Опекун

Наталья Федоровна Озерская, 2018

Молодой преуспевающий бизнесмен Вадим Вяземский, проезжая по Литейному мосту, замечает девочку, которая прыгает в воду. Он, не раздумывая, бросается вслед за ней. Позднее, навещая спасенного подростка в больнице, Вадим решает стать ее опекуном. Этот отважный поступок изменит траектории жизни сразу нескольких людей…

Глава 2

Шли дни, сменяя друг друга. Алена жила в доме Вяземского уже два с половиной месяца. Поначалу девочка относилась к нему настороженно, но со временем успокоилась. Он много работал, часто проводил вечера с Жанной, но большую часть времени все-таки уделял Алене. Он окружил ее заботой и вниманием. Общаясь с девочкой, не забывал интересоваться ее школьными делами. У них бывали совместные походы в кино и кафе. Он часто брал ее с собой в спортивный клуб, пытаясь заинтересовать ее занятиями на тренажерах, но Алена осталась к ним равнодушной. Вадим познакомил ее со всеми своими друзьями, которые почти все были старше его по возрасту, и у всех давно были семьи. С друзьями у Вадима иногда случались семейные посиделки, и Алена тоже теперь принимала в них участие.

Постепенно она стала привыкать к Вяземскому и к своему новому образу жизни. Никто теперь не кричал на нее, не одаривал тумаками, не унижал, и тем не менее она часто вспоминала свою прошлую жизнь. Ей не хватало общения с матерью. Не того грубого, оскорбительного, которое отдалило их друг от друга, а нормального, основанного на уважении и любви. Детская привязанность и потребность в женской фигуре рядом у Алены оставалась до сих пор, и тут уж ничего не поделаешь. Психологи утверждают, что преодолеть все это можно только при одном условии, что любовная связь матери и ребенка по какой-то причине вдруг распадется, но у Алены так не случилось. Связь с матерью распалась, а привязанность, вопреки законам психологии, осталась.

Однако ей помогло справиться с этой проблемой то обстоятельство, что в ее жизни появился достаточно активный, эмоциональный, открытый мужчина — Вадим Вяземский. Он неизменно проявлял по отношению к девочке такое дружелюбие, терпение, внимание, такт и заботу, что она постоянно пребывала в зоне эмоционального комфорта. Ее настороженность и недоверие уступили место крепкой дружеской привязанности. Их отношения хоть и стали более открытыми, но им еще только предстояло узнать друг друга. Жизнь Вяземского и Алены постепенно начала входить в свою колею. Им пришлось приложить немало усилий в начале совместной жизни, чтобы организовать и наладить по-новому свой быт, выяснить привычки друг друга, а когда проблемы, связанные с этим, сами собой разрешились, то обеспечили обоим в дальнейшем вполне уютную и комфортную жизнь. Оба поняли: ради этого стоило постараться. Главное для обоих заключалось в другом: их привычки не тяготили и не напрягали друг друга, и это здорово облегчало им жизнь.

Вадим старался не оставлять девочку без внимания надолго. Он неизменно связывался с ней по сотовому телефону в течение дня, но сегодня все было не так, как обычно. Мобильник Алены долго не отвечал, и он начал волноваться.

Вяземский несколько раз набирал номер городского телефона, будучи уверенным, что Алена уже должна была прийти из школы домой, но и тот не отвечал. Он вышел из здания главного офиса и направился к своей служебной машине.

— Поехали на рынок, — бросил он водителю и в ответ на его удивленный взгляд добавил: — Надо кое-что проверить.

Пройдясь по рыбному ряду, он увидел Алену. Возле нее стояли покупатели, и она бойко помогала им выбирать товар. Вадим решил понаблюдать за ней и встал в конец очереди, терпеливо дожидаясь, когда подойдет к прилавку.

— Купите семгу, рыба свежая, посмотрите, какого цвета у нее жабры, — охотно предлагала она товар очередному покупателю, давая совет со знанием дела.

Прошло не менее получаса, пока он не оказался возле Алены. Он успел подмерзнуть в своих ботинках офисного типа на тонкой подошве, не рассчитанных на то, чтобы стоять в них на улице, да еще в холодную, пусть даже и мартовскую, погоду. Его настроение, как и погода, давно ушло в минус. Он сверлил Алену сердитым взглядом, но она из-за большого наплыва покупателей ничего не замечала. Вяземский чувствовал, как внутри поднималась волна раздражения, готовая в любой момент выплеснуться наружу. Воспитательный момент приближался. Он уже подошел к самодельному прилавку. Она скользнула взглядом по дорогому пальто покупателя и тут же вежливо спросила:

— Мужчина, а вы какую рыбу предпочитаете?

— Форель, запеченную в духовке, — раздраженно бросил он.

Очередь тут же отреагировала смехом и остротами:

— Вот франт какой! С такими пожеланиями в ресторан идти нужно, а не на рынок.

Она подняла на Вадима глаза и от неожиданности выронила из рук маленький калькулятор.

— А я все думал, что у меня глюки и мне мерещится рыбный запах в шкафу по вечерам. Оказывается, с обонянием у меня все в порядке.

— Извините. Я пакет с рабочим пуховиком каждый день на лоджию убирала, — виновато пролепетала Алена.

— Мы с тобой о чем договаривались? — хмуро произнес Вяземский и, не дожидаясь ответа, добавил: — Быстро в машину. Она на стоянке.

— Мужчина, вы рыбу брать будете? Не задерживайте других!

— Мне переодеться нужно и деньги сдать, — наконец еле слышно пробормотала она.

— Только быстро. Я жду.

На возмущенные голоса покупателей вышел хозяин торговой палатки. Среднего роста мужик, плотный, густо заросший темной растительностью на голове и лице.

— Алена, рабочий день, куда ты?

— Азат, за мной приехали.

— Э-э! Кто приехал? У тебя работа! Алена! Я тебе плачу, и хорошо плачу!

— Ты в курсе, что ей только четырнадцать исполнилось? — грозно спросил его Вадим.

— Э-э! Какой четырнадцать? Ей шестнадцать давно. Зачем говоришь так? Она у меня год торгует, семью кормит. Мать пьет, и отчим не работает. Она всех одна тянет. Ты ей платить будешь? Да? — возмутился Азат.

Алена от его слов смутилась до слез и вжала голову в плечи.

— Это мое дело. Работать она у тебя больше не будет, — сухо бросил Вяземский, смерив работодателя Алены спокойным и твердым взглядом.

— Вот! Зачем так грубо? Зарплата маленькая? Я прибавлю ей. Она мне выручку хорошую делает. Сколько хочешь? — Азат все больше распалялся. Его мясистые губы были растянуты в улыбке, а черные глаза сверкали праведным гневом.

Алена тем временем переоделась в новый пуховик, аккуратно сложив старый в пакет, и вышла из палатки. Она отдала выручку Азату и, дожидаясь, пока он пересчитает купюры, встала возле Вадима.

— Готова? Пойдем в машину.

— Алена, я буду ждать. Ты хорошо работаешь. Приходи, когда сможешь, — крикнул он девочке на прощание.

В машине Вадим продолжал ее отчитывать, но потом запал угас, и он спокойно решил прояснить для себя:

— Я не понял, у тебя времени свободного много? — Он оглянулся и строго посмотрел на нее. — Я найду, чем тебе заняться. Поехали в школу искусств, — сказал он водителю. — На Парадной, где мы были на той неделе.

— Я уже по возрасту опоздала туда…

— Ничего, — не оборачиваясь, пробормотал Вяземский. — Это частная школа. Индивидуальные педагоги. Я узнавал.

В здание школы они вошли вдвоем. Не спрашивая ее согласия, он записал ее в студию обучения игре на фортепиано. Алена хотела возразить, но, увидев выражение его лица, благоразумно промолчала. Они молчали и всю обратную дорогу до дома. Алену высадили возле подъезда, и она стояла на тротуаре, глядя вслед удаляющейся машине, до тех пор, пока джип не скрылся за соседним домом. Потом девочка обреченно вздохнула и вошла в подъезд. Только сейчас Алена почувствовала, как сильно устала и замерзла, а тут еще начали отходить замерзшие на морозе руки, и она сморщилась от боли. Она привычно потерла их друг о друга и, сжав в кулачки, поднесла к губам. Пальцы плохо слушались, с трудом удерживая ключ. Наконец-то она попала в благословенное тепло дома. До вечера она успела отдохнуть, сделать уроки и приготовить ужин.

* * *

Услышав мелодичную трель дверного звонка, Алена подошла и открыла замок. Вадим вошел, и по выражению его лица было непонятно, будет он ее и дальше воспитывать или нет.

— Привет! Как дела? — бодро спросил он как ни в чем не бывало.

— Нормально. Уроки сделала. Ужин готов, — отрапортовала Алена, не поднимая глаз.

— Молодец! Можешь накрывать на стол, я пока в душ.

Усаживаясь на свое место за столом, он с удивлением вперил свой взгляд в тарелку:

— Это что?

— Форель, запеченная в духовке под сырным соусом, — терпеливо пояснила она и села напротив него. — Вы же сами сказали, что вам нравится запеченная форель.

— Сказал. Но я уж не думал, что ты воспримешь все так буквально. Спасибо.

Он посмотрел на нее и, накрыв ее руку своей рукой, проговорил, волнуясь:

— Ален, должен тебе сказать… Прости. Я был с тобой груб сегодня. Вел себя как болван и деспот. Наговорил тебе всего, а потом сам переживал весь день, — проникновенно произнес он. — Ты тоже должна меня понять, тем более, у меня есть некоторые извиняющие обстоятельства.

Она посмотрела на него и тепло улыбнулась:

— Я поняла и не обиделась.

— Выслушай меня. Я, как твой опекун, переживаю за тебя и несу определенное бремя ответственности. Я должен тебя воспитывать и предоставить нормальные условия для жизни. Думаешь, я ничего не понимаю? Я признаю, что у нормального четырнадцатилетнего подростка идет активный процесс сепарации, он хочет все решать сам и ему нужно давать такую возможность, за исключением вопросов жизни и здоровья.

— Хорошо, я все поняла. Только воспитывайте, пожалуйста, без фанатизма.

— Согласен. — Он усмехнулся, вспоминая советы психолога, которому звонил днем. — Не хочу, чтобы ты так бездарно тратила свое здоровье. После пневмонии тебе следует поберечься. Тебе учиться нужно. Читай, смотри фильмы. Наверстывай то, что упустила.

Он помолчал и начал с аппетитом есть, потом ему в голову неожиданно пришла очевидная мысль, и он, положив приборы в тарелку в знак «паузы», поинтересовался:

— Подожди, может, тебе нужно больше карманных денег, чем я даю, и ты поэтому опять пошла на рынок?

— Нет. Мне хватает.

— Ален, может, тебе нужны какие-то вещи, так ты скажи… Поедем и купим, в чем проблема? — Он кинул на нее внимательный взгляд и, слегка наклонив голову, приготовился выслушать ее.

— Вадим! Да столько вещей, сколько вы мне купили, у меня никогда не было. Просто… Просто те деньги, что зарабатываю на рынке, я отдаю маме, — несмело добавила она, виновато глядя на него.

— Твоя мама может работать сама, но она предпочитает пить.

— Все не совсем так. — Пара слезинок, скатившихся по ее лицу, упали в тарелку. — Просто она больна. Это сильнее ее. Я знаю.

Вадим положил подбородок на согнутые в локтях руки.

— Ты часто ходишь туда?

— Раз или два в неделю. — Она увидела недовольный взгляд Вадима и предприняла отчаянную попытку оправдаться: — Вадим, я только готовлю им и сразу ухожу. Если не будет еды, они совсем пропадут.

— Твою мать нужно лечить. Поговори с ней. Я договорюсь с платной клиникой, оплачу лечение. — Он дотронулся до ее руки.

— Нет. Она не соглашается. Я пробовала уже говорить об этом, но все заканчивается бранью, слезами… — Она безнадежно махнула рукой.

— Значит, остается только принудительное лечение. Я подумаю, что можно сделать.

— Вадим, давайте потом… Иначе она обидится на меня окончательно. — Алена умоляюще смотрела на него.

— Как ты не поймешь, сама она не остановится. Ее не остановила даже возможность лишиться родительских прав. Если бы твой отец не оформил опекунство, ты бы давно жила в детском доме, — терпеливо пытался объяснить он.

— Я знаю, — прошептала она. — Только и отцу я не нужна. У него другие дети, другая жена, которых он любит.

— Не расстраивайся. Тебе просто не хватает материнской любви. Мне тоже этого не хватает, но я же живу. Теперь нас двое таких. Мы с тобой одной крови, помнишь, как в мультике?

— «Маугли». — Она несмело улыбнулась.

— Будем заботиться друг о друге. Я буду зарабатывать деньги, а ты будешь готовить нам еду. По-моему, равноценно! Выживем! — Он неожиданно поймал себя на мысли, что больше не связывает свое будущее с Жанной. Он задумался.

— Вадим, а ваша семья где живет? — Она смахнула слезинки с ресниц.

— Семья? — очнулся он. — Родители давно развелись, когда мы с братом были еще маленькими, и поделили нас.

— Как это? — удивилась Алена.

— Ну как? — переспросил он, вооружаясь столовыми приборами. — Я остался с отцом, а младшего брата забрала мать. Отец так и не женился, но с нами жила бабушка. Она была замечательной женщиной. Отца нет, он давно умер, и бабушки уже нет. Мать живет в Москве с младшим братом. Она так любит его и балует, что ей не до меня. Ей всю жизнь было не до меня. Я помогаю им деньгами, потому что они оба не работают. Каждый месяц. Но никаких других отношений, кроме денежных, между нами нет. Я давно понял: людям опасно доверять. Сегодня они клянутся в верности и честности, а завтра тебе в спину летит нож. И нисколько не удивляет, что этот самый нож всадит тебе твой самый родной человек. Потому что он знает, где тебе больнее всего… Вообще, Ален, давай закроем эту тему. Я не хочу говорить больше об этом. Может, потому, что еще не отболело? Наверное, с годами я посмотрю на эту ситуацию с другой стороны. — Он снова принялся за еду.

— Мне жаль, что все так сложилось у вас.

— Мне тоже.

— Вадим, а почему вы решили записать меня в музыкальную студию?

— М-м-м, — промычал он от удовольствия. — Как вкусно. Слушай, а тебе самой разве не хочется научиться играть на фортепиано? Это же так здорово! — ухмыльнулся он. — Знаешь, я где-то прочитал фразу, правда, не помню где: «Музыка — это следы, по которым можно вернуться в разное время жизни».

— Красиво!

— Да! Кстати, ты можешь записаться на танцы, например испанские, если хочешь, конечно. Заметь, я не настаиваю. — Он улыбнулся.

— Я подумаю, — вздохнув, сказала Алена. — Можно?

— Подумать? Можно. Только недолго.

— А вдруг у меня ничего не получится?

— Наши сомнения, Аленка, самые главные наши враги. Они заставляют нас порой отказываться от своей мечты, терять то, что мы, возможно, могли бы приобрести для себя, если бы не боялись попробовать. Так что пробуй, дерзай и ничего не бойся.

— Хорошо, я попробую, — пообещала она.

— Если ты поела, расскажи, как у тебя дела в школе?

— Нормально. — Она неопределенно пожала плечами. — Все как всегда.

Алена убрала со стола тарелки и столовые приборы и поставила чайные чашки. Она разлила по чашкам чай и придвинула одну из них Вяземскому.

Он задумался, глядя внимательно на девочку и машинально размешивая ложечкой сахар в чайной чашке.

— Сначала все меня сторонились и презирали из-за того, что одета хуже всех была, денег не было. Семья такая неблагополучная, даже несмотря на то, что учусь хорошо… А теперь…

— Что теперь? Теперь у тебя дорогие модные вещи…

— Вот-вот. Теперь мне завидуют и ненавидят.

Вадим задумался.

— В Дегтярном переулке есть школа номер сто семьдесят четыре, но она далековато от дома. Может, тебе лучше перейти в лицей, который в соседнем дворе? Он намного ближе. Все равно твоя сто девяносто третья школа теперь далеко от дома. Поверь, там все будет по-другому. Там тебя примут такой, какая ты сейчас. А на будущее запомни: будь тем, кто ты есть, а не тем, кем хотят тебя видеть другие.

— Не хочу никому ничего о себе рассказывать. Мне все равно, нравлюсь я кому-то или нет.

— Тебе не обязательно что-то рассказывать о себе. Людям интереснее всего они сами. Есть золотое правило, пользуясь которым можно расположить к себе любого человека. И звучит оно так: «Заставьте собеседника понравиться самому себе».

Алена недоверчиво посмотрела на Вяземского.

— Мы все слишком заняты собой и очень мало интересуемся другими людьми, которых встречаем в разное время своей жизни, — продолжал увлеченно он. — Но для того, чтобы понравиться людям, нужно искренне ими интересоваться. Ты заведешь больше друзей за два месяца, если будешь проявлять неподдельный интерес к людям, чем за два года попыток заинтересовать их своей персоной.

— Я никогда не пыталась никого заинтересовывать своей персоной. Вадим, в школе это не сработает.

— Не может быть. Люди одинаковы.

— Мы не люди, мы подростки, — вздохнула девочка.

— Ты не права, котенок. С людьми важно разговаривать об их делах, чтобы завоевать их расположение. Попробуй искренне интересоваться тем, что читают твои одноклассники, какую музыку слушают, какие фильмы смотрят, чем занимаются в свободное время, где отдыхают, о чем думают, и внимание, подчас неосознанное, с их стороны тебе будет обес-печено.

— Вадим, понимаете, если ко мне так будут приставать с расспросами, я…

— Пройдет время, ты успокоишься, и все наладится, поверь. Ты ко многому будешь относиться иначе, чем теперь. Сейчас у тебя все еще состояние посттравматического шока. Оно проходит не сразу, для этого нужно время. — Он помолчал. — Поговорим о лицее? — снова предложил Вадим.

— Лицей платный. Нет. Я не согласна. Тем более, осталось потерпеть немного. После девятого класса я уйду в училище.

— Не понял. Куда ты уйдешь? — изумленно переспросил Вадим, думая, что ослышался, при этом слегка наклоняясь к ней.

— В медицинское училище. Там можно учиться и работать.

— Торговать на рынке рыбой? — скептически улыбнулся он, взглянув ей в глаза.

Алена широко распахнула свои бездонные синие глаза и нервно сглотнула.

— А разве это так стыдно? Я думала, стыдно воровать, стыдно торговать своим телом, стоять вдоль дороги, предлагая всем свои услуги…

— Извини, — опешил Вадим. — Ты права, но ты, безусловно, достойна большего.

— Большего? — язвительно произнесла она. — Мне просто повезло, что меня подобрали именно вы. Хотя я до сих пор не понимаю, почему вы это сделали?

— Что «это»?

— Ну, опеку оформили. Вы тратите на меня свое время, деньги, все мне покупаете, возите меня отдыхать и ничего не требуете взамен.

— Ты забыла? Мы с тобой одной крови. Фактически мы с тобой семья. Свои люди. А своим всегда нужно помогать и любить просто так. Когда-нибудь ты мне поможешь. Ведь подашь мне стакан воды?

Алена скептически улыбнулась:

— Вы не скоро состаритесь. Вы долго будете молодым и сильным.

— Льстишь, но приятно, — усмехнулся он. — Так что ты там о работе говорила?

— О работе? Ах, да! — оживилась она. — Студентам медицинского училища можно работать в больнице санитарами. Мне девчонки-медсестры сказали, когда я в больнице лежала.

— Тебе нравится медицина? — удивился он.

— Мне нравится. Помогать людям — это здорово. Ведь они в большинстве своем хорошие.

— Н-да? Может быть. Тогда тем более тебе нужно перевес-тись в лицей. А поступать ты будешь в медицинский университет. Я тебе помогу.

— Вадим! Я хотела, чтобы…

— Вот почему человек всегда все делает наоборот? Сначала он спешит стать взрослым, а потом вздыхает о прошедшем детстве. Тратит здоровье ради денег и тут же тратит деньги на то, чтобы поправить здоровье. Думает о будущем с таким нетерпением, что пренебрегает настоящим, из-за чего не имеет ни настоящего, ни будущего. Так и ты. Прошу тебя, слушайся меня. Я тебе плохого не посоветую.

— Я знаю. Только у вас должна быть своя жизнь, а я… Я только буду мешать вам.

— Мы теперь с тобой живем вместе, и я несу за тебя ответственность, — улыбнулся он. — Спасибо за ужин. Все было очень вкусно. Вообще, ты молодец.

Алена зарделась от его похвалы и довольно улыбнулась:

— Вадим, я много чего умею готовить. Меня наша соседка, Галина Дмитриевна, научила. Я часто по вечерам бывала у нее, когда нужно было переждать момент, то есть спрятаться, — пряча неловкость, пробормотала она.

— Теперь все позади. Тебя никто не тронет. Но твоя основная задача не кухня, а учеба, — произнес он с улыбкой.

— Я все успею. Я постараюсь не доставлять вам хлопот.

— Вот и отлично! — проговорил Вадим и прошел в гостиную, где включил телевизор.

Алена навела порядок на кухне и отправилась в свою спальню, по пути заглянув в гостиную:

— Вадим, спокойной ночи!

— И тебе, котенок, приятных снов!

Алена в ответ на его пожелание шутливо передернула плечом.

Вяземский переключился на канал НТВ, чтобы посмот-реть последний выпуск новостей, но вместо этого сидел и вспоминал разговор с психологом. Он познакомился с ней в больнице, когда та приходила к Алене. Вернувшись сегодня в офис после посещения рынка, он чувствовал раздражение от общения с Аленой, поэтому предпочел посоветоваться со знакомым специалистом. Она напомнила о том, о чем ему и без нее было известно. Ведь ни для кого не является секретом, что в геометрии общения существуют две позиции, из которых происходит диалог: вертикальное общение и горизонтальное общение. То, что происходит сейчас у них с Аленой, — это естественный процесс обесценивания, который часто имеет место у подростков, желающих выйти из вертикальных отношений в горизонтальные. Ничего необычного в этом нет. Алена не одна такая. Ее поведение — результат естественного этапа роста подростка. Поэтому однажды у них возникает желание уйти в «самостоятельное плаванье» и почувствовать собственную автономию, устранившись от вертикального родительского доминирования. Ведь он, по сути, сейчас выступает для нее в роли отсутствующего родителя.

С маленьким ребенком проще. Для него родители представляются практически богами или волшебниками, являясь одновременно источником рога изобилия и благ цивилизации. Они обеспечивают его пищей, теплом, материализуют вещи, и здоровый ребенок заинтересован в том, чтобы родители о нем заботились. Он точно знает, что взрослые имеют больше знаний об окружающем мире и потому слушаться их всегда полезно. Даже если ребенок шалит — он всего лишь подсознательно проверяет компетентность родителей, чтобы в очередной раз убедиться в их заботе и почувствовать их силу. Пока ребенок не вырос до размеров взрослого человека, его бунт носит символический характер, имеющий цель — проверить иерархию в семье.

Подросток же, став соразмерным взрослому, старается более убедительно доказывать свое право на равенство, мягко или жестко стремясь понизить авторитет родителей, чтобы опустить их до своего уровня — и в итоге выйти в горизонтальные отношения, становясь равным им.

У них с Аленой пока до этого не дошло, но внутренне он был уже готов к этому. Ее поведение в больнице, скорее всего, можно объяснить еврейской пословицей в защиту собственной стабильности: «Не надо делать мне как лучше, оставьте мне как хорошо».

Она совершенно искренне не хотела принимать помощь от него и предпочитала довольствоваться тем, как у нее обстоят дела. Теперь ему было понятно, что это нежелание принимать чужую заботу было продиктовано ее неуверенностью в нем самом. Кроме того, он сам в тот момент не знал, насколько она не уверена в своей действительности, чтобы быть готовой улучшать ее по чужому совету, пока не познакомился с родителями Алены.

В самый первый день, когда Алена впервые переступила порог этого дома, он сказал ей, что его мнение — это информация, которая существует сама по себе, и она вправе с ней не соглашаться. Сказал, чтобы она знала: ее несогласие не будет поводом с его стороны относиться к ней хуже, то есть с меньшей симпатией. Если ему удалось донести эту мысль до Алены, то они смогут найти компромисс и бесконечно наслаждаться общением, с любопытством выслушивая мнения друг друга, но при этом оставаясь свободными от необходимости в обязательном порядке соглашаться с близким человеком.

У Вяземского не было опыта общения ни с детьми, ни тем более с подростками, и теперь до него начинал доходить смысл предупреждения следователя Никонова, когда тот пытался убедить его в том, что воспитательный процесс — дело не шуточное. Он и сам теперь это понял. Здесь одними деньгами проблему не решишь. Это труд. Долгий, упорный, кропотливый труд.

Он с трудом отвлекся от своих мыслей на новости, а потом отправился спать.

* * *

Алена никак не могла привыкнуть к своему ласковому прозвищу. Она много к чему пока еще не привыкла. По ночам она просыпалась от звенящей тишины в квартире и долго не могла заснуть, вспоминая прежнюю жизнь — с пьяными скандалами, громкими криками и битьем посуды. Сама того не замечая, она принималась натужно вздыхать, не зная, куда деться от горьких воспоминаний. От ее громких, почти старческих вздохов просыпался Вадим и тоже потом долго не засыпал, думая о том, что пришлось пережить ей в своей такой короткой еще жизни.

Утром за завтраком Вадим сообщил Алене о том, что через неделю едет в командировку в Германию.

— Надолго? — В ее синих глазах застыла тревога.

— Нет. Три, от силы четыре дня, — принимая из ее рук чашку с кофе, сказал он. — Но ты не бойся, с тобой побудет Светлана Ивановна. Дашина бабушка. Помнишь ее?

— Хорошо, — согласилась девочка. — Я помню. Она мама Андрея Николаевича.

— Правильно. — Он допил кофе и поставил чашку. — Все. Тороплюсь. У меня с утра встреча назначена. Будь умницей, котенок.

— Буду, — вздохнула Алена. — Возвращайтесь быстрее из командировки, пожалуйста, — смущаясь, проговорила девочка.

— Я еще никуда не уехал, — со смехом произнес он, но, увидев ее большие серьезные глаза, добавил: — Я постараюсь.

Неделя пролетела незаметно. Вяземский уехал в командировку, и в тот же день в их доме появилась Светлана Ивановна, невысокая, плотная женщина, выглядевшая гораздо моложе своих шестидесяти пяти лет. У нее была аккуратная, стильная стрижка на темных волосах, неброский макияж и ухоженные руки. Она пришла с утра, вознамерившись навести порядок в доме Вяземского и приготовить обед для девочки. Ей нравился Вадим. Нравился своим чувством юмора, своей открытостью, эмоциональностью и добрым нравом — всем тем, чего так недоставало ее сыну. Правда, сын утверждал, что на работе он совсем другой: жесткий, требовательный и бескомпромиссный. Оформив опеку над девочкой-подростком, он сильно удивил своих друзей, у которых его поступок не вызвал особого одобрения. Светлана Ивановна прошлась по квартире, обнаружив кругом чистоту и порядок. В приготовлении обеда тоже не было необходимости, и она спокойно уселась перед телевизором дожидаться Алену. Та пришла из школы около двух часов и, переодевшись, побежала на занятия.

— Куда ты так торопишься, Алена?!

— Светлана Ивановна, я скоро, — крикнула на бегу Алена. — Я хожу на занятия в школу танцев.

— О Господи! Вот оглашенная! — Она снисходительно улыбнулась, покачав головой.

Алена вернулась спустя пару часов уставшая, но довольная. Приняв душ и переодевшись, она села возле гостьи.

— Давай корми меня, поухаживай за мной, — со смехом потребовала Архипова.

— Ой, извините, — смущенно зарделась девочка. — Пойдемте.

Она быстро накрыла стол для обеда, усадив гостью.

— На какие танцы ты ходишь? Расскажи-ка мне.

— Испанские танцы. У меня сегодня было только третье занятие. Очень интересно. Хочу научиться танцевать фламенко.

— Н-да? А на соревнованиях по бальным танцам танцуют еще пасодобль.

— Ой, Светлана Ивановна, это очень сложный парный танец. Он такой броский и эмоциональный, — мечтательно произнесла Алена. — Вообще, пасодобль — типично мужской танец. В нем основной акцент делается на движения партнера-тореадора, а партнерша просто следует за ним, изображая его плащ. Это не очень интересно. Пасодобль требует большой выразительности и музыкальности, а также постоянной практики, начиная с самого начала обучения танцам. Кроме того, он требует физических сил, ведь при его исполнении работают все мышцы тела. В этом танце все позы закрытые, но это компенсируется выразительными, трогательными движениями рук, которые играют в нем гораздо большую роль, чем в других танцах.

— Вам в студии преподают еще и историю танца? — удивилась Светлана Ивановна.

— Нет, конечно. Я много читала об этом в интернете.

— Даже так? — Собеседница посмотрела на Алену внимательным, заинтересованным взглядом. — Но ты все же выбрала для себя фламенко.

— Да! Фламенко мне нравится больше. Это необычный и очень яркий танец, — уверенно произнесла девочка. — Его называют не только цыганским, испанским, но и арабским танцем. Ведь он вобрал в себя весь непревзойденный сплав художественных танцевальных форм всех народов, когда-либо проживавших в Испании в течение всей ее тысячелетней истории. Во фламенко очень четко различаются мужской и женский танец. У мужчин — подчеркнутая работа ног, быстрые ритмичные движения, сопровождаемые стуком ступней и каблуков, — так называемое сапатеадо, передающее дух борьбы, отчаянного сражения, отваги и гордости. Тогда как у женщин все построено на непрерывном, плавном, мягком движении рук. Именно этот контраст и столкновение дает фламенко жизнь, неповторимую и яркую, какой мне представляется сама Испания, — произнесла Алена с мечтательным взглядом. — У этого танца есть такое понятие, как дуэнде. Это душа исполнения фламенко, без которой станцевать его невозможно, — сообщила Алена с горящими глазами. — Это тот внутренний огонь, тот дух, который живет внутри исполнителя, вы понимаете, Светлана Ивановна? Искусство исполнения фламенко кроется не в мастерстве, не в профессионализме танцора, а именно в силе внутреннего духа, которая заставляет вступать его в поединок с самим собой, со стихией музыки и ритма.

— Как поэтично! Никогда не думала, что можно так восхищаться танцем. Ты обязательно научишься танцевать фламенко. У тебя это получится, — убежденно произнесла Светлана Ивановна.

— Вы думаете?

— Конечно. По-моему, в твоей душе есть такая сила. Ты страстная натура, душа моя.

Алена смутилась от похвалы Светланы Ивановны.

— Вадим записал меня еще в студию обучения игре на фортепиано.

— Куда? — обомлела Архипова. — На фортепиано? Чудеса. Я удивлена. На Вадима это так не похоже. Что бы это могло значить? — задумалась она, но всего лишь на секунду. — Знаешь, обычно такое бывает у матерей, которые таскают своих детей по музыкальным школам, бальным танцам, стремясь дать им прожить ту жизнь, которая в свое время не досталась им самим. Сами же они готовы довольствоваться тем, что попробуют «пожить красивой жизнью» опосредованно. Но Вадим? Откуда у него это? Нереализованные возможности?

— Скорее, нереализованные желания, — поправила ее Алена и улыбнулась.

— Главное, ты поняла меня. Ну и ладно. Ты можешь не заниматься тем, что тебе не нравится.

— Я буду заниматься музыкой, если у меня и нет на это особого желания. Я не хочу огорчать Вадима. Это такая малость, которая не очень меня затруднит. Он для меня делает намного больше, хотя и не обязан, — рассудительно заметила девочка.

— Вот как? Ну, что же, это твое дело.

— Да. Светлана Ивановна, вы лучше научите меня печь пироги. Помните, вы нас угощали своей выпечкой на старый Новый год?

— Помню. Возьми бумагу и записывай.

Зазвонил сотовый телефон Алены. Она узнала номер Вадима.

— Привет! У меня все хорошо. Да, со Светланой Ивановной. В школе? Все нормально. Мы завтра с классом едем в океанариум. Да, в тот, что на улице Марата.

Они еще поговорили немного и распрощались.

— Мы едем с классом в океанариум, а Вадим предложил мне съездить с ним туда вечером, после его возвращения из командировки. Он говорит, что в десять часов вечера водолаз начинает кормить там акул и других хищных рыб, которые находятся в бассейне на втором этаже. Вадим сказал, что это очень захватывающее зрелище. — Она сидела с горящими глазами и смотрела перед собой.

— Очень хорошо, — поддержала Светлана Ивановна, радуясь за девочку.

— Хочу посмотреть, как кормят акул. Хищники меня всегда чем-то притягивают. — Она хлопнула ладонями по коленям. — Ну что, вернемся к нашим баранам, то есть к пирогам.

— Ты уже все записала.

Они долго еще обсуждали тонкости пекарского мастерства. Потом Алена ушла заниматься, предоставив гостье полную свободу действий, и та с удовольствием принялась названивать приятельницам, коротая время до начала любимого сериала.

— Привет, моя дорогая. Нет, я сейчас не у себя дома. Я у Вадима Вяземского, компаньона и друга моего Андрея. Ты должна помнить его. Высокий такой, темноволосый красавец с боль-шими карими глазами. Ну, вспомнила, наконец-то!

— Что ты там делаешь?

— Я присматриваю за его девочкой. Он оформил опекунство над девочкой-подростком. Чудная девочка, я тебе скажу. Отличная маленькая хозяйка, очень хорошо учится. Да, еще она ходит на испанские танцы. Мечтает научиться танцевать фламенко.

— Удивительно.

— Что удивительно, Вера?

— Да все! Поступок вашего Вадима меня удивляет и девочка…

— Так бывает. Иногда.

Светлана Ивановна хорошо ладила с Аленой, не докучая ей нотациями и поучениями. Три дня до приезда Вадима пролетели незаметно. Он приехал из аэропорта Пулково поздно вечером и проводил Светлану Ивановну, вызвав ей такси.

— Ну, как дела? — спросил он с улыбкой Алену.

— Все нормально. Как хорошо, что вы приехали, — смущенно призналась она, стараясь не демонстрировать своей искренней радости, но глаза ее выдавали. Они сияли бурным восторгом.

— Я тебе привез сувенир. — Он подал ей большую коробку. — Открывай! — нетерпеливо потребовал он.

Алена распаковала коробку и, сняв крышку, застыла на месте, прижав руки к груди. Казалось, она даже дышать перестала на какое-то время. Вяземский насторожился.

— Алена! — окликнул он ее, осторожно касаясь плеча девочки.

— Это мне? — охрипшим от волнения голосом спросила она, недоверчиво взглянув на Вадима.

— Нравится?

Она переводила восхищенный взгляд с фарфоровой куклы на Вадима и обратно.

— Мне никто не дарил еще таких подарков. Никогда, — рас-троганно произнесла она, бережно прижимая коробку к себе.

— А Дед Мороз?

— Нет! — Она запнулась и, не глядя на него, продолжила, еле разжимая губы: — Когда я была маленькая, мне говорили, что я плохая девочка и что Дед Мороз к плохим девочкам не приходит. У меня никак не получалось стать хорошей, хоть я и очень старалась. Потом я к этому привыкла и больше никогда его не ждала.

— Правда? Значит, подарок кстати! — заключил он. — Я долго думал, что тебе купить…

— Красивая! Спасибо, Вадим! Я очень рада. Наверное, это именно то, чего мне так не хватало. — Она подошла к нему и, приподнявшись на цыпочки, неловко поцеловала его в щеку.

Он впервые за их совместное проживание уезжал на несколько дней из дома, и оба успели соскучиться друг без друга. Алена весь вечер ходила за ним по пятам, поминутно обращаясь за чем-нибудь.

— Вадим, а вы сегодня никуда не поедете?

— Нет. Куда я должен ехать? — с улыбкой поинтересовался он.

— К Жанне. Только она почему-то не звонила.

— Мы расстались с Жанной, — мимоходом сообщил он, убирая дорожную сумку в шкаф.

Алена испуганно посмотрела на него и молчала, боясь сказать что-нибудь невпопад и обидеть его.

— Наверное, это из-за меня? — Ее большие, красивые глаза наполнились тревогой.

— Нет. Ты не волнуйся. Все нормально. Мы расстались по обоюдному согласию. Так бывает в жизни, — сообщил он делано-спокойным тоном, но было видно, что у него это еще не отболело.

— Мне очень жаль…

— Ничего. В жизни так бывает. Наша с Жанной история закончилась. — Он вздохнул, убрал прядку волос со щеки девочки и вымученно улыбнулся.

— Жизнь продолжается, и начнется новая история, — убежденно проговорила Алена.

— Ну уж нет! Я не готов пока к новым историям, — невесело засмеялся он. — Нужно еще пережить старую. Хочется выпить, но не хочется одному.

— Я не пью! — испуганно заявила Алена.

— А я тебе и не предлагаю. Мала еще, — усмехнулся Вадим. — Просто посиди со мной.

Вяземский прошел к бару и, достав бутылку виски, плеснул себе в широкий стакан, потом сходил за льдом и кинул несколько кубиков в содержимое стакана. Он поднял стакан к свету и внимательно смотрел на то, как кубики льда сначала опустились на дно, а потом медленно начали подниматься вверх.

— Знаешь, чем больше я думаю об этом, тем больше убеж-даюсь в том, что все происходящее с нами закономерно. Из нашего союза с Жанной ничего путного и не могло получиться. Наше поколение, родившихся в восьмидесятых, загнано в ловушку высоких притязаний и потому не может быть счастливо.

— В каком смысле? — живо поинтересовалась Алена.

— Мы слишком много хотим от жизни.

— И вы?

— И я не исключение. Я вспоминаю свою бабушку. Их поколение редко мечтало о принцах, заграничных курортах или даже о бокале мартини. Все это казалось недосягаемой роскошью. Они жили проще и счастливее. Они радовались мирному небу, возможности иметь свое жилье, образование и стабильную работу. Радовались, когда в семье все было хорошо. И большую часть времени, оставшегося от работы, домашних дел, очередей, рождения и воспитания детей, они тратили на то, чтобы обустроить уют. Поэтому их поколению непонятно, почему внучки не хотят работать на заводах или стройках, считая это уделом гастарбайтеров.

Молодые мужчины мечтают быть олигархами, сидя при этом на жопе ровно. Они лучше будут полдня играть в компьютер, подвизаясь на должности менеджера, чем работать физически. Молодые женщины ничуть не лучше. Конечно, поставив себе нижней планкой Брэда Питта, они никогда не будут счастливы. — Он заметил, как от последней фразы Алена насмешливо фыркнула.

— О нем наши девчонки тоже мечтают.

— Во-о-от! — произнес он и направил на нее указательный палец. — Наше поколение, а ты тем более, не помнит всех тягот тех лихих и голодных времен, потому что мы встретили их детьми. Если сравнивать тучные двухтысячные и даже сегодняшнюю турбулентность страны со всеми вытекающими последствиями, то видно, что объективно жить стало лучше и легче. Субъективно — отовсюду раздаются реквиемы по несбывшимся надеждам. Со всех сторон раздаются стоны непризнанных гениев. Ясно одно — никто не хочет быть проще.

— Светлана Ивановна говорит, что во всем виноваты современные сериалы. Герои сериалов все молоды и богаты. У них крутые машины и красивые дома. Молодежь смотрит на экраны телевизоров и думает: «А чем я хуже?» — Алена пожала плечами.

— Вот-вот! — Вяземский сделал большой глоток виски, чувствуя, как алкоголь шелком скользнул внутрь, согревая внутренности. Сосуды разжались, и стало легче. — Потребительское отношение ко всему, но главной причиной всех наших несчастий, по-моему, остается пресыщенность. Простая еда на природе кажется вкуснее заморских деликатесов в модном ресторане. Бары уже не знают, чем нас удивить. Осьминоги, фаршированные устрицами, не удивляют. Все есть. Экзотические фрукты, алкоголь реками…

Напрашивается вывод: мы просто зажрались. Нам слишком легко все достается. Мы не ценим шмотки из прошлой коллекции. Мы ноем, что нам плохо в комфортных автомобилях с кондиционером. Нам вечно всего мало, нас ничего не удивляет.

Правильно говорил Мавроди: где пресыщенность, там образуется вакуум. Не зря он, вновь отстроив свою пирамиду в ЮАР, носит тот же спортивный костюм и ловит рыбу.

Другая беда нашего поколения — природный эгоизм. Нас почему-то воспитывали так, что нам все должны. Большинство из нас не помогали родителям. Многие из нас не хотят иметь своих детей. А зачем заботиться о ком-то? Тратить свои силы и время. Ведь одному жить проще. Инфантильные мужчины ждут заботливую мамочку. Женщины ждут умственно отсталого олигарха, чтобы запрыгнуть ему на шею и не работать. Никто не хочет делиться душевным теплом, дарить… Никто не хочет отдавать!

Мы ругаем правительство, костерим сменяющих друг друга президентов, воем, что в стране бардак. Но если посмотреть правде в глаза, то кто мы сами, господа? Чего мы стоим и чего достойны на самом деле?

— Вадим, так живут не все.

— Я не говорю о других. Я говорю о своем поколении тридцатилетних. Ладно, не буду морочить тебе голову. Аленка, топай спать, и пусть тебе снятся волшебные сны, — грустно улыбнулся Вяземский.

— Спокойной ночи.

Алена долго не могла заснуть, раздумывая о сегодняшних откровениях Вяземского. Слушая его, она поняла одно — ему сейчас было очень плохо, а у нее от жалости разрывалась душа. Она была не просто благодарна ему за заботу и подарки. Она готова была пожертвовать собой, защищая его от всего мира.

* * *

Прошла еще одна неделя. Жизнь Вяземского входила в свою колею. Вадим пропадал на работе, по вечерам успевая заскакивать в тренажерный зал, благо тот работал до двенадцати ночи. Алена жила школой, уроками и с удовольствием занималась в танцевальной студии, с невиданным упорством осваивая элементы фламенко.

В понедельник, ближе к середине рабочего дня, Вяземскому позвонили в офис на городской номер. Звонившая женщина представилась директором школы.

— Вадим Георгиевич! Вы должны подъехать в школу. Срочно, — потребовала она.

— Что-то случилось, Алла Юрьевна?

— Дело касается вашей подопечной Алены Гончаровой.

Вадим предупредил секретаря, чтобы та отменила назначенную встречу, и уехал. Он переживал по поводу звонка, будучи твердо уверенным в том, что должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, раз директор срочно вызвала его, даже не назвав по телефону истинной причины. Он нашел кабинет директора школы без труда, запомнив его еще по первому посещению. В кабинете кроме директора находились преподаватель биологии и Алена.

— Добрый день! — взволнованно проговорил Вадим, с тревогой глядя на Алену, и приготовился выслушать любые претензии.

— Совсем не добрый! — съязвила директор. — Во всяком случае, для вашей подопечной. Вот, полюбуйтесь! — Она положила перед ним тетрадь.

— Что это? — Он смотрел на тетрадь, не решаясь взять ее в руки.

— А это дневник нашей Алены Гончаровой. Да вы почитайте, почитайте, Вадим Георгиевич! Полюбуйтесь на ее художества! — Она нервно расхаживала вдоль стола. — Это вообще ни в какие ворота, извините, не лезет! — Она всплеснула руками и остановилась, глядя обличительным взглядом на девочку, которая смотрела на нее глазами, полными страха, мольбы и отчаяния.

Алена стояла, втянув голову в плечи, стараясь не смотреть на Вяземского.

— Расскажи нам, как ты до такого додумалась? Посвяти нас всех, и своего опекуна в первую очередь, в свои романтические опусы! — Алла Юрьевна провела рукой по своей прическе, обводя присутствующих пристальным взглядом.

Вадим смотрел на съежившуюся, опустившую глаза Алену, но та внезапно сорвалась с места и выбежала из кабинета, громко хлопнув дверью.

— Извините! Я должен догнать Алену. Я обещаю, что разберусь во всем. — Он схватил со стола тетрадь и вышел вслед за девочкой.

Вяземский вышел на улицу и, оглядываясь по сторонам, прошелся вдоль здания школы. Завернув за угол, он увидел Алену, которая стояла и плакала, прислонившись спиной к стене. Девочка дрожала не столько от холода, сколько от нервного озноба.

— Ален, пойдем в машину, — спокойно сказал он, вставая рядом. — Возьми. — Он протянул ей тетрадь.

Алена схватила тетрадь и спрятала ее за спину. Она избегала смотреть ему в глаза.

— Вы читали? — дрогнувшим голосом спросила она, не поднимая глаз.

— Нет.

— Простите! — быстро пробормотала она, метнув на него недоверчивый взгляд.

— Одевайся и садись в машину, — спокойно произнес он. — Уроки, я думаю, на сегодня для тебя закончились.

Спустя несколько минут Алена забралась на заднее сиденье автомобиля, положив рюкзак с книгами на колени. «Лексус» заурчал двигателем и выехал со стоянки. Вадим посмотрел в зеркало заднего вида. Алена была очень расстроена. В глазах ее все еще были слезы, она пыталась плотнее сжать дрожавшие губы, чтобы не разрыдаться в голос.

— Ален, что там такого было написано?

Увидев, как слезы вновь хлынули из глаз прозрачным потоком, он поспешил добавить:

— Хорошо. Не хочешь — не говори. Я не настаиваю. Я же понимаю, что в дневнике личные мысли. — Он помолчал. — Тогда как твой дневник попал в руки директора школы?

— Биологичка ей отдала. Мы писали контрольную работу по кровеносной системе. Я вместо тетради по биологии случайно сдала дневник. Она прочитала сама и отдала директору.

— Дела… — Он покрутил головой. — Не повезло. Бывает. Не плачь.

Когда они приехали домой, Вадим предупредил Алену:

— Вот что, я забираю твои документы из школы и сдам их в лицей. Я узнал все по поводу этого учебного заведения. Знаешь, что выяснилось? Этот лицей сотрудничает с факультетом довузовской подготовки Первого Санкт-Петербургского государственного медицинского университета, который также работает еще с одиннадцатью санкт-петербургскими школами, преподавание в которых ориентировано на поступление в медицинские вузы. Это именно то, что тебе нужно, — уверенно произнес Вадим. — А учитывая сложившуюся ситуацию, тем более. Думаю, так будет лучше для тебя. Согласна?

— Я не хотела вас подводить, Вадим. Простите. Все вышло совершенно случайно. — Алена виновато смотрела на него, продолжая судорожно вздыхать.

— Ты меня не подвела. Что сделано, то сделано. Со всяким может случиться. В конце концов, все случилось так, как должно было случиться, — спокойно, даже несколько отрешенно произнес он. Было видно, что он о чем-то напряженно думает.

— В такой лицей, наверное, без экзаменов не попадают, — усомнилась Алена, беспомощно глядя на Вяземского. — Тем более, сейчас второе полугодие… Последняя четверть.

— Тебе не стоит об этом беспокоиться. Это уже моя забота. — Он провел ладонью по ее щеке, вытирая слезинки. — Ладно. Ты отдыхай, а мне на работу нужно. — Он дошел до входной двери и, повернувшись к ней, уже оттуда произнес: — И не плачь больше!

Как Вяземскому удалось все уладить с переводом девочки в другое учебное заведение, он ей не говорил, а она сама спросить об этом так и не решилась, но уже через два дня Алена пошла в лицей. Новые одноклассники встретили ее сначала настороженно, но через несколько дней ситуация переменилась. Преподаватели радушно приняли новую ученицу, тем более с такими хорошими знаниями.

* * *

Время летело незаметно для Алены и Вяземского. Учебный год она закончила на отлично, и после экзаменов они с Вадимом улетели в Испанию. Три недели безмятежного отдыха на побережье Средиземного моря пролетели быстро, оставив о себе приятные воспоминания. Вернувшись после отдыха, Вяземский с головой погрузился в работу, а Алена продолжила заниматься испанскими танцами и запоем читала, скачивая книги из интернета. Вадим приходил вечером с работы домой, где его ждал вкусный ужин и приятное общение с обаятельной девчонкой, которой хотелось поболтать с ним обо всем на свете. Первая рабочая неделя после отпуска подходила к концу. В пятницу перед обедом зашла секретарь и сообщила:

— Вадим Георгиевич, вас какая-то странная женщина спрашивает по городскому телефону.

— Что она хочет?

— Не знаю. Требует вас.

— Хм-м, — удивился вслух Вадим. — Переключи на мой телефон.

Взяв трубку, он сразу узнал абонента, хоть и никогда не слышал ее голоса по телефону. Звонила Маргарита Гончарова, вот уж кого он не ожидал услышать, так это ее.

— Здравствуйте, господин Вяземский! Это Марго. Удивлены?

— Честно? Не ожидал.

— Не ожидал он! Я вот тебе зачем звоню: девчонку мою забрал, а деньги где?

— Какие деньги? — попытался уточнить Вадим.

— Она работала и деньги приносила в семью, а теперь на что я жить должна? Я всего лишилась по твоей милости. Ты спишь с молоденькой девчонкой, так имей совесть! Ты должен заплатить мне за дочь. Иначе я подключу общественность, — с пьяной решимостью заявила Маргарита.

После таких слов брови Вяземского поднялись от удивления вверх.

— И на какую сумму вы рассчитываете?

— Восемь тысяч в месяц. Полгода. Да. Пятьдесят тысяч меня устроят. — В трубке послышались голоса, и Маргарита тут же передумала и изменила сумму: — Шестьдесят тысяч. Евро, — уточнила она поспешно. — Я думаю, за мою девочку можно отдать и не такие деньги. Наверняка удовольствие, которое ты имеешь, стоит дороже, — усмехнулась она в трубку.

Вадима передернуло от такого грязного предположения, и он задумался. Отдавать деньги было глупо. Шантажист никогда не успокоится. Маргарита все равно их пропьет, и не одна, а в компании. И как только деньги закончатся, она начнет звонить снова. Мелькнула мысль обратиться к следователю, но, подумав, он не решился. Он не хотел, чтобы девочке мотали нервы. Кроме того, эта женщина была матерью Алены, которая, несмотря ни на что, жалела ее.

— Тридцать тысяч рублей, и только ради спокойствия Алены. Если требование повторится, я привлеку вас к ответственности за шантаж и вымогательство.

На другом конце провода слышался какой-то шорох, приглушенные препирательства, и наконец пьяный женский голос изрек:

— Согласны. Мы согласны.

— Я передам деньги с Аленой. Имейте в виду, что наш разговор записывался, — строго произнес Вяземский. — Маргарита, вам нужно лечиться от алкоголизма. Если надумаете, я найду клинику.

— Вы, господин Вяземский, с огнем играете. Вы удерживаете мою дочь возле себя.

— Я ее опекун на законных основаниях. Вас же лишили родительских прав, и вы теперь не имеете к Алене никакого отношения.

Препираться с нетрезвой Маргаритой дальше не имело смысла, и он положил трубку. Неприятный осадок от телефонного разговора преследовал его весь день. Остаток дня он провел в переговорах и на какое-то время отвлекся, забыв о растревожившем его телефонном звонке. Вечером он передал Алене деньги и попросил отнести их матери.

— Мне их сегодня нужно отдать? — удивилась она.

— Поздно уже. Завтра отдашь.

— Хорошо. Только зачем так много? — растерянно спросила она, заливаясь краской стыда.

— Просто отдай, и все.

— Они же их пропьют…

— Это уж как им будет угодно…

Алена помолчала, потом решилась спросить:

— Можно я отнесу им немного продуктов? Хочу сготовить обед.

— Можно, только не задерживайся, пожалуйста, — с тревогой в голосе произнес он. — Знаю, что ты ходишь к матери, и мне от этого неспокойно.

— Я недолго там буду. Ты не волнуйся.

Вечером, возвращаясь после работы, он позвонил Алене. Та еще находилась у матери, поэтому он заехал в Саперный переулок, чтобы забрать ее домой. Остановившись возле подъезда, он сделал дозвон, и Алена сразу вышла, направляясь к машине.

— Ты что, в подъезде стояла? — пошутил Вадим.

Она не ответила, а только отрицательно качнула головой. Он посмотрел на нее внимательно.

— Опять плакала? — мягко спросил он.

— Нет, — проговорила Алена, отворачиваясь к окну.

— Ален, если такое снова повторится, я вынужден буду ограничить твое общение с матерью.

— Я и сама пока не буду ходить туда. Пусть все успокоится. Она очень нервная сегодня… Вадим, прости ее, пожалуйста, за то, что она просила у тебя деньги.

— Ну, положим, она не просила, а требовала. — Он с улыбкой посмотрел на Алену.

— Тем более. Мне так стыдно. — Она закусила губу, чтобы не расплакаться, и снова отвернулась к окну.

— Ты здесь совершенно ни при чем, — спокойно ответил Вадим.

— Она тоже не виновата. Просто когда ей хочется выпить, она на все готова… Это сильнее ее, — со слезами проговорила Алена.

— Я все же поговорю с участковым. Надо что-то делать, — решительно произнес Вадим.

Алена просительно посмотрела на него.

— Не бойся. Я найду хорошую платную клинику. Все будет хорошо, не волнуйся.

— Я тебе верю, — прошептала девочка.

* * *

В конце лета Вяземскому удалось отправить Маргариту Гончарову на принудительное лечение от стойкой алкогольной зависимости. Два месяца спустя она выписалась из клиники и в первый же день отпраздновала свое возвращение домой. Деньги Вяземского пропали напрасно, не принеся никому пользы. Марго так долго праздновала, что забыла поздравить дочь с днем рождения, а когда вышла из запоя, она тем более об этом не вспомнила. Зато Вяземский об этом помнил, и пятнадцатилетие Алены отпраздновали впервые в жизни. Вяземский пригласил в кафе весь ее девятый «А» класс. Были шары, цветы, поздравления, подарки — все как у всех. Алена выглядела великолепно. Платье, купленное в Париже, сидело на ней безупречно. Молодежь весь вечер танцевала и с удовольствием развлекалась с помощью приглашенного аниматора. Праздник закончился, и Вадим забрал Алену домой.

— Как все прошло?

— Великолепно. Спасибо за праздник. Всем было весело, — грустно сказала она.

— Тогда почему таким невеселым тоном? — улыбнулся он.

— Жалко, что не было тебя…

— Котенок, я точно бы не вписался в ваш молодежный коллектив, — рассмеялся Вадим, глядя на нее. — Не грусти.

Она уткнулась ему лбом в плечо:

— Постараюсь, только без тебя было совсем не весело.