Ева Полянская – жизнь и судьба. Книга 2. Жить вопреки

Мария Непеина

Необыкновенная судьба обыкновенной девушки повествуется в этой трилогии. Дочка профессора, не знающая бед и тревог с детства, попадает во взрослый мир с арестом ее родителей, а разлука с любимым наносит еще один удар, но несмотря на потери, которые преследуют ее, чувства не умирают внутри этой хрупкой девушки, помогая жить и двигаться дальше, даря такой редкий дар, как сама любовь.

Глава 2

— 1 —

С каждым днем становилось все холоднее и холоднее. Николай кутал меня, как мог, приносил еду, которую покупал или выменивал на станциях и горячую воду, и даже иногда чай. Но все остальное время был рядом, все время спрашивал, как там малыш. Я отвечала ему, что с таким заботливым папой нашему малышу очень хорошо.

Николай так же помогал и двум женщинам, который были с его завода. Девочка все время плакала, иногда капризничала. А мужчина громко храпел, когда спал или тяжело дышал, когда сидел рядом с нами. Но для меня все это было не важно. Главное, что мы были в относительной безопасности, я была не одна, под защитой своего мужа.

Немного пугали длинные остановки. Николай старался мне ничего не рассказывать, чтобы не пугать и не тревожить, но я все равно слышала, что взрывом разорвало рельсы и теперь их заменяют. Хорошо, если поезд останавливали на какой-нибудь станции, а не в поле, где дул холодный пронизывающий ветер. Поезд шел на север, и каждый раз, просыпаясь утром, я видела, как меняется местность, и ощущала изменение погоды. Я уже потеряла счет дням, сколько мы были в пути, казалось, что мы проехали уже всю страну, а все никак не доедем до своего пункта назначения.

Когда Николай выходил на перрон и возвращался в наше купе, мы все с надеждой смотрели на него, ожидая хороших новостей с фронта, или что-нибудь о нашем городе.

— Блокада, — однажды сказал Николай. — Ленинград взяли в кольцо. А наши войска отступают.

Я заплакала вместе с женщинами, а мужчины еле сдерживали свои слезы.

Однажды рано утром нас разбудил крик женщины, которая ехала с нами вместе в купе. Николай приказал мне сидеть на месте, но я услышала какой-то хрип и хотела вскочить, но он усадил меня на место и рявкнул, чтобы я не высовывалась из под одеяла, а сам побежал к начальнику поезда. Мы стояли на остановке. В купе забежали санитары, которые стали стаскивать мужчину с полки и перекладывать его на носилки. Ни смотря на недоедание, он все еще был крупным, санитары и Николай, который помогал им, кряхтели от напряжения. Его вынесли из купе, а я помогала женщинам успокаивать девочку, которую одна из них напугала своим криком.

Когда Николай вернулся, мы все вопросительно посмотрели на него. Он отрицательно помотал головой, что обозначало, что мужчина скончался, так и не доехав до конца пути. Женщины заплакали, а я прижалась к мужу еще сильнее.

— Коленька, — прошептала я и посмотрела на него. Он увидел в моих глазах страх.

— Нет, Ева, — сказал он, — со мной такого не случиться. Этот мужчина был болен, а я здоров. Мне нельзя болеть, ведь я в ответе за свою семью.

Он приподнял мое лицо и, так как мы были в купе не одни, легонько поцеловал меня в губы.

— Все будет хорошо, — прошептал он, и я заулыбалась ему в ответ.

Мы продолжили свой путь. Женщинам стало немного легче, потому что на освоившейся полке спала теперь девочка. Николай спал со мной, согревая своим телом и крепко прижимая к себе. В такие минуты я улыбалась, даже во сне. И вот что было странно. Вокруг был холод, недоедание, страх, война, а мне было все равно. Для меня важно было, что Николай был рядом со мной, любил меня, а я его. Я еще не сказала ему этих слов, хотела это сделать, когда мы приедем, чтобы все было красиво. Я представляла себе этот вечер, его реакцию, и жмурилась от удовольствия. Мне казалось, что поезд не едет, а ползет, так поскорее хотелось и сделать это. Я все время спрашивала у мужа, когда мы приедем, и ему ничего не оставалось, как отвечать мне, что скоро.

Так мы и ехали, я в своих грезах, Николай в заботах. Он еще на остановках бегал и проверял оборудование, которое везли на север, потому что был ответственным за него. Вот и в этот вечер, все было так же, как и в предыдущий. Мы попили горячего чаю, посетовали на войну, и легли спать. Николай обнимал, прижимал меня к себе и шептал мне слова любви, иногда целуя в шею. Я тихонечко хихикала, и шептала ему в ответ, что он у меня самый лучший.

— Правда самый лучший, — шептал он и счастливо улыбался.

— Правда Коленка, правда, — говорила я ему в ответ, и слова любви, так и просились наружу. Но я терпела и не говорила их, потому что нарисовала себе красивую картинку, и хотела, чтобы все было именно так, как я задумала.

— Коленька, — шептал Николай, — как же я люблю, когда ты так называешь меня. И тебя люблю Ева, и малыша нашего.

Он погладил меня по животу. Я закрыла глаза, и счастливо улыбаясь, заснула.

Зато проснулась я в аду. Кругом все гремело, женщины орали, девочка ревела во весь голос.

— Быстрее! — заорал Николай. Он рывком поднял меня, и больно стукнув по груди, сунул в мои руки мою дамскую сумочку, а потом сунул в руку мой чемодан. — Береги это Ева! — крикнул он. — Это единственное что осталось! Береги! Слышишь меня?!

Я быстро закивала головой, все еще не понимая, что происходит. Он схватил меня за руку и поволок из вагона, расталкивая людей, которые тоже выскакивали из своих купе. Николай выпрыгнул первым, помог спрыгнуть на землю мне. Вокруг слышались взрывы, в их вспышках я увидела людей, которые бежали от поезда, который стоял. Николай тоже потащил меня к одной из воронок и толкнул в нее.

— Сиди здесь Ева и не высовывайся! — крикнул он.

— Коленька ты куда! — закричала я. — Не уходи Коленька!

— Я должен помочь другим! — крикнул он и снова побежал к поезду.

От взрывов, которые раздавались, казалось повсюду, я вздрагивала и попискивала, прижимая к себе сумочку и чемодан, потому что так мне велел Николай. Я не знала, сколько прошло времени, мне было страшно, и поэтому я решила вылезти из ямы и посмотреть, что твориться вокруг, и где мой муж. Помогая себе ногами, я выкарабкалась на поверхность и высунула свою голову. Люди все еще бежали от поезда. Я видела, как Николай помогает спрыгивать людям с вагонов, женщин он приобнимал, прикрывая их от земли, которая летела со всех сторон, и, так же как и меня, толкал их в воронки.

— Коленька, Коленька, — шептала я, — скорее, иди ко мне.

Он оттолкнул очередную женщину в воронку, повернулся, чтобы бежать в сторону поезда. И вдруг… Противный писк, который шел, откуда то с неба. Николай повернулся в мою сторону и наши глаза встретились.

— Я люблю тебя! — заорала я. — Коля! Я люблю тебя!

И вдруг он исчез. Прямо на моих глазах.

А потом взрыв. Меня откинуло взрывной волной и засыпало землей. Я провалилась в черноту, и больше ничего не ощущала и не помнила. Ничего. Даже того, что Николая, моего мужа, мужчину, которого я наконец-то полюбила, больше нет.

— 2 —

— Она живая, — услышала я сквозь пелену и застонала. — Вытаскивайте, вытаскивайте ее.

Я чувствовала, как меня куда-то тянут, и из последних сил прижимала к себе свою сумочку и не выпускала чемодан из рук. Потому что так сказал Николай. Мой Коленька. Я хотела произнести его имя, позвать его, но не смогла произнести ни слова. В ушах звенело, перед глазами все кружилось.

— Контуженная, — снова, как через вату услышала я. — Усаживай ее, вот на эту подводу. А как в сумочку свою вцепилась, — усмехнулся кто-то.

— Это единственное, что у нее осталось, — защитили меня.

Коленька. Родной мой, где ты. Я обводила мутным взглядом людей, которых собирали по всему полю, а кого-то тут же хоронили. Искала взглядом знакомый силуэт. Наверное, он помогает искать живых, раз его нет рядом со мной. Скоро он придет, снова обнимет, прижмет к себе, скажет что любит. Надо просто сидеть и ждать. И сумочка с чемоданом. Держать, изо всех сил держать. Коля строго настрого приказал.

Я еще судорожнее вцепилась в свои вещи, успокоилась и стала смотреть перед собой, немного покачиваясь и морщась от звона в ушах, который все не проходил. Постепенно, я стала слышать крики и стоны, женский плач. Коленька все не приходил, но я терпеливо ждала, знала, что не нужно ему сейчас мешать. Он освободится и придет сам.

Бородатый мужчина подошел к подводе, оглядел ее.

— Эта подвода полная! — крикнул он. — Но! — заорал он на лошадь, и хлестнул ее вожжами, которые взял в руки. Лошадь дернулась и медленно, качая своей большой головой, тронулась по просеке, увозя нас от дымящегося состава. Я сидела спокойно, все еще ничего не чувствуя и не понимая. Значит так нужно, что Коленька не пришел. Нужно ждать, просто ждать.

Я не знаю, сколько мы ехали, сначала по просеке в лесу, потом сквозь большое поле. Нас, уцелевших пассажиров, привезли в какой-то поселок. На улицу из домов высыпали люди и стали с интересом разглядывать.

— Чего встали! — заорал на них мужик. — Разбирайте, давайте, кого куда. Мне еще за остальными ехать.

Кто-то, взял меня за руку, помог спрыгнуть с подводы и повел в один из дворов. Я не поднимала своей головы, которая до сих пор гудела, и не видела, что это была одна из женщин, которая ехала с нами в купе. Вторая несла девочку на руках и шла за нами. Мы зашли в дом, женщина подвела меня к стулу и посадила на него. Старушка, которая жила в нем, разглядывала нас.

— Здравствуйте, — поздоровались с ней женщины.

— И вам не хворать, — ответила старушка, — да вы раздевайтесь, проходите, места у меня много, семья большая была.

Женщины разделись, раздели девочку, одна я сидела, прижимая к себе чемодан с сумочкой, и глядя перед собой.

— Давайте я вам помогу, — ко мне подошла женщина, та, что была постарше.

— А я баньку истопила, — засуетилась старушка, — сходите, искупайтесь, в земле вон все, а потом и обедать будем.

— Вам нужно умыться, — снова обратилась ко мне женщина, но я снова не обратила на нее внимание. Старушка, девочка и вторая женщина смотрели на меня.

— Давайте я возьму ваш чемодан, — женщина потянулась к нему, но я тут же прижала его еще сильнее к себе, вскинула свою голову и испугом посмотрела на нее.

— Коленька сказал не отпускать, — с жаром произнесла я.

— А давайте я подержу, — сказала старушка, — вы пока в баньке купаетесь, я его охранять буду, вот те крест, — сказала старушка и перекрестилась.

Она напомнила мне Диминого дедушку и поэтому, скорее всего, я потянулась к ней, прониклась доверием. Я медленно разжала свои руки и отдала ей чемодан с сумочкой.

— Вот и хорошо, — заговорила женщина и повела меня из дому, когда хозяйка дала нам полотенца и во что можно было переодеться.

— Что это с ней, — спросил она у второй женщины, которая сидела и укачивала девочку на своих руках. — Больная штоль?

— На ее глазах мужа разорвало бомбой, — сказала женщина. — Прямое попадание. Я рядом была, видела, как она из воронки в это время высунулась, кричала ему что-то, — женщина вдруг всхлипнула, и из ее глаз полились слезы. — Такой хороший молодой человек был, так любил ее, пылиночки сдувал. Все про малыша говорил, которого она носит.

— Господи, — старушка прикрыла свой рот рукой и тоже заплакала. — Не зря говорят, что Господь хороших людей быстрее к себе забирает. Как же она теперь.

— Не знаю, — пожала плечами женщина. — Нам бы доехать сначала, а там уж посмотрим. Может, мы с сестрой приглядим.

— А откуда вы, — спрашивала старушка и накрывала на стол.

— Из Ленинграда, — ответила ей женщина.

— Из того самого? — закачала головой пожилая женщина.

Когда меня привели из бани и снова посадили на тот же стул, старушка отдала мне мою сумочку и чемодан. Я вцепилась в них и опять стала смотреть перед собой.

Сходила, вымылась в бане вторая женщина с ребенком и все сели за стол.

— Неудобно с чемоданом то кушать будет, — обратилась ко мне старушка.

— Коленька сказал держать, — ответила я ей.

— Ты пока в баньке купалась, Коленька заходил, велел накормить тебя, да спать уложить, — сказала старушка, забирая у меня чемодан. Сумочку она уже трогать не стала.

Мы поели, а потом меня отвели в одну из комнат и уложили в постель.

— Коленька, Коленька, где же ты, — шептала я, пока не уснула.

Так прошло несколько дней. Мы ждали, когда починят пути, и наш поезд. Обгоревшие вагоны разбирали, чтобы сцепить целые, создавая тем самым, новый состав. Составляли списки погибших, чтобы выдать справку о смерти. Я целыми днями сидела на стуле, прижимая к себе свои пожитки и отдавая их только старушке, когда нужно было покушать, или сходить в баню.

— Здравствуйте, — сказал мужчина, который зашел в наш дом. Он выглядел очень усталым, даже можно сказать изможденным. — Вы у меня последние остались. Состав скоро будет готов, и вас отвезут к нему. Есть у вас погибшие?

— У нее, — кивнула женщина в мою сторону. — Муж погиб, спасая других. Прямое попадание. Она контужена и еще плохо понимает что происходит, а скорее всего, находиться в шоке, потому что до сих пор ждет его.

— Понято, — кивнул головой мужчина и подошел ко мне. — Дайте мне документы вашего мужа, пожалуйста, — обратился он ко мне.

— Зачем, — я с испугом посмотрела на него и прижала сумочку к себе. — Зачем вам, не дам. Коленька придет, и сам даст. Он помогает, некогда ему, — заговорила я с жаром.

Мужчина вздохнул, оглянулся на женщин, которые тихо плакали, глядя на меня.

— Как вас зовут, — снова обратился ко мне мужчина.

— Ева, — ответила ему я. — Ева Адамовна Романовская.

— Ева Адамовна, — он опустился передо мной на корточки. — Мне нужны документы вашего мужа, чтобы выписать вам справку о его смерти. С этой справкой вы…

— Какой смерти, вы что, — я нервно рассмеялась, — Коленька жив, он просто занят, он помогает, всем помогает. Он у меня хороший, и я люблю его.

— Ваш муж погиб, Ева Адамовна, простите меня, что именно я говорю вам об этом, но он погиб, спасая других. Поэтому мне нужны его документы. Я потом верну их вам, просто мне нужны.

— Он не погиб! — заорала я на него. — Вы все лжете! Вы хотите украсть мою сумочку! Не отдам! Коленька сказал держать и я не отдам!

Женщины больше не могли смотреть на это и поэтому вместе со старушкой и девочкой ушли в другую комнату, всхлипывая при этом.

— Они плачут? — удивилась я и в моих глазах тоже появились слезы. — Почему они плачут.

— Оплакивают вашего мужа Ева Адамовна, — он взял мою руку и стал поглаживать ее. — Я не сомневаюсь, что он был хорошим человеком, которого вы очень любили. Но его больше нет. Он не придет ваш Коленька. И мне нужны его документы.

— Нет, нет, — шептала я. Меня всю затрясло, по лицу бежали слезы. — Он обещал, всегда быть рядом, он вернется.

— Он не вернется, — устало сказал мужчина и вздохнул.

И вдруг как молния в голове. Я высовываю голову из ямы, противный звук, глаза моего Коленьки, а потом…

— Ааааааа! — заорала я и согнулась пополам от боли. — Коооляяяя! Коленька! Родной мой! Коооляяя!!!

Мужчине пришлось схватить меня, потому что я стала дергаться в каких-то конвульсиях от той боли, которая обрушилась на меня.

— Я люблю тебя Коленька! Коля! Я люблю тебя! — кричала я слова, которые так и не успела сказать ему.

Из комнаты прибежали женщины и помогали мужчине уложить меня в постель. А я все кричала и кричала от дикой скручивающей боли имя мужа, которого больше никогда! Какое страшное слово! Никогда! Не увижу…

Прибежал местный фельдшер, за которым сбегала старушка. Он поставил мне укол с успокоительным, пока мужчина удерживал меня.

— Пятая по счету, — сказал он. — Все не верят, что их муж погиб.

Мужчина взял мою сумочку, достал из нее документы Николая. Тут же на специальном бланке, который принес с собой, написал свидетельство о смерти и положил документы обратно.

— Простите меня, — прошептал он, когда ставил сумочку у моего изголовья.

На следующий день нам сообщили, что состав готов, и нас на подводах отвезут обратно к поезду. Я снова была как не живая. И только мысль о том, что во мне растет ребенок Николая, его продолжение, заставляла меня жить дальше. Я пока боялась думать о его смерти. О том, что больше не увижу его. Поэтому думала, только о ребенке. О той мысли, что Николая больше нет, я старалась привыкать постепенно. Пока я думал о нем, как о тяжелораненном, который должен вот, вот умереть. Так мне было легче. Так я не боялась сойти с ума.

Мы тепло попрощались со старушкой, поблагодарили ее за теплый прием, за кров и пищу. А я достала из своего чемодана теплые носки, которые связала сама и подарила их хозяйке.

— На память, — тихо сказала я. — Коленьку помяните, — прошептала я ей, когда обнимала ее.

Старушка, утирая слезы и прижимая носки к себе, долго махала нам рукой, пока подвода не скылась из ее вида, а мы перестали видеть ее. Нас привезли к поезду и стали рассаживать. Женщины постарались сделать так, чтобы я оказалась с ними в одном купе. К нам присоединился мужчина, который тоже выглядел усталым. Когда всех рассадили по местам, поезд тронулся дальше, а я не могла отвести взгляда от того места, где погиб Николай. В эти минуты мне казалось, что я больше никогда не буду счастливой. Никогда не буду улыбаться, смеяться и вообще радоваться жизни. Ведь его нет, а я живая. И ребенок наш жив. Теперь я буду жить ради него, как когда то Николай жил ради меня.

Я не плакала, нет. Слез не было. Была просто тупая ноющая боль и пустота. Я сидела и смотрела перед собой, покачиваясь в такт вагону. Говорят, время лечит, но в эти минуты я в это не верила. Я готовила себя к жизни без него, с этой болью и пустотой в себе, которая образовалась во мне, после того, как я поняла, что мой Коленька погиб, стараясь не сожалеть о том, что столько времени с ним было упущено. Я готовила себя…

— 3 —

Казалось эта дорога никогда не закончиться. Снова эти длинные остановки, и холод, которые шел изнутри меня и снаружи. Только теперь не кому было согревать меня ночами, и прижимать к себе днем. Я куталась сама, как могла, в одеяло, согревала ноги, растирая их. Женщины и мужчина помогали мне, приносили чай, или продукты, которые покупали на перроне. Я сначала отнекивалась, особенно неудобно было брать еду у мужчины, но он так посмотрел на меня, когда протягивал мне хлеб в первый раз, что дальше я уже безропотно брала из его рук еду, тихо благодарила и опускала свои глаза, чтобы скрыть свои слезы.

Казалось, что мы теперь в этом вагоне навечно, даже девочка смирилась с этим, перестала капризничать и плакать, а, так же как и я сидела и безучастно смотрела в окно на проплывающий серый безрадостный пейзаж. Но однажды для меня и эта поездка кончилась.

Началось все ночью, поэтому никто ничего и не заметил. Я вздрогнула и проснулась. Мне снился Николай, который будил меня, громко звал и тряс меня за плечи. За окном брезжил бледный рассвет. Наш поезд снова стоял, возле какого-то маленького городка, названия которого я не могла прочитать. Постепенно я почувствовала, что я сижу на чем-то мокром. Повозившись немного, и откинув свое одеяло, я сначала не поверила своим глазам.

— Паамаагите, — тихо проблеяла я. — Помогите! — сказала я чуть громче.

Женщина, которая спала на нижней полке вместе с девочкой, вздрогнула и проснулась.

— О Господи, — выдохнула она и посмотрела на меня. — Евгений Александрович! — громко крикнула она. Мужчина тут же проснулся, откинул свое одеяло и спрыгнул с верхней полки.

— Мать честная, — сказал он, когда увидел лужу крови на полу, которая расплывалась возле меня. — Я сейчас.

— Что это, — прошептала я женщине, которая прижимала руку ко рту, глядя на меня. — Что это, — снова повторила я и вдруг почувствовала, как все расплывается вокруг меня. — Коленька, помоги, — прошептала я, прежде чем потерять сознание.

В купе прибежали санитары с носилками, меня переложили на них. Обе женщины плакали, а та, которая лежала с девочкой закрывала ей глаза ладонью, что бы та не видела кровь.

— Скорее, скорее, — торопил их мужчина, расталкивая людей, которые высовывались из своих купе, чтобы посмотреть, что за шум в коридоре. — Освободите же дорогу, черт побери, — ругался Евгений Александрович.

Только я этого всего не видела и не слышала. Как меня погрузили в машину скорой помощи. Рядом поставили мой чемодан и положили мою сумочку. Я не видела, что поезд поехал дальше уже без меня. А меня положили в палату, после операции. Да и операцией это назвать было уже нельзя. Я потеряла много крови, поэтому была бледной. Синие жилы выступили на моих руках, лицо заострилось.

Я не знала, сколько времени прошло, и где я, когда открыла свои глаза.

— Очнулась, — услышала я голос какой-то женщины. — Эй! Кто-нибудь, позовите врача, она очнулась!

Я медленно повернула голову в сторону, чтобы посмотреть на того, кто так кричал рядом со мной, и увидела слегка полноватую женщину, которая тоже смотрела на меня.

— Ничего девка, — сказала она и подмигнула мне. — Прорвемся, где наша не пропадала. Ты еще молодая, успеешь еще. Главное, что живая осталась.

Я не понимала, о чем она говорит, не понимала где я. Внутри все болело, рядом не было никого, кто бы был знаком мне и меня это пугало еще больше.

— Здравствуйте, — ко мне подошел пожилой мужчина, голова которого была белой от седых волос. Он взял меня за руку, нащупал пульс, потом проверил мою температуру. — Как вы себя чувствуете, — спросил он у меня, немного склонившись над кроватью, на которой лежала я.

— Что со мной случилось, — прошептала я, не отвечая на его вопрос, потому что мое здоровье волновало меня меньше всего в данную минуту.

— Вы только сильно не волнуйтесь, — сказал доктор, — сестра! — крикнул он. Та тут же вошла в палату, неся в руках ванночку, в которой лежал укол. Я тяжело задышала от тяжелого предчувствия.

— Прошу вас, — он взял мою руку и сжал ее. Как тогда! Как тот мужчина, который сообщал мне о смерти Николая!

— Пожалуйста, — прошептала я и по моим щекам покатились слезы. — Пожалуйста, — я просила его не причинять мне боль и смотрела на него с мольбой.

— Мы пытались сделать все что могли, — начал говорить он, глядя на меня с жалостью. — Но вы потеряли много крови, да и больница эта маленькая, хоть и районная.

Я отрицательно замотала головой, в ушах появился противный звон.

— Нам не удалось сохранить вашего ребенка, — услышала я сквозь вату.

— Нееет!!!! — хотелось заорать мне. — За чтооо!!!

Но из моей груди вырвался только стон. Я выгнулась всем телом, а когда сестра быстро поставила мне укол, снова упала на кровать.

— За что, — все-таки прошептала я, глядя на доктора и проваливаясь в спасительный сон.

— Бедная, — сказала женщина, которая лежала рядом со мной.

— Сначала мужа потеряла, — сказала сестра, — теперь вот ребенка.

— Смотрите за ней, — сказал доктор, который все еще держал меня за руку. — Как только она придет в себя, сразу же зовите? Слышите? Сразу же.

— Да доктор, — сказала сестра и вздохнула.

Когда я проснулась в следующий раз, была ночь. Отовсюду слышался громкий храп, из этого я сделала вывод, что лежу в палате не одна. Я медленно оглянулась вокруг, все спали. Это было мне на руку. Я откинула свое одеяло и медленно села на кровати. Правда мне тут же пришлось ухватиться за спинку, потому что все закружилось и завертелось вокруг. Я посидела, подождала, когда карусель вокруг меня остановиться и так же медленно, как и садилась, встала. Стараясь не шаркать ногами об пол, чтобы не разбудить остальных женщин, я стала пробираться к двери.

Вот она дверь. Я оперлась о стену пытаясь успокоить свое дыхание и сердце, которое так громко стучало, что казалось, сейчас выскочит из моей груди. Я собралась с силами и как могла быстро выскользнула в коридор. Первое, что я увидела это стол, за которым, положив голову на свои руки, спала сестра. Я стала пробираться мимо нее, прижимаясь к стене. Мне нужно было добраться до двери, в помещение, где хранились медикаменты. Я не знала где это, поэтому заглядывала в каждую комнату, наугад, пока не нашла ее. Для начала я села на кушетку, тяжело дыша. Сил оставалось все меньше и меньше. Но я хотела успеть, пока они еще были. Поэтому я встала, подошла к шкафчику, в котором хранились таблетки, и открыла его. Перед глазами уже все плыло, я покачивалась и цеплялась за дверцу. Передо мной были лекарства, но каким убить себя я не знала. Поэтому взяла первое, наугад, собираясь глотать их, пока не умру. Я не хотела жить. Моя жизнь без Коли и его ребенка была мне больше не нужна. Больше ни о чем, и ни о ком я думать не хотела. Да и не думала вообще.

— Не делайте этого, — в комнате зажегся яркий свет, который ослепил меня. Я резко повернула голову и увидела врача, который сообщил мне о потере моего ребенка.

— Пожалуйста, — прошептала я, и слезы побежали по моим щекам. — Мне незачем жить.

— Всегда есть, ради чего жить, — строго сказал доктор, — положите на место.

— Нет, — замотала я головой. — Вы не понимаете, я хочу к Коленьке и к нашему ребеночку.

— Я все понимаю, черт, — выругался он. — Сестра! — заорал он в коридор. — Быстро каталку, у нее открылось кровотечение.

Он быстро подошел ко мне, вырвал пузырек с лекарствами из моей руки, поставил его на место, а сам взял меня на свои руки.

— Пожалуйста, — шептала я и плакала. — Мне незачем жить.

Потом началась какая-то суматоха, меня куда-то везли, доктор кричал на всех, я ничего не понимала, что происходит вокруг, все расплывалось перед глазами.

— Пожалуйста, — произнесла я без звука, одними губами, и снова провалилась в такую уже спасительную для меня темноту.

***

— О, пришла в себя, — хмыкнула женщина, которая сидела возле меня на стуле, — дурында, — сердито сказала она. — Если бы я не проснулась и не увидела твою пустую койку. Молодая еще баба, жить она не хочет, — она ругала меня. — Вон, посмотри на ту женщину, — она показала в сторону женщины, которая лежала возле самой стены палаты и смотрела в потолок. — Ей вырезали все, все что можно, она теперь себя за бабу не считает, потому что пустая, — женщина ткнула себя в живот. — А ты еще можешь иметь детей.

При этих словах, по щекам женщины, которая теперь себя таковой не считала, потекли слезы, и она отвернулась к стене.

— От кого, — прошептала я.

— От коровы! — хлопнула себя по ногам женщина. — От мужика конечно! В общем, так дева моя, теперь я за тобой следить буду, и смотри мне, — она погрозила мне пальцем, — у меня не забалуешь, и не таких скручивала.

— Всем на завтрак, — заглянула медсестра в палату, — покормите ее? — спросила она у женщины, которая сидела рядом со мной. — А то рук не хватает.

— Конечно, покормлю! — женщина уставила руки в боки. — Неси поднос с едой.

Конец ознакомительного фрагмента.