Когда выбираешь свободу

Наташа Черноокова

Какова сила проклятий? А сила человеческих отношений? Мы общаемся, строим свою жизнь, жизнь детей, внуков. И часто камень деструктивных эмоций, брошенный нам близким человеком, мы несём по жизни и передаём по наследству, лишая тем самым себя и своих наследников свободы быть счастливым. Можно ли изменить прошлое, наладив отношения с близкими в настоящем? Герои романа не используют магию для того, чтобы запустить цепь счастливых событий в глубь прошлого своего рода и обрести душевную свободу.

5

Начал накрапывать мелкий противный дождик. Ненавижу такую погоду. Вся эта серость и слякоть угнетают моё и без того не всегда отменное настроение ещё больше. Ещё эти дурацкие босоножки на шпильках, будь они неладны, скользят по брусчатке и застревают в щелях плитки. В обеих моих руках пакеты с продуктами, и тут ещё телефон звонит в сумочке, не переставая. Я мелкими шагами, балансируя на шпильках, с пакетами в руках пытаюсь быстро добежать до машины, припаркованной недалеко от магазина. Телефон не замолкает, и я все-таки решаюсь достать его из сумочки, поражаясь чьей-то настойчивости. Хотя и предполагаю, кто это может быть. Я перекладываю пакет из одной руки во вторую и пытаюсь достать телефон, как вдруг ручка одного пакета рвется и то, что было сверху, падает аккурат в лужу возле колёс моего автомобиля. Обречённо и от всей души выругавшись, открываю машину, закидываю всё на заднее сиденье, себя закидываю на сиденье водителя, выдыхаю, и, наконец, опускаю взгляд на экран телефона. Да. Так и есть. Это моя мама.

— Ты где? — раздраженный голос мамы в трубке, отчего моё возмущение залпом взрывается в голове.

Я скрипнула зубами. Капельки воды стекали по моему лбу и щекам, щекоча кожу.

— И тебе здравствуй, мама, — не скрывая истинных в этот момент чувств, ответила я.

— Я тебе звоню-звоню, а ты даже трубку взять не соизволила! Совсем с матерью разговаривать не хочешь?

— А тебе совсем не приходит в голову, что я могу быть занята? — я откровенно повысила голос.

— Занята? — да, я не ослышалась, в голосе матери сарказм. — Чем ты там можешь быть занята?! Рабочий день уже давно закончился…

— Говори, что тебе нужно! — перебила её я.

В трубке повисло молчание.

— Ничего мне не нужно, — и гудки.

Я опустила руку с телефоном на колени, и какая-то дикая вселенская усталость опустилась мне на плечи. Откинув голову на подголовник кресла, я закрыла глаза, чтобы слёзы не полились из глаз. Я с детства ненавижу плакать…

Резкий звонок и вибрация в ладони от телефона заставили меня вздрогнуть. Это снова была она.

— Я хотела сказать, что у меня закончилась картошка.

И снова отбой.

Слёзы сильнее защипали глаза, но не пролились. Я устала… Я ужасно устала. Я просто дико устала за эти последние несколько лет! От всего и особенно от всех, начиная с мамы и заканчивая моей собственной младшей дочерью! Они все словно рвут меня на части. Всем от меня что-то нужно, всем я должна и обязана!.. Да, кстати! Слёзы в глазах мгновенно высохли, потому что я вспомнила, что должна завезти заболевшей сметчице проект, чтоб она поработала дома.

Я провела ладонями по щекам, слегка похлопала их и, глянув на себя в зеркало заднего вида, пригладила волосы. Из зеркала на меня смотрела молодая пока ещё женщина с покрасневшими и слегка припухшими глазами и короткой стрижкой. Я отвела взгляд и вывернула со стоянки в сторону дома.

Я всё сделала быстро и чётко. Впрочем, как и всегда. Пока я месила тесто на пирог, в микроволновке размораживалась заготовка для пирога из фарша, лука и картошки. Я всегда делаю такие заготовки, чтобы на ужин можно было приготовить что-то быстрое и вкусное. Потому что не хочется, прибегая с работы, варить макароны или магазинные пельмени, как это делают многие из моих знакомых. Нет, у меня, конечно, бывают пельмени иногда, но я их всегда леплю сама, раз в месяц в одну из суббот, и замораживаю. А сейчас у меня будет на ужин пирог.

Я поставила его в духовку, включила таймер, оставила на столе записку «На ужин пирог. Достаньте из духовки. Скоро буду» и вышла из квартиры. По времени у меня всё рассчитано. Старший сын на тренировках и после них поедет к бабушке за сестрой, а муж приходит с работы ещё позже, так что когда семейство моё придет домой, пирог уже будет готов, духовка выключится сама.

Сметчица Лиля жила недалеко от меня, поэтому я не стала брать машину, а пошла пешком. Дома я переоделась в свои любимые джинсы и водолазку, а кроссовки после дня на шпильках мне казались невесомыми и летучими, словно сандалии Меркурия. Да-да, мы хоть и были проектной организацией и творческим отделом, но офисный дресс-код у нас присутствовал. Поэтому каждое утро мне приходилось влезать в нелюбимые мной с детства юбки, платья и туфли. А вот муж радовался. Ему с годами всё больше нравились все эти девчачьи атрибуты на мне, в которых было ужасно неудобно. Ну разве удобно на шпильках и в юбке ездить в автомобиле? Нет конечно! А бегать так вообще нереально! Когда дети были маленькими, так я и подавно из брюк не вылезала. Вот милое дело: сел, как тебе удобно, бегаешь, с горки катаешься, на качелях. И не переживаешь, что юбка на голове окажется. Да и передвигаться я привыкла быстро, чего делать в платье и на каблуках крайне неудобно.

Я достаточно быстро дошла до дома Лили и, поднявшись к ней, позвонила в дверь. Тишина. Я позвонила снова и прислушалась, наклонив голову к железной поверхности двери. Через некоторое время послышался приглушенный звук шаркающей по полу обуви. Лязгнул замок, и в раскрывшемся проёме появилось закутанное в одеяло маленькое существо с красным носом и заспанными припухшими глазами, отдалённо похожее на сметчицу Лилю.

— Ой, Тань, — прохрипела Лиля. — Я совсем забыла, что просила тебя приехать… Прости… Пойдём.

Лиля махнула вынырнувшей из складок одеяла рукой, приглашая меня следовать за ней, и, развернувшись, двинулась по полутёмному коридору в сторону светлых комнат. Я вошла в квартиру и прикрыла дверь. Замок щелкнул. Скинув кроссовки, я двинулась следом за шаркающей Лилиной фигурой, спотыкаясь в полутьме прихожей об обувь и тихонько ойкая.

— Не обращай внимания, — не оглядываясь на меня, еле слышно сказала Лиля. — У меня бардак.

— Да ничего страшного, — ответила я, стараясь не особо оглядываться вокруг.

В полутьме прихожей бардака я особо не разглядела, а в комнате, куда мы вошли с Лилей, было достаточно чисто и светло. Это была, по всей видимости, общая комната квартиры, где стоял рабочий стол с компьютером. На большом диване лежала смятая подушка, на которую была надета наволочка с таким же рисунком, как и одеяло на Лиле. На полу расстелился большой светлых тонов ковер с густым плотным и мягким ворсом, в котором приятно утонули мои голые ступни. Комнату дополнял орехового цвета изящный, но не громоздкий мебельный гарнитур и большой телевизор с плоским экраном. На светлых стенах в стильных темно-коричневых рамочках были развешаны фотографии. Приглядевшись, я сразу поняла, что это были фото из путешествий. С фотографий на меня смотрели улыбающиеся и счастливые лица Лили, высокого бородатого дядьки, видимо, мужа, и двух забавных пацанов, похожих друг на друга как две капли воды, возрастом не больше десяти лет.

— У тебя близнецы?! — удивлённо воскликнула я и, отвернув голову от фотографий, посмотрела на Лилю.

Та уже уселась за рабочий стол и включила компьютер.

— Ага, — отозвалась она.

— Я даже не знала, — произнесла я каким-то извиняющимся тоном, потому что работали мы вместе уже достаточно продолжительное время, но подробностей о жизни Лили было мало.

— Да ладно, — Лиля по-доброму хмыкнула из одеяла. — Не грузись. Давай флешку!

— А, да, точно! — спохватилась я и, достав флешку из кармана джинсов, протянула Лиле.

Пока она скидывала файлы себе на компьютер, я рассматривала фото. Лиля была немного старше меня, но, видимо из-за небольшого роста, смотрелась совсем девчонкой. А на фоне брутального мужа и озорных сыновей и подавно. Мы не были с ней близко знакомы. Так, коллеги. Сидим в разных кабинетах. Даже по работе общаемся редко. Но в нечастом общении она всегда приятна и открыта. Она была светловолосая и щуплая с курносым носом, который был словно ярко-оранжевой краской обрызган веснушками. Сейчас же её негустые и потускневшие волосы грустно свисали со лба и редкими сосульками обрамляли овал лица. Но зато веснушки на побледневшем лице выделялись ещё ярче.

Внутри меня шевельнулось беспокойство.

— Лиль, — негромко и осторожно обратилась я к ней. — А может, тебе к врачу нужно сходить?

— Ай, — отмахнулась Лиля. — Толку от них… Мне просто захотелось поболеть, и я болею.

Она захихикала, но тут же поперхнулась и закашлялась.

— Всё, — прокашлявшись, сказала она и встала из-за стола. — Пойдём чай попьём.

— Да не, Лиль, я, наверное, пойду! — запротестовала я. — Неудобно как-то, ты ж болеешь.

— Не бойся, я уже не заразная. И мне не трудно, а даже надо. Пойдём. Флешку сразу убери, чтоб не забыла.

Лиля протянула мне флешку, а сама стянула с себя одеяло и кинула на диван, оставшись в пижаме. На мягкой фланелевой ткани пижамы весело выплясывали мятые мишки. Я не смогла сдержать улыбку и поплелась за ними на кухню.

Кухня была тесновата. Здесь умещался небольшой кухонный гарнитур, большой холодильник и квадратный стол, приставленный одной стороной к стене. Четыре табуретки прятались под ним. Я выдвинула одну из них и примостилась в уголке стола так, чтобы видеть Лилю и всю кухню.

— Ты любишь облепиховый чай? — просила Лиля, ополаскивая под струёй воды в раковине стеклянный прозрачный заварочный чайничек.

— Не знаю, — растерянно ответила ей я. — Я не пробовала такой заваривать. Если угостишь, то буду.

— Очень полезный и вкусный, — улыбнулась Лиля и глянула на меня. — Тебе понравится.

— Ой, слушай! — вдруг спохватилась я, вспомнив о том, что время уже вечернее. — Сейчас же, наверное, твой муж с работы придёт? А мальчишки где? Может, я всё-таки пойду, а? А то неудобно как-то…

— Да не придёт никто, — ответила Лиля и заколдовала над заварником. — В деревню все к свекрови уехали. У мужа отпуск, а детей свекровь любит к себе на каникулы забирать. Я не против. В деревне хорошо, пацаны хоть от города и телека с компьютером отдохнут. А то на улицу не выгонишь.

— Это верно, — усмехнулась я. — Знакомо. А как же они тебя оставили в таком состоянии?

— Так они и не знали! — ответила Лиля и со звяканьем поставила на стол такие же стеклянные и прозрачные чашки с блюдцами, как и чайничек. — Я уже после их отъезда разболелась. Да я хоть от них ото всех отдохну! Это так нечасто бывает.

Лиля поставила чайничек на стол и сама присела на табуретку рядом. В чайничке заколыхалась приятного оранжевого цвета жидкость с плавающими ягодками облепихи, листиками мяты и кружочками лайма.

— А я люблю оставаться одна, — улыбаясь продолжила Лиля, глядя на чайничек. — Есть в этом особая приятность. И я люблю это одиночество. Знаешь почему?

— Почему? — по инерции спросила я.

— Потому что оно временное! Давай пить чай.

Лиля разлила по чашкам ароматную жидкость, и я прямо-таки не пожалела, что осталась. Мы поболтали о разном, о семьях, о детях. Лиля оказалась очень интересным собеседником и весёлой женщиной. Горячий облепиховый чай оранжевым и ароматным теплом разливался внутри меня, и мне даже показалось, что моя хроническая усталость отступила. Я расслабилась и физически, и эмоционально, когда мы с Лилей рассказывали друг другу истории из жизней и смеялись над проказами и проделками детей. Время будто приостановилось, давая мне возможность немного перезагрузиться. Лиля заряжала какой-то непонятной мне энергией и позитивом и, когда я уже стала чувствовать, что тиски напряжения совсем ослабли, на мой телефон стали сыпаться сообщения. Телефон завибрировал в заднем кармане джинсов, возвращая меня в реальный мир. Я словно опомнилась и, достав телефон, уставилась на экран. Это были сообщения от дочери. Будто чьи-то крепкие и холодные пальцы сжали моё горло.

В последнее время отношения у нас с ней не ладились. Можно было конечно всё списать на переходный возраст, если бы она не вела себя в точности, как моя мама. А это уже очень похоже на формирование характера, а не издержки переходного этапа взросления. Я с подругами часто смеялась над тем, что меня муж так не контролирует, как мама. Где я, с кем, как долго, что я там делаю и зачем — маме нужен был полный отчет. Каждый её звонок мне начинался с одной и той же фразы: «Ты где?» Если я где-то на вечеринке с коллегами или в кафе с подругами, то девочкам звонят и написывают сообщения обычно мужья, а мне — мама. Раньше я над этим только шутила. Часто просто не брала трубку и не отвечала на сообщения после того, как один раз отвечу. Но стало не до шуток, когда в компанию моей мамы добавилась ещё и дочь. Тут уж стало совсем не смешно. Если мама не могла дозвониться до меня, то она сразу же звонила моей дочери. И я получала двойной прессинг. А теперь уже Катя и сама без «помощи» бабушки не даёт мне шагу ступить. Сообщения сыпались одно за другим, и я разозлилась.

— Что тебе нужно? — еле сдерживая себя, проговорила я в трубку.

— Чтобы ты была дома! — не стесняясь своих эмоций, крикнула мне в ухо моя одиннадцатилетняя дочь.

— Ты за тоном следи! — сказала я, уже повысив голос. — Ты с матерью разговариваешь, а не с подружкой!

— А ты ведёшь себя не как мать!!! — сорвавшись на истерику, заорала в трубку Катя. — Что ты за мать такая? Где ты шляешься?

Я чуть не задохнулась от таких слов и нажала отбой звонка. Напротив себя я увидела круглые удивлённые глаза Лили. Она застыла с кружкой возле рта. Лиля моргнула и сделала глоток.

— Извини, — упавшим голосом произнесла я.

— Да ничего… — ответила Лиля спокойным голосом. — Это кто? Дочь?

Я кивнула. Мне было ужасно стыдно перед Лилей и за дочь, и за себя. Мне бы вскочить и убежать или, лучше всего, провалиться сквозь землю, но усталость с новой силой навалилась на меня и буквально пригвоздила к табуретке. Руки задрожали. Лиля крепко взяла меня за руку, словно стараясь унять эту дурацкую дрожь.

— Может, чего-нибудь покрепче налить? — спросила она.

— Нет, что ты? — ответила я и даже испугалась. — Я пойду, хорошо?

— Ну, смотри… — сказала Лиля и кивнула.

Уже возле выхода она сказала мне:

— Спасибо за то, что зашла… И… Если тебе нужно будет поговорить с кем-нибудь, то не стесняйся, приходи.

Я еле успела выскочить из квартиры Лили, потому что слёзы буквально кипели в глазах. Душили злость и обида. И жалость к себе. Ведь я правда даже не могла ни с кем ни поговорить по душам, ни пожаловаться! Подруг у меня толком не было, а друзья детства уже выросли во взрослых дядек и вряд ли поняли бы меня, если б я тут начала перед ними нюни распускать… Я никогда не позволяла себе слабостей, тем более слёз не только перед ними, но и перед самой собой. Надо взять себя в руки, а то что-то совсем расквасилась. Хорошо ещё, что хоть с мужем у меня было взаимопонимание. Он никогда не ограничивал мою свободу и всегда был на моей стороне. Я всегда чувствовала его поддержку практически во всех вопросах. Он часто меня даже от моей же собственной мамы защищал. Мы были с ним отличной командой.

Мысли о муже и его защите придали мне сил, и душившие меня слёзы отступили. Домой я зашла уже совсем успокоившись. Всё семейство моё было дома. Муж встретил меня на пороге, поцеловал и ушёл обратно в зал смотреть новости. А я первым делом прошла в комнату Кати и отчитала её за звонок. Катя, надувшись, сидела в кресле с телефоном и произнесла только одну фразу по окончании моей тирады.

— Мама, прости меня. Я больше не буду, — пробурчала она, не поднимая на меня глаз.

Я не ответила ей. Вышла из комнаты и закрыла дверь за собой.

— Что у вас там случилось? — поинтересовался муж, когда я присела рядом с ним на диван.

— Да, блин, ещё одна моя мама… — ответила я. — Совсем совесть потеряла, сопля зелёная…

И я рассказала ему о том, где была и что произошло. Он выслушал, приобнял меня за плечи и, поцеловав над ухом, сказал:

— Не злись. Я поговорю с ней, — и, улыбнувшись, добавил: — И не сопля она зелёная, а дочь твоя.

Я дернула плечом, чтобы сбросить его руку, и буркнула:

— Сопля зелёная…

И ушла в ванную.

Я довольно долго простояла под теплыми струями душа, мысленно пытаясь смыть с себя тяжесть мыслей и событий последних дней, а когда вышла, то дети и муж уже были по своим комнатам. Я заглянула в комнату сына. Он ещё не спал и при свете ночника, лёжа в кровати, читал книгу. Мы, как обычно, обменялись пожеланиями спокойной ночи. А заглянув в комнату дочери, я увидела, что она уже спит, и не стала к ней подходить и целовать. Муж тоже лежал в кровати. Его лицо освещал экран телефона.

— Чего не спишь? — буркнула я, забираясь под одеяло.

— Да всё времени нет разобраться в нём, — ответил он. — Тут куча разных функций, а я о них даже не знаю. Всё руки никак не дойдут покопаться.

Недавно мы с сыном скинулись деньгами и подарили ему на день рождения новый смартфон. Но из-за сильной занятости муж всё никак не мог спокойно сесть и разобраться что там и к чему, какие в нём есть программы, приложения и для чего они. Сын пару раз уже посмеялся над отцом и назвал его лохматой древностью, за что чуть не схлопотал назидательного подзатыльника. Хотя вряд ли бы схлопотал. Сын был уже взрослым девятнадцатилетним парнем, учился в университете и, играя в хоккейной сборной на контрактной основе, зарабатывал свои собственные деньги.

— Хватит копаться, спи давай.

— Да… Сейчас.

Я повернулась к мужу спиной и, закутавшись в одеяло, закрыла глаза.

Но сон не шёл. Мысли тоненькой струйкой сквозь дрожащие ресницы заползали в голову, пока не превратились в целую лавину. Что происходит в моей жизни? Что происходит со мной? С моей мамой? С моей дочерью? Что я делаю не так? Я плохая дочь? Но какой надо быть? Я и так стараюсь! В детстве жила у бабушки и не докучала родителям, а после их развода им и вовсе никто не мешал устраивать свои личные жизни. Мной полностью занимались бабушка с дедом. Жизнь у мамы с другими мужчинами так и не сложилась, и когда уже я вышла замуж и ушла жить отдельно, мама переехала к родителям. Поначалу мы с мужем как могли помогали им, даже несмотря на то, что часто сами были на мели по причине того, что, развивая свой бизнес, муж часто терпел неудачи. Уже тогда я внутренне злилась на маму из-за её ссор со своими родителями и старалась нечасто появляться в их доме, хоть и скучала за стариками. Но когда их не стало, мама полностью переключилась на меня. Её постоянная критика меня, моего мужа и детей доводила меня до белого каления, но, жалея её, я не позволяла себе высказываться. Мы по-прежнему помогали ей, даже больше, потому что бизнес окреп и жизнь наладилась. Что я делаю не так? Я звоню ей каждый день. Раз в год возим её на курорты. Оплачиваем ей разные лечения. Раз в неделю я прихожу к ней убирать в её квартире. Пару раз в неделю приезжаю, готовлю кушать и пакетами замораживаю приготовленные мной котлеты и пельмени. Я выслушиваю все её жалобы, все претензии. Я стараюсь не высказывать своё недовольство, даже если всё внутри меня кипит! Что не так? Иногда мне начинает казаться, что я её ненавижу. Воспоминания о том, как мне не хватало её присутствия в детстве, как мне не хватало и не хватает сейчас её слов одобрения и любви накрывают всё чаще. И обида за её неблагодарность душит всё сильнее. А то, что она ещё и дочь мою втягивает в наши с ней отношения, я вообще простить не могу. Теперь ещё и с дочерью я ругаюсь.

Я тяжело вздохнула и натянула одеяло до ушей, закутавшись посильнее, будто это могло защитить меня от нашествия плохих мыслей.

Я, наверное, плохая мать… Хотя ведь с сыном же у меня вообще проблем нет и никогда не было. Это самый послушный, самый отзывчивый и самый аккуратный мальчик. Я хорошо его воспитала. В его комнате всегда чистота, в шкафах и вещах порядок. Он всегда мне помогает. И вообще, мы с ним друзья. Значит, я хорошая мать! Да, я хорошая! И мать, и жена, и хозяйка, и деньги я зарабатываю. Я всё могу, и я всегда всё успеваю. У меня дома чистота, у меня дома всегда вкусная еда, я всегда хорошо выгляжу. И мой муж гордится мной.

Мысль о муже немного согрела меня. Я снова вздохнула и повернулась к нему.

— Андрей… — позвала было я, но осеклась.

Он спал, тихо и размеренно посапывая. Телефон на его груди поднимался и опускался. Уснул и, наверное, опять не доразбирался. Лохматая древность… Я улыбнулась и, приподнявшись, взяла в руки его телефон. Я потянулась через спящего мужа, чтобы положить телефон на тумбочку, как он беззвучно свибрировал, и экран вспыхнул приглушённым светом. Я машинально повернула экран к себе. На экране всплыло сообщение от какой-то Алёны «Сладких снов, Андрюша».

В груди будто что-то мягко лопнуло и тепло растеклось у горла. Я тупо смотрела на странные слова, пока экран не погас, после чего, дотянувшись до тумбочки, мягко и медленно, будто телефон лип к ладони, опустила его на гладкую деревянную поверхность.

И ещё долго я лежала с открытыми, смотрящими в темноту и пустоту глазами. Нет, мне не хотелось больше думать. В голове не вертелась прочитанная фраза. Просто моя жизнь будто остановилась. И сердце остановилось вместе с ней…