Преферанс по пятницам

Наталья Федоровна Озерская, 2016

Однажды главный инженер треста Вадим Готовский, играя в преферанс, получил женщину своей мечты в качестве оплаты карточного долга. Встреча, произошедшая по воле случая, оказалась для обоих судьбоносной, в очередной раз, доказывая нам, что ни одно событие в нашей жизни не бывает случайным. Возникшее между ними сексуальное влечение, переросло в настоящее глубокое чувство, наполненное взаимопониманием и доверием. По мере развития событий героиня понимает, что их совместное будущее невозможно, и решается разорвать романтические отношения, чтобы не разрушать чужую семью. Спустя годы судьба свела их вновь…

Наталья Озерская

Преферанс по пятницам

Москва

Издательство

Российского союза писателей

2016

Глава 1

Августовское утро выдалось дождливым. Низкое небо приобрело серо-свинцовый оттенок и было затянуто плывущими по нему тучами с дождем. Дул пронизывающий ветер, напоминающий о том, что северное лето давно закончилось. Готовский вышел, поеживаясь на ветру, из дома и сел в подъехавшую к самому крыльцу служебную машину. Черный джип «Лэнд-Крузер» развернулся, проехал мимо шлагбаума, который ограждал проезд в маленький элитный поселок, и выехал на проспект. Мимо окна автомобиля успели промелькнуть белоснежные стены златоглавого храма, дома, парапеты моста через Сайму, пока, наконец, не показался перекресток. Джип мягко притормозил и остановился перед светофором. У Готовского зазвонил сотовый телефон:

— Вадим Юрьевич! Приветствую вас, Борисов, — раздался в трубке голос заместителя управляющего строительно-монтажного треста.

— Доброе утро, Николай Петрович!

— Сегодня последняя августовская пятница. Не хотите вечерком к нам присоединиться?

— Хочу! Если не будет никакого форс-мажора, то с большим удовольствием к вам присоединюсь. Где будем сегодня?

— В поселке Солнечном, у Павла Евгеньевича, время обычное.

— Понял, буду! Если не сложится, то обязательно вам позвоню.

Два раза в месяц они собирались по пятницам играть в преферанс. Необходимо напомнить, что преферанс — это старинная логико-математическая игра на неполной колоде в тридцать две карты. Готовский был опытным игроком, хотя надо сказать, что в их компании любителей преферанса все игроки были из разряда профессионалов, новичков и залетных среди них не было. Они все были давно знакомы друг с другом и обладали определенным вотумом доверия. Этика преферанса им всем была знакома и выполнялась всегда неукоснительно. Он был рад, что сегодняшний пустой вечер у него будет занят. В настоящее время его семья отдыхала в Турции, а оттуда они еще планировали поехать в Белгород, где жили родители Готовского и его жены Елены. Заработала рация. Звонил начальник участка строящейся трассы:

— Вадим Юрьевич! Сколько машин сегодня будет у нас на отсыпке трассы?

— По предварительным прикидкам техники у вас должно быть столько, сколько заказывали. Конкретно сказать пока не могу. Я еще в машине. Посмотрю сегодняшнюю разнарядку выхода техники, тогда скажу точное количество, — ответил Готовский. — Сколько планируете сделать? Не забывай, месяц заканчивается.

— Ясно, Вадим Юрьевич! Все сделаем. До конца месяца вся «подушка» будет готова, вы будете сегодня у нас?

— Обязательно! — он подъехал к зданию треста и вышел из машины. Готовский работал в тресте «Северавтодор» главным инженером уже пятый год. Молодой, тридцати девяти лет, спортивный, высокий, с идеально подстриженными темно-русыми волосами. Красивый. Серые глаза красивые и умные. Коллеги по работе и начальство считали его нормальным, честным мужиком, порядочным, грамотным, профессиональным, с хорошими мозгами и приличным опытом.

Рабочий день у главного инженера сегодня начался как обычно, с семи утра, и продолжался до самого вечера. Он успел побывать в течение дня на многих объектах. Трест вел отсыпку новой трассы, проводил капитальный ремонт дорожного покрытия на нескольких участках действующих трасс, а также занимался содержанием дорог, в том числе разметкой и ремонтом ограждений дорожного полотна. Фактически трест «Северавтодор» Ханты-Мансийского автономного округа выполнял на сегодняшний день все виды дорожных работ, осуществляя функции генподрядчика по содержанию территориальных и федеральных автомобильных дорог, а также по строительству и содержанию автозимников, находящихся на балансе дорожного департамента ХМАО — Югры. Только в самом конце рабочего дня главный инженер зашел в свой кабинет, где на рабочем столе его уже ждала пухлая папка с документами, требующими его подписи. Наконец последняя бумага подписана, и он взглянул на часы, стоявшие в углу кабинета. Они скоро пробьют девятнадцать часов. Можно ехать домой, он даже успеет переодеться и принять душ. И если ничего не случится, то спустя еще полтора часа он будет сидеть вместе со всеми за игорным столом.

Ровно через час Вадим вышел из своего дома и, преодолев короткое расстояние до гаража, успел изрядно вымокнуть. Он выгнал из гаражного бокса свой внедорожник «Ауди» черного цвета и плавно влился на нем в движущийся по улице плотный поток машин. Погода сегодня весь день была отвратительная. Готовский свернул с трассы и проехал мимо указателя «Поселок Солнечный». Хотя Солнечный был не обычным поселком, а поселком городского типа. Здесь наряду с частным сектором стояли новенькие пятиэтажные дома, было также среди них несколько девятиэтажных домов и даже две высотки. Он свернул на нужную ему улицу и остановился перед большим кирпичным домом с аккуратной мансардой. Сегодня целый день, начиная с самого утра, моросил холодный, мелкий и нудный дождь, а так как за время дороги он уже успел обсохнуть и согреться, то выходить из машины, чтобы снова намокнуть, ему совсем не хотелось. Его вышел встречать сам хозяин дома — Дубровин. Павел Евгеньевич давно был на пенсии, но это обстоятельство его совсем не огорчало. На вид ему было около семидесяти. Седой ежик на голове и многочисленные морщины плохо сочетались с крепкой и статной еще фигурой. Павел Евгеньевич радушно поздоровался с Готовским:

— Здравствуйте, Вадим Юрьевич! — прогудел он, улыбаясь.

— Добрый вечер, Павел Евгеньевич, — приветливо отозвался Вадим, щелкая брелоком сигнализации.

— Как доехали? — заботливо поинтересовался Дубровин.

— Доехал нормально, можно даже сказать, быстро. На дороге сейчас свободно.

— Погода всех держит, нынче уж больно она испортилась. Сейчас дождь льет все так же, как лил прошлой ночью, и весь день он моросил не переставая. Э-э-х! — вздыхая, сетовал на разыгравшуюся непогоду Дубровин. — Проходите, все уже здесь и ждут только вас.

— Погода сегодня, действительно, никуда не годится, — согласился с ним Готовский, входя следом за ним в дом и приветливо здороваясь со всеми:

— Всем добрый вечер! Ну что, сегодня все у нас в сборе?

— К сожалению, не все. Сегодня не приехал к нам Дорошин Андрей Николаевич, — сообщил ему Борисов, — но наш любезный Павел Евгеньевич просит принять четвертым игроком своего племянника Илью. Вот он перед вами. Господа, знакомьтесь, Илья Ремизов. Наш новый знакомый — юрист, работает в кадастровой палате. Он собирается жениться. Через месяц у этого счастливчика свадьба. Так ведь, Илья? — обратился он к смущенному парню. — Илья у нас почти новичок, он играет совсем недавно. Если вы, господа, не против, — обратился он к присутствующим игрокам, — то начнем игру вчетвером.

Павел Евгеньевич как мог отговаривал племянника от игры, но все его уговоры не возымели на того никакого действия. Илья мечтал о настоящей игре и считал себя к ней вполне готовым. Он чувствовал кураж, от избытка адреналина в крови его слегка потряхивало, глаза возбужденно блестели — он давно жаждал этого момента, и тут случай представился. Он уже мысленно считал свой выигрыш, который получит после игры, и знал, на что именно его потратит. Павел Евгеньевич был не просто хозяином дома, предоставившим игрокам временное пристанище для игры, он по этике преферанса являлся еще и нравственным поручителем за благонадежность и благовоспитанность своих гостей. Все согласились с тем, что четвертым игроком сегодня с ними будет новенький, только уповая на его рекомендацию. Игроки, тихо переговариваясь друг с другом, прошли в гостиную, где было довольно уютно и тихо. Рассаживались за игорным столом, как всегда, в зависимости от проведенного «тиража». Все вытянули из колоды по карте. Первым сел за стол Николай Петрович Борисов, так как он вытянул самую младшую карту. Селезнев Николай Андреевич и Вадим Готовский расселись по часовой стрелке от Борисова. Карты они вытянули одинаковые, но у Селезнева оказалась старшая масть — черва, тогда как у Готовского была всего лишь трефа. Илья сел после Вадима.

— Ну, давайте определимся до начала игры по ставке, я думаю, десять евро устроит всех? — произнес Борисов и вопросительно посмотрел на всех, обведя их взглядом. Пульку предлагаю писать до пятидесяти. — Все сидели молча и просто слегка кивнули головами, показывая этим свое согласие. Преферанс играется только на деньги, но поскольку азарт, страх проиграть не способствуют выигрышу, то все расчеты в ходе игры между игроками ведутся в вистах, а для получения окончательного результата заработанные висты умножаются на ставку.

— Ну, раз ни у кого нет возражений, предлагаю начать игру, — возвестил Николай Петрович. — Прошу всех к столу, — любезно произнес сдающий.

Первая сдача разыгралась жребием. Сдающий Борисов тщательно тасовал карты, держа руки, как было принято в преферансе, над столом, затем положил колоду карт перед Селезневым и предложил тому снять. Николай Андреевич снял несколько карт. Сдающий игрок положил оставшиеся карты на ранее снятые. Затем он раздал их по две штуки за раз по часовой стрелке, начиная со своего левого партнера. Каждый из трех игроков получил по десять карт за пять кругов. Все игроки по очереди внесли по две карты отдельно в прикуп четвертой парой. Борисов был опытный сдающий, он сидел на прикупе и никогда не допускал неверных действий, потому как знал, что за нарушение правил в игре полагается взыскание. Вплоть до условленного ремиза, например, пять очков в гору и переход сдачи. Первое слово в торговле принадлежало «первой руке» — Селезневу — шесть пик, «вторая рука» — Готовский — шесть трефа и Ремизов — шесть бубна. В этот момент «первая рука» случайно открывает прикуп. Зафиксировав факт нарушения, все открывают свои карты и видят, что если бы прикуп достался «второй руке», был бы сыгран контракт девять черва, а если бы прикуп достался «третьей руке», то контракт шесть бубна пошел бы без одной. Готовский пишет на нарушителя пятьдесят два виста (стоимость девятерной), а сдающий Борисов пишет на нарушителя семь вистов (свою упущенную выгоду от возможного подсада «третьей руки» на шестерной). Селезнев, будучи нарушителем, не писал себе в пульку ничего. После записей игра продолжилась и длилась довольно долго.

Пульку закончили писать, когда в графе контрактов набралась общая сумма — сто пятьдесят восемь очков. Посчитали среднее арифметическое с горы, высчитали разницу для каждого участника игры, умножили на десять и прибавили сумму вистов. Окончательный расчет произвели, когда висты умножили на ставку десять евро. Результат поверг проигравшего Илью в ужас.

— Не может такого быть! Я не согласен! Я не уверен, что все здесь подсчитано правильно, я требую у вас пересчета, — срывающимся от волнения голосом заявил новый игрок сдающему Борисову, обводя при этом всех своих партнеров по преферансу затравленным взглядом.

Теперь уже Илья своим некорректным поведением поверг всех остальных игроков в шок. Для всех присутствующих здесь игроков, чтивших правила игры в преферанс, спорить было не принято. Все знали и принимали незыблемое правило — карточные долги священны.

— Тебе придется заплатить свой долг в течение суток и без каких-либо напоминаний, иначе ты лишишься доверия. У тебя шестьсот пятьдесят тысяч рублей долга, не забудь, — тихо сказал ему Борисов.

— У меня нет таких денег, — растерянно прошептал молодой человек, нервно проводя языком по пересохшим губам. — Я не могу заплатить.

— Илья! Разве ты не знаком с кодексом преферанса? Он гласит о том, что садиться за игру, не имея при себе денег, не принято. Вадим Юрьевич, возьмешь выигрыш имуществом? — спросил Готовского сдающий.

— Нет! — был категоричный ответ Готовского.

— Можно мне поговорить с вами наедине? — спросил его тихо Илья, который был явно испуган случившимся.

— Ну, давай поговорим, — согласился Готовский, выходя с ним из гостиной на улицу. Он достал сигареты из кармана тонкой лайковой куртки и закурил. Дождь все еще продолжал нудно моросить, и в голове у него промелькнула где-то слышанная фраза из Библии: «…и разверзлись хляби небесные…».

— Вадим Юрьевич, как мне быть? — нервно перебирал в руках ключи от машины молодой человек. — Понимаете… У меня свадьба скоро. Мне негде взять денег. Не буду же я брать кредит, а?

— Ты зачем садился за игру? — Готовский жестким взглядом посмотрел на Ремизова, и тому от этого взгляда стало неуютно.

— Я надеялся… Черт! Да я был уверен в том, что выиграю. Стопудово! Ведь я все делал правильно, — он взглянул на Готовского и, увидев на его лице кривую ухмылку, добавил: — Вроде бы правильно…

Готовский курил и молча смотрел на сжавшуюся, ставшую щуплой и уменьшившуюся в размерах фигуру парня. Вадим стряхнул с сигареты пепел, а Илья неотрывно наблюдал за красными искорками, которые почти моментально угасали в сыром воздухе. Это зрелище его завораживало, и поэтому вопрос Готовского прозвучал для него неожиданно громко и резко, отчего Илья вздрогнул.

— Так чего ты хочешь от меня? — прямой вопрос требовал от него такого же ответа.

Готовский в душе жалел парня. Он уже был готов простить ему долг, но понимал, что это его не остановит. При возможности он снова сядет играть, поэтому он решил его помучить и напугать так, чтобы у того навсегда пропало желание садиться за любую карточную игру.

— Я? — парень нервно сглотнул и, заметив насмешливый взгляд своего кредитора, нерешительно предложил: — Я хотел вас попросить об одолжении. — Он замолчал.

— Ну? Говори же! — поторопил его Готовский, все больше раздражаясь от его привычки мямлить. — О каком одолжении пойдет речь?

— Да-да! Сейчас! — простые слова давались ему с трудом. — Вы согласились бы на то, чтобы моя невеста целую неделю пожила с вами. Ну… Как бы это сказать… В счет оплаты моего долга… Вы меня понимаете? — с надеждой в голосе спросил Илья, стараясь при этом не смотреть в лицо Готовскому.

Готовский обомлел, глядя на этого молодого симпатичного нахала. Более того, он не верил своим ушам. Поначалу он подумал, что ослышался, и на всякий случай переспросил:

— Я тебя правильно понял, ты предлагаешь своей невесте рассчитаться со мной своим телом?

— Ну зачем так уж грубо?

— А что, это будет выглядеть как-то иначе, если мы по-другому построим фразу? Приличнее? — иронично и зло спросил Готовский. Он в душе уже ругал себя за свои благие намерения, которым не суждено было сбыться.

— Извините! — смутился Илья. — Да, вы правильно меня поняли. Вы не останетесь разочарованным! Она красивая девушка, у нее хорошая фигура. Вам она понравится.

— И твоя невеста будет согласна рассчитаться за твой проигрыш? — изумляясь еще больше, спросил Вадим.

Ему приходилось в своей жизни встречать циничных людей, но чтобы настолько!

— Если вы согласитесь, то я ей позвоню, и она скоро приедет.

— Не может быть! — не поверил Готовский. — Да как вы с этим жить-то потом будете, молодежь? Для вас есть хоть что-то святое?

— Так вы согласны? — с надеждой спросил Илья, не слушая его.

— Звони, хотя бы затем, чтобы посмотреть на такую невесту. О времена! О нравы! — патетически воскликнул Вадим. — Звони, только быстро, время идет. — Он выбросил окурок, повернулся к нему спиной и пошел в дом, бормоча на ходу: — Ни хрена себе… Что делается? Куда мир катится? Ничего святого!

Илья выбрал из списка нужный номер и нажал кнопку вызова.

— Привет, Вика! Ты спишь?

— Привет! Илья, ты на часы смотришь хоть иногда? — недовольным голосом протянула девушка. — Конечно, сплю, и уже давно! У меня сегодня был трудный день. Две операции.

— Скажи, ты не могла бы сейчас приехать в Солнечный?

— В Солнечный? — переспросила, зевая и прикрывая рот ладонью, девушка. — Теоретически — могла бы, но зачем? Второй вопрос — на чем? У меня бензина нет, горит резерв, надо ехать на заправку. И вообще, я очень устала и хочу спать. Правда, Илья! Давай встретимся завтра!

— Понимаешь, здесь одного мужика поранили, в скорую помощь нельзя обратиться, сама понимаешь! Помоги, а?! Ты же врач. Я тебя очень прошу, сделай это ради меня. Добраться можно сюда и на такси. Тебе что, денег на такси жалко? Вика, выручи, пожалуйста. Я тебя не так часто о чем-то прошу. Вика? Ты слышишь меня?

— Слышу, — хмуро произнесла девушка. — Хорошо, я приеду. Илья, знаешь, меня настораживает твоя способность постоянно влипать в подобные ситуации. Что ты там вообще делаешь в такое время? — недовольно вздохнула она и начала подниматься с постели. — Тебе нужно быть более осмотрительным в выборе компании приятелей.

— Только быстрее, я жду, — он выключил телефон и вошел в дом.

Он видел взгляды собравшихся здесь мужчин, и ему стало от них неуютно. Такого видеть еще никому не доводилось. Имел место акт форменной работорговли, иначе это явление назвать было нельзя.

— Она скоро приедет, — сообщил Илья Готовскому, заметив, как тот переглянулся с Борисовым.

Никто не расходился, хотя расчеты между остальными игроками были произведены полностью. Все сидели, курили, вполголоса обмениваясь ничего не значащими репликами. Шум подъехавшей машины нарушил тишину в гостиной. Слышно было, как под окном хлопнули дверки автомобиля, кто-то вышел из него, и автомобиль, развернувшись возле дома, уехал. Затем громко хлопнула входная дверь в доме. Илья вышел встретить девушку. Они вошли в гостиную вместе. Девушка и впрямь была красавицей, хоть и подняли ее среди ночи. Довольно высокая, стройная, с пушистыми светло-русыми волосами и удивительно красивыми глазами. Она обвела всех взглядом своих больших серо-зеленых глаз.

— Доброй ночи! — запоздало поздоровалась она со всеми, и пухлые девичьи губы растянулись в солнечной улыбке. — Кто тут из вас ранен? Кому нужна медицинская помощь? — Она приподняла для наглядности свою большую кожаную сумку с медикаментами.

Только теперь все догадались, как Илья смог выманить ее из дома среди ночи. Он просто ее бессовестно обманул. Девушка явно ни о чем не догадывалась. Все молчали. Пауза затягивалась и становилась неприличной. Она обернулась, доверчиво улыбаясь, к Илье, но тот отвернулся от нее, глядя куда-то в сторону.

— Илья, что здесь происходит? — она в испуге отступила к двери.

Готовский пошел ей навстречу, спокойно говоря при этом:

— Уже ничего не происходит, милая девушка. Ваш жених проиграл вас мне в карты. Вернее, он выставил вас вместо денег. Он вам разве ничего не сказал об этом? Илья, объясни девушке, что теперь ей придется жить со мной целую неделю в счет оплаты твоего долга. — Он требовательно смотрел на Ремизова, но тот, упрямо пряча глаза, продолжал молчать.

— Что? Вы что здесь, все с ума посходили?

— Ну что вы, с ума сходят поодиночке, вместе только гриппом болеют, так вроде говорил кот Матроскин в известном мультфильме? — улыбнулся Готовский девушке, стараясь успокоить ее шуткой.

— Вы еще шутите? Выиграть человека в карты для вас нормальное явление? Да вы просто негодяй! — И она, размахнувшись, ударила его по щеке.

Она хотела проделать это с ним еще раз, но Готовский перехватил ее руку и крепко сжал запястье. Когда их взгляды встретились, он увидел в девичьих глазах отчаяние и боль. На мгновение он почувствовал, как по руке, которая удерживала руку девушки, прошел легкий электрический разряд. Это длилось долю секунды, и в следующий момент он уже думал, что ему все это только показалось.

— Вам бы следовало это проделать со своим женихом, — взявшись за горевшую от удара щеку проговорил Готовский. — Я своих женщин не продаю.

— Вика! Я прошу тебя, ну сделай это ради меня. Я тебя потом прощу, женюсь на тебе и никогда даже тебе об этом не напомню, честно, — впервые подал голос Илья.

— Илья, ты в своем уме? За что ты еще меня прощать будешь? Я теперь сама не знаю, стоит ли выходить за тебя замуж, — она повернулась к Готовскому, и он увидел, как дрогнули ее пухлые губы, прошептав в тишину комнаты, — ладно, поехали отсюда, только, пожалуйста, быстрее.

— Поехали! — он пропустил ее вперед и вышел вслед за ней на крыльцо дома. — Моя машина вон там, черная «Ауди», — кивнул он в сторону своего внедорожника.

Они вышли вместе под дождь, холодный, мелкий, пронизывающий. Вода скапливалась в складках ее светлого плаща, стекала по плечам и лицу, смешиваясь с льющимися слезами. Вадим открыл перед ней переднюю дверь автомобиля и, пока она усаживалась, успел поставить ее сумку на заднее сиденье. Когда машина проехала вдоль улицы, девушка дала волю чувствам. Слезы текли из ее глаз потоком, она только иногда вытирала лицо тыльной стороной руки. Готовский достал из кармана своей ветровки платок и подал его девушке.

— Вас ведь Викой зовут? — спросил он. Она только утвердительно кивнула в ответ, продолжая размазывать слезы по щекам.

— Не плачь, не стоит он твоих слез. Гнилой человек. Не жалей о нем. — Он замолчал, глядя на мокрую и бликующую от света фар дорогу, которая блестящей ровной лентой послушно стелилась под колеса машины. Дождь все не прекращался.

Вика постепенно успокаивалась, все еще изредка всхлипывая и судорожно вздыхая при этом. Было два часа ночи. Машин в это время на дороге было очень мало, и уже через полчаса черная «Ауди» остановилась возле дома Готовского. Они сидели в салоне автомобиля перед домом и молчали. Потом Готовский повернулся к ней и тихо сказал:

— То, что произошло сегодня, беспрецедентно, ужасно и неприятно. Но твоего Илью надо проучить, ты согласна? Пусть прочувствует всю низость своего поступка. Неделю поживешь у меня дома. Я не насильник, не бойся, я тебя не трону, если только сама этого не захочешь, — уверенно произнес он, и губы тронула кривая ухмылка. — Дома тебе лучше не появляться. На работу тебя отвезут и привезут обратно. Пройдет неделя, вернешься к себе домой. У тебя будет время подумать спокойно обо всем, что случилось сегодня, и принять для себя верное решение.

— У меня разве есть право выбора в этой ситуации? — она повернулась и посмотрела ему в лицо.

— Конечно! Ты сейчас можешь вызвать полицию и заявить, что тебя насильно удерживают, — серьезным голосом произнес Вадим, глядя прямо перед собой в лобовое стекло автомобиля, по которому, обгоняя друг друга, стекали капли дождя.

— Ну уж нет! Пойдем домой, я хочу спать, — решительно заявила Вика и вышла из машины. — Я не люблю связываться с полицией.

— Уже приходилось общаться с полицией?

— Приходилось, но по рабочим вопросам.

Она подождала, пока Готовский поставит свою машину в гараж, и они вместе вошли в дом, аккуратно отряхиваясь от дождя. Дом, начиная с большого холла, производил впечатление выставочной экспозиции мебели. Не было никаких мелочей, которые придавали бы помещению уютный и жилой вид. Все было чисто, почти стерильно, но как-то голо и безжизненно. У Виктории мелькнула мысль, что в этом доме даже мухи должны летать в бахилах.

— Проходи, раздевайся. Давай помогу, — предложил он Вике, и она протянула ему свой совершенно мокрый плащ.

Он провел ее в гостиную, налил коньяк в хрустальные бокалы и один из них протянул Вике.

— Это твоя семья? — спросила она, показывая кивком головы на фотографию, которая стояла на столе.

— Да. Они сейчас отдыхают в Турции.

— У тебя симпатичная жена, и сыновья на нее очень похожи. Вадим, я не пью крепкие напитки, — сказала Виктория.

— Держи бокал! — скомандовал он, протягивая его девушке. — Тебе сейчас поможет снять стресс именно этот крепкий напиток. — Он помолчал, глядя на то, с какой неохотой она приняла из его рук бокал. — А почему не пьешь? Буйная становишься? — шутливо уточнил Готовский, делая большой глоток.

— Очень смешно! — обиделась Вика. — Просто мне не вкусно! Было бы вкусно, тогда, может, и пила бы. — Она медленно пила коньяк, крепко зажмурившись при этом.

Вкуса спиртного она совсем не почувствовала, но уже через пару секунд алкоголь обжег внутренности, и сжавшиеся в спазме сосуды полностью разжались. Вадим посмотрел на нее с нежностью, засмеялся и спросил:

— Как коньяк?

Виктория не ответила, а только помахала рукой, прижимая вторую руку к губам.

— Твоя комната здесь, — улыбнулся он, кивая на дверь спальни, — если что-то нужно, я буду на втором этаже. Ванная и туалет рядом с холлом. Пойдем, я тебя провожу, — он взял ее за руку и довел до двери спальни, — это гостевая спальня, белье чистое. Ты как? Успокоилась? Тебя можно оставить одну? — Увидев утвердительный кивок головой, он сдержанно пожелал: — Тогда спокойной тебе ночи и приятных снов.

— Спасибо. — Она вошла в комнату. Здесь было более уютно, чем в гостиной. Хорошая светлая мебель. Широкая кровать. Она вспомнила о том, что у нее с собой нет никаких вещей, и, выйдя из комнаты, громко крикнула: — Вадим! Можно тебя на минутку?

— Что-то случилось? — он мгновенно оказался рядом.

— Вадим! У меня нет с собой никаких вещей, спать будет холодно. Я привыкла спать в пижаме.

Он на секунду задумался:

— Моя футболка подойдет? — спросил он.

— Да, конечно! — обрадовалась Вика.

Когда он спустился к ней с футболкой в руках, Вику начал бить нервный озноб.

— Так, давай-ка быстро в горячий душ, тебе нужно согреться. Я подожду тебя. Полотенца чистые на полке. Халат на вешалке, — предупредил он.

В его глазах было беспокойство и тревога. Готовский переживал за девушку, считая себя причастным к тому, что с ней произошло. Он проводил Викторию в ванную, включил ей душ и терпеливо ждал ее минут пятнадцать под дверью, успев выкурить одну за другой пару сигарет.

Спустя несколько минут она уже лежала в постели, облачившись в его мягкую белую футболку, которая хранила запах его тела, и этот запах не показался ей чужим и неприятным, а даже напротив. Она закуталась поплотнее в одеяло, свернулась калачиком и впала в мрачные раздумья, которые почему-то не утонули в коньяке. Ей было обидно за себя. За свое теперь уже несостоявшееся замужество. Ей очень хотелось выйти замуж и приехать к родителям с мужем. Ей необходимо было доказать им, что она тоже кому-то нужна, что ее тоже можно любить, даже без ученой степени. Вика жалела себя, жалела родителей потому, что им не повезло с дочерью, которая в очередной раз не смогла оправдать их надежд. Но постепенно все ее мысли рассеялись куда-то, и она не заметила, как уснула.

Проснувшись утром и открыв глаза, она обнаружила, что хорошо выспалась, и более того — у нее было хорошее настроение. Казалось, что дождь смыл все ее неприятные воспоминания о вчерашней ночи, и теперь от них не осталось и следа. За окном был ясный день, светило солнце, легкие белые облака бесцельно плыли по небу. На душе тоже было светло и солнечно.

Она встала с постели и выглянула из комнаты. Вадима нигде не было. Отсутствие хозяина дома расстроило ее. С ним было приятно общаться, и он производил впечатление надежного человека. Кроме того, ее почему-то тянуло к нему. Что же в нем было такого притягательного? Она пока это не определила для себя. Вика приняла душ и, стоя в ванной перед большим в полный рост зеркалом, с удовольствием оглядела себя в нем. Она поворачивалась то одним боком, то другим, ни единого дефекта в фигуре не обнаружил бы даже самый предвзятый ценитель красоты. И лицо, и волосы — все вместе так и просится на обложку журнала. Мужчины всегда обращают на нее внимание. Она верила тому, что говорил ей Илья Ремизов о своих чувствах, или хотела верить в это? Но ведь он говорил о том, что любит ее без ума, что согласен ждать ответного чувства всю жизнь. Только по этой причине она и решила выйти за него замуж, ошибочно полагая при этом, что можно стать счастливой и без любви, вполне довольствуясь тем, что будут любить ее. А на самом деле все оказалось совсем не так, как она себе представляла. Выйдя из ванной в махровом белом халате, она прошлась по комнатам первого этажа и зашла на кухню. Часы на стене показывали половину двенадцатого. Хотелось что-нибудь съесть, и она открыла холодильник. По всему было видно, что хозяин не ест дома вообще. В морозилке обнаружился кусок мяса. В самом холодильнике лежала только картошка. Умирать от голода в таком молодом возрасте не хотелось, поэтому Виктория решила потрудиться на кухне. Обед был готов за рекордно короткие сроки. За это время несколько раз принимался звонить городской телефон, но девушка не стала отвечать из соображений конспирации. Потом ей в голову пришла мысль о том, что жена не будет звонить Вадиму по стационарному телефону, зная номер его мобильника, и, когда опять раздалась трель телефонного звонка, Вика быстро вымыла руки и сняла трубку, из которой раздался приятный баритон Готовского:

— Вика! Доброе утро! Как ты? Как твое настроение? — засыпал он ее вопросами.

— Привет! Вадим, все нормально, не переживай, никаких истерик больше не будет. Можно считать, что плохое настроение смыл вчерашний дождь. Правда!

— Слава Богу, что ты больше не плачешь! Вика, я еще хотел тебе сказать, что никакие плохие события в нашей жизни не вечны. Ты и сама это не хуже меня знаешь. Так всегда бывает, когда идёт дождь, ты знаешь, что он рано или поздно, но закончится. Каждый раз, когда кто-то причиняет тебе боль, ты знаешь, что рана со временем заживет. Ведь после темноты всегда появляется свет — тебе напоминает об этом каждое утро, но тем не менее часто кажется, что ночь продлится вечно. Но это не так. Ничто не длится вечно. Поэтому, если всё хорошо прямо сейчас, нужно спешить наслаждаться этим. Это не будет длиться вечно. Плохое тоже не будет длиться вечно. То, что жизнь не легка в данный момент, не означает, что ты не можешь смеяться и улыбаться. Каждое мгновение жизни даёт нам новое начало и новое окончание. Каждую секунду ты получаешь второй шанс. Просто используй его.

— Вадим, спасибо тебе за поддержку, я очень тронута. Ты где пропадаешь по утрам?

— Я на работе. Я уехал в семь утра, когда ты еще спала, а будить тебя не стал. Жалко было. Чем сейчас занимаешься?

— Сейчас? Смотрю новости по телевизору. — Она подняла взгляд на висевшую рядом панель телевизора.

— Я скоро буду. Не скучай. Пока.

— Пока!

— Вика! Вика! Подожди!

— Что-то еще? — удивилась она.

— Да! Бери трубку, пожалуйста, когда звонит телефон. Я беспокоюсь.

— Хорошо! Это все?

— Теперь все! — Она не могла видеть, а скорее почувствовала, как его губы растянулись в улыбке.

Он приехал действительно быстро. Войдя в дом, он громко крикнул с порога:

— Вика! Я дома! Быстро одевайся, сейчас поедем в один очень приличный ресторанчик, пообедаем, а то уже страшно есть хочется, а потом займемся делами.

Она вышла из кухни.

— Никуда не нужно ехать. Можешь раздеваться и мыть руки! Садись за стол, сейчас будем обедать, — спокойно сказала она и приветливо улыбнулась.

— Ничего себе! Откуда все это роскошество? — изумленно произнес Вадим.

— Это все я нашла в твоем холодильнике! — ответила, улыбаясь, Вика.

— Надо же! — удивился он. — Знаешь, я со вчерашнего вечера голодный, — с удовольствием поглощая жареное мясо и картошку со своей тарелки, говорил Вадим. — Как все вкусно! Ты хорошо готовишь! Может, ты меня так каждый день кормить будешь, всю неделю? — улыбаясь, спросил он.

— Посмотрим! — с улыбкой пообещала она. — Вот так-то жену отпускать в отпуск надолго! Был бы всегда сытый! — пошутила Вика.

— Не-а! Она все равно почти не готовила, так что никакой разницы не вижу в том, дома она или нет, — ответил он с набитым ртом. — Это домработницу отпускать в отпуск нельзя ни в коем случае! Сознаю свою оплошность. Я поступил неосмотрительно и недальновидно.

— Самокритичность, наверное, всегда была твоим коньком? — уточнила для себя Вика.

— Вика! — строго произнес он.

— Ладно-ладно, молчу! Значит, ты предлагаешь мне роль Машеньки из сказки про медведя, который говорил: «Будешь избу мести, кашу варить, меня кашей кормить, а захочешь уйти, поймаю и съем!»

— Ну это уж ты круто взяла! Ролевые игры не мой конек, — доверительно сообщил он и довольно ухмыльнулся. — Положи мне, пожалуйста, еще мяса, — попросил он, подавая ей пустую тарелку.

— С удовольствием положу. Кушай на здоровье! — сказала Виктория.

После обеда они сидели за столом, пили кофе и разговаривали. Спешить было некуда, и можно было расслабиться. Приятно было сознавать, что впереди свободный вечер выходного дня и целое воскресенье. Можно без зазрения совести до глубокой ночи просидеть у телевизора, а можно с книгой в руках. Делай что хочешь! А сколько времени можно провести вдвоем!

— Расскажи мне о себе, — попросил Готовский.

— Зачем тебе это? Ведь наше знакомство будет длиться всего лишь неделю, — удивилась Вика.

— Кто знает, что будет впереди? Мне интересно. Хочу знать о тебе все. А разве тебе не интересно узнать все обо мне? — Он поднялся со своего места и встал под вытяжкой у плиты.

Закуривая сигарету, он щелкнул кнопкой, включая прибор. Сделав глубокую затяжку, Вадим выпустил изо рта колечко дыма.

— Мне очень интересно узнать о тебе что-нибудь, но разве ты захочешь о себе что-то рассказывать незнакомому человеку? — она с невинным любопытством посмотрела на него.

— А почему нет? — он пожал плечами, в очередной раз затягиваясь сигаретой. — Расскажу! Только потом, сейчас сделаем кое-какие дела, а потом расскажу. Давай одевайся и поехали. Пойду пока выгоню машину из гаража. — Он вышел из столовой. — Вика! Ключи от дома на тумбочке, — донеслось уже из прихожей.

Виктория быстро оделась и вышла вслед за ним на улицу. Погода была ясная, солнечная и если бы не холодный ветер, то вполне могла бы сойти за летнюю. Вадим не торопясь вышел из машины, открыл перед Викой дверь и спросил, улыбаясь:

— Ты дом закрыла?

— Конечно! — она подошла к машине и села рядом с ним. — А куда мы едем? — спросила она, усаживаясь поудобнее.

— Пижаму тебе новую будем покупать, — опять с улыбкой на лице ответил Готовский.

— Не нужно! Давай лучше заедем за моей пижамой, я к ней уже привыкла.

— Пустое. Может, и привыкать к новой не нужно будет, — проговорил он с улыбкой и задумчиво посмотрел на нее.

— Вадим! Послушай, мне не нужно…

— И перестань со мной спорить! — решительно оборвал он ее.

Виктория откинулась на спинку сиденья и не сказала больше ни слова за все время поездки. Они приехали в гипермаркет, что находился по Югорскому тракту, где долго ходили по бутикам с одеждой, обувью, бельем и вышли оттуда почти через два часа. Виктория шла рядом с ним расстроенная и почти не разговаривала, лишь односложно отвечая на его вопросы. Ни одна покупка с ней не обсуждалась. Она мерила, а он смотрел, одобрял и оплачивал. Когда сели в машину, она тихо, но твердо сказала:

— Вадим, давай договоримся с тобой, — спокойно, но твердо произнесла девушка. — Такой поход в магазин был в первый и последний раз.

Ее серо-зеленые глаза ясно говорили ему о том, что она сердится.

— Ты не рада покупкам? Все вещи, которые мы купили, красивые и дорогие. Я старался, я хотел сделать для тебя что-нибудь приятное. Вика! Ты что, обиделась на меня за это? — спросил он, удивляясь ее реакции. — Обычно женщинам нравятся подарки! — произнес он неуверенно. — Разве с тобой не так?

— У меня нет опыта получения таких дорогих подарков. Ты заплатил за все бешеные деньги! Я считаю, что такие дорогие подарки женщина может получать либо от мужа, либо от любовника, но уж никак не от случайного знакомого. — сказала Виктория обиженным голосом и демонстративно отвернулась к окну.

— Так в чем же дело? — растерянно произнес он. — У тебя есть возможность исправить эту ситуацию.

— Что ты хочешь этим сказать? — Вика поспешно повернулась и удивленно посмотрела на него, но ее вопрос остался без ответа.

Он вставил ключи в замок зажигания, мотор мягко заурчал, машина выехала с платной стоянки и плавно покатила по направлению к перекрестку.

— Вика, ну не дуйся на меня, пожалуйста, — произнес он через какое-то время и, не дождавшись на свою реплику ответа, замолчал. — Хорошо, можешь считать это моей прихотью. Я это сделал, потому что я этого хочу.

— Вот-вот! Счастье мужчины называется — хочу. Эти слова, сказанные Ницше, для тебя подходят прямо-таки идеально.

— Что? — шутя возмутился Готовский. — А что же он про счастье женщин тогда говорил, а?

— Неважно, — пробормотала Вика и повернулась к окну, почти касаясь его виском.

— Как это неважно? Давай выясним все до конца.

— Счастье женщины, — она помолчала, а потом продолжила более тихим голосом, — состоит из того, что хочет он. — Она посмотрела на него серьезно и пристально, старательно сжимая губы, чтобы они не расползлись в улыбку.

— Вот видишь! — рассмеялся Готовский. — Будем считать, что мы с Ницше союзники в какой-то мере. Ладно, у меня есть для тебя интересное предложение. Поехали, выпьем где-нибудь кофе — нам с тобой действительно требуется хотя бы небольшой отдых после похода в магазин.

— Я согласна на кофе, поехали. Но только на кофе!

Кофе они пили в небольшом уютном ресторанчике, который располагался на территории архитектурного памятника — этакого небольшого островка старого города, представленного деревянной часовней и несколькими старинными бревенчатыми домами, построенными без помощи какой-либо техники и инструментов, вручную. Вика заказала себе кофе по-венски, с огромной шапкой взбитых сливок, а Вадим пил черный кофе, да еще без сахара. Виктория с удовольствием пила свой кофе, глядя через окно на улицу. Мимо кафе неторопливо прогуливались люди, и она рассеянно наблюдала за ними, изредка провожая их взглядом. Она почувствовала на себе внимательный взгляд Вадима и повернулась к нему.

— Все еще сердишься на меня?

— Нет. Не сержусь, — она подняла на него глаза от чашки, которую крутила в руках. — Но это не потому, что я передумала. Просто не могу долго сердиться. — Она увидела веселые искорки в его глазах и тоже улыбнулась. — Можно тебя спросить, Вадим? Ты жене тоже вот так все покупаешь?

— Как «так»? — недовольно переспросил он, и веселые искорки моментально улетучились из его глаз.

— Собственноручно, не спрашивая, нужно ей это или нет? Или ты всегда знаешь, чего она хочет?

— Нет! Мне только этого не хватало, — он моментально начал сердиться. — Я даже понятия не имею, чего именно она хочет и что вообще имеется в ее гардеробе. Вместе мы мало куда ходим. Отдыхаем всегда в разное время. На работу я ухожу, когда она спит, а с работы я всегда поздно возвращаюсь. Хотя карту ее я регулярно пополняю. Надеюсь, я ответил на твой вопрос? — он нахмурился, рассеянно глядя по сторонам.

— Более чем! Прости! Я совсем не хотела тебя обидеть. — Она увидела, как по его лицу метнулась тень и быстро исчезла, а его настроение резко сменилось с недовольного на более благодушное, но тем не менее он все еще продолжал хмуриться и молчать.

Девушка уже сожалела о сказанном, но слово, как говорится в пословице, не воробей, вылетит — не поймаешь. Вика решила сменить тему разговора, чтобы не нервировать Готовского и хоть как-то попытаться его успокоить. — Вадим, сегодня выходной, а ты уехал на работу в семь утра. Где ты работаешь?

— Трест «Северавтодор», — последовал его лаконичный ответ.

— Еще вопрос можно? — осторожно промолвила она.

— Можно! — он ухмыльнулся.

— Кем ты работаешь в тресте?

— Я главный инженер треста. — Его глаза постепенно оттаяли и сейчас снова лучились веселыми искорками.

— Понятно! Значит, у тебя привилегии не только в зарплате, но и в ответственности. И работа с ненормированным рабочим днем.

— Не только! Я живу ради работы. Но иногда это начинает напрягать, вот как сейчас.

— А что изменилось сейчас? — живо поинтересовалась она.

— Кое-что изменилось! Я встретил тебя, и мне хочется хорошо провести время, пообщаться с тобой, а я вместо этого половину дня провел на работе.

— Вадим! Ваш трест «Северавтодор» строит все дороги в городе? — Виктория сделала вид, что она не расслышала последней фразы.

— Не только! Скажем так, мы проводим ремонт, эксплуатацию, реконструкцию и строительство автомобильных дорог и зимников. Мы обслуживаем практически всю дорожную сеть ХМАО — Югры.

— Значит, вы работаете не только в Сургуте, но и по всему округу?

— Да! Структура нашего треста ХМАО «Северавтодор» состоит из центрального аппарата управления и десяти филиалов, расположенных в самых крупных населенных пунктах округа: Сургуте, Нижневартовске, Лангепасе, Нефтеюганске, Ханты-Мансийске, Нягани, Урае, Советском, Белоярском и Когалыме. — Он закурил сигарету. — В общей сложности филиалы содержат две тысячи восемьсот километров федеральных и территориальных дорог, двести одиннадцать мостов и девятьсот пятьдесят километров автозимников. — Он поднял на нее глаза и увидел заинтересованный, внимательный взгляд ее красивых зеленых глаз. — Тебе что, все это действительно интересно? — удивился он.

— Очень! Ты очень интересно говоришь. Расскажи еще что-нибудь о своей работе, пожалуйста.

— Производственный арсенал нашего предприятия… — ему не давали покоя и сбивали с мысли ее зеленые глаза, и, чтобы сосредоточиться, он потер висок. — Среди филиалов нашего предприятия есть единственный в своем роде специализированный мостовой филиал № 8. Он выполняет работы по содержанию и ремонту искусственных сооружений. Главный объект филиала — уникальный автодорожный мост необычной конструкции через реку Обь, ты его наверняка видела, это первый вантовый мост в азиатской части России, открытый нами в 2000 году. — Виктория согласно кивнула, и он продолжил: — На производственной базе № 3 у нас в Сургуте открыт цех по изготовлению дорожных знаков, который оснащен новейшим техническим и электронным оборудованием. Наш автопарк включает в себя одну тысячу сто тридцать единиц техники, в том числе восемь укладочных комплексов и семнадцать машин для нанесения разметки (производства фирмы Hoffman). В нашем трудовом коллективе полторы тысячи специалистов и рабочих. Я тебя не утомил? — спросил он, затушив сигарету. И увидел, что на него по-прежнему завороженно смотрели ее зеленые глаза.

— Нет! Нисколько! Мне очень интересно с тобой, — задумавшись, не сразу ответила она.

— Скажи, а твоя предстоящая свадьба с Ильей Ремизовым… Неужели ты совсем не разбираешься в людях? Или ты его так сильно любишь, что не замечаешь ничего? Чем он вообще мог тебя привлечь? Я бы понял, если бы он был богат, а так… Что в нем есть такого необычного, чем бы он мог заинтересовать такую красивую девушку, как ты? — спросил Готовский, наконец, о том, что весь день не давало ему покоя.

— При чем здесь богатство? — удивилась Виктория. — Я, наверное, покажусь тебе старомодной, но больше всего ценю в человеке его душевные качества, а не толщину его кошелька и дешевые понты.

— Подожди-подожди! Ты сейчас обмолвилась о дешевых понтах, имея в виду наш сегодняшний шопинг? Это что, намек? — изумленно уставился он на нее.

— Вадим! Я ничего не имела в виду, успокойся, — она улыбнулась. — И чего ты так всполошился?

— Ну-ну! — недовольно воскликнул он, не реагируя на ее увещевания. — Ладно, продолжай дальше! Что ты там хотела еще сказать? Извини, я тебя перебил, — хмуро произнес он.

— Не страшно! — она задумалась на мгновение, снова посмотрев в окно. — Просто так получалось, что я еще по-настоящему ни в кого не влюблялась. Точнее, я так думала пока…

— А по-настоящему — это как? — улыбнувшись, спросил Готовский, аккуратно стряхивая пепел с сигареты в пепельницу.

Вике нравилось смотреть на него, на его точные, размеренные и аккуратные движения. Он удивительно двигался. У него была какая-то особая пластика. Даже самое обычное движение его руки, стряхивающей пепел в пепельницу, было завораживающим, и она с трудом оторвала свой взгляд от его руки.

— Это как пишут в романах, — авторитетно заключила она и рассмеялась. — Знаешь, до вчерашней ночи я была уверена, что он меня любит, и думала, что этого будет вполне достаточно. Он, конечно, не идеален. У каждого человека есть свои недостатки и свои достоинства. Важно их видеть. Понимаешь, — Виктория сделала характерный жест руками, — человек устроен так, что, когда у него есть осознание собственной свободы выбора, у него обостряется критичность, и это нормально, естественно. Когда свободы выбора нет, то человек вынужден приспосабливаться, и тогда уже критичность начинает ему мешать. Чтобы выжить в такой ситуации, он должен стараться не замечать недостатков и акцентировать внимание на достоинствах своего избранника, может быть, даже придумать, нафантазировать их или сильно преувеличить.

— Значит, в Илье ты старалась эти достоинства придумать. Только зачем тебе это? Отчего у тебя, такой необыкновенной девушки, вдруг не стало свободы выбора? — искренне удивился он. — Я тебе одно могу сказать: выйдешь замуж без любви, жизнь долгой покажется. Уж поверь мне. И еще тебе хочу сказать на правах старшего по возрасту: женщине следует знать, что отношения, в которых мужчина получает больше, чем дает, разрушают его. — Готовский сосредоточенно крутил в руках зажигалку. — Ты такая умная, красивая. С женихами проблем быть не должно! Ты ведь медик, кажется?

— Да. Я — хирург и работаю в травмцентре. Моя специальность — общая хирургия.

— Что? Ты — хирург? Да ладно? Вот никогда бы не подумал. Ты такая хрупкая, нежная девочка… — он не скрывал своего удивления и даже в какой-то мере восхищения. — Нет, я не могу в это поверить, — рассмеялся он.

— Ну не такая уж и хрупкая… — начала хмуриться она. — Я в этом совершенно не вижу ничего смешного, — слегка обиделась Виктория.

— Извини! Нет, не думай, никакого пренебрежения в моих словах нет. Просто я очень удивлен. — Он коснулся пальцами ее руки и улыбнулся. — Извини, я не хотел тебя обидеть.

Всего одна его искренняя улыбка — и ее обида мгновенно улетучилась без следа, как будто ее и не было.

— Вот уже пять лет, как я начала самостоятельно работать. У меня есть сертификат, — доверительно сообщила ему Вика. — И мне моя работа очень нравится. Ведь еще царь Соломон говорил: «Человек должен быть счастлив при том, что он делает».

— А еще говорят «с нелюбимой работой, как с нелюбимой женой». Знаешь, я рад за тебя. Работа у тебя очень сложная, ответственная и необычная.

— Работа нормальная, как любая другая, хотя в ней временами и присутствует масса негатива. Иногда возникают сложности в общении с пациентом, потому что пациент — особая категория людей. Всегда следует помнить, что доктору нельзя проявлять свои эмоции, ведь нервничать и раздражаться во время приема полагается только больному. Врач должен успеть за то минимальное количество времени, которое отведено на прием, уделить пациенту максимум внимания: заполнить бланки, выслушать его жалобы, задать ему необходимые вопросы, получить на них ответы, осмотреть больного, порекомендовать в случае необходимости более детальное обследование, оставаясь при всем этом предельно корректным. Сама операция — это уже не так страшно, как кажется. Ладно, не хочу и не буду тебя грузить излишними подробностями своей работы. Но есть в моей работе и масса позитива. Я имею в виду тот момент, когда пациент выписывается из клиники здоровым! В этот момент испытываешь такую радость, даже можно сказать не просто радость, а поистине огромное моральное удовлетворение!

— Ты умница.

— Ты меня захвалишь! — рассмеялась Вика.

— Я все хочу тебя спросить, где ты нашла своего Илью?

— Да я его совсем и не искала. Познакомились мы с ним совершенно случайно. Мои друзья оформляли кадастровый план на свою дачу. Он его и оформлял. Столько у них было беготни с присвоением кадастрового номера. Мы с Лизой не раз ездили в кадастровую палату. Кстати, его мать тоже, как и я, из Краснодара, но они живут здесь очень давно. Мы с ним почти земляки, почти — потому, что он родился здесь, в Сургуте. Кстати, жена Павла Евгеньевича, в доме которого мы были вчера, родная сестра его матери.

— Знаешь, я старше тебя… В жизни так случается… Порой человек сам не знает, чего хочет, потому что разум говорит ему одно, а сердце зачастую говорит ему совсем другое. Пройдет какое-то время, и поймешь, что выбирать нужно не то, что разумно, а то, чего искренне хочешь сама. Иначе через много лет пожалеешь, глядя на нелюбимого мужа… может быть, на нелюбимую работу… и жизнь в целом…

— Вадим, извини, но ты говоришь банальные вещи. Я не маленькая, да и ты не настолько старше, чтобы брать на себя обязанность моего воспитателя. Тебе не кажется?

— Ты обиделась?

— Нет.

— Просто мне хочется тебя уберечь от… Защитить…

— Я понимаю, поэтому и не обижаюсь, — улыбнулась Виктория. — Я не наделаю глупостей, не бойся.

— Вот и хорошо. Ну что ж, пожалуй, нам пора. Поедем домой? Мы идем сегодня вечером в ресторан, — он взглянул на свои золотые часы, — и у нас осталось не так уж много времени. Тебе наверняка потребуется немало времени на то, чтобы одеться к ужину.

Вика посмотрела на него с тоской во взгляде и попросила, нежно прикоснувшись пальцами к его руке:

— Вадим! Не смотри так часто на свой золотой Rolex, и, если можно, давай поход в ресторан перенесем на завтра.

— Это — Бреге.

— Что?

— Мои часы марки Breguet, в корпусе из 18-каратного розового золота, — пояснил Готовский.

— Знаменитые часы Бреге? Тот самый Breguet — из глубины веков. Вот это да!

— Ты хорошо знаешь эту марку часов? — удивился Готовский и с улыбкой посмотрел на Викторию.

— Нет! Зато я помню, как о них писал Пушкин в «Евгении Онегине». А ты помнишь? — и увидев непонимающий взгляд Вадима, продолжила: — Ну как же! «Онегин едет на бульвар и там гуляет на просторе, пока недремлющий Breguet не прозвонит ему обед».

— Упоминание в величайшем романе русской литературы делает большую честь легендарной марке Breguet и ее создателю Абрахаму-Луи Бреге.

— Судя по тому, как Пушкин описывал Онегина, отпрыска из богатой дворянской семьи, тот любил изысканные и дорогие вещи. Ты тоже любишь дорогие часы?

— Как тебе сказать… Мне эти часы нравятся, но они далеко не самые дорогие из часов этой марки. Они надежные, а я больше всего в жизни ценю надежность и стабильность.

— Это касается также отношений с людьми?

— Только ближнего круга общения, — нехотя пояснил он. — Правда, этого не случилось с моими семейными отношениями.

— Ты не можешь нести за это ответственность один. В семье за это отвечают двое, — убежденно произнесла Вика.

— Возможно, — криво усмехнулся Готовский. — Так, не отвлекай меня! Почему ты отказываешься идти в ресторан? — настойчиво спросил он девушку.

— Я так устала от магазинов, что меня совсем не прельщает перспектива провести остаток приятного вечера в ресторане. Кроме того, не хочу светиться с женатым мужчиной… — она с лукавой улыбкой на губах легко коснулась его руки и протянула: — Ну пожалуйста, Вадим!

— Так, значит. Думаешь, я ничего не понимаю и не заметил, как в ход уже пошла тактильная коммуникация? Ладно, согласен. В ресторан пойдем завтра. Подожди, а как же ужин? — с опозданием забеспокоился он.

— Сейчас заедем в магазин, купим продукты. Голодным ты спать сегодня не будешь, это я тебе обещаю.

— Ну, если только ты обещаешь, — протянул он с надеждой и засмеялся.

— Вот только не надо смеяться!

— Я не смеюсь! Скажи, а ты за чью репутацию больше переживаешь? За мою или за свою? — поинтересовался Готовский, поднимаясь со своего места и протягивая ей руку.

Виктория поднялась, и Вадим, поставив на место ее стул, взял ее за руку и повел за собой. Девушка с удовольствием ощутила тепло его большой руки, и на душе стало спокойно и радостно.

— А кто у нас связан узами брака? Конечно, за твою! — произнесла она, заглядывая ему в лицо. — Городок-то у нас маленький. Всего-то четыреста тысяч населения.

Они заехали в тот магазин, который попался им по пути домой, где купили все те продукты, какие запланировали еще по дороге, не забыв прихватить свечи. Поэтому вечером у них был настоящий романтический ужин при свечах. После ужина они долго сидели за столом и разговаривали обо всем, что только приходило им в голову, удивляясь, как много у них общего. Им было интересно общаться друг с другом, а темы для разговоров не заканчивались, одна сменяла другую. Они спешили поделиться своими воспоминаниями, перескакивая с одного на другое: о детстве, школьных годах, о студенческой жизни. Говорили о своих мыслях и чувствах. Они понимали друг друга с полуслова. Запретных тем для них не было только благодаря возникшему между ними доверию друг к другу. После такого продолжительного общения обоим уже стало казаться, что они знают друг друга всю жизнь, просто давно не виделись. Вика смотрела на Вадима и думала: «Удивительно, до чего же с ним легко и интересно. С ним можно откровенно говорить обо всем, и темы для разговоров не кончаются. И это лишь подтверждает то, что он может и хочет делиться информацией о себе, и, кроме того, ему также интересно получать информацию о других и обо мне. Черт! А может, это всего лишь эффект попутчика? Он считает, что мы встретились случайно, будем вместе недолго и можем никогда больше не встретиться? Как же мне это сразу в голову не пришло?»

— Что случилось? — глядя на ее расстроенное лицо, спросил Вадим. — Я сказал очередную бестактность?

— Нет, — с трудом проговорила Вика, качая головой.

— Но ты расстроилась, я же вижу!

— Так. Глупости всякие в голову лезут.

Они принялись рассказывать друг другу о своих друзьях, с которыми давно дружили. Вадим поведал ей даже семейную сагу о своем друге, который имел взрослого сына и постоянно конфликтовал с ним по поводу его частых ночевок вне дома. В тайне он мечтал поскорее его женить, чтобы иметь возможность спихнуть надоевшие заботы о своем великовозрастном сыне на хрупкие плечи его будущей жены, передоверив, таким образом, ей право тревожиться за него в моменты его отлучек из дома. Он рассказывал о том, как Игорь Левинский с женой постоянно волновались за своего сына, не спали ночами, гадая, где он и с кем проводит время.

— Может, им не стоит так грубо вмешиваться в его личную жизнь? — с сомнением произнес Готовский. — Я бы не стал этого делать. Ведь Левинский-младший достаточно взрослый человек…

— Это так! Куда проще будет, если родители будут знать, что его личная жизнь не нарушает жизнь их семьи, и они, в свою очередь, не будут нарушать его планы. Если их сын хочет жить мирно со своими родителями, то он не должен провоцировать их агрессию. Вот такой закон совместного сосуществования. Вот именно это нужно было втолковывать ему еще в подростковом возрасте, — высказала свое мнение Вика.

— Ты так считаешь? — удивился Готовский. — Мне такое не приходило в голову. Интересная мысль. — Он задумчиво посмотрел на нее.

— Да. Должна тебе сказать, что так считаю не я одна. — Она с улыбкой посмотрела на него. — Вообще, многие родители, и мои в том числе, стараются держать даже взрослых детей, вроде меня, на коротком поводке. Но ведь так не должно быть! Я до сих пор мечтаю получить от них хотя бы немного понимания и принятия меня как взрослой личности, со своими правами и желаниями.

— По-моему, это абсолютно несбыточное желание. Если этого не было в твоем детстве и юности, то откуда это возьмется сейчас?

— Черт возьми, мне безумно хочется, чтобы моя мама признала хоть какие-то мои достоинства, все равно какие…

— Тебе не следует раздражаться по этому поводу! Ведь и ты, и твои родители — взрослые люди. Вот и общайся с ними на уровне взрослых людей. Ты просто до сих пор осталась маленькой девочкой. — Он рассмеялся и, шутя, притянул ее к себе. — А достоинств у тебя очень много, — добавил он, улыбаясь.

— Вадим! Нет! Я же отлично понимаю, что главный принцип отделения я не могу выполнить. Пока не могу. Вот поэтому я и решилась на замужество, — добавила она тихо. — Вряд ли у меня с родителями когда-нибудь получится выстроить взрослые отношения. Во всяком случае, пока не получается.

— Не переживай. Пройдет время, и ты с ними сможешь подружиться, ну а если нет — ограничишься посильной практической помощью.

— Ты прав. Вадим, а какого возраста твои сыновья?

— Семнадцать и двенадцать. Считаю, что это самый сложный возраст. Возраст формирования личности, формирования взглядов и представлений о мире. Все так сложно. Старший сын озабочен поиском смысла жизни. Причем озабочен не поиском смысла жизни вообще, а его интересует поиск смысла своей собственной жизни. У младшего пока на уме компьютерные игры и спорт, но у него сейчас сложный пубертатный период, сама понимаешь…

— Юношеский максимализм и отрицание всего, что сделано старшим поколением, а также отсутствие всяких авторитетов. Хотя у твоих сыновей такого быть не должно. Ведь с таким отцом, как ты…

— Каким «таким»? — с напряжением в голосе спросил Готовский.

— Вадим, мне кажется, что ты замечательный отец, — уверенно произнесла Вика и тепло улыбнулась ему.

— Да? Не уверен. Я мало времени провожу с семьей. Работа занимает большую часть моей жизни, ну и кое-какие увлечения тоже требуют времени. Правда, спортом мы занимаемся вместе. Знаешь, у меня интересные парни получились, — признался он с гордостью.

— Вадим, ты часто играешь в преферанс? Тебе нравится эта игра?

— Нравится, но играем мы нечасто. А что?

— Ты давно играешь?

— Давно. Знаешь, я познакомился с преферансом где-то лет в двенадцать-тринадцать. Двоюродный брат, старше меня лет на двадцать, почему-то любил брать меня в свою компанию. Интеллигентные люди, преподаватели в вузах, как минимум раз в неделю собирались на тесной кухне, чтоб под рюмочку коньяка расписать пульку. Игра затягивалась глубоко за полночь, сигаретный дым просачивался из балкона на кухню, надежно пропитывая всю одежду, вплоть до исподнего. И ведь что характерно, родители спокойно отпускали меня с Володей, никаких вопросов, несмотря на красные глаза и запах сигарет от одежды. Какой это кайф — быть причастным к настоящему взрослому миру! Вот именно тогда преферанс прочно обосновался у меня в душе. Занял ту особую нишу, которая числится в верхних рядах рейтинга «А что хорошего происходило в твоей жизни?». А потом университет, общага. Это был новый виток моих взаимоотношений с преферансом. Я в полной мере ощутил, что значит «коммерческая игра». Или игра «на интерес». В общаге мы играли на деньги. Ставки были небольшие, но я редко проигрывал. Вообще, за карточным столом очень хорошо проявляются качества людей. Кто-то надеется на холодный расчет. Такого и по жизни, и в игре легко вывести из равновесия неожиданным раскладом. Кто-то максимально страхуется от всех неожиданностей. Заказывает меньше, чем может сыграть. Посмотришь на него — а он и по жизни звезд с неба не хватает. Тот случай, когда говорят: «Кто не рискует, тот не пьет шампанского». Кто-то верит в свою удачу и лезет на рожон. Надеется на удачный расклад, надеется, что его не «словят» на инфарктном мизере. Верит, что в прикупе будет нужная карта. Он — король стола. Он играет больше всех. Но у него самая высокая горка. И его со всех сторон обложили вистами. И не так уж ему сладко, как он силится преподнести. И его сегодняшнего выигрыша едва хватит, чтоб покрыть прошлые долги.

Вот именно за это и любят преферанс. В нем — все, как в жизни. Опыт и самообладание дадут фору слепому везению. Хорошему игроку все равно, какие карты у него на руках. Даже при крайнем невезении он останется в нулях или проиграет мало. А плохому игроку никакой фарт не поможет. Достаточно одного «паровоза» на мизере, чтобы свести на нет все прошлые улыбки фортуны. Очень многие сдружились благодаря преферансу, имеют уже многие годы деловые и дружеские отношения. Практически никогда эти альянсы не распадаются из-за ерунды. Преферанс как лакмусовая бумажка, проявляет все качества человека, ведь в преферанс играют не только хорошие люди, играют всякие, но, если в тебе есть червоточина, это хорошо видно во время игры. Преферанс тем и хорош, что в нем, как в увеличительном стекле, проявляются все качества человека, как хорошие, так и плохие. Пример тому — Илья Ремизов.

— Как интересно! Вадим, научи меня играть, пожалуйста!

— Вика, — он рассмеялся, — это игра не для девочек, и дело вовсе не в вопросе дискриминации полов. Ну просто так принято, так сложилось в полуторавековой истории преферанса в России.

— Вадим, ну пожалуйста! — взмолилась она, взяв его за руки. — Мне очень интересно.

Он взглянул на часы, висевшие на стене, и, осторожно освободив свои руки, сказал, не глядя на нее:

— Вика, извини, но уже поздно, и я хочу спать. Давай все отложим до завтра.

— Это ты меня прости, я совсем забыла, что ты сегодня почти не спал.

Он поднялся и, пожелав ей спокойной ночи, ушел к себе. Вика огляделась вокруг себя и, довольная наведенным порядком, решила принять душ. Нежась под горячими струями воды, она физически ощущала, как вокруг нее сгущается пустота. Его не было рядом каких-то десять-пятнадцать минут, а на душе стало пусто и одиноко. Она вошла в свою комнату, надела купленную сегодня красивую шелковую пижамку и села на постель. Неожиданно ход ее мыслей был нарушен посторонними звуками. Совсем рядом раздались звуки, напоминающие тихое постукивание. Вика подобрала ноги под себя. Звуки вскоре повторились. Тихие, размеренные, они ни с чем не ассоциировались у нее. Ей стало не по себе. Виктория соскочила с кровати и, выскочив в пижаме из комнаты, громко крикнула:

— Вадим! Вадим!

— Что случилось? — Она увидела, как Готовский быстро спускается по лестнице.

Он был в шортах и с голым торсом, загорелый и безумно красивый.

— Что такое? — еще раз с беспокойством в голосе спросил он Вику.

— Вадим, мне кажется, там кто-то есть! — волнуясь, сказала она, показывая рукой в сторону комнаты.

— Где? — улыбаясь, спросил он.

— Там, в спальне. Я слышала неизвестные и какие-то странные звуки, — она нервно сглотнула.

По его улыбающемуся лицу и насмешливому взгляду она поняла, что он ей не поверил и, более того, считает, что она придумала повод, чтобы вызвать его. От этих мыслей ее бросило в жар и щеки покрылись густым румянцем. Она решила доказать ему, что он ошибается.

— И знаешь, они совершенно ни на что не похожи. — Она вошла в комнату первая — он вслед за ней. — Только тихо! — она прижала палец к губам.

— Тебе очень идет эта пижама, — оглядываясь на нее, сказал он, и тут услышал тихое постукивание по ламинату.

Он присел на корточки возле кровати и заглянул под нее, стараясь что-то там разглядеть.

— Вадим, осторожно, вдруг там что-то такое, страшное? — Она подошла к нему поближе и осторожно коснулась его плеча.

— Вот кто тебя так пугал! — Он достал из-под кровати довольно большую черепаху и засмеялся. — Пацаны до отъезда выпустили ее погулять и потом потеряли ее, а искать было лень. — Пойдем, покажу тебе, где она живет.

Они поднялись на второй этаж и зашли в комнату младшего сына. Здесь и стояла на тумбочке клетка для черепахи. Вадим поместил ее на место, и она зашуршала древесными опилками. Они несколько минут смотрели на нее с интересом.

— Какая красивая. Ой, посмотри на ее глазки, какие интересные, кругленькие, — Вика коротко вздохнула и подняла глаза на Вадима.

Он стоял и откровенно рассматривал ее любующимся взглядом. Его глаза потемнели от желания. Виктория смотрела на него и не могла отвести от него глаз. От него исходили такие энергетические волны, которые будоражили Вику, не давая ей сосредоточиться на чем-то определенном. Они молчали, глядя друг на друга.

— Пойдем, провожу тебя, теперь, надеюсь, тебе будет не страшно? — севшим от волнения голосом проговорил он, взяв ее за руку, и они начали вместе спускаться по лестнице. От его прикосновения по ее телу прошла легкая, пьянящая дрожь. Дойдя до комнаты, Вика удержала его руку, сказав только:

— Не уходи! Останься со мной!

— Вика, ты не пожалеешь об этом? — он смотрел на нее горящим взглядом, а его губы пересохли от волнения и едва двигались. — У наших отношений не может быть будущего, я не брошу семью. Не потому, что мне в ней так кайфово, а из-за чувства долга. Я говорю тебе все это потому, что ты не такая, как все. Ты особенная. Ты достойна лучшего будущего. Я безумно хочу тебя, но… Я не хочу тебе портить жизнь, хотя мне этого очень хочется.

— Я понимаю. И все-таки не уходи, — тихо прошептала она пересохшими губами, задыхаясь от нахлынувших чувств.

Она шагнула к нему, и он, схватив ее за плечи, с силой притянул к себе, отчего по ее телу вновь прошла знакомая дрожь. Он подхватил ее на руки и, прижимая к себе, понес на кровать. Ее руки нежно обвивали его шею, он чувствовал ее легкое дыхание на своей щеке, и от эмоций, мгновенно захлестнувших его, сразу нечем стало дышать. Их губы встретились, и в этот самый момент мир перестал существовать для нее.

А дальше они оба уже плохо помнили то, что происходило потом. Его поцелуи сводили ее с ума. Он ничего не чувствовал сейчас кроме ее нежных объятий и ласковых губ. Они рухнули на постель, продолжая дарить друг другу всю нерастраченную нежность и ласку, которую оба так долго хранили в себе, казалось, специально приберегая для этой единственной и самой важной встречи. Она испытала безумное удовольствие от того, что чувствовала его внутри себя, и, повинуясь инстинкту, двинулась ему навстречу. Ничего не ощущая уже, кроме влажной и такой зовущей теплоты внутри нее, устремляясь снова и снова в ее глубину, он мгновенно вылетает за грань времени и пространства. Он вознесся на пик немыслимого блаженства, огласив комнату громкими стонами. Она чувствовала, как мышечные спазмы скручивают все ее внутренности, и, выкрикнув его имя, вслед за ним взрывается ярким оргазмом. Они долго лежат рядом, прижавшись друг к другу, оглушенные близостью, призрачным счастьем, не имея сил даже на то, чтобы пошевелиться. Постепенно к ним возвращалось осознание реальности, восстанавливалось сбившееся дыхание, но они по-прежнему продолжали лежать, крепко сжимая друг друга в объятиях. Только спустя время они начали дарить друг другу нежные короткие поцелуи и ласковые прикосновения.

— Скажи, что это сейчас такое было? — шепотом спросил он, нежно гладя ее по слегка влажным волосам и целуя ее лицо, шею, плечи.

— Не знаю! Вадим! Мне так хорошо с тобой, — призналась Вика, возвращая ему поцелуй.

Она прижималась к нему, и ее руки скользили по его телу, продолжая ласкать его. Он нежился под ее ласковыми прикосновениями, замирая от удовольствия и ощущая себя на седьмом небе от счастья.

— Вадим, милый Вадим! Мне так хорошо еще никогда не было.

— Ты моя сладкая! — он целовал ее снова и снова. — Я серьезно, у тебя губы сладкие.

Он продолжал ее целовать, и этих поцелуев не было много, их хотелось еще и еще. Они нежно переговаривались, перемежая разговоры объятиями и поцелуями. Им столько еще хотелось сказать друг другу, тем более что оба понимали, как мало у них впереди осталось времени. У обоих появилось удивительное ощущение душевной близости, может, от того, что встретились две их родственные души? Вадим нежно погладил ее по щеке.

— Девочка моя, что ж ты мне встретилась-то так поздно! Господи! Все могло бы быть у нас совсем по-другому!

— Это нам только так кажется, что какие-то события в нашей жизни случаются в неподходящее для нас время! На самом деле все происходит строго в свое время. И мы с тобой тоже встретились в свое время! И хорошо, что вообще встретились! — Она нежно потерлась щекой о его плечо и поцеловала его. — Я где-то читала о родственных душах, которые находят друг друга тогда, когда наступает нужное время — даже если они находятся в разных мирах.

— Уверена, что мы с тобой родственные души? — он с легкой усмешкой посмотрел на нее.

— Думаю, что да. Родство душ можно почувствовать с первой секунды или не почувствовать никогда. Время знакомства для этого не имеет особого значения.

— Ты действительно так считаешь? — переспросил он, внимательно глядя на нее.

— Я в этом уверена, — почему-то шепотом сказала она. — И еще я знаю точно, что у каждого человека случаются такие встречи, которые переворачивают его душу.

— Но ты меня совсем не знаешь… — он тоже перешел на шепот, осторожно погладив ее по плечу, и его серые глаза наполнились грустью и нежностью.

— Я тебя мало знаю, но я тебя чувствую! Понимаешь? Я даже не знала, что такие мужчины бывают.

— Это какие еще такие? — ревниво поинтересовался он.

— Такие, как ты! Необыкновенные. Мне хорошо с тобой. Боже! Как же мне с тобой хорошо! — Она увидела, как его зрачки расширились.

Он был так близко. Мужчина, которого она едва знает, но который стал ей так дорог. Она гладила его по плечам и груди, ощущая под ладонями его гладкую кожу и крепкие мышцы, и ее сердце наполнялось нежностью к нему.

Он ласково провел рукой по овалу ее лица. Его глаза, излучавшие желание и нежность, были так близко. Она чувствовала тепло его тела. Вика осторожно взяла его руку и поцеловала его ладонь, а затем поцеловала каждый его палец. Она почувствовала, как он весь напрягся, потому что и сам не знал до Виктории, где у него находится самая чувствительная эрогенная зона. Он мгновенно сжал ее в своих объятиях, жадно целуя ее мягкие, податливые губы. Волна страсти захватила обоих и накрыла их с головой. От его поцелуев кружилась голова и где-то там, в самом низу живота, снова начали порхать бабочки, и ей опять безумно захотелось, чтобы все повторилось. Немедленно, прямо сейчас. Как хорошо, что он это понял без слов. Он чувствовал ее каждой клеточкой своего тела. Вадим дождался ее, чтобы «улететь» вместе с ней. Он услышал ее крик, вторил ей сам и совершенно обессиленный рухнул на нее. Волна блаженства затопила обоих. Виктории приятно было чувствовать на себе весь вес его тела. Позже, переворачиваясь вместе с ней на бок, он крепко прижал ее к себе, утыкаясь носом ей в шею. Они долго лежали на смятых простынях, обессиленные и счастливые. Оба чувствовали непреодолимую потребность в ласковых прикосновениях и поцелуях, которыми продолжали осыпать друг друга. Поход в душ не занял у обоих много времени. Он нежно прижал девушку к себе и почти сразу уснул крепким, спокойным сном, едва успев ей прошептать что-то бессвязно ласковое. Ничего не поделаешь — усталость после бессонной ночи накануне взяла свое. Вика лежала у него на груди и думала, продолжая нежно поглаживать его: «Чудес не бывает, это всем известно. Все, что произошло сегодня, как сон. Ведь почему-то всегда сбываются только плохие сны, а хорошие так и остаются светлым пятном в грустных воспоминаниях, не более. То, что сейчас происходило, было слишком чудесным, чтобы быть правдой, слишком невозможным, слишком неправдоподобным. Слишком сказочным. Как в плохом кино. Хотя вся наша жизнь похожа на плохое кино, которое никому не интересно. А вот когда кино на жизнь совсем не похоже, тогда его называют хорошим. Потому что потом можно помечтать и пофантазировать. Но ей мечтать не придется. Человек, в которого она влюбилась как дура, с первого взгляда, женат, у него семья и двое замечательных сыновей. Она не заметила, как уснула, ей казалось, она просто закрыла глаза на секундочку. Утром их настойчиво пытался разбудить звонок сотового телефона Вадима, но две попытки были безуспешными. Только на третий раз Вика услышала мелодию звонка и пошла за телефоном в гостиную. Звонила жена Готовского. Девушка попыталась разбудить Вадима, нежно целуя его то в щеку, то в шею, то в подбородок, но едва успела коснуться его губ, как он улыбнулся и схватил ее, сжимая в объятиях. Все это время телефон продолжал звонить не умолкая. Наконец Готовский ответил чуть охрипшим со сна голосом:

— Да, слушаю!

— Привет! Спишь? До тебя не дозвониться.

— Привет! — Он притянул Вику за руку к себе, едва только она попыталась встать, чтобы выйти из комнаты, не желая слушать разговор супругов.

Он удержал ее и нежно коснулся губами ее виска.

— Мы уже вернулись из Турции, сейчас в Белгороде. Мальчишки ходили вчера к твоим.

— Как там родители? Все нормально?

— Я не спрашивала, если мальчишки ничего не сказали, значит, нормально. Пополни мою карту, а то деньги кончаются. Я купила себе кое-какие украшения в Турции, очень дорогие, кстати, поэтому денег не хватило.

— Ладно, пополню. Как парни?

— Да все нормально. Загорели, наплавались. Мог бы и позвонить.

— Не мог. Был занят.

— Догадываюсь чем! Давай, пока!

Он выключил телефон и пару минут лежал не двигаясь, с плотно сжатыми губами. Потом тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и повернулся к Виктории:

— О чем задумалась?

— Вадим! А если бы ты был женат на мне, ты со мной так же бы разговаривал? — Она села на постели, прикрыв грудь простыней.

— Ты о чем?

— Вы даже не назвали друг друга по имени. — Она прижалась лбом к его плечу.

— Нет. С тобой мы бы так не разговаривали, ты совсем другая. Ты удивительная! — Его руки гладили ее по спине и плечам. — А моя жена… Просто у моей жены такой характер. Она очень прагматичный и рациональный человек. Никаких романтических «сюси-пуси» в отношениях она не приемлет. Если случаются малейшие разногласия, то она замыкается и месяц, а то и больше со мной не разговаривает. — Он замолчал, продолжая гладить Викторию по волосам, и в его глазах разливалась нежность.

— Даже не знаю, что сказать тебе на это. Если пользоваться медицинскими терминами, то это проявление одного из симптомов астенической психопатии.

— Проявление чего? — удивился он.

— Не пугайся. Это психопатия характера, которая относится к группе болезней пограничной психиатрии, — улыбнулась Виктория.

— Я и забыл! Ты же доктор! — ухмыльнулся он в ответ.

— Мне жаль, что тебе бывает временами так плохо.

— Перестань, я привык, — сказал он, поглаживая ее по плечу. — Просто я стараюсь быть поменьше дома. Все нормально. — Он погладил ее по волосам, опустил в них лицо и шумно вдохнул их аромат.

Гладя ее нежно по спине, он сказал:

— Я тебя по запаху среди тысячи женщин узнаю. А волосы твои как пахнут! — Он снова опустил свое лицо в ее волосы. — Удивительный аромат! Мне вообще удивительно спокойно с тобой. Когда ты рядом, в душе воцаряется покой и умиротворение. Совершенно незнакомые, но такие классные ощущения.

— Мне тоже. Спокойно и уютно, — ответила Виктория.

— С чего бы это? Ты можешь сказать?

— Не-а! — Вика запустила свои тонкие пальцы в его волосы и увидела, как он блаженно закрыл глаза. — Как ты спал?

— Замечательно! — не сразу сказал он, не в силах разлепить веки. — Мне снились какие-то хорошие сны, — прошептал он мечтательно. — Правда, я их совсем не помню, — улыбнулся он. — Я так хорошо и спокойно давно не спал. Ночью проснулся, ты на груди у меня так тихо дышишь, так стало приятно и хорошо на душе.

Неожиданно зазвонил телефон Виктории. Она ответила сразу:

— Здравствуй, Илья! Хорошо, что ты позвонил. Я ждала твоего звонка.

— Вика, привет! Как ты?

— Все хорошо!

— Скажи, ты ведь меня простила, правда? Ну скажи, простила? — настойчиво продолжал допытываться Ремизов.

— Да что ты, конечно, простила! Я вот о чем думала все это время. Как хорошо, что ты сел играть, а еще лучше то, что ты проиграл в преферанс! — Готовский сел на постели, удивленно глядя на Викторию. В сердце ворохнулась ревность и обида на то, с каким воодушевлением Вика разговаривала с парнем. — Если бы не ты… В общем, я бы тогда никогда не встретила самого главного человека в моей жизни. А теперь… — она задумалась на секунду и решительно сказала: — Я благодарю Бога и тебя за то, что все случилось именно так.

— Ты о ком сейчас говоришь?

— Я говорю о Готовском. Он великолепный мужчина, мне с ним безумно хорошо. Илья, я очень тебе благодарна за эту встречу. Я все тебе сейчас сказала, что хотела. Пожалуйста, Илья, удали мой номер из своего списка и не звони мне больше никогда.

— Вика, Вика, подожди! Я все узнал про него. Мне рассказали такое про него… Ты себе и представить не можешь! Будь с ним осторожна.

— Да что ты? Меня очень тронула твоя забота.

— Не издевайся надо мной. Лучше прими к сведению… Вика, он женат, у него была куча баб, он никогда на тебе не женится, он тебя бросит, Вика, а я…

— Я знаю, что он на мне не женится. Представляешь, мне до слез обидно сознавать это. Я так переживаю по этому поводу. Хотя это уже не важно. Важно то, что я знаю, что он есть. И мы живем с ним в одном городе, ходим с ним по одним и тем же улицам, ездим по одним дорогам…

Она выключила телефон и кинула его на пол, где он мягко стукнулся о ковер:

— Теперь все! Я свободна! Меня больше ничего не мучает.

Он привлек ее к себе на колени и тихо спросил:

— Вика! Ты все это сказала ему назло? Или ты действительно так думаешь?

— Я действительно так думаю и чувствую, но покой твоей семьи я никогда не нарушу. Просто хочу, пока есть возможность, немного побыть счастливой. С тобой! Давай побудем вместе всю неделю, невзирая на то, что я с Ремизовым рассталась, а? Ведь у твоей жены ничего не убудет, она даже не узнает ничего. — Она видела глаза Вадима, в которых бушевали самые разные чувства. Он так сильно сжал ее в объятиях, что ей стало больно, но она вытерпела.

— Я такой ласковой и нежной женщины еще не встречал, — продолжая прижимать ее к себе и гладить по волосам, тихо сказал Готовский. — Знаешь, я в тот вечер еще сомневался, ехать на игру или нет? Помнишь, какая погода была? Дождь лил целые сутки. А потом что-то толкнуло в сердце, нужно ехать. Сейчас как подумаю, что, если бы я не поехал? Мы бы никогда с тобой не встретились. Даже страшно становится.

— Вадим, вот поэтому давай и будем радоваться каждому дню, который нам с тобой отпущен.

— Согласен! Ты не забыла? Мы сегодня идем в ресторан. А пока пойдем перекусим чего-нибудь, иначе я умру от голода.

Они сидели за накрытым столом, с большим аппетитом ели и разговаривали, подтверждая старую истину, гласившую о том, что любовь вызывает чувство голода и комфорта.

— Мы с тобой сейчас правильно питаемся: употребляем в пищу так необходимые нам афродизиаки, то есть пищу, богатую белком.

— Ладно, посмотрим, поможет ли нам восстановить затраченную энергию эта пища влюбленных, — поддержал ее Вадим и довольно ухмыльнулся.

— Вадим, тебе сварить кофе? — Она обняла его за плечи, наклонилась и поцеловала его в шею, вдыхая в себя ставший таким родным запах его кожи.

— Конечно, у тебя это здорово получается, — похвалил он Вику.

Он взял телефон и позвонил в ресторан «Фрегат», уточняя заказ на вечер.

— Столик заказан на восемь вечера, — сообщил он Вике.

— На восемь так на восемь. Еще рано, то есть до вечера еще далеко, у нас с тобой уйма времени, — сказала Вика.

— Тебе еще потребуется немало времени для макияжа и одевания, — терпеливо пояснил ей Готовский.

— Вадим, не беспокойся! Мне его не так уж много потребуется, вот увидишь. Я приведу себя в порядок максимум за час. Это же нормально?

— Ну, девушка! — восхищенно произнес он. — Ладно, хорошо, проверим.

— Вот интересно: все мужчины не умеют ждать. Почему?

— У тебя такой большой опыт?

Вика смотрела на него широко открытыми глазами. На щеках от смущения заиграл яркий румянец.

— Нет. Практически никакого опыта нет, — твердо сказала она. — Но муж моей подруги и разговоры коллег на работе…

— Прости. Я, кажется, сказал бестактность. Меня не интересует твое прошлое. Меня интересует твое «сейчас» и твое «завтра». А за него я спокоен. Сейчас пятнадцать часов пятнадцать минут.

Они смотрели друг на друга и продолжали говорить молча, вполне понимая все и без слов. Виктория положила ему руки на плечи и тихо попросила:

— Вадик, давай поиграем. Ты мне обещал вчера.

— Поиграть сегодня вряд ли получится, — он поцеловал ее в носик, — потому что придется долго учиться. Хорошо! Садись быстро за стол.

Виктория послушно уселась за стол. Вадим принес колоду карт.

— Может, лучше в «дурака» поиграем? — с надеждой спросил он.

— Нет! Ты обещал показать, как играют в преферанс.

— О, Господи! Ну скажи мне, зачем тебе преферанс? Слушай сюда, упрямая девчонка! Сейчас я познакомлю тебя с несколькими прописными истинами, которые нужно тебе уяснить и запомнить, послушай их.

Главное в преферансе не тактика, не стратегия, не воля, главное — психология.

Заказывая игру, считай, сколько отдашь, а не сколько возьмешь.

Класс игрока определяет гора.

Главное не выиграть и даже не получить, главное — унести.

Вистуй без жадности, не перебивай взятки партнера.

Взяток нет — не вистуй. Второй вист на восьмерной ответчик.

А сейчас анекдот: «Человек в сберкассе снимает все деньги, очень большую сумму. Кассир интересуется:

— Купили что-нибудь?

— Купил, еще как купил!

— Дачу?

— Нет.

— Машину?

— Нет.

— А что же тогда?

— Два туза на мизере!»

Он смотрел на внимательные глаза Вики, ожидая, когда она засмеется, но вместо этого он услышал вопрос:

— Вадим, а что такое мизер?

— Я тебе неправильный анекдот рассказал, извини. Теперь еще придется объяснять тебе, в каком месте нужно смеяться. — Он посмотрел на нее с улыбкой. — Мизер, солнышко, это контракт, в котором заказавший его обязуется не взять ни одной взятки. В основном бывает мизер кабальный. Его возможно заказать только в том случае, если игрок не делал других заявок в процессе торговли. Если один игрок заказал мизер, перебить его назначение может только девятерная игра. Объявивший мизер игрок открывает обе карты прикупа на всеобщее обозрение. Потом прикуп берется в руку, вот так, — показал Вадим, — откуда сносятся две любые карты. Пусть — эти! Снос никому не показывается. Если ход принадлежит разыгрывающему, то он должен сделать его до того, как противники откроют карты. Если первый ход принадлежит вистующим, то они открывают карты до первого хода. Козырей на мизере не существует. Старшинство карт сохраняется, как в обычной игре. На ход в масть обязательно нужно давать в масть, ход принадлежит игроку, взявшему последнюю взятку. Понятно? — Он прекрасно видел, что ей ничего не понятно, но тем не менее продолжил терпеливо объяснять.

— Игрок может пригласить сдающего (сидящего на прикупе и не участвующего в игре) играть с ним мизер пополам, при условии, что последний не видел карт других игроков. В этом случае он передает прикупщику свои карты и говорит: «Приглашаю». Прикупщик же должен лаконично согласиться или отказаться.

— Так все церемонно, «Приглашаю», — повторила, удивляясь, Вика.

— В преферансе не принято разговаривать за игорным столом. Реплики произносятся по необходимости. Никакого шума. Все чинно, благородно, — он улыбнулся. — Только Ремизов бучу поднял. Может, с возрастом поумнеет? Люди ведь меняются иногда, в зависимости от обстоятельств.

— Вряд ли. Вполне естественно, что с возрастом резко обостряются черты человеческого лица, а вместе с этим процессом также обостряются и черты человеческой души, и его характера. Человек, добрый от природы, становится к старости еще добрее и мягче, злой от природы — еще злее, завистливый станет завидовать еще больше. Все заложенное в людях от рождения с генами к старости проявляется еще сильнее. Ведь что происходит с людьми в процессе жизни? Любому человеку свойственно стремиться произвести на окружающих его людей хорошее впечатление. Ведь так? — Она посмотрела пытливо на Готовского. — Кто-то строит карьеру, кто-то пытается соблазнить или увлечь понравившуюся ему женщину или хочет добиться успеха — не важно в чем, и для этого он подстраивается, скрывает от всех свои неблаговидные черты, постоянно притворяется. В старости же эта необходимость исчезает, и вся привнесенная шелуха облетает за ненужностью, оставляя только то, что заложено в нем было первоначально. Поэтому в человеческой жизни наблюдается не так уж много метаморфоз, и рассчитывать на них совсем не стоит. Злой от рождения не станет добрым, добрый не станет злым, честный не станет лгуном, а лгун не перестанет обманывать. Человек редко меняется, а если и меняется, то только для того, чтобы что-то получить или чего-то добиться, а потом опять становится прежним, таким, каким был всегда. Хотя Лев Толстой считал по-другому. Он говорил: «Одно из самых обычных заблуждений состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными. Человек течет, и в нем есть все возможности: был глуп, стал умен, был зол, стал добр, и наоборот. В этом величие человека. И от этого нельзя судить человека. Какого? Ты осудил, а он уже другой. Нельзя и сказать: не люблю. Ты сказал, а оно другое».

— И Толстой говорит о том же. Человек склонен к переменам в зависимости от жизненных обстоятельств и окружения. Другой вопрос, что эти изменения не могут стать окончательными. Что же получается? Ты хочешь сказать этим, что воспитывать не имеет смысла, раз все зависит только от генов, и все свои «косяки», допущенные в процессе воспитания, можно со всей безответственностью повесить на них? — уточнил, улыбаясь, Вадим.

— Ну почему же! Воспитывать, безусловно, нужно. Вырабатывать рефлексы, как условные, так и безусловные у детей тоже необходимо, — рассмеялась Виктория, заметив, что Вадим снова посмотрел на свои часы.

— Ну что, дорогая, давай заканчивать диспут? Нужно немного отдохнуть. Я пока сделаю пару звонков, а ты начинай одеваться.

— Вадим, а ты мне ничего еще не сказал про взятки в преферансе. Это что такое?

— Вика, ты одевайся, время идет. Потом расскажу.

— А ты пока говори, я буду тебя слушать и одеваться.

— Нет, преферансу на ходу не учатся. Хочешь, садись и слушай.

— Очень хочу, мне интересно. — Она живо уселась рядом и уставилась на него своими огромными глазищами, в которых светилось ничем неприкрытое обожание.

— Так вот! — начал Вадим закуривая. — Взятка лежит в основе игры в преферанс. Она представляет собой совокупность карт, выложенных на стол каждым из партнеров за один круг игры. Правила игры определяют, кому принадлежит взятка и как ведется учет всех набранных взяток. Первая карта, выложенная на стол с целью образовать взятку, называется ходом. Ход различают по масти первой карты, например, ход в пику или ход по трефам. На ход в масть каждый игрок обязан класть карту той же масти. Если карт той же масти нет, игрок обязан бить козырем. И если только у него нет ни масти хода, ни козырей, он может положить любую карту. — Вадим смотрел на широко открытые внимательные девичьи глаза, в которых была нежность, заставившая его сердце биться сильнее. Он продолжил, улыбнувшись. — Игроки в установленной очередности кладут на стол по карте, и старшая карта масти хода, или козырь (а при наличии нескольких козырей — старший из них), берет все карты, то есть взятку. Во всех видах преферанса задача участников сводится к тому, чтобы брать взятки или не брать их совсем. — Так, солнце мое, начинай одеваться. Время. — Он выразительно постучал пальцем по часам.

— Хорошо, поняла. Я постараюсь все сделать быстро. Не хмурься! Тебе это совсем не идет! — она нежно обняла его за шею и поцеловала.

«Господи, какая же она ласковая,» — подумал он, и сердце его вновь дрогнуло и забилось сильнее.

Виктория ушла в душ, потом занялась макияжем и только после этого начала одеваться. Она еще стояла перед зеркалом в одних трусиках, когда вошел Вадим.

— Ой! Вадим! — От неожиданности она широко раскрыла глаза и прикрыла обнаженную грудь руками.

— Вика! Ты что, стесняешься меня? Скажи, чего я еще не видел? — Он подошел к ней и обнял ее, целуя в губы. — И перестань смущаться, — ласково пробормотал он, встретившись в зеркале своим взглядом с взглядом ее широко распахнутых глаз, и добавил: — Ты очень красивая! К тому же ты теперь только моя. — Вадим поднял вверх ее волосы и уткнулся носом ей в шею.

— Твоя, — повторила, как эхо, Виктория, счастливо улыбаясь и прижимаясь к нему спиной.

— Не отвлекайся! — прошептал он, отстраняясь от нее.

Он протянул ей футляр, который раскрыл перед ней. В нем находились серьги, кольцо и подвеска. Бриллианты в них были высокой чистоты и сверкали, переливаясь в электрическом свете сине-красно-зелеными лучами.

— Вадим, я это не надену, — решительно произнесла девушка, обматываясь полотенцем. — Я не люблю пользоваться чужими вещами. Ну просто для меня это неприемлемо. Извини! — Она виновато посмотрела на него. — Не могу!

— Вика! Эти украшения не принадлежат моей жене. Я купил их недавно. Купил для того, чтобы вложить деньги. Надевай!

— А если я их потеряю, что тогда? — спросила она осторожно, вопросительно глядя на него.

— Да и бог с ними. Давай помогу. — Он помог застегнуть цепочку на ее шее и поправил подвеску. Взяв серьги, Вика вдела их в свои аккуратные ушки и посмотрела с любопытством на себя в зеркало. Зазвонил телефон, и Вадим вышел.

Он стоял спиной к двери, потом обернулся, повинуясь какому-то внутреннему призыву. Виктория стояла на пороге комнаты, держа в руках меховую накидку, сверкая бриллиантами и безупречной кожей обнаженного декольте, переливаясь шелком вечернего платья. Готовский смотрел на нее восхищенно и молчал, только спустя минуту обрел дар речи:

— Господи! Какая красота!

— Ты о бриллиантах? — спросила она, поочередно трогая руками серьги и подвеску.

— Что? При чем здесь бриллианты? — тряхнув головой, спросил он. — Я о тебе говорю. Ты безумно красивая.

— Слава Богу, тебе понравилось, — облегченно выдохнув, улыбнулась Виктория.

— Ну что, поехали? Такси уже ждет. — Он обнял ее за талию, и они вышли из дома.

Ресторан находился через дорогу от городской площади, где расположились городская и районная администрации, то есть в самом центре города. Интерьер ресторана, подтверждая свое название, был выполнен в морском стиле с использованием специальной корабельной атрибутики. Уютный небольшой зал. Хорошая кухня. Живая музыка, при которой можно разговаривать и слышать друг друга.

— Тебе нравится здесь? — спросил Вадим девушку.

— Мне больше нравится то, что со мной рядом ты. Остальное уже имеет гораздо меньшее значение, — улыбнулась она ему.

Они танцевали, разговаривали. Обоих тяготило то, что невозможно было вести себя так, как им бы того хотелось. А хотелось обнимать и целовать друг друга. Промучившись два с лишним часа, Виктория попросила:

— Может, поедем домой? — сказала она и заметила, с какой радостью он поспешил согласиться с ней.

— Конечно! — он подозвал официанта и, оплатив счет, оставил щедрые чаевые. — Пойдем, — Вадим протянул Вике руку и повел ее к выходу, замечая, как их провожали взглядами.

— Все мужики мне завидуют, — сказал он, довольно ухмыляясь при этом.

— Да это мне все представительницы женского пола завидуют, думая про себя: «Какого красавца оторвала», — заявила Вика, и они дружно расхохотались.

— Вадим! Мы столько времени с тобой потеряли с этим рестораном! А почему ты сегодня почти совсем ничего не пил? — удивилась она.

— Сегодня у нас с тобой еще дела! Не хочу портить вечер, — улыбаясь сказал он.

— Какие дела? — заглядывая ему в лицо, спросила Вика.

— Те, которые у нас лучше всего получаются, — целуя ее в губы и счастливо улыбаясь, сообщил он.

— Мы с тобой даже знакомых никого не встретили в ресторане, надо же, — удивилась Виктория.

— Добрый вечер, Виктория Николаевна. А мы с женой все смотрели на вас в ресторане, но вы так и не обернулись к нам, — раздалось у нее прямо над ухом.

— Здравствуйте! Я вас не заметила, извините, — растерянно проговорила Вика. Знакомая ей пара внимательно разглядывали спутника Виктории. Вадим поздоровался с ними. Подъехала заказанная машина, которую они ждали, стоя на крыльце.

— Виктория Николаевна, вы на такси? А за нами должен родственник заехать, — сообщили они.

— До свидания! — попрощалась с ними Виктория, садясь в машину вместе со своим спутником.

— Ну вот, а ты переживала, что никого не встретила, — пошутил Вадим. — Кто они? Твои знакомые?

— Семейная чета Красковых. Он работает анестезиологом, а она операционная сестра в нашем отделении, — без энтузиазма сообщила Виктория, прижавшись к его плечу.

— Ты что, расстроилась? Не думай о них, — он погладил ее по руке и поднес ее к губам.

— Ты ее просто не знаешь, — тихо сказала она.

— Не бойся никого. Я с тобой.

Они вошли в дом и обнялись.

— Я соскучился по тебе, — признался Готовский, нежно целуя девушку.

Его руки скользили по ее телу, которое моментально откликалось на его откровенные ласки. Они начали раздеваться еще в холле, активно помогая друг другу. Не прерывая поцелуев, они переместились в спальню и благополучно добрались до кровати.

— Вадим, милый! — задыхаясь, проговорила она. — Я так хочу тебя. Я весь вечер в ресторане только об этом думала, — шептала она, продолжая обнимать его и отвечать на его поцелуи. — Хороший мой! — у нее больше не было сил говорить.

Она видела его бездонные потемневшие глаза, и его губы снова крепко прижались к ее губам, заставляя ее забыть обо всем на свете. Она внезапно почувствовала его внутри себя.

— Вадим, милый, пожалуйста, не останавливайся!

Ничего больше не существовало вокруг них, они снова были одни во всей вселенной. Наконец, настал тот вожделенный миг, к которому они оба так стремились, и комната огласилась их громкими стонами. Они продолжали сжимать друг друга в объятиях. По их уставшим телам растекалось сказочное блаженство, а души их сейчас наполнял покой и умиротворение.

— Вадим! Ты великолепный мужчина. — Она ласково гладила его плечи и твердые мускулы на его груди. — Хотя я тебе это уже говорила, — пересохшими губами прошептала Вика и поцеловала его грудь, а потом шею.

— Мне это очень приятно. Приятно «улетать» вместе с тобой. Я старался, чтобы у нас все получилось, хотя раньше ничего подобного никогда не делал по причине элементарного мужского эгоизма, — улыбаясь, сообщил он Вике, ласково поглаживая ее по спине.

— Значит, у тебя были на это свои причины. — Нежась под его ласковыми прикосновениями, тихо произнесла Виктория.

— Наверное! И все же ты удивительная женщина, под любые мои слова и поступки ты всегда стараешься подвести подходящую мотивацию, — удивленно промолвил Вадим, поглаживая ее, — я такую, как ты, встречаю впервые.

— Просто я тебя не только чувствую, я тебя понимаю, и ты мне очень нравишься.

— Я так хочу узнать тебя получше.

— Вадим Юрьевич! Вас мои анкетные данные интересуют?

— Интересуют, еще как интересуют, — он обнял ее и прижал к своей груди.

— Ты уже и так обо мне почти все знаешь.

— Почти! Я даже могу представить себе ваш дом в Краснодаре на улице Северной. Я правильно запомнил? — с улыбкой произнес он.

— Правильно, — согласилась она.

— Ну, про твоего старшего брата я тоже все помню. — Он сложил руки над головой. — Ты о нем много говорила. Такое ощущение, что он главный человек в твоей жизни.

— Не совсем. Но его очень любят родители и очень гордятся им.

— Правда? Что же он такого замечательного сделал? Открыл новое лекарство? Совершил подвиг? Кого-то спас? — скептически улыбнулся Готовский.

— Ну, нет! — засмеялась Вика. — Но он довольно удачно женился, — похвалила она брата.

— М-м. На это много ума надо! — пошутил Готовский. — А красавицей дочкой они не гордятся? Ты вон медицинскую академию имени И. М. Сеченова в Москве окончила. И факультет выбрала не хилый — «Лечебное дело». И ординатуру прошла там же, по специальности «общая хирургия». Да, кстати, а как ты в Сургут попала?

— Это все Лиза. Мы с ней в Москве еще подружились. Я тогда подрабатывала на станции скорой помощи и приехала к ним в общежитие на вызов. Девчонке одной плохо было. Познакомились. Подружились. Потом она вышла замуж за своего Диму и уехала за ним сюда, в Сургут. Он окончил в Москве институт нефти и газа имени Губкина, и его взяли на работу в «Сургутнефтегаз». Сейчас он заместитель начальника цеха добычи в НГДУ на Федоровке. Вот Лиза меня и уговорила приехать сюда: сначала к ним в гости, а потом и на работу. Я согласилась и приехала. Мне очень понравился сам город. Я в него влюбилась. Чистый, зеленый, красивый, ухоженный. Нравится то, что нет темных улиц и дворов, везде свет. Дороги здесь — мечта для всех автомобилистов. Обь нравится, тайга нравится. Мороз зимой тоже нравится. А еще здесь люди другие. Попадая в этот город, все стараются быть лучше, во всяком случае, мне так кажется. Наверное, в Сургуте аура такая. А еще я влюбилась в белые ночи. Но самое главное теперь это то, что в этом городе живешь ты. И вот без всех этих перечисленных чудес жизнь в другом месте для меня стала невозможной. Приехала сюда после московской клиники и устроилась на работу, сначала некоторое время жила у Ларионовых, а потом ушла в общежитие.

— У них большая квартира? — поинтересовался Готовский.

— Тогда они снимали двухкомнатную квартиру, а теперь купили трехкомнатную по ипотечному кредитованию. А что?

— Так, ничего!

— Готовский! Вот о чем ты подумал, а? — возмутилась девушка, опрокидывая его на спину.

— Да ни о чем таком я не подумал! — смеясь, ответил он, шутя отбиваясь от девушки. — Я же понимаю, подруга жены это святое.

— Да-да, особенно для тебя! — укоризненно произнесла Вика.

— Ты на что намекаешь? — он шутливо накинулся на нее, схватил ее и крепко сжал в объятиях, целуя ее нежно и бережно.

— Вадим, ты меня задушишь, — пыталась, беззаботно смеясь, освободиться от его сильных объятий Виктория.

— Задушу! И больше никому не достанешься, — согласился со смехом Вадим. — Слушай, время уже два часа ночи, а завтра в шесть утра подъем. Быстро спать.

Они улеглись спать счастливые, тесно прижавшись друг к другу. Сон сморил их быстро. Но даже во сне они не размыкали своих нежных объятий.