Фиктивная жена

Наталья Шагаева

Фиктивно жениться на девушке родного брата, для такого циника как я, не составило труда. Обстоятельства вынуждают, да и девушка тоже преследует свои цели. Но я не предполагал, что фиктивный брак перерастет в нечто большее. Разводиться и отдавать жену брату я не захочу! – Согласны ли вы, Мирон, взять в жены Милану? – Да, согласен, – твердо отвечаю, желая побыстрей закончить церемонию. – Согласны ли Вы, Милана, взять в мужья Мирона? А она молчит. Пауза затягивается. Собравшиеся начинают шептаться, а я злиться. Сильно сжимаю ее хрупкую ладонь, сдавливая до боли, подталкивая к ответу. – Да… – сдавлено произносит девочка.

ГЛАВА 6

ГЛАВА 6

Милана

Бабуля подготовилась принимать моего «жениха», испекла пирог. Засервировала стол своим лучшим сервизом из китайского фарфора и надела строгое платье.

— Хватит болтать по телефону, тоже переоденься! — кричит она мне.

— Хорошо, я сейчас! — отзываюсь, прикрывая телефон рукой.

— Все, Платон, мне пора.

— Ты так и не объяснила, почему я не могу присутствовать.

Вдыхаю глубже. Все это так сложно.

— Я сказала бабуле, что мы расстались. А как еще я должна была объяснить свой скорый брак?

Он молчит, но звонок не сбрасывает. И я слышу его тяжелое дыхание.

— Платон, все будет хорошо. Мне важно убедить бабулю.

— Меня ты с ней не знакомила… — произносит он, будто обиженный ребенок, и я начинаю злиться.

— Так я и замуж за тебя не выходила! Ты вроде все понимал, а сейчас ведёшь себя как ребенок. И твоя ревность неуместна! — скидываю звонок, отключая звук. Раскрываю шкаф в поисках подходящего платья. Бабушка считает, что неприлично принимать гостей в джинсах.

Выбор невелик. Либо строгое чёрное, либо персиковое с широкой юбкой в пол. Надеваю последнее. Кручусь перед зеркалом. Мне нравится, как платье на мне сидит. И распущенные волосы тут неуместны. Собираю локоны вверх, закалывая заколкой. Крашу ресницы тушью, а губы бледно-розовой помадой. Вот и все. Я очень надеюсь, что господин Вертинский меня не подведёт.

Посматриваю на часы и волнуюсь. Если он не придет, неизбежен конфликт с бабулей. А мне не хочется портить отношения с единственным родным человеком в этой стране.

Ровно шесть вечера.

Вертинского нет.

Бабушка недовольно хмурится, посматривая на часы. Она терпеть не может непунктуальных людей, особенно если это мужчина. Ибо женщина в силу своей сущности может опоздать, а мужчине этого непозволительно.

Когда раздается звонок, я как ненормальная подрываюсь с места и лечу к двери. Открываю, не смотря в глазок. Одновременно выдыхаю и тут же напрягаюсь. Вертинский пришел. Собран, в идеальном тёмно-синем костюме, чёрной рубашке и идеально начищенных туфлях. От него пахнет чем-то восточным, горько-терпким, под стать Вертинскому. Позади стоит высокий худощавый мужчина в черных очках, с двумя букетами цветов.

Распахиваю двери шире, наблюдая, как Мирон забирает цветы и преступает через порог, а мужчина быстро ретируется.

— Как зовут бабушку? — тихо спрашивает он.

— Ульяна Леонидовна, — шепчу я, отступая к стене. В нашей маленькой прихожей катастрофически не хватает места. Этот мужчина занимает все пространство, давя своей темной энергетикой. — Хорошо, подыгрывай мне, — ухмыляется, словно нас ждет увлекательная игра, а не большая афера. Киваю. Мирон вручает мне букет из маленьких декоративных розовых роз. Красиво и пахнет настоящими цветами, сейчас это редкость для цветов из магазина. — Ну что застыла? Благодари за букет и иди ставить в вазу, — подсказывает он мне, когда мы слышим шаги бабули. Опять киваю как дура и натягиваю улыбку.

— Спасибо, — громко произношу я, стараясь изобразить восхищение, зарываюсь носом в цветы. — Очень красивые, — тут я искренняя.

— Ну раз красивые, тогда целуй, — вдруг произносит он, когда бабушка заглядывает в прихожую. Вот зачем он это делает? Достаточно было просто благодарности. Но… Подхожу к мужчине и быстро, почти не касаясь, чмокаю его в щеку. Вертинский неожиданно подхватывает меня за талию и показательно глубоко вдыхает мой запах у виска.

— Ты сегодня прекрасна, впрочем, как всегда, — произносит тихо, будто только для меня, но бабуля слышит, и я краснею.

— Спасибо, — не нахожу ничего лучшего, как сбежать на кухню в поисках вазы. Нужно было их познакомить самой. Что я делаю?!

Слышу, как они знакомятся, и бабушка приглашает Мирона в гостиную. Быстро ставлю цветы в вазу и возвращаюсь с ними в гостиную, ставя на комод.

— Ну что вы, не стоило, — произносит бабуля, принимая от Вертинского букет белых лилий.

— Согласен, эти цветы не стоят такой женщины. Вы достойны лучшего.

— Не нужно подкупать меня комплиментами, молодой человек, — строго произносит бабуля. — Я, знаете ли, давно не верю мужским словам. Только поступкам.

— И это верно, мужчину делают не слова, — уверенно произносит он.

— Мила, будь добра, поставь в воду и этот букет, — обращается ко мне бабуля, и я опять спешу на кухню. Почему-то дико волнуюсь. Сердце стучит как ненормальное, ладошки потеют, и немного потряхивает. Словно это все по-настоящему. Слышу глубокий четкий голос Вертинского, и внутри все сжимается. Ставлю чайник, чтобы заварить свежий чай. Медлю. Хочется закрыть глаза, а когда открою — все решено. Но так не бывает.

Дожидаюсь, когда закипит вода, завариваю чай в прессе и несу его в гостиную. Бабуля и Мирон сидят за столом, беседуют о погоде и о том, что прошлая весна была холоднее. Все кажется милым и спокойным. Но это обманчивое ощущение, бабуля будет нас допрашивать. Она вежлива, но смотрит на Вертинского строго.

— Милая, налей нам чай.

Беру чайник, сильно сжимаю, чтобы не было видно, как я волнуюсь. Разливаю. На чашке Вертинского моя рука соскальзывает, брызги попадают на скатерть и немного на его рубашку. Чай горячий. Кипяток.

— Ой, простите! — вырывается у меня. Ставлю чайник, хватаю салфетки. И до меня доходит, что я только что обратилась к своему жениху на «вы».

— Ничего, котенок, все хорошо, — спокойно произносит Мирон, забирает у меня салфетки и промокает чай. — Со мной все хорошо, а скатерть мы купим новую, — голос спокойный, бархатный, заботливый. Вот кто здесь хороший актёр. — Сядь, я сам налью себе чай, — берет меня за руку, сжимает ладонь, вынуждая сесть. Мужчина не выпускает моей руки, поглаживает, словно хочет успокоить. И за этим всем наблюдает бабуля, поджимая губы.

Сажусь рядом. Дышу, пытаясь успокоиться. Вертинский демонстративно опускает наши руки на стол и играет с моим пальцами, поглаживая. У него такие горячие ладони. Сильные, но могут нести нежность, если Мирон этого хочет.

— Расскажите мне, господин Вертинский, как так случилось, что вы хотите забрать мою внучку? — спрашивает бабуля, берет тарелки, раскладывая пирог.

— Можно просто Мирон, зачем нам это официоз.

— И все же?

— Немного неправильная формулировка, я не забираю у вас внучку. Я беру ее в жены, — слегка сжимает мою руку и переводит на меня взгляд, несколько секунд смотря в глаза.

— Вы взрослый состоявшийся мужчина, а Милана еще девочка. Зачем вам это нужно? Такая большая разница в возрасте, — спрашивает бабушка, а мужчина продолжает смотреть на меня. Глаза у него черные-черные, с блеском. Омут, а не глаза. Страшно в таких утонуть.

— Согласен с вами, — Мирон поворачивается к бабуле. — Милана, очень юна, и во мне живет много страхов, оттого что она оставит меня, когда поймет, что я слишком стар для нее. Но я буду рад прожить с ней отведенное нам время. Так случилось, сам не ожидал, что в свои годы смогу влюбиться в милую девочку, и она ответит мне взаимностью.

— Ох, сладко поете, господин Вертинский, — усмехается бабушка и подает Мирону тарелку с куском пирога. — Но только на романтика вы не похожи. Это вы Милане вливайте сироп в уши, а мне не нужно, я слишком много прожила. Может, все гораздо банальнее?

— И как же? — Вертинский выгибает брови и вновь сжимает мою руку, уже сильнее, словно ему надоели расспросы.

— Вам просто захотелось взять в жены молодую девушку и хвастаться ей в обществе. Сейчас это модно в кругу людей вроде вас. Ну и молодая жена в постели…

— Мне определенно льстит, что со мной рядом такая красивая молодая девушка. И да, горд, что она выбрала меня. Разве это плохо? Но дело не в моем статусе. Мне плевать на общественное мнение. Главное, что ваша внучка вручила мне самый ценный подарок в моей жизни, — твердо говорит он. Если бы я не знала, что это все циничная ложь, то сама бы ему поверила.

— И какой же?

— Себя, — звучит двусмысленно, и бабуля хмурится, переводя на меня строгий нарицательный взгляд. А я… А я просто киваю. Пусть уже думает, что хочет, только даст согласие на брак. — И я безмерно благодарен ей за этот подарок.

— Отчего такая скорая свадьба? Словно вы торопитесь… — задумчиво спрашивает бабуля.

— Я занятой человек, и у меня нет времени на долгие ухаживая. Но это не самое главное… — делает театральную паузу и вновь переводит на меня свой чёрный взгляд, словно заглядывает в душу и топит меня в черном омуте. Мурашки по коже. Этот мужчина может разговаривать взглядом. Стоит только узнать его, и можно все прочесть. — Главное, что я хочу как можно скорее сделать эту девочку своей по закону. Я жутко ревнив и, боюсь, такую красоту уведут. И потом, не нужно много времени для понимания того, что тебе нужен человек. Ты согласна со мной, котенок? — смотрит так, будто и правда что-то ко мне испытывает, и я сглатываю.

Боже, как же он красиво лжет. Зачем так?! Можно было отделаться простыми банальностями, а так нагло лгать, смотря пожилому человеку в глаза… «Ну, ты же сама этого хотела», — шепчет мне внутренней голос. Поэтому я засовываю свою совесть подальше и расплываюсь в улыбке, уверенно кивая.

— Не переживайте, я не обижу вашу внучку. Пока она со мной, Мила в надежных руках, — добавляет Вертинский. — А теперь извините, но я вынужден вас покинуть. Работа. Буду очень рад видеть вас на свадьбе. Спасибо за прием, — уже более официально и прохладно говорит он, поднимаясь с места. — Проводи меня, солнце, — так и не выпуская моей руки, тянет в сторону прихожей. Убеждается, что бабуля за нами не идет, и отпускает.

— Свадьба в субботу, переедешь к нам в четверг. Возьми только самое необходимое, все остальное тебе купят. И дай мне паспорт.

— Зачем?

— За тем, что у нас свадьба, и мне нужно оформить документы, — поясняет мне как маленькому ребенку. Он раздражен и даже зол. Тот, кто сидел за столом и лил сироп в уши моей бабушке, и тот, кто стоит сейчас со мной рядом, поправляя ворот рубашки, — совсем разные люди.

Просто киваю, вынимаю из сумочки паспорт и отдаю. Забирает, пряча его во внутренний карман пиджака. Вынимает телефон, набирает чей-то номер.

— Машину к подъезду! — небрежно распоряжается мужчина и выходит из квартиры, прикрывая за собой дверь. Закрываюсь на замок. Упираюсь руками в тумбу и смотрю на себя в зеркало. Красная вся, то ли от стыда, то ли от страха. Но так нужно. Стоит потерпеть ради Алисы.