвигаться к технике, полагаясь целиком на своего зама, ибо сам мог только догадываться, где эта техника стоит.

− Товарищ лейтенант, вот возьмите, — на ходу протягивая бронежилет, автомат и каску, прокричал ему на ухо сержант.

− Спасибо, — успел в ответ проговорить Максим, соображая, в какую нелепую ситуацию чуть не угодил. Лоб его покрылся испариной, когда он представил себя без оружия, отправляющимся на боевую операцию.

Все тот же его неожиданный спаситель бежал рядом, и пока горе-командир натягивал на себя бронежилет и приводил в порядок экипировку, продолжал своего рода инструктаж:

− Сажаем людей на машины, я на первой, вы на третьей, замыкающей. Сегодня пойдем в таком порядке. Если вы не против. Подъезжаем на место. Ждем приказа ротного. Дистанция между машинами пятьдесят метров. Остальное посмотрим непосредственно на месте, — ускорив бег, громко скомандовал: — Второй взвод, по машинам!

Отделения быстро заняли свои места на броне. Приблизительно в это же время были готовы к отправке два других взвода. Еще мгновение — и грозные машины, наполняя окрестности ревом мощных двигателей, рванулись с места, оставляя за собою густой шлейф пыли. Сверху, оседлав железных коней, сидели простые советские парни, готовые через некоторое время вступить в бой и любой ценой, пусть даже ценой своей жизни, выполнить поставленную задачу, а самое главное — вовремя прийти на помощь своим, попавшим в засаду, ребятам, которых наверняка прижали к земле и обстреливают с господствующих высот духи. Максим вглядывался в сосредоточенные лица пацанов, сидевших вместе с ними на броне БТР-а, одной рукой держась за скобы, другой крепко прижимая к себе автомат. Они не знали, да и не хотели знать, что там их ждет впереди. Движимые единым порывом, их взгляды были полны решимости и отваги. Стороннему человеку, далекому от суровых армейских будней, события, произошедшие за последние двадцать минут, могли бы показаться даже забавными. Начиная с плаца, где стоящие без движения триста пятьдесят человек, рассыпались по нему, наподобие муравейника, и движения каждого в отдельности были подчинены строго определенным правилам, четко выполняя то, что требовалось. За всем этим стоял кропотливый труд командиров всех степеней, работа которых сводилась к грамотной подготовке солдат — правильно, без паники действовать во всех ситуациях, имея перед собой одну цель — победить врага и остаться при этом в живых. Подготовка, которая вобрала в себя опыт предыдущих поколений и была названа никак иначе как Наука побеждать. Но выжить и победить в реальном бою намного сложнее, чем об этом читать в тихих аудиториях военного училища. Максим опасался, как бы ни сделать чего-то не так. Нет, это был не страх за свою жизнь. Об этом он сейчас даже не думал. Как вести себя в бою, когда на тебя смотрят, надеются на твой опыт бойцы, как руководить боем. Все, чему его учили, было напрочь забыто и он, полагаясь теперь только на интуицию, надеялся, не без помощи своего сержанта, преодолеть этот своеобразный психологический синдром новичка. Головная БМП-ка, на которой находился командир роты, старший лейтенант Зуев, обогнув холм, вышла на прямой участок дороги, откуда отчетливо открывалась картина боя.

− Внимание всем, приближаемся, — перекрикивая рев мотора и лязг гусениц, прокричал в микрофон рации ротный, для которого выезд на боевые позиции стал привычным делом. Мгновенно оценив ситуацию, он принял решение не атаковать противника всеми имеющимися силами. Ему показалось немного странным, почему боевики напали на колонну именно в этом, казалось бы, неудобном для них месте. За все время пребывания здесь, а это без малого два года, он достаточно хорошо изучил тактику врага. Нападали часто, но не на этом невыгодном для них участке, представляющем собой дорогу с обеих сторон окруженную не крутыми горами, а скорее холмами. Он отлично знал ее всю, это место было своего рода выходом из горного перевала на равнину, где склоны положе и дорога шире. Может быть, задача духов уничтожить не только конвой, но и подкрепление, которое обязательно подойдет. В принципе, могло быть и так. Зная, что «русские» уходят из Афганистана, какой-нибудь полевой командир решил отличиться, уничтожив под конец как можно больше «шурави».

− Попробуем его разочаровать, — вслух подытожил свои размышления он и, не обращая внимания на непонимающие взгляды бойцов, взял рацию и, пренебрегая инструкциями, вышел в эфир открытым текстом, коротко обрисовав командирам взводов свой замысел и одновременно ставя задачу.

− Внимание, слушай мою команду! Второй взвод, остановиться. Не доезжая до места контакта 1000-1200 метров, будете прикрывать нам задницы, и смотри в оба, лейтенант. Первый, третий, подъезжаем, людей на землю, машины елочкой, дистанция 50-60 метров, личный состав слева, справа по склону медленно продвигаемся вперед. Экипажи машин — подавить все огневые точки противника. Все, ребята, поехали. Закончив отдавать распоряжения, ротный первым спрыгнул с брони и повел солдат в атаку по правому склону, левый он поручил «комиссару» роты.

Задумано было неплохо, пользуясь тем, что склоны по обе стороны дороги были пологими, личный состав сумел широко развернуться по фронту. Прикрываемые огнем орудий и пулеметов бронированных машин бойцы медленно, но уверенно продвигались вперед, словно волна, расчищая путь перед собой. Нападавшие, почувствовав угрозу, перенесли свое внимание с тех, кого расстреливали в упор, на подоспевшее подкрепление. Это позволило бойцам, попавшим в ловушку, перевести дух и начать уходить подальше от вражеских пуль. Максим, отдав команду закрепиться вдоль дороги, с интересом наблюдал в бинокль за тем, что происходило впереди, в порыве азарта напрочь позабыв, для чего он со своими людьми был оставлен в заслоне. Неодолимая сила тянула его туда, где рвались снаряды и раздавались трели автоматных очередей.

− Вот где я должен быть. Там мое место, а меня, как мальчишку, оставили смотреть на все издалека, — проговорил еле слышно он. — Конечно, не доверяют новичку, думают, наверное, что раз я прямо из училища, то ни на что не годен. Но ничего, еще увидите, на что способен лейтенант Зотов, пусть только представится случай.

− Командир, «духи» пытаются зайти нам в тыл, — вывел его из состояния отчаянного бессилия голос сержанта, прозвучавший рядом, но доходивший до уязвленного сознания Максима откуда-то издалека.

− Где? — машинально переспросил он, обернувшись туда, куда показывал вытянутой рукой его внимательный помощник. В метрах восьмистах он увидел большую группу людей, которые, рассыпавшись веером, были готовы к атаке, но что-то их сдерживало. Среди них можно было выделить одного, наверняка старшего, облаченного в белую чалму. В окуляры бинокля было видно, как он в растерянности носился вправо, влево, бурно жестикулируя руками, пытаясь в чем-то убедить застывших в нерешительности подчиненных. В его движениях прослеживалось явное замешательство, которое, по всей видимости, передалось всем остальным. Они, привыкшие действовать всегда коварно и хитро, намеревавшиеся ударить в тыл увлеченным атакой бойцам, явно не предполагали, что их задумка будет разгадана и противник обезопасит себя, оставив за собой надежный заслон.

− Внимание! Взвод, приготовиться к бою! — прокричал Максим, но оглядевшись, понял, что команда была уже лишней. Все бойцы, заняв позицию, сосредоточенно смотрели вперед и ждали дальнейших распоряжений. Надо принимать решение, — сам себя подстегнул Максим, — расстояние около 800-1000 метров. Из автоматического оружия особого вреда мы им не причиним. Приказа наступать не было, сами «духи» ближе не подходят, чего-то выжидают, попробуем по-другому.

− Сержант Белозерцев, передай по машинам, пусть наводчики сосредоточат огонь КПВТ на противнике, остальным ждать команды, без приказа огонь не открывать, — голос командира звучал твердо и уверенно, что не осталось не замеченным для его заместителя. Одобрительно улыбнувшись, он понимающе кивнул головой и незамедлительно выполнил поручение. Через несколько секунд башни бронетранспортеров ожили, сделав небольшой поворот вокруг оси, поводя дулами крупнокалиберных пулеметов. В следующее мгновение в сторону противника полетел огненный шквал тяжелых, трассирующих пуль. Такой поворот событий еще больше озадачил залегших на землю бандитов, напрочь отбив всякую охоту думать о чем-то еще, кроме отступления. К этому времени к позиции, занятой вторым взводом, стали подходить выбравшиеся из засады машины конвоя. Выбравшихся из огненного мешка было немного. Экипаж одной из боевых машин пехоты, подъехав поближе, быстро сориентировался на месте и сходу открыл огонь из своего орудия по начавшему беспорядочно отходить противнику, что окончательно разубедило последних что-либо придумывать в сложившейся ситуации. Бой в горах тоже пошел на убыль. Звуки выстрелов раздавались все реже и реже. Через несколько минут они вообще прекратились, лишь изредка издалека раздавался рокот коротких пулеметных очередей. Из наушников послышался голос ротного, извещающий о том, что они возвращаются. Осмотревшись по сторонам, Максим с удивлением обнаружил, что противник исчез также незаметно, как и появился, словно провалился сквозь землю. Какое-то необъяснимое чувство досады вновь овладело им.

Вроде бы побывал на боевом задании. А сам даже ни разу не выстрелил, просидев все время в резерве.

Прямо перед ним из клубов пыли и нарастающего грохота показалась колонна идущих обратно машин. Поравнявшись с его БТР-ом, они, замедлив ход, резко остановились. Заметив на головной машине командира, Максим первым спрыгнул с брони.

− Ну как, лейтенант? — донеся до него голос ротного. — Кстати, мы даже не успели толком познакомиться. Ну да ничего, успеем. Расскажи в двух словах, пока подтянутся остальные, что тут у тебя приключилось. Лицо и одежда его были покрыты густым слоем пыли. − Я, кажется, не ошибся? Была у «духов» мыслишка зайти к нам в тыл?

− Так точно, — уверенно отозвался Максим, — человек сто сконцентрировались во-о-он у тех камней. Увидев нас, остановились. Ну, я и дал команду открыть огонь из башенных пулеметов. Понятно, на такой дистанции особого вреда противнику не нанесешь, но наступать у них настроение пропало, это точно.

− Молодец, лейтенант. Все сделал правильно. Я доложу о твоих действиях командиру, а сейчас давай-ка убираться отсюда. Уцелевшие машины колонны с потерями и ранеными пойдут в середине. Я в голове, твой взвод — замыкающий. Все, погнали.

Одобрительные отзывы ротного были для Максима — как бальзам на сердце. Возвращаясь обратно, он нет-нет да вглядывался в лица своих солдат. На каждом читалось спокойствие и усталость, как будто они возвращаются не с поля боя, а с уборки картошки. Да, это была просто работа.

− Итоги утреннего боя были неутешительными. Душманы уничтожили половину боевой техники колонны, потери среди личного состава тоже были не малые. На вечернем совещании командир батальона, выслушав подробный доклад начальника штаба, традиционно поблагодарил офицеров за проявленное мужество и героизм. Закончив с официальной частью собрания, майор обвел присутствующих усталым взглядом и, как бы подводя итог, обратился к герою дня.

− Капитан Зуев, ты сегодня был на высоте, как и всегда. Да, я не оговорился, именно капитан. Представление было написало мной почти два месяца назад. Хотел сделать сюрприз, и вот сегодня, когда ты со своими орлами бился с повстанцами, пришло подтверждение. Так что сюрприз в какой-то степени удался, но это не все. За умелые действия, благодаря которым наши потери были минимальными, а враг полностью рассеян, я буду ходатайствовать перед вышестоящим начальством о представлении тебя к ордену.

− Служу Советскому Союзу! — резко встав с места, громко отрапортовал теперь уже капитан, — только у меня один вопрос. Разрешите нам сегодня с ребятами немного отпраздновать эти два знаменательных события?

− Можно подумать, если я скажу нет, вы меня послушаетесь, — улыбаясь в усы, ответил майор, — может, и я наведаюсь к вам на огонек.

− Всегда пожалуйста, Вас мы всегда рады видеть, хоть днем, хоть ночью, а то наш начмед спирт давать не хочет, а теперь, когда услышит, кого мы ждем в гости, вряд ли откажет.

− Понял, к чему ты клонишь, — усмехнулся командир, мог бы прямо сказать, что нужен спирт, а то ходишь вдоль да около, — и, обращаясь к начальнику медицинской службы, добавил, — выделишь им под роспись немного для лечебных нужд.

− Спасибо большое, товарищ майор, за заботу, а то насморк одолел, растереться нечем.

− Ладно, Зуев, садись, хватит кривляться, — прервал его шутливую речь комбат. — Не могу не отметить нашего молодого коллегу, который, как говорится, попал с корабля на бал. Правда, музыка была немного громкой, но он с честью выдержал боевое крещение. Мне доложили, как он из своих пулеметов душманов пугал. Грамотный ход, а главное, — результативный. Так держать, лейтенант Зотов. Ну что, если больше вопросов нет, у меня все. Не буду вас задерживать, отдыхайте. Закрыв свою папку, он дождался команды дежурного офицера и, кивнув напоследок всем, быстрым шагом удалился.

На выходе из штаба Максима окликнул ротный, с которым он уже успел познакомиться сразу по возвращении на базу.

− Максим, я что хотел сказать, давай через полчаса подтягивайся ко мне в модуль, посидим, подумаем о дальнейших планах, — в его широко раскрытых глазах промелькнули задорные искорки, предполагающие, что основным времяпровождением будет все-таки не просто беседа.

− Хорошо, я только загляну к своим. Посмотрю, чем они занимаются и сразу к вам. Минут через сорок буду.

− Давай, не задерживайся, без тебя не начнем, — на прощание бросил Николай и, насвистывая себе под нос веселую песенку, не спеша удалился.

С солдатами своего взвода Максим уже успел познакомился, но для того, чтобы запомнить всех в лицо и пофамильно, было слишком мало времени. Войдя в казарму, он осмотрелся и остался недоволен увиденным. То, чему его учили, очень отличалось от реальности. Первое, что бросилось в глаза, это вялая реакция бойцов на его появление. Мол, вошел кто-то, кто мешает отдыхать или заниматься своими делами. Не все даже поднялись со своих мест при его появлении, не говоря уже о беспорядке, который царил вокруг. Молча, никому не делая замечаний, он прошелся между двумя рядами собранных в два яруса кроватей, не скрывая своего недовольства. В одном Максим определился сразу — дисциплина в подразделении ни к черту, но делать поблажки из-за того, что условия жизни приближенные к боевым, он явно не собирался. Хотя действовать решил осмотрительно, не спеша, но настойчиво, ломая уже устоявшиеся в подразделении традиции. Пройдя в канцелярию роты, он вызвал к себе для беседы сержантов. Первым, нерешительно постучал в дверь уже знакомый сержант.

− Вызывали? — с порога поинтересовался он, всем своим поведением показывая остальным, насколько он значимая фигура и может позволить себе некоторые вольности.

− Сержант Белозерцев, выйдите, пожалуйста, приведите форму одежды в порядок, проследите, чтобы тоже самое сделали ваши подчиненные и войдите как положено, — строгим, не терпящим возражений голосом проговорил, не отрывая взгляда от журнала проверки, Максим. От такого неожиданного приема сержант замер на месте, затем, немного потоптавшись, вышел, увлекая за собой остальных, и через минуту, с проскакивающей обидой в голосе, вновь, теперь уже по форме, доложил о своем прибытии.

− Проходите, садитесь, — показывая на стулья напротив себя, пригласил лейтенант, — надолго вас не задержу. Если я кого-то чем-то обидел, прошу меня простить. Однако сразу оговорюсь, — то, что я увидел сегодня вечером, особого энтузиазма во мне не вызывает, и с вашей помощью или без вас я намерен изменить положение вещей в лучшую сторону, придав всему хотя бы отдаленное соответствие воинскому уставу. Если у кого-то есть возражения, говорите сейчас.

− Да что говорить и так все понятно, — за всех ответил Белозерцев, — честно говоря, и нам не совсем нравится дисциплина, но это не всегда было так. Просто после переброски сюда ребята немного подрасслабились, будьте уверены, порядок в подразделении будет.

− Это в наших общих интересах. Лекцию читать вам не буду, просто прошу сделать так, чтобы было правильно.

Идите отдыхать, отбой по распорядку.

− Товарищ лейтенант, разрешите обратиться. Я тут рассказал ребятам о том нашем первом знакомстве на КПП, они не верят.

− Не верят чему, тому, что ты был слишком вежлив? — с иронией в голосе переспросил Максим.

− Нет, не верят тому, что Вы меня вот так, как ребенка, оторвали от земли и продержали в невесомости секунд тридцать.

− Предлагаешь повторить? — понимая, куда клонит сержант, шутливо проговорил лейтенант, — ладно, согласен, только с одним условием, силу будем демонстрировать в бою или на занятиях по физической подготовке.

− Здорово, а то у нас уже второй месяц толком ни одного физо и не было. Что ни день, то заваруха, тренируем только ноги, носясь по здешним горам как джейраны, — чуть приподнимаясь с места, разочарованно проговорил один из сержантов.

− Мы все вместе постараемся что-нибудь придумать, ведь для того мы и есть, чтобы своей изобретательностью и смекалкой разнообразить быт себе и в первую очередь личному составу.

Всем спасибо за службу, уже поздно, скоро отбой, отдыхайте, да и меня уже, поди, заждались мои коллеги, — вставая из-за стола и пожимая каждому руку, подытожил вечерний разговор Максим. Он остался доволен состоявшимся первым спокойным разговором со своими младшими командирами.

Неторопливо наведя на своем рабочем столе порядок, он вышел из канцелярии роты, козырнул стоящему у входной двери дневальному и направился к модулю, где одну из комнат занимал ротный и где сейчас должен был собраться небольшой офицерский коллектив, членом которого он сегодня стал. Непонятное чувство волнения с примешивающимся смущением не покидало его.

− Может, не ходить никуда, утром можно сказать, что сильно устал за первый день, который выдался таким насыщенным, — думал про себя он, — совершенно не хочется сейчас идти и пить этот чертов спирт, а не выпить, по всей вероятности, не получится. С другой стороны, если хочешь стать частью чего-то, надо с чего-то начинать общение.

В небольшой комнатушке, которую занимал старший лейтенант Зуев, собрались все офицеры и прапорщики роты, кто был на сегодняшний вечер свободен. Когда Максим подошел до дверей нужного модуля, ужин был уже в полном разгаре. Войдя вовнутрь, после нескольких безуспешных попыток достучаться, он осмотрелся. Никто особо не обратил внимания на его появление, только ротный, не перебивая рассказывающего веселую историю прапорщика, весело подмигнул ему, указывая взглядом на свободное место рядом с собой за непонятно откуда взявшимся здесь круглым, скорее семейным, столом, сервированным скромно, по-солдатски. Все его убранство состояло из нескольких банок вскрытых консервов, нарезанного крупными кусками черного хлеба, разрезанных на четыре части луковиц, алюминиевых кружек и нескольких бутылок с разбавленным, а может быть и нет, спиртом.

− Давай, не стесняйся, — заметив замешательство Максима, вполголоса пробасил ротный, — наш Петрович, если заведется, то его и остановить жалко и слушать нет никакой возможности. Так что ты того, подкрепись, чувствуй себя свободней, это те люди, с которыми ты сегодня бок о бок ходил в бой… Дай Бог, не последний. Слова прозвучали с нескрываемой иронией, не давая собеседнику ответить. Он на четверть наполнил кружки жидкостью из бутылки себе и Максиму и, обращаясь ко всем остальным, громко сказал:

− Ребята, попрошу минуточку вашего внимания. Я предлагаю тост за нашего друга, которого еще утром мы не знали, но почти все имели возможность познакомиться с ним в бою, так сказать. Признаюсь откровенно, сегодня герой дня не я, а наш молодой лейтенант. Во время своего первого боя я чуть не наложил в штаны, но наш герой повел себя так, как будто бы всю жизнь только и делал, что воевал. Так вот, чтобы не задерживать надолго ваше внимание, я хочу пожелать, чтобы все наши знакомства начинались в более спокойной обстановке и не заканчивались никогда. Закончив говорить, он залпом осушил кружку. Со всех сторон к Максиму потянулись руки и каждый, чокаясь с ним, говорил ему одобрительные слова.

− Спасибо, большое спасибо, — смущаясь, отвечал Максим, — надеюсь прижиться в вашей дружной семье и все свои знания и опыт положить на пользу нашему делу.

− Послушай, Максим, — бесцеремонно перебил говорящего замполит роты Олег Хромов, — не сочти мой разговор за бредни пьяного, просто то, что я хочу сказать, беспокоит не только меня. Вот ты говоришь: «наше дело». А какое наше дело? Это их дело, а мы за это проливаем кровь и восемнадцатилетних пацанов в цинковых ящиках отправляем на Родину. Интернациональный долг. Кому мы что должны? Я лично никому… — голос говорившегося сорвался на крик и осекся на последнем слове. Он быстро налил себе дрожащей от возбуждения рукой спирт и, не говоря больше ни слова, ткнулся взглядом в кружку, как бы размышляя пить или нет.

− Успокойся, Олег, не надо придираться к словам, — вмешался ротный, — наше дело, не наше — решать не нам. Мы всего лишь солдаты, и если Родина, которой мы присягали, нас сюда послала, значит, так было надо, и мы выполняем возложенные на нас задачи и оправдаем доверие партии, по крайней мере, будет стараться, пока живы. Давайте, ребята, еще раз выпьем за тех, кто не вернулся вчера, сегодня, кто еще не вернется завтра. Вечная память.

Присутствующие, стараясь не греметь табуретками, тихо встали и, не говоря ни слова, осушили свои алюминиевые «бокалы». Постояв молча минуту, все так же осторожно, как бы боясь своими неловкими движениями вспугнуть тишину, расселись по своим местам, погрузившись каждый в свои тяжелые воспоминания. Тост за погибших, боль утраты, перемешивающиеся с мыслями о том, что может быть завтра, в этой же комнатушке, молча поднимут стаканы за тебя. Когда об этом не думаешь проще, но сейчас все наверняка подумали именно об этом, все, кроме Максима. Может это потому, что ему не приходилось еще хоронить близких, друзей и он не был знаком с чувством, называемым болью утраты. А может, жизненная теория позволяла ему смотреть на вещи философски. Так или иначе, он знал, вернее, чувствовал, что он сейчас, в данный момент, не может быть наравне с людьми, находящимися рядом, не в состоянии до конца понять их чувства, переживания, отчего в сознание закрадывалась предательская неловкость, и краска горячей волной покрыла его лицо, лоб покрылся испариной. Затянувшуюся, тягостную паузу нарушил густой бас старшины.

− Мужики, нельзя так долго задерживаться на этом тосте, тем более что я уже как-то говорил, за что Иван Грозный убил своего сына, — попытался шуткой разрядить ситуацию старый служака, к которому все без исключения обращались либо по отчеству, либо просто называли батей. Сам командир батальона нередко обращался за советом к всезнающему Петровичу, у которого на все случаи жизни находился дельный ответ для каждого.

− Верно, Петрович, за задержку посуды случилась та беда, — поддержал настрой оживившийся замполит, — наливай, не то сейчас все волками завоем.

− За что пьем? — неуверенно спросил командир первого взвода, подставляя под руку наливающего свою кружку.

− Разрешите мне сказать, — поднимаясь с места, уверенным и серьезным тоном начал Максим, — давайте выпьем за жизнь, за то, чтобы она продолжалась и, как сказал классик, чтобы не было мучительно больно за прошедшие года. Что говорить, все когда-то умирают, но не о всех будет жить память. Так давайте любить и ценить ее, пока это в наших силах.

Возгласы одобрения и последовавший за ними дружный глухой стук кружек были своего рода оценкой для молодого лейтенанта.

Молодец, Максим! Сразу видно, наш парень! Не только оружием, но и головой владеет. Никто лучше бы не сказал, — дружески хлопая его по плечу, улыбаясь, подчеркнул ротный.

Посидев еще полчаса, офицеры стали расходиться. Как ни крепок был напиток, как он ни затуманивал разум, все осознавали, где они находятся, а самое главное — нельзя позволить себе расслабиться. Выйдя из прокуренного помещения на плац, Максим пошел к себе, пожелав спокойной ночи попавшемуся ему навстречу дежурному офицеру. Добравшись до своей комнаты, он неторопливо разделся, аккуратно сложил свою форму и, стараясь ни о чем не думать, уснул крепким сном…