Орхидеи для кукловода

Наталья Юрьевна Царёва (2024)

Григорий лежал передо мной с аккуратной дыркой во лбу. Крови не было, она как будто куда-то делась, наверное, осталась в черепе — в той самой голове, что строила грандиозные планы по расширению производства, той, что руководила «Kuklovod Incorporated», той, где родилась однажды мысль сделать меня его женой. Григорий лежал с аккуратной дыркой во лбу, тяжелым телом примяв шерстяной ворс дорогого ковра (я пыталась убедить его, что такие ковры — это уже не модно, да разве же он слушал, Григорий никого не слушал), а я стояла рядом с револьвером в руках — окаменевшая, беспомощная, потерявшая дар речи и способность соображать. Самое главное — я не помнила, как сделала роковой выстрел. Я вообще не знала, как сюда попала. *** Приводя в дом восемнадцатилетнюю девушку, мужчина в возрасте с большой семьей автоматически обрекает себя на неприятности. Но уж, конечно, столь радикального решения проблем никто не ждал.

НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ

Александра скрывается за дверью, а я подхожу к окну. Тяжелые шторы до самого пола, чисто вымытые стекла, двойная деревянная рама…

И улица там, внизу.

Из окон моей спальни открывался вид на магазин готового платья напротив. Выставленные в его витринах наряды манили к себе не менее яркой вывески, а вход украшали две чахлые пальмы, не способные приспособиться к местному климату. Я часто думала, зачем их поставили, каким оптимистом надо быть, чтобы предполагать, что южные растения будут комфортно чувствовать себя в наших краях, но быть может, тому, кто это сделал, хотелось просто побыстрее избавиться от надоевшей флоры в громоздких глиняных кадках? Не удивлюсь, если это так.

Направо от модной лавки находилась едальня, где подавали блюда восточной кухни (совсем восточной, настолько, что вилок и ножей там не было вовсе, а вместо них полагалось использовать какие-то непонятные крючочки), а налево — дом госпожи Криппен, про которую говорили, что она сошла с ума после того, как ее бросил у венца жених, и сидит с тех пор целыми днями перед зеркалом, примеряя свадебные украшения и пожелтевшую от времени фату — со дня несостоявшейся свадьбы прошло без малого пятьдесят лет, и свет, наверное, еще не видал столь безобразной невесты.

А по вымощенной булыжником мостовой сновали разносчики, мальчишки-газетчики, домохозяйки с покупками в перевязанных бечевой пакетах и фланирующие франты в пенсне и белоснежных перчатках — уважающий себя человек никогда не выйдет из дома с обнаженными руками, в иных кругах это старинное убеждение еще имело вес… Ездили редкие автомобили и мотоциклы; это была не самая оживленная улица, а кроме того, личный транспорт могли себе позволить немногие.

Я смотрю на булыжник мостовой и думаю о том, что, приземлившись на столь твердую поверхность, непременно сломаешь ногу или руку, или еще что-нибудь, что там можно сломать.

А потом вспоминаю о том, что скоро прибудет полиция, которую вызвала Алиса. И я окажусь в тюрьме, холодной, сырой и страшной. А затем меня повесят — потому что как же иначе? Кто же поверит, что я не стреляла из этого револьвера?

И тогда я решительно открываю окно. Меня обдает холодный ветер. Северное лето сурово. Тут страдают не только пальмы.

Я быстро сдираю с кровати розовые подушки и одеяло. Выкидываю туда, наружу. Прохожие таращат глаза, но мне наплевать.

Я вскарабкиваюсь на подоконник и смотрю вниз.

У меня кружится голова, но этого же так мало… Расстояние до земли совсем не большое…

Ну же, Ася!

— Девушка, что вы задумали?! — кричит какой-то господин в узком черном пальто с другой стороны улицы.

Поздно.

Я делаю шаг.

И лечу вниз.

Короткий миг падения — как будто из сна, такие часто снились мне раньше, в детстве — и жестокий удар о землю… смягченный моими розовыми подушками и одеялом, но все же удар…

Как больно.

Всегда так больно, когда я увлекаюсь и не думаю о последствиях…

Но, кажется, я ничего не сломала.

И я поднимаюсь на ноги, и, пошатываясь, иду. Зрение расфокусировывается, но какими-то пятнами в сознании остаются ошарашенные лица прохожих. Полная дама в шляпе размером с трехэтажный дом, чьи губы складываются в изумленное «о», господин в черном пальто, строго взирающий на происходящее сквозь очки в тонкой серебристой оправе, высохшая старушонка в вылинявшем капоре, нервно прижимающая ладони к лицу. Меня не останавливают, должно быть, мое поведение вышло за рамки допустимого настолько, что с точки зрения общественности корректировать его бесполезно.

Нужно торопиться. У меня мало времени.

Я подхожу к дому госпожи Криппен и решительно стучу дверным молотком. Здесь определенно не доверяют электричеству.

— Кто там? — раздается спустя минуту скрипучий голос.

— Это Ася… Ася Терновая… Откройте, пожалуйста.

Видимо, госпожа Криппен не принадлежит к числу маниакально подозрительных пожилых леди, потому что я слышу звяканье цепочек, и дверь открывается. Передо мной предстает дама в наброшенном на плечи сером платке, с небрежно стянутыми в узел седыми волосами, и горящими от любопытства глазами.

В них нет безумия. Что бы ни говорили соседи. Госпожа Криппен выглядит абсолютно нормальной.

— Раньше вы не радовали меня своими визитами, милочка…

— Я сожалею. Вот решила исправить это досадное упущение.

Я быстро оглядываюсь. Холл выглядит старомодно, но вполне прилично. Заметно, что денег на обновление меблировки у хозяйки нет (или она просто подвержена старческому консерватизму и не желает ничего менять), однако полы натерты до блеска, и коврик у двери аккуратно вычищен.

— Чашечку чая?

— Благодарю. Однако будет лучше, если вы просто…

— Что просто?

— Просто выпустите меня через черный ход. Я хочу уйти.

— Как, уже?

— Да. Обещаю, я еще навещу вас, и мы побеседуем… полноценно. И выпьем столько чая, сколько вы захотите.

— За вами кто-то гонится?

— Еще нет, но думаю, вот-вот начнут.

Помедлив две секунды, госпожа Криппен кивает.

— Хорошо. Не смею вас задерживать.

— Спасибо. Это лучшее, что вы можете для меня сделать.

Я иду к двери на задний двор, но Криппен останавливает меня.

— Одну минуту, милочка. Кажется, я могу сделать для вас еще что-то.

— Что же? — от нетерпения я почти подпрыгиваю.

— У меня есть велосипед… Если для вас важна скорость…

— О, это отличная идея. Я буду вам бесконечно благодарна.

— Мне приятно сделать что-то для столь юной особы. Старики должны помогать молодым, у них все впереди.

Я порывисто обнимаю соседку.

— Пойдемте, дорогая. Не будем терять время.

На заднем дворе у Криппен разбит крошечный огород, а сложенное из серого камня строение, очевидно, используется как сарай. Оттуда она и выводит видавший виды велосипед — с большой корзиной для покупок на заднем сиденье и привязанным к рулю голубым бантом.

— Мой верный конь, Асенька. Надеюсь, он домчит вас, куда захотите.

— О, спасибо, спасибо вам еще раз. Я постараюсь вернуть его, как смогу.

— Не думайте об этом сейчас. Удачи.

Я киваю и сажусь на велосипед. Криппен открывает калитку. Мы больше не тратим время даром. Я выезжаю на соседнюю улицу — вернее, узкий проулок, предназначенный только для пешеходов да любителей велоспорта, что сейчас мне очень на руку.

И кручу педали. Вперед, Ася, вперед. Не оглядывайся.