Опекун

Наталья Федоровна Озерская, 2018

Молодой преуспевающий бизнесмен Вадим Вяземский, проезжая по Литейному мосту, замечает девочку, которая прыгает в воду. Он, не раздумывая, бросается вслед за ней. Позднее, навещая спасенного подростка в больнице, Вадим решает стать ее опекуном. Этот отважный поступок изменит траектории жизни сразу нескольких людей…

Эту книгу я посвящаю моему мужу и благодарю его за терпение и поддержку

Глава 1

«Лексус» черного цвета на большой скорости двигался по Литейному мосту в сторону одноименного проспекта. Моросил противный, холодный, мелкий дождь, нередкий для поздней осени. В салоне автомобиля громко играла музыка, и водитель, держась за рулевое колесо одной рукой, второй отбивал по нему такт. У него было хорошее настроение, он почти добрался до дома, где его ждал безмятежный отдых, и поэтому на губах временами появлялась улыбка. Внезапно боковое зрение зафиксировало промелькнувшее справа большое темное пятно. Он повернул голову и от увиденного резко вдавил в пол педаль тормоза. Сработала АБС, и машина остановилась как вкопанная. На парапете моста стояла невысокая, худая фигура в темной одежде, и издалека невозможно было определить, женская она или мужская. Выпрыгнув из машины, Вадим быстро двинулся по направлению к человеку, решив как-то разговорить его.

— Эй, подожди! Не делай этого. Давай поговорим, — крикнул он.

— Не подходи! Я все равно прыгну. — Ответ прозвучал с холодной решимостью.

По голосу он понял, что это девчонка.

— Не дури! Какое событие тебя могло толкнуть на это? Парень бросил? Плюнь на него. Найдешь другого. Всего-то дел! — говорил он, приближаясь к ней.

— Уйди! — не оборачиваясь, крикнула она и с отчаянной решимостью оттолкнулась от перил моста.

Вадим кинулся к ней, но руки только скользнули по мок-рой ткани плаща. Он ошарашенно смотрел вниз, где через несколько секунд с громким всплеском раздались воды Невы и поглотили тело девочки. Он обернулся: рядом остановилась еще одна машина, и водитель, опустив стекло, смотрел на Вяземского.

— Скорую вызови, — крикнул Вадим и, сбросив куртку, прыгнул вниз.

Ему пришлось несколько раз нырять, пока он не схватил девчонку за капюшон. Он не чувствовал холода, потому что ему казалось: ледяная вода обжигает кожу. Намокшая одежда прилипла к телу, сковывая его движения. Он плыл к берегу, прижимая девочку спиной к себе, и эта тяжелая ноша не давала ему возможности двигаться быстро. С моста по пешеходной дорожке к воде уже бежали люди. Вадим почувствовал под ногами дно и, приподняв тело девочки, передал его в тянувшиеся к нему с берега руки. Скорая приехала достаточно быстро, почти сразу после того, как девчонке успели сделать искусственное дыхание. Вяземский слышал, как она натужно кашляла, освобождаясь от остатков воды в дыхательных путях и легких. Он постоял немного в толпе спасателей и почувствовал, что окончательно замерз от мокрой, прилипшей к телу одежды, дождя, заползающего за шиворот, и холодного, пронизывающего до костей ветра, налетающего порывами со стороны Невы. Содрогаясь от холода, он быстро пошел к своей машине, но его перехватили прибывшие на место работники полиции, которым было необходимо получить дополнительные сведения о факте суицида подростка.

— Не могу ничего сказать. Я не знаю ее совсем. Случайно увидел. — Вадим провел рукой по мокрым волосам. — Я возвращался из Сестрорецка, ехал оттуда, с Выборгской стороны. — Он жестом показал направление своего движения. — Почти проехал мост, а тут она…

— Хорошо. Мы еще с вами побеседуем. Документы покажите свои.

— Извините, я весь мокрый. Холодно очень. И документы в машине. — Вадим направился к своему внедорожнику.

— Вы не включили аварийку, тем самым не обозначив свое транспортное средство на полосе движения, — увещевал его молодой лейтенант, следуя за ним по пятам.

Ему почему-то неприятен был этот холеный «спасатель», не вызывавший в его ментовской душе ничего, кроме раздражения. Бесило в нем все: манера поведения и привлекательная внешность, особенно его высокий рост, которым не мог похвастаться сам, крепкие мускулы, проступающие под мокрым джемпером, облепившим его тело; но еще больше лейтенанта злил его независимый, уверенный вид. С чего бы это?

— Не включил, извините, не до того было. И вообще, если бы я все делал по правилам, я не успел бы спасти девчонку. Тем более рядом остановилась еще одна машина. — Он подал въедливому лейтенанту свои документы, чтобы тот мог переписать его данные, а сам взглядом пытался отыскать сброшенную куртку.

Лейтенанту сделали замечание свои же ребята. Он, облокотившись на капот «Лексуса», старательно переписывал данные паспорта «спасателя», а сам искоса поглядывал на него. Вадим подобрал свою замшевую куртку и, не рискнув надеть ее на себя, сел в машину. Он включил «печку», чтобы избавиться от противной мелкой дрожи, которая сотрясала все его тело. Лейтенант, закончив писать, нехотя протянул Вяземскому документы.

— Я могу ехать?

— Можете, — миролюбиво ответил второй полицейский и улыбнулся.

Вяземский проехал по Литейному проспекту до сквера Дружбы и повернул налево. Теперь он ехал по своей улице — Кирочной — и мечтал поскорее попасть домой. Оставив машину на подземной парковке, он поднялся в лифте на свой этаж и долго не мог открыть входную дверь ключами, потому что плохо слушались пальцы. Первое, что он сделал дома, — это сбросил с себя мокрую одежду и встал под тропический ливень, сделав температуру воды погорячее. Прозрачные стенки душевой кабины почти сразу запотели от пара и отгородили его от внешнего мира. Вяземский долго стоял под душем, с удовольствием подставляя под его горячие струи лицо и тело, пытаясь отогреть замерзшую спину, плечи, поворачиваясь кругом, отфыркиваясь от воды и постепенно приходя в себя. Он раз за разом вспоминал полет с моста незнакомой девчонки, мысленно представляя себе, о чем она могла думать в последний момент, когда прощалась с жизнью, и как велика должна была быть степень ее отчаяния. Надев халат, он прошел к бару и плеснул себе в бокал порядочное количество коньяка. Большой глоток алкоголя прокатился по горлу, обжигая его. Спазмы разжались, дрожь прошла, и стало легче. Он допил коньяк и почувствовал, что отпустило. Потом он поискал в куртке телефон и, достав его из кармана, набрал номер своей девушки.

— Привет, — бодро проговорил он.

— Привет! Ты чего так долго не звонил? Я волновалась. От Сестрорецка ехать всего сорок километров…

— Сорок три, — уточнил с ухмылкой на лице Вяземский, подливая себе коньяк.

— Вадим! Ты — зануда. Чем ты занимался?

— Подвиг совершал, — самодовольно ухмыляясь, пробормотал он.

— Хватит прикалываться!

— Жанна, это не прикол. Пришлось прыгать за девчонкой с моста в Неву. Черт, вода ледяная просто. Все-таки конец ноября. Согрелся только под душем и сейчас пью коньяк, чтобы не заболеть.

— Правда? Что за девчонка? Она жива? — засыпала его вопросами Жанна.

— Бог ее знает. Вроде жива. Ее скорая увезла.

— Давай рассказывай все по порядку, — потребовала она.

— Хм-м! Что рассказывать?

— Ну, все! Как ехал, как увидел, где все это произошло? Вадим, ну, не тяни! Мне интересно.

— Да что рассказывать? Ехал, как обычно, по Приморскому шоссе, потом с Выборгской стороны заехал на Литейный мост и, не доезжая одного пролета до Литейного проспекта, увидел боковым зрением с правой стороны темную фигуру, стоявшую уже за перилами моста. Ты же знаешь, там с обеих сторон тротуары широкие. Я остановился и направился к ней. Между нами было четыре-пять метров, не больше. Я бросился к ней, но не успел ее схватить. Вернее, схватил, но не удержал. Ткань плаща гладкая, да к тому же еще и мокрая…

— Ой, Вадим, я знаешь что вспомнила?

— Догадываюсь, — на его губах появилась кривая ухмылка, — опять страсти какие-нибудь.

— Страсти? — возмущенно возразила девушка. — Да я читала это сама! Вокруг этого Литейного моста ходит множество слухов. Рассказывают про священный валун Атакан, лежащий на дне Невы именно в этом месте, который требует себе все новых и новых жертв. В дни лунных затмений там поднимается зловещий туман, а реку в этом месте охватывает черный водоворот, готовый затянуть в себя все живое. Но существует еще одно поверье, которое наделяет мост магической силой, способной притягивать сюда со всего города самоубийц.

Вяземский сделал большой глоток коньяка, но не ощутил предполагаемого удовольствия, но зато почувствовал, как от мистических преданий засосало под ложечкой.

— Жанн, давай на этом закончим о поверьях.

— Ага, уже не по себе становится? Боишься?

— Не говори ерунды, — раздраженно произнес Вадим.

— Народ шепотом называет Литейный мост оборотнем, — не унималась Жанна. — Водолазы, занимающиеся поиском утопленников, утверждают, что, действительно, ежегодно с моста прыгают в воду те, кто решил свести счеты с жизнью. Предание гласит, что раньше на этом месте существовал мост-призрак, служивший воротами в параллельные миры. Поговаривали, что ищущие смерти находили этот призрачный мост, в тумане заходили на него и исчезали, уходя в потусторонний мир. Вот и эту девчонку потянуло туда. Это все неспроста. Поверье не выдумали. Оно до сих пор работает. Представляешь?

— Представляю. Завтра утром заеду к ней. Надо узнать, может, помощь какая-то нужна.

— Хочешь, я с тобой поеду?

— Обойдусь, — лаконично оборвал ее Вяземский.

— Почему так категорично?

— Иначе мне нужно будет за тобой ехать, а у меня времени на это нет.

Они еще поговорили и вскоре распрощались. Ночью Вадиму снились секции перильного ограждения с изображением щита с гербом города, русалки, удерживающие в руках скипетр и два якоря: морской и речной. Снились морские животные в просветах чугунных столбиков и черная вода внизу. Вяземский проснулся и отправился в душ, который смыл остатки неприятного сна. Ему вспомнились русалки из ночного кошмара, все как одна с удивительными синими глазами. Почему именно с синими, Вадим так и не понял. Времени было в обрез, и раздумывать об этом было некогда. По пути в больницу он заехал за цветами для спасенной им девчонки. Он долго обводил глазами полки с цветами, раздумывая над тем, какие уместнее было дарить в таких случаях, а потом махнул рукой и купил белые розы. В больнице ему выдали халат и проводили в палату к пострадавшей.

— Алена, это к тебе, твой спаситель, — приветливо проговорила медсестра и торопливо вышла.

Вадим увидел худенькую девочку-подростка, которая при его появлении отвернулась и натянула на голову одеяло, показывая тем самым, что не расположена к разговорам с ним. Он подошел и сел напротив нее на свободную кровать.

— Привет! Как себя чувствуешь после купания?

Девочка молчала, сжавшись в комок под больничным одеялом; только пожилая соседка, вставая с кровати, пояснила:

— Подозрение на пневмонию у нее. Температура. Видать, холодной воды нахлебалась…

— Правда? — переспросил ее Вадим. — А я ничего, не заболел. Наверное, помог горячий душ. Слушай, а чего тебя понесло именно на этот мост? Ведь Нева в этом месте имеет самую большую глубину — двадцать четыре метра, и дно покрыто противным слоем илистой глины. Бр-р! — Вадим поежился и улыбнулся, стараясь развеселить девочку. — Хорошо хоть, прыгнула с последнего пролета; если бы с середины моста, то мы бы с тобой не выплыли. Пятьдесят метров я осилил с тобой, да еще в мокрой одежде, а вот двести — не уверен.

Она неожиданно откинула одеяло и прокричала ему в лицо:

— А кто тебя просил за мной прыгать? Спаситель! Да ты… — Она задохнулась от захлестнувших ее эмоций. — Да ты только хуже мне сделал! У меня уже не было бы никаких проблем, а сейчас… Сейчас, благодаря тебе, только хуже будет. — Голос был охрипшим, а огромные, красивые, синие глаза сверкали от слез.

— Ты с ума сошла?! Что у тебя могло случиться такого ужасного, чтобы захотелось в одночасье распроститься со своей жизнью, а заодно и с моей? — возмущенно проговорил Вадим.

— Случилось. Давно случилось, — устало произнесла она и закашлялась. — Только ты-то тут при чем?

— Потому что в воде мы вместе были. Понимаешь? Вместе!

Она смотрела на него не отрываясь, потом с болью в голосе произнесла:

— Господи, ну зачем только ты там появился? Откуда тебя вынесло? — И, закрыв лицо руками, заплакала навзрыд.

— Значит, так нужно было, если появился. Считай, что так решил Господь, а оспаривать его решение не имеет права никто. Знаешь, как говорят? Чего в планах Господа нет, того с нами не случится. И еще тебе хочу сказать, что самая темная ночь всегда бывает перед рассветом, а самоуничтожение никогда не бывает достойным выходом. У тебя впереди еще так много интересного, гораздо, гораздо более интересного, чем во всей твоей жизни «до», и вот эта вера в лучшее должна стать для тебя главным мотиватором, чтобы взять себя в руки и с новыми силами начать жить. Все будет так, как ты захочешь. Ладно. У меня мало времени. — Он хлопнул себя по коленям и резко поднялся. — Вот тебе цветы, попроси медсестру поставить их в воду. Фрукты и все остальное привезу вечером.

Она оторвала руки от лица и испуганно сказала:

— Мне ничего не надо. Мне вообще ничего не надо. И навещать меня тоже больше не надо. Тоже мне, благодетель нашелся.

— Извини. Мне нужно на работу, поправляйся, — сухо произнес Вяземский и вышел из палаты.

«Не девчонка, а колючка какая-то, — думал он. — Я, конечно, спасал ее, не ожидая благодарности, но такая реакция… Скорее всего, это у нее последствия посттравматического шока», — решил он. Вадим прошел по больничному коридору, разглядывая таблички на дверях. Он заглянул в ординаторскую, решив поговорить с ее лечащим врачом, но там никого не было. Утренний обход в отделении к этому времени только еще закончился, и доктор теперь направлялась в его сторону. Букина Татьяна Петровна оказалась немолодой, но очень энергичной женщиной, наверняка много повидавшей в своей практике. Вадим поинтересовался самочувствием спасенной им девочки и получил подробную информацию о состоянии ее здоровья. Доктор сообщила ему также о том, что спасенная им девочка, скорее всего, из неблагополучной семьи, так как родственники в больницу до сих пор не явились, поэтому работники полиции, которым они обязаны были сообщить о случае суицида у пациента, вызвали к ней специалистов из социальной службы.

После совещания Вяземский по телефону связался со следователем, и тот подтвердил слова доктора о том, что спасенная им девочка — Алена Гончарова, что ей четырнадцать лет и она действительно из неблагополучной семьи. Следователь сообщил, что уже имел удовольствие беседовать с ее матерью, которая заявила, что дочь никто не насиловал, что та сама пыталась соблазнить ее сожителя. Он сказал также Вяземскому, что мать очень сердится на девочку и в больнице ее навещать не собирается.

— Как же девчонка вернется домой после всего? — удивился Вяземский.

— Домой она точно уже не вернется, — заверил его следователь. — Там такая ситуация… — Он замолчал, и Вяземский догадался по звукам, что тот прикуривает сигарету, и, сделав затяжку, продолжил: — Мать давно лишена родительских прав, отец, который в настоящее время является опекуном девочки, живет с другой семьей. Надо сказать, что папаша вообще хорошо устроился. К себе дочь Гончаров забирать не хочет. Официально алименты не платит, так как дочь должна жить с ним, то есть считается, что живет с ним, но фактически она проживает с матерью. На что они там живут — непонятно. Если отец официально откажется от опекунства, то будем девчонку оформлять в детский дом. Сейчас возбуждено уголовное дело по статье сто десятой УК РФ — «Доведение лица до покушения на самоубийство».

— Что за это грозит виновным? — спросил Вяземский. Он по примеру следователя закурил и с удовольствием затянулся, выпуская колечки дыма.

— Наказание, предусмотренное по этой статье, — лишение свободы до трех лет.

— По мне, так все ясно: с такой семьей…

— Не все так просто. Расследование уголовного дела будет продолжаться.

Вадим слушал скупые пояснения следователя, а сам тем временем вспоминал девчонку с синими, как у русалок из его сна, глазами, и сердце сжималось от жалости и боли. Ему хотелось помочь ей, но в голову ничего не приходило. Следователь напомнил Вяземскому, чтобы тот не забыл поставить свою подпись под протоколом. Вадим пообещал за-ехать в УВД в конце дня, после работы, и выключил телефон. «И почему это психологи утверждают, что жалость к людям является агрессивным чувством и привлекает ответную агрессию? — думал Вяземский, машинально перекатывая авторучку по столу. — Человек, проявляющий сочувствие к другому человеку, почти всегда готов оказать помощь». Но потом он вспомнил агрессивную реакцию Алены на свои слова, подумал и вынужден был мысленно признать правоту психологов. «В любом случае, — думал он, — каждый человек, который встречается нам в жизни, несет для нас какую-то важную информацию. Зачем-то же мы с ней встретились?» Он вздохнул, кинул взгляд на часы и поднялся. Кожаное кресло откатилось к стене, освобождая ему проход. Через минуту Вяземский шагал по просторному холлу в кабинет главного бухгалтера. Она собиралась ехать в банк, а ему нужно было подписать документы. Он мог ее вызвать к себе, но ему не хотелось лишний раз гонять Киру Сергеевну, учитывая ее возраст, к которому относился с уважением.

Рабочий день прошел в обычном ритме, а вечером Вяземский заехал в управление внутренних дел к следователю, чтобы подписать протокол опроса его как свидетеля. Тот с недоумением окинул взглядом респектабельного, уверенного в себе молодого мужчину, удивляясь тому, что именно он бросился в ледяную воду спасать незнакомого подростка. Подвинув к нему бланки протокола, напомнил:

— Не забудьте внизу поставить дату — двадцать первое но-ября две тысячи десятого года.

— А если кто-то согласится стать ее опекуном? — произнес Вадим, закончив писать.

— Вадим Георгиевич, не понимаю, о чем вы… — проговорил Никонов, убирая подписанные бумаги в пластиковую папку.

— И все же, если у девочки появятся опекуны? — настойчиво повторил Вяземский. — Что тогда?

— Ну-у! Это нереально, — уверенно протянул Никонов. — Ответственность за подростка в таком возрасте и заботу о нем не захочет брать на себя никто, это я вам точно могу сказать. Жизненный опыт! Тем более, девочка из такой неблагополучной семьи. Кроме того, эти проблемы решают соответствующие органы. А там бумаг… — Он отчаянно махнул рукой. — От кандидатов, если таковые найдутся, потребуют справки о наличии жилья и доходах. Делается это для того, чтобы вовремя отсеять недобросовестных людей, желающих поживиться за счет государства, ведь на такого ребенка выплачивается пособие… Сами понимаете.

— Я могу узнать адрес матери девочки?

— Зачем? — удивился следователь и в замешательстве уставился на Вяземского, глядя на него поверх очков.

— Я хочу поговорить с ней. Имею я право пообщаться с родителями девочки, которую я спас?

— Можете. Только зачем? — искренне недоумевая, произнес Никонов и, порывшись в папке с бумагами, нашел нужный лист и протянул его Вадиму: — Там есть телефон отца, если нужно. И адрес матери.

— Спасибо. — Вяземский забил координаты родителей Алены в записную книжку мобильного телефона и поднялся.

Попрощавшись со следователем, он вышел из кабинета, раздумывая, куда поехать в первую очередь. На размышления у него ушло несколько секунд. Подумав, он прикинул время до конца приема посетителей в больнице и решил сначала отправиться к матери Алены.

* * *

Вяземский заехал к Маргарите Гончаровой в Саперный переулок, чтобы переговорить с ней о девочке, но та не только не впустила его в квартиру, но и наотрез отказалась с ним общаться. Пьяно покачиваясь и упираясь руками в проем двери, она визгливо крикнула ему вслед:

— Извращенец! Я вот сейчас пойду к участковому и напишу заявление, что ты хочешь совратить мою дочь, а она, между прочим, несовершеннолетняя. Он тебя живо… призовет к порядку. — Она пьяно икнула.

И тут из глубины квартиры вовремя раздался другой пьяный голос:

— Марго! Да что ты там ему впариваешь? Идем скорее к нам!

Вяземский поморщился от запаха перегара, исходящего от «дамы», и решил не искушать судьбу, ожидая продолжения дискуссии, а удалиться. Он спускался по лестнице с четвертого этажа, когда услышал, как этажом ниже квартиры Гончаровых открылась дверь. Проходя мимо, он увидел стоявшую возле приоткрытой двери пожилую женщину с седыми, аккуратно уложенными волосами и миловидным лицом, несмотря на наличие большого количества мелких морщинок. Она осторожно окликнула проходившего мимо нее Вяземского:

— Молодой человек! Извините, я слышала, вы были у Гончаровых. Это ведь вы спасли нашу девочку?

Вадим обернулся к ней, останавливаясь. Он был расстроен, и разговаривать ему ни с кем не хотелось, поэтому он ограничился односложным утвердительным ответом.

— Скажите, как себя чувствует Алена? — не унималась соседка. — Я ездила к ней в больницу, но меня тогда не пустили, а сейчас сама приболела. Очень за нее переживаю.

— Нормально. Через несколько дней ее уже выпишут. Зашел к ним, — он кивком головы показал на квартиру Гончаровых, — я просто хотел поговорить… — разочарованно произнес он и развел руками.

— Бесполезно! Они опять пьют. Если хотите, можете зайти ко мне. Я вам много чего могу рассказать об этой семье. Зайдете? — переспросила она и, угадав его намерение, посторонилась, пропуская его в квартиру. — Меня зовут Галина Дмитриевна.

— Очень приятно. Вадим Георгиевич Вяземский, — представился он.

— Вадим Георгиевич, мы давно живем здесь, и я знаю Алену с детства, можно даже сказать, с рождения. Она хорошая, добрая девчонка, даже удивительно, как она такой выросла в этой семье. Проходите в комнату, располагайтесь, где вам будет удобно, — радушно предложила соседка. — Хотите чаю с мятой? Я недавно заварила, он даже остыть еще не успел.

— Если вас не затруднит… — скромно согласился Вяземский, оглядывая чистую, уютную комнату.

— Ну, что вы, конечно, не затруднит.

— Вы сказали, что знаете семью Гончаровых. Маргарита, мать Алены, она давно пьет?

— Давно, — вздохнула Галина Дмитриевна, поставив перед Вадимом чашку с чаем. — Как муж ушел от нее, так и начала пить, потом из-за этого ее из театра уволили. Она ведь работала в ТЮЗе. Сначала пила от тоски, для поднятия настроения, а потом незаметно втянулась. Со временем появились друзья и подруги — все такие же любители выпить. Так и пошло. Потом ее лишили родительских прав, но самое интересное то, что по документам Алена должна была жить с отцом, иначе бы ей грозила отправка в детский дом, а фактически продолжала жить с матерью.

Знаете, когда отец ушел из семьи, Алена в третий класс пошла. Умная девочка, и училась хорошо. Нет, она и сейчас учится хорошо. Знаете, Алена привыкла никому не доверять. Особенно самым близким. Иногда так бывает, что тот, кто ближе, способен ранить больнее, ведь он знает все твои слабые места и ахиллесовы пяты. Извините, я так сумбурно рассказываю, перескакиваю с одного на другое. Я очень волнуюсь… Знаете, Алена в своей жизни рассчитывает только на себя, можно сказать, живет по законам джунглей, где каждый сам за себя и человек человеку волк.

— Как ребенок может рассчитывать на себя? Он, как минимум, зависит от взрослых в финансовом плане, — пробормотал отрешенно Вадим и нахмурился.

— Если бы… Алена уже два года работает на рынке. Сначала убирала мусор, сейчас торгует рыбой. Получает за это зарплату, правда, у нее все отбирают мать с отчимом, но ей хватает платить за необходимые школьные нужды. Еще остается на канцелярские товары, даже на кое-какую одежду для себя она зарабатывает, конечно, из секонд-хенда. При всем при этом Алена очень милая и славная девочка. Она добрая и отзывчивая. С ней очень приятно общаться. Не знаю, какая она в школе, скорее всего, замкнутая и необщительная, но со мной Алена именно такая — добрая и славная.

— Так вот откуда эта ершистость и желание отстаивать свое решение любой ценой?

— У нее нет подруг, — подумав, добавила Галина Дмитриевна. — Это все потому, что Алена — девочка, которая пережила насилие. И речь не о сексуальном насилии, нет. Но давайте я объясню вам, что именно я имею в виду. Сначала это было насилие «из любви». Когда Алена родилась, ее родители были слишком заняты выяснением своих отношений, кроме того, они оба работали, поэтому ребенка не баловали и к рукам не приучали, хоть она и голосила часами, не давая спать соседям. И это было не самое страшное время в жизни девочки. Потом был детский сад. Вы же понимаете, что такое детское учреждение и как оно влияет на психику ребенка. Там все приходилось делать по расписанию. Не противоречить тем, кто старше и сильнее, подчиняться, молчать и делать как говорят. Это основные принципы данного учреждения. Именно там впечатлительные дети начинают терять контакт с собой. Я не хочу сказать, что в детском учреждении все плохо, есть и приятные моменты, но… Потом началась школа. Школа работала по тому же принципу, что и детский сад. Хотя к ним добавилось и много новых. Я вас не утомила? Может, вам это не интересно?

— Нет, почему же? Мне хотелось бы узнать о ней побольше. Ей нужно учиться, но для начала ей нужно выжить. Так что рассказывайте.

— Можно вас спросить? Сколько вам лет? Вы женаты?

— Нет, но собираюсь. У нас назначена дата свадьбы. Мне тридцать два года. Я много работаю. У меня частые командировки. Случается, что работаю допоздна и в выходные. Понимаю, что вряд ли моей будущей семье все это будет на пользу, но мне нравится моя работа, я многого добился, став в своем деле профессионалом высокого класса.

— Наверное, трудно жить одинокому человеку, тем более мужчине?

— Галина Дмитриевна, — снисходительно улыбнулся Вадим, — во-первых: я не страдаю от одиночества и не жалуюсь на нехватку общения. У меня много друзей, которые давно завели семьи, но нашей дружбе это не мешает. Институтские друзья частенько вовлекают меня в различные волонтерские проекты. И по части бытовых проблем никаких трудностей у меня нет. Моя девушка, как и многие ее сверстницы, не стремится провести жизнь возле плиты. Раз в неделю приходит домработница, чтобы наводить порядок в доме. Если не хочется готовить самому, всегда можно поесть в ресторане.

— Жизнь соло, — задумчиво произнесла пожилая женщина.

— Что вы сказали? — удивился Вадим.

— Я говорю, жизнь соло. Она стала новой социальной реальностью. Люди перестали нуждаться друг в друге и в совместном житье.

— Это не совсем так, — неуверенно возразил Вяземский.

— Почему вас заинтересовала судьба Алены?

— Мне все это знакомо. Скажем так: у нас с ней общие переживания. — Он помолчал, делая паузу в разговоре. — Алена может оказаться в детском доме, — неожиданно сообщил он.

— А как же отец? Ведь он является ее опекуном.

— Узнав о попытке суицида у дочери, он отказался от опекунства над ней.

Галина Дмитриевна разволновалась, услышав эту новость. Она с тревогой смотрела на Вяземского, ожидая, что он скажет еще, но тот молчал.

— Мы отвлеклись с вами от темы, — неожиданно напомнил он.

— Да-да! — встрепенулась соседка и продолжила: — Аленин папа тогда работал экономистом на «Арсенале» и хотел, чтобы его дочь хорошо училась. За тройки он ее бил и не стеснялся говорить об этом. Даже ремень в ее комнате над кроватью повесил, в целях устрашения. Так и повелось: если из школы девочка приносила плохие отметки, то отец вооружался ремнем, невзирая на мольбы дочери. Виктор тогда на мои замечания говорил: «Вырастет — сама благодарить за науку будет». Так все и шло. Вроде все делалось «из любви» и благих побуждений… Я думаю, именно тогда он и сломал девчонку. Она старалась учиться изо всех сил, игнорируя все остальное. Она до сих пор все свое свободное время сидит над уроками, зубрит, учит. Собственные желания она в расчет не берет совсем, потому что сознает, что не так они и важны в ее теперешней жизни.

Когда отец ушел из семьи, уроки проверять стала мама. Мама очень злилась, если Алена о чем-то спрашивала ее. Мать могла несколько раз перейти на крик и даже истерику на тему «тупоголовости» дочери, которая откуда-то такая взялась. Наказывала мама дочку обычно долгим бойкотом, который запросто могла выдерживать неделями. Алене запрещено было обижаться, кричать, плакать, потому что она должна была быть благодарна за то, что живет с матерью, что та ее не бросила, как отец. Ей можно было молчать, улыбаться и обязательно слушаться. Иначе — наказание ремнем. Или бойкот. И неизвестно, что хуже. А чтобы девочка снова услышала ее голос, мама требовала извинений, произносимых чуть ли не на коленях, после долгих унижений и слез. Потом Алена перестала просить маминой помощи. Когда у нее появлялись затруднения с выполнением домашнего задания, она прибегала ко мне, ведь я учитель начальных классов и когда-то учила Алену. Вскоре и у мамы появился другой интерес. Пьяные загулы, сомнительные друзья, всегда готовые поиздеваться над девочкой. Все было. — Галина Дмитриевна тяжело вздохнула.

— Почему Алена не жаловалась отцу?

— Отцу… У того уже была другая семья, а новая супруга запрещала девочке приходить к ним. Да и искать защиты у отца, который сам часто позволял себе рукоприкладство… — Она замолчала, переживая заново минувшие события. — Я несколько раз сама пыталась поговорить с Маргаритой, но она ничего не желала слушать. Оставалось только прятать девочку у себя вечерами, когда у них были пьяные оргии и скандалы, как в тот злополучный вечер. Жалко, что меня не было дома. Я осталась ночевать у сестры и не смогла уберечь девочку. Даже сейчас, когда с Аленой случилась беда и она убежала из дома, Маргарита не стесняется обзывать ее проституткой и говорит, что та сама во всем виновата. Заметьте, не взрослые пьяные мужики, а девчонка.

Галина Дмитриевна вздохнула и продолжила говорить, теребя руками красивый передник:

— А что касается домашних обязанностей, так они уже давно перекочевали на Алену. После школы она должна была идти на рынок, потом наводить порядок в квартире, мыть посуду и готовить ужин для матери с отчимом. Стирать и гладить белье — это тоже была ее работа. Со временем она привыкла, что все, что бы она ни делала, будет обязательно плохо и не так. И хотя она всеми силами старается сделать все правильно, Маргарита всегда находит к чему придраться, — жаловалась соседка.

Вяземский слушал горестное повествование, а сам вспоминал свою семью. Когда он шестнадцатилетним подростком приехал к матери, то ощутил на своей шкуре все бессмысленные и обидные придирки. Родные люди… Они ведут себя иногда совсем не как родные. Он теперь понимал, почему его так тянуло к этой неуклюжей девчонке, почему так хотелось устроить ее судьбу. Они испытывали одинаковые чувства и были, что называется, родственными душами. Оба выросли без материнской любви, только ему посчастливилось больше: с ним рядом была любящая бабушка. Алене, как видно, повезло меньше.

— Наверное, слушаете и поражаетесь, что же это за люди? Почему стали такими равнодушными? Да?

— Нет. Напротив, мне это все знакомо, — устало заметил он.

— Вадим Георгиевич, а вы могли бы стать опекуном Алены? Я бы сама стала ее опекуном, да мне семьдесят один год. Нельзя, говорят. Вы бы оформили документы на себя, а жить бы она стала со мной.

— По соседству с матерью? — усмехнулся он. — По-моему, это нереально.

— Вы правы. Хотя о чем я говорю? — тяжело вздохнула она. — Разве на это согласится ваша невеста? Да и вы сами… Наверное, это противоречит вашим нормам жизни?

— Нет. Дело совсем не в этом. Алена меня, конечно же, не обременит. У меня есть средства, и я мог бы ей помочь. Но… — Он замолчал, раздумывая.

— Я понимаю, была бы она маленьким ребенком, было бы проще.

— Дело не в этом! — решительно повторил Вяземский. — Как раз маленький ребенок меня бы испугал, а Алена уже достаточно взрослая девочка, способная сама о себе позаботиться. — Договорив фразу, он понял, что эта мысль у него засела в подсознании с утра, но оформилась только сейчас.

— Вадим Георгиевич, помогите девочке.

— Я подумаю. Постараюсь.

— Я буду рада, если у вас все получится. Передавайте Алене привет от меня.

— Обязательно. Спасибо вам за чай и информацию.

От услышанного рассказа ему стало душно. Оказавшись на улице, Вяземский с удовольствием вдохнул полной грудью свежий морозный воздух. Обернувшись на дом, в котором жила Алена, он с удовлетворением подумал о том, что девочка сюда больше не вернется. Всю обратную дорогу до дома он размышлял об отношениях родителей и детей, о том, как важно вовремя разгребать возникшие психологические проблемы в семье, чтобы не случилось того, что произошло с Аленой.

Девочке необходимо чувствовать любовь матери, чтобы уяснить для себя, что она достойна любви и внимания, что ее видят и слышат. Это придаст ей силы, чтобы расти и стать самостоятельной личностью. Дочь нелюбящей, эмоционально отстраненной, или непостоянной, или слишком критичной и жестокой матери — очень рано получает от жизни другие уроки. Она не знает, что произойдет в следующий момент, какая мама будет с ней завтра — хорошая или плохая, она ищет ее любви, но боится, какая реакция на этот раз последует, и не знает, как ее заслужить. Амбивалентная привязанность к такой матери, как у Алены, приучила девочку к тому, чтобы воспринимать отношения с людьми как ненадежные, которым ни в коем случае нельзя доверять. То, что он наблюдал сейчас, при встрече с девочкой, было результатом избегающей привязанности. Именно эта привязанность установила в душе девочки ужасный конфликт между ее детской потребностью в любви и защите и тем эмоционально-физическим насилием, которое она получала в ответ.

Самое плохое в этой проблеме то, что потребность дочери в материнской любви не исчезнет даже тогда, когда Алена станет взрослой и осознает, что это невозможно. Эта потребность будет продолжать жить в ее сердце наряду с ужасным осознанием того факта, что единственный человек, который должен был ее любить безусловной любовью, просто за то, что она есть на свете, этого не делает. Чтобы справиться с этим чувством, ей потребуется для этого целая жизнь. Так же, как и ему самому.

Вадим успел заехать в больницу и передать для Алены фрукты и соки. Подниматься к ней в палату он не стал, давая девочке возможность успокоиться. Весь вечер Вяземский находился под впечатлением от недавнего разговора с Галиной Дмитриевной. Он то и дело вспоминал отдельные моменты, и тогда лицо его приобретало сосредоточенно-хмурое выражение. Жанна видела, что Вяземский смотрит на экран телевизора, не вникая в суть происходящих там событий. Наконец она не выдержала.

— Где ты сейчас находишься? Точно, что не со мной, — улыбнулась она.

— Знаешь, все время думаю о той девчонке. Алене. Я сего-дня ездил к ее матери, хотел поговорить, но там… дурдом полный.

— Зачем тебе это? — искренне удивилась Жанна. — Мы и так ходим к ней в больницу, носим передачи… Вадим! Это еще тебе за спасение утопающего должны орден дать, — засмеялась она.

Вяземский недовольно посмотрел на нее, поднялся и прошелся по комнате.

— Это самое малое, что мы можем сделать для нее, — неожиданно заявил он.

— Вадим, мы ей ничего не должны. Если бы ты сбил ее на машине… А так… Есть у нее родители, пусть и не вполне адекватные, — бездумно произнесла Жанна, но неожиданно на-ткнулась на холодный взгляд Вяземского.

— Ты не понимаешь? Нужно оформить опекунство над ней, чтобы ее не отправили в детский дом, иначе она там пропадет. Надеюсь, ты со мной согласна?

— Конечно, — предусмотрительно согласилась девушка. — Если ты так хочешь. Давай оформим.

— Я так и думал, — с облегчением произнес он. — Завтра поговорю со следователем. Что он скажет?

— Вадим, подожди, ты не сказал, где она будет жить.

— Пока с нами, потом, возможно, с Галиной Дмитриевной. Это соседка Гончаровых. Алена с ней дружна и доверяет ей.

— Надеюсь, с нами она будет жить недолго.

— Посмотрим, — неопределенно пожал он плечами.

Вяземский был рад, что Жанна хоть и против воли, но его поддержала. Они досмотрели фильм, а потом приятно провели остаток вечера.

* * *

С момента подписания Вяземским протокола в кабинете следователя прошло два дня. Заехав с утра в УВД Центрального района, Вадим застал следователя Никонова уже за рабочим столом. Он торопился в офис, где у него была назначена встреча с поставщиками, поэтому начал без долгого вступления и политесов.

— Здравствуйте, Андрей Николаевич! На днях я у вас подписывал протокол, и мы с вами говорили об Алене Гончаровой. Так вот, я подумал и решил, что могу стать ее опекуном. У меня есть девушка, и мы с ней собираемся пожениться. Я генеральный директор компании «Медсервис». И квадратные метры мне тоже позволяют это сделать. У меня огромная квартира в элитном жилом комплексе, — на одном дыхании произнес Вадим. — Все условия.

Следователь поднял голову от бумаг, которые он разглядывал, и посмотрел на Вяземского с нескрываемым изумлением, словно впервые увидел его. Откинувшись на спинку стула, он спросил, запинаясь:

— Вадим Георгиевич, а вам, извините, зачем возиться с этим? Вы уверены, что ваша будущая жена не передумает? Вы, успешный человек, и эта девчонка из трущобы… Не понимаю!

— У меня есть финансовые возможности для того, чтобы помочь попавшему в беду человеку.

— Кроме финансовых возможностей, нужно еще желание. У вас есть свои дети? — неожиданно спросил Никонов.

— Пока нет.

— Ну-ну! Похоже, вам в жизни не хватает своих проблем. Адреналина не хватает, одним словом, — усмехнулся он. — Если вы реализуете свое желание, то получите все и сразу. Знаете, я вам как отец двоих детей скажу: вы не представляете, во что вы ввязываетесь. — Он недоуменно воззрился на Вяземского. — Впрочем, дело ваше.

— Я отдаю себе отчет в своих поступках, — строго произнес он. — Это прежде всего нужно мне, — твердо заявил он. — Постараюсь сделать что-нибудь хорошее, хотя бы для одного конкретного человека.

— Извините. — Следователь замолчал, не пытаясь больше предостерегать его. — Поступайте, как считаете нужным.

Вяземский продолжал навещать Алену в больнице, но все их общение сводилось к взаимным приветствиям, на больший контакт она не шла и о себе ничего не рассказывала, но ему это было уже не важно. Из разговора с Галиной Дмитриевной он и так теперь все знал, даже больше, чем знала сама Алена. Она по-прежнему держала фасон и демонстративно ничего от него не принимала. Все передачи от него громоздились на тумбочке и заполняли полки холодильника. О ее самочувствии он регулярно справлялся у лечащего врача и был в курсе процесса лечения.

* * *

Во время его очередного посещения Татьяна Петровна встретила Вяземского в коридоре и пригласила его для разговора. Они прошли в небольшой холл, где стояли удобные диваны с низким столиком, и расположились напротив друг друга.

— Вадим Георгиевич, у меня к вам большая просьба, — начала Татьяна Петровна, — не носите больше девочке ничего, не забивайте палату. Кроме вас, к ней приходила девушка, и тоже с полными пакетами.

— Это Жанна. Моя невеста.

— Понятно, — улыбнулась Татьяна Петровна. — Я вот о чем хочу сказать: Алена ничего не ест из того, что вы приносите, да и в столовую почти не ходит. То, что касается ее здоровья: у нее развилась пневмония из-за переохлаждения и сниженного иммунитета, еще у нее был закрытый пневмоторакс. Его выявили при ее жалобах на боли в груди и затрудненное дыхание.

— Это что такое?

— Закрытый пневмоторакс — это когда поврежденная плевра затягивается после попадания в нее небольшого количества воздуха, который рассасывается, и легкое вновь расправляется.

— Как это лечится?

— Не беспокойтесь. При попадании в грудную клетку воздуха никакого лечения не требуется: воздух быстро рассасывается сам. Обычно опасности для жизни человека при пневмотораксе не возникает. Ей требуются лекарства для лечения пневмонии, я записала все на листочке. — Букина передала Вадиму список. — Те, что у нас есть в наличии, менее эффективные. Постарайтесь купить все, что в списке.

— Я сегодня же их привезу; если не смогу сам, лекарства доставит мой водитель.

— Хорошо. Мы сразу же начнем лечение. Вадим Георгиевич, к девочке приходили работники социальной службы. Отец, по их разговорам, после попытки самоубийства дочери официально отказался от опекунства над ней, и теперь они должны оформлять документы на помещение ее в детский дом. Сегодня они заходили ко мне, советовались по поводу проведения консультации в психиатрической клинике, чтобы исключить попытку повторного суицида.

— Спасибо за информацию, — сдержанно поблагодарил Вяземский.

Он прошел по коридору и вернулся в палату к девочке.

— Привет! — произнес он, усаживаясь напротив нее. — Как настроение, как дела?

Она демонстративно молчала, напряженно разглядывая стену за его спиной.

— Ален, ты в курсе, что тебя оформляют в детский дом? — теряя терпение, спросил он.

— Мне все равно, — проговорила она, стараясь казаться равнодушной, но зрачки ее расширились. Было видно, что это известие ее неприятно удивило.

— Ты не знала об этом?

— Какая разница?

— Тебе все равно, где жить?

Она нервно сглотнула, но ничего не ответила. Вяземский смотрел на ее хмурое лицо и молчал. После короткой паузы Алена пробормотала, едва разжимая губы:

— Везде люди живут. Выбора все равно нет. — Она уставилась взглядом в окно, чтобы не смотреть на Вадима, который раздражал ее уже одним своим появлением.

Он напоминал ей своим холеным внешним видом киношного героя, от которого исходили волны сумасшедшей уверенности в себе и неотразимого мужского обаяния. Ей не приходилось еще общаться с такими мужчинами. На рынке, где она работала, такие не бывали, да и в школе отцы ее одноклассниц были другими, обычными. И вот теперь этот киногерой словно сошел с экрана, чтобы удобно устроиться напротив нее. Говорит умные и правильные слова. Ей хотелось нахамить ему в ответ, чтобы увидеть, как спадет с него маска до неприличия интеллигентного человека, когда он разозлится. Ведь не может же быть человек таким хорошим, тем более с ней.

— Алена, выбор есть всегда, — проговорил он устало. — Ты могла бы жить у меня, если бы согласилась, чтобы мы с Жанной стали твоими опекунами.

Она удивленно посмотрела на него и презрительно скривилась:

— У вас нет своих детей, и вам хочется проблем? А может, вы просто хотите завести какую-нибудь живность, чтобы скучно не было? Тогда лучше заведите собаку. — Она приподнялась с подушки и неожиданно хлопнула себя ладонью по лбу. — А-а, я не подумала! Ведь собаку нужно выгуливать, а у вас наверняка нет времени для этого, поэтому вы решили завести меня? Своего рода экстрим для богатых, да? — презрительно усмехнулась она.

— В каком смысле?

— В прямом. По телевизору показывали, как богатые берут к себе в семью кого-нибудь с улицы и начинают перевоспитывать его, а если не получается, то вышвыривают обратно туда, откуда взяли. Или покупают себе более креативные развлечения — например, жизнь в роли бомжа на несколько дней.

— Извини. Я слышал об этом, но среди моих знакомых таких нет. Ален, я много работаю, и у меня нет времени на подобную фигню.

— А на неблагополучного подростка вроде меня, значит, есть?

— Ты уже вполне сознательный, взрослый человек. Тебе нужен дом, покой и все, что нужно для нормальной, полноценной жизни. Я смогу тебе все это обеспечить.

— Вы же меня совсем не знаете! Вот приду к вам в дом, и у вас что-то пропадет, вы же на меня будете думать, в полицию сдадите сразу, разве не так?

— Не так. У нас ничего не пропадет. У нас сигнализация. Я сейчас уйду, а ты подумай до завтра о моем предложении. Мы тебя не обидим, ты можешь мне верить.

Ее синие большие глаза смотрели прямо в душу. Она сидела неподвижно и молчала. Девочка с самого момента его сегодняшнего появления в палате видела, что он выглядит уставшим и измотанным. Но вместо сочувствия предпочла наговорить ему кучу дерзостей, не давая возможности своим положительным эмоциям пробиться сквозь броню отчуждения, которую она с таким трудом возвела между ним, его девушкой и собой. Вяземский посидел немного, попрощался и вышел. Соседка, притворяясь спящей, слышала все и, тяжело поднявшись с кровати, засеменила к Алене.

— Ох, девка! Не будь дурой, соглашайся, — пыталась она наставить девочку. — Он, по всему видно, мужик хоть и молодой, а серьезный и порядочный и с большими деньгами. Заботливый. Вырастит тебя и выучит. И та, что приходила к тебе, тоже вроде ничего. Притерпишься! Думаешь, в детдоме сладко будет тебе? И чего ты взялась пугать его воровством, по тебе видно, что копейки чужой не возьмешь. А он парень видный… Повезло же той девице… — проговорила она задумчиво.

— Видный… Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри, — проворчала девочка. — Это всем известная истина.

— Что бы ты понимала в людях! Господи! Для этого жизнь прожить надо.

— Как же! Жизнь прожить…

— А заботливый какой! — не унималась пожилая женщина и покачала головой. — А ты все нос воротишь, слова доброго не сказала человеку. Он с работы каждый вечер к тебе едет, — продолжала она поучать Алену. — Вторую неделю к тебе ходит, всю палату завалил соками, фруктами. Посмотри!

— А я просила его ходить и все это носить? — заревела Алена, захлебываясь слезами. — Жалеет меня, как убогую какую-то, — всхлипывая, причитала она. — Нужна мне его жалость…

— Что плохого в жалости, глупенькая? Жалость сродни состраданию и сопереживанию. Ладно, поплачь, горемычная. — Она отошла от нее и легла на свою кровать, тяжело вздыхая и охая.

Алена долго еще плакала, шмыгая носом, потом успокоилась и заснула, продолжая всхлипывать и во сне. Проснувшись среди ночи, она долго раздумывала обо всем: о Вяземском, Жанне, о своей матери, которая выгнала ее из дома, о похотливом отчиме, не дававшем ей проходу, об отце, который абстрагировался от проблем бывшей семьи. Потом она опять стала думать о матери. Ей было непонятно, почему мать не устраивало в Алене абсолютно все. Угодить ей было невозможно. Все люди на свете, самые чужие и не самые приятные, нравились ей больше, чем собственная дочь. Она злилась на Алену, когда была трезвая, и не меньше злилась, когда напивалась. Невозможно было найти способ, чтобы угодить ей и добиться ее расположения. Мама всегда была ей недовольна, и Алена это знала и боялась ее. Боялась ее холодного требовательного взгляда. Девочка втягивала голову в плечи, когда мать просто проходила мимо, и если вдруг приближалась к ней, то это могло значить одно — она опять что-то сделала не так и поэтому… От нее постоянно чего-то ждали и требовали. Она всегда старалась все делать так, как надо, но вечно промахивалась, снова получая нагоняи и обязательные оплеухи. Она жила в одном доме с этой женщиной, замерев от страха, не имея права ни на что, даже на этот страх, и мечтала, что когда-нибудь все это закончится, что ее обязательно вызволят, утешат, согреют и станут, наконец, любить. И вот в конце концов нашлись люди, которые собираются увести ее с собой. Ее давно мучила одна мысль, занозой засевшая в голове: она обманывает хороших людей. Они приходят к ней, тратят деньги на продукты и лекарства для нее и даже не подозревают, что делают все это для плохого, недостойного их внимания человека. Она должна сказать им о том, что на самом деле не такая, как они думают. Она плохая. Она измучилась от подобных мыслей, которые не давали ей покоя. Алена беспокойно ворочалась на постели, пытаясь найти удобное положение, продолжая думать о Вяземском. Он так относится к ней, думая, что она хорошая, а на самом деле все совсем не так. Если бы он знал, какая она, то наверняка его отношение к ней стало бы другим. Стоит ли признаваться в том, что она плохая, или лучше продолжать обманывать их? Как сложится жизнь с ними? Неизвестно. А вдруг он хуже отчима и только с виду такой лощеный? Одно хорошо — что не пьет. Во всяком случае, от него никогда не пахнет перегаром, уж она бы почувствовала. Может, у него есть корыстные помыслы? Какие? Она согласна выполнять всю работу по дому. Пускай так. Может, у нее будет хотя бы сытая жизнь.

К утру, совсем измучившись, она приняла решение, что согласится на то, чтобы Вяземский стал ее опекуном. И даже эта не очень приятная Жанна тоже.

* * *

Узнав о решении Алены, Вяземский обрадовался и успокоился. Ей предстоял еще двухнедельный курс лечения новыми препаратами, после чего полагалась контрольная сдача анализов, рентген, УЗИ и все, что полагается. У него было в запасе время, и он занялся оформлением бумаг. Ему не пришлось уговаривать Жанну, так как она не изменила своего решения.

По сути, Жанна была против идеи с оформлением опеки над проблемным подростком, от которого неизвестно чего можно ждать в ближайшем будущем. Но она не хотела портить с Вадимом отношения перед регистрацией брака, рассчитывая, что бюрократические проволочки не позволят Вяземскому быстро решить вопрос с опекунством. А там и свадьба не за горами, ведь они уже давно подали с ним заявление в ЗАГС Центрального района, и была уже назначена дата бракосочетания. А после свадьбы можно будет и передумать. Зачем ей нужна эта психованная малолетка в доме? Все выходило как в притче у мудрого Насреддина: либо осел заговорит, либо шах помрет.

Вяземскому пришлось поручить своему адвокату оформле-ние бумаг по вопросу опекунства. Сам он только пару раз лично контактировал со службой опеки и попечительства, всем остальным занимался его адвокат. Определенные денежные суммы и услуги помогли наладить взаимопонимание между Вяземским с его будущей женой и службой опеки, значительно сократив сроки оформления бумаг. За короткое время Вяземский успел задействовать все свои связи и средства, чтобы получить опеку над Аленой. Жанна была в шоке, когда Вяземский сообщил ей, что все проблемы позади. Она никак не рассчитывала, что вопрос с опекунством решится за месяц до бракосочетания, и теперь пребывала в стрессовом состоянии. На предложение Вяземского поехать забирать Алену из больницы вместе она отказалась, сославшись на срочную работу.

Девочка пробыла в клинике почти месяц с момента гос-питализации. С утра Букина принесла ей готовую выписку и справку для школы. Осталось дождаться Вяземского. Вадим приехал за ней, как договаривались, после обеда. Он вошел в палату, где девочка, ожидая его появления, сидела на кровати с пакетом в руках.

— Привет! Готова? — улыбнулся он, глядя в ее огромные синие глаза, которые были настоящим украшением ее слишком бледного и худого лица.

Она судорожно сжала руками пакет и кивнула головой.

— Молодец! Тогда поехали домой.

Она шла рядом с ним к машине, стараясь смотреть себе под ноги, но он видел ее короткие, настороженные, внимательные, изучающие взгляды, которые она исподволь бросала на него. От клиники до дома на Кирочной, где жил Вяземский, они добрались нескоро, по пути не раз застревая в пробках. Пришлось еще по дороге посетить торговый центр, где они приобрели новую одежду для Алены, так как старая не годилась. Наконец, остановившись перед своим домом, Вадим произнес:

— Ну, вот — это наш с тобой дом.

Алена окинула растерянным взглядом архитектурное со-оружение, показавшееся ей на первый взгляд излишне темным.

— Дом построен в стиле эклектика. Этот стиль характеризует смешение разнородных архитектурных деталей. Видишь, в фасаде здания использовали колонны, карнизы и балконы, а башня-эркер завершила архитектурный облик улицы и придала зданию аристократичность. Сам по себе дом небольшой. В нем всего шестьдесят девять квартир. Его называют еще «Дом на Кирочной». Слышала? — обратился он к девочке, желая вовлечь ее в разговор.

Алена ничего не ответила, только отрицательно помотала головой. Вяземский усмехнулся, глядя на нее:

— Ты не очень разговорчивая. Ну, ладно. Да, вот еще что: рядом с нашим домом находятся три станции метро — «Чернышевская», «Площадь Восстания» и «Площадь Александра Невского». Это тебе к сведению. Транспортную доступность обеспечивают также Синопская набережная, Тульская улица, Дворцовая набережная. Я выбрал этот жилой комплекс в большей степени из-за развитой инфраструктуры. Здесь есть все, что необходимо для комфортной жизни, причем с учетом различных интересов. Школы, детские сады, поликлиники, рестораны, кафе, фитнес-клубы, салоны красоты — все объекты находятся в шаговой доступности. Рядом находится Таврический сад, Церковь царя Николая и, само собой, набережная Невы. Есть где погулять.

Оставив машину в подземном паркинге, они на лифте поднялись к себе на шестой этаж.

— Вот мы и дома. — Он бросил на пол сумку, а ключи от машины на полку возле входной двери, заметив, как Алена вздрогнула от резкого звука. — Извини. — Он дотронулся до ее плеча. — Ты раздевайся, проходи, я сейчас покажу тебе твою комнату и всю квартиру.

Алена ходила с ним из комнаты в комнату, поеживаясь от давящего на нее непривычно огромного объема свободного пространства.

— Здесь очень много места… и потолки высокие, — первое, что услышал от нее Вадим.

— Места много. Ты привыкнешь. Вот твоя комната, здесь твоя ванная. Моя спальня напротив. Окно в твоей комнате с видом на Неву. Нравится? — повернулся к ней Вяземский.

— Да. Очень, — сдавленно пробормотала Алена.

— Если мебель не нравится, то можно поменять. Подумай, что ты хочешь. Может, ты цвета предпочитаешь другие?

— Нет. Ничего не нужно. Мне все нравится, — торопливо заверила его девочка.

— Это твое рабочее место. Твой ноутбук. Коробка с учебниками и со всеми школьными делами стоит в прихожей. Я забрал от матери все, что у тебя было. Правда, вещи оставил. Подумал, у тебя будет новая жизнь, значит, должны быть новые вещи. Приводи себя в порядок, разбирай вещи и приходи в столовую. Я пока что-нибудь попытаюсь сообразить в качестве ужина. Потом поговорим обо всем. Можем все обсудить и за ужином.

— Хорошо. Только давайте я сама приготовлю ужин. Я умею готовить, а вещи я потом разберу.

— Пойдем, — обрадовался Вадим. — Знаешь, у меня с кухней как-то не сложились отношения с самого начала. Вроде все предметы на месте, наверное, руки не те, — обреченно произнес он и усмехнулся.

— Не расстраивайтесь. Мужчины редко готовят.

* * *

Он смотрел на неуклюжего, достаточно высокого подростка с короткой стрижкой на густых светло-русых волосах и несоразмерно длинными руками и ногами. Алена начала резать овощи на салат, и движения ее преобразили. Они словно вдохнули в нее жизнь, сделав ее почти привлекательной. Буквально через несколько минут они уже сидели за столом. Жареная картошка золотилась на тарелках и источала дивный аромат. Греческий салат представлял собой смесь ярких, контрастных цветов и благоухал запахами свежей зелени.

— М-м-м! Вкусно! — похвалил ее Вадим.

После ужина Вяземский решил поговорить с девочкой.

— Алена! С этого дня мы начинаем жить вместе. Я не имею опыта общения с детьми, но, думаю, мы с тобой поладим. Ведь ты согласишься со мной, что мы не должны доставлять неприятностей друг другу. Напротив, мы должны с тобой постараться сделать нашу совместную жизнь по возможности комфортной для обоих. Я понятно излагаю? — обратился он к Алене.

— Да. Понятно, — почти деревянным голосом сообщила она, завороженно глядя в его темные, бархатные глаза. — А как же Жанна? — робко поинтересовалась она.

— Жанна? Жанна будет приходить, иногда оставаться, а переедет сюда окончательно после свадьбы. Это ее решение, и я с ним согласился. — Он старался говорить спокойно и уверенно.

Говорить о том, что Жанна проявила сегодня саботаж и не поехала в больницу намеренно, он не хотел. Он был уверен, что она одумается в ближайшее время и обязательно позвонит. И тогда все наладится. Ну, а если этого не произойдет… Вадим тряхнул головой, желая избавиться от посторонних мыслей. Он видел недоверчивый и внимательный взгляд девочки, но решил продолжить разговор.

— Давай пока оставим эту тему. Я тебе сейчас скажу о своих требованиях, ты можешь с чем-то не согласиться. Это твое право. Ты должна учиться и по возможности следить за порядком в доме. Убираться приходит к нам Тамара Ивановна только раз в неделю. Раньше меня это устраивало. Никаких алкогольных напитков, сигарет, наркотиков, поздних возвращений, сомнительных компаний и бесцельного времяпрепровождения быть не должно. Согласна?

— Согласна.

— Отлично, — довольно улыбнулся он. — Работу на рынке отныне ты оставляешь. — Увидев протест в ее глазах, он добавил: — У тебя будут карманные деньги. Расходы по школе, приобретение одежды и остального я беру на себя. Вопросы. — Он внимательно смотрел на нее, ожидая вопросов.

— Вопрос есть. Вы вот сейчас все озвучили… Что я должна буду делать за это? — с опаской глядя на него, спросила она и нервно сглотнула.

— Ты должна учиться без претензий со стороны администрации школы, соблюдать перечисленные правила. Поддержание порядка в течение недели и ужин тоже за тобой, — закончил он с улыбкой.

— И все? — Ее большие глаза стали еще больше.

— Тебе этого мало? У тебя восьмой класс, большой объем изучаемого материала, — в свою очередь удивился Вадим. — Если ты со всем согласна, то мы с тобой поладим, во всяком случае, мне бы этого очень хотелось. Теперь в отношении продуктов. Продукты будем покупать вместе в выходной день, чтобы тебе не нужно было самой таскать сумки, потому что в будние дни у меня на это времени не будет. Так как готовить будешь ты, то и определять набор продуктов тоже будешь ты. Пиши списки. Если что-то будет нужно еще, купишь сама. У меня все. Возникнут вопросы в процессе учебы — обращайся за помощью, не стесняйся. Математика, физика, английский — с этим у меня полный порядок.

— Спасибо. — Она несмело улыбнулась.

— Кстати, как у тебя со школьными делами? Репетиторы нужны или сама справишься? Ты сейчас целый месяц школьных занятий пропустила. Будет трудно.

— Думаю, что справлюсь сама. Вот только ноутбук…

— Там ничего сложного, я тебе все покажу. У вас же есть информатика. Основы ты знаешь, остальное освоишь.

— Хорошо! Как мне к вам обращаться?

— Можешь по имени.

— Хорошо, Вадим.

— У вас каникулы скоро начнутся.

Она кивнула головой.

— Чем думаешь заниматься?

— Я не знаю пока. Наверное, позанимаюсь. Нужно наверстать то, что пропустила.

— Я подумаю, как организовать твои каникулы. Можно было бы съездить куда-нибудь, но за такое короткое время мы не успеем сделать тебе заграничный паспорт. А твой лечащий врач Татьяна Петровна считает, что тебе полезен морской воздух. Слушай, а может, на Новый год махнем в Сочи? Там сейчас столько спортивных комплексов начали строить к Олимпиаде! Развлечений, я думаю, там тоже достаточно.

Алена смотрела на него спокойно и настороженно. Вяземский понял, что она не верит ни одному его слову.

— Ален, я постараюсь разделаться со всеми делами и найти время для поездки. Жанна тоже поедет с нами.

Новая одежда и белье аккуратно перекочевали в шкаф и ящики комода. Книги заняли свои места на полке. Алена присела на кровать и огляделась вокруг. Она даже мечтать не могла о такой комнате и такой красивой одежде.

Вадим постучался к ней:

— Ален, к тебе можно?

— Конечно, — удивилась она, подскакивая с кровати. Дома ее никогда не спрашивали об этом, распахивая дверь в любой момент.

— Устроилась? — с улыбкой спросил Вадим. — Это тебе на карманные расходы. — Он положил деньги на стол. — Если понадобятся еще — скажешь.

— Не надо. Мне ничего не нужно, — отчаянно замотала она головой.

— Тебе в школу придется теперь ездить на транспорте, да и вообще, мало ли на что еще могут понадобиться деньги.

— Спасибо, — едва слышно пробормотала она.

— Ну, спокойной ночи. Ален, не расстраивайся, со временем ты привыкнешь ко мне, к дому. Все будет у нас хорошо.

Алена посмотрела на закрытую дверь и вздохнула. День показался ей ужасно долгим и насыщенным событиями и ощущениями. Лежа в чистой постели, Алена радовалась, что их с опекуном первый день закончился вполне благополучно. Что принесет им следующий день, не мог знать никто.

* * *

Вяземский, как и обещал, оставил дела, и в канун Нового года они с Аленой вылетели в Сочи, где сразу по прилете окунулись в атмосферу безмятежного отдыха и предстоящих праздников. Он вспомнил о Жанне и вздохнул. Она была против совместной поездки в Сочи, предлагая вдвоем отправиться в Индию, на Гоа, где в зимний период начинается самое туристическое время, можно сказать — бархатный сезон. Что может быть лучше, чем поваляться зимой на белом песке пляжа Агонда или Палолем и накупаться в прозрачно-голубых водах Индийского океана, конкретно — Аравийского моря? Но никакие привлекательные доводы, приводимые Жанной, на Вяземского не возымели никакого действия. В результате на Гоа она решила поехать одна. Вадим сердился на Жанну и на то, что она не понимает таких очевидных вещей. Он обещал Алене поездку и не мог не сдержать слова. Накануне отъезда он позвонил Жанне, чтобы попрощаться, попутно сообщив ей о том, что уезжает в Сочи и в рождественские каникулы его в Питере не будет, на что та в ответ обиженно надула губы:

— Значит, для тебя Алена важнее, чем я? Я, по-твоему, должна праздники встречать одна?

— Жанна, не говори глупостей и не пытайся мной манипулировать. Ты знаешь, что дорога мне, но ты взрослый человек, а она маленькая, несчастная, запуганная девчонка. Нам необходимо побыть вместе, чтобы привыкнуть друг к другу. Было бы отлично, если бы ты поехала с нами. Пойми, я не могу иначе.

— Вяземский, мы вчера с Игорем сидели и говорили о те-бе, — поделилась новостью Жанна, зная, что ему будет это неприятно. — Он удивлен, что ты перед свадьбой едешь куда-то один. Игорь тоже считает, что ты взял ее, как бездомного щенка, и теперь пытаешься приручить его, но девочка не щенок. Она человек. Когда тебе вся эта возня с ней надоест и ты ее выдворишь из дома, для нее это будет трагедией.

— Послушай, что означает это «тоже»? Значит, сейчас ты уже передумала, хотя раньше была согласна со мной. — Вадим, как ни старался, не смог сдержать своего недовольства. — Я смотрю, Игорю больше нечем заняться, как только обсуждать с тобой меня? По-моему, у меня слишком много развелось заместителей и становится меньше друзей. Я подумаю над этим вопросом.

— Вадим, перестань! Я просто поделилась с Игорем своими мыслями, когда он приходил выбирать новогодний тур для семьи. Посидели, поговорили — и все. Могу я поделиться своими мыслями с твоим другом?

Вадим слушал ее и злился на несправедливые замечания и непонимание близкого человека.

— Вот как? Я не думал, что нужно обсуждать наши с тобой отношения с кем-то еще. Все, что между нами происходит, касается только нас с тобой. — Он помолчал и с огорчением в голосе добавил: — Ты совсем не понимаешь меня. Если ты так уверена в том, что говоришь, то нет смысла переубеждать тебя. Я уезжаю завтра. Приеду — позвоню.

Сейчас, вспоминая об этом, Вадим вздохнул так тяжело, что Алена взглянула на него с тревогой.

— Вам плохо? — участливо поинтересовалась она.

— Все нормально. Сейчас возьмем такси и поедем в отель.

— Далеко еще ехать?

— Нет. Всего двадцать пять километров. Приедем и будем отдыхать. У нас отличный люкс с двумя спальнями. — Он хоть и улыбался ей, но у самого на душе кошки скребли, и Алена это сразу заметила.

— Переживаете, что Жанну оставили одну? Может, лучше вернуться?

— Ну, что ты! Если приехали, то будем отдыхать. Тем более, она едет на Гоа.

Алена вздохнула и задумалась. Ей стало грустно оттого, что она стала причиной расставания Вадима со своей девушкой. Ее душу стало привычно обволакивать чувство вины. Правда, это продолжалось недолго, до тех пор, пока из окна автомобиля она не увидела море. Оно показалось с левой стороны, серебром отливая на солнце, и душа ее мгновенно наполнилась восторгом.

— Море! — произнесла она отрывисто и замерла в восхищении.

— Вот видишь, только из-за одного этого стоило ехать, — уверенно произнес Вадим и рассмеялся.

Они жили в прекрасном семнадцатиэтажном отеле «Жемчужина», который раскинулся со своими уникальными парками с тропическими растениями на первой береговой линии Черного моря, в центральной части города. Все праздничные дни здесь работала детская и взрослая анимация и прохо-дили вечерние шоу-программы, так что скучать отдыхающим не приходилось. Рядом с отелем находились концертный зал «Фестивальный», ботанический парк «Дендрарий», музеи и театры, но на посещение всех этих культурных объектов времени не хватило. Вадим повсюду ходил с Аленой, давая девочке возможность приобщиться к светской жизни. Надо отдать ей должное, она обладала природным тактом, вела себя естественно, не давая поводов Вадиму испытывать чувство неловкости за нее. Она даже сумела преодолеть свой страх перед посещением ресторанов, где еще никогда не бывала. Рес-торан «Хрустальный», где они были постоянными гостями, уже не казался ей таким ужасным местом.

— Не переживай, здесь все как в обычном заведении общественного питания. Этот ресторан рад новым гостям и старым знакомым. За наше доверие к нему он платит вот этой уютной обстановкой, качественной и вкусной пищей и морем хорошего настроения, — с улыбкой подбодрил ее Вяземский.

— Мне было страшно первый раз войти в ресторан, — смущенно призналась Алена.

— Со мной никогда и ничего не бойся, — ответил он и впервые увидел доверие в ее взгляде.

— Мне еще так страшно бывает, когда я захожу в наш подъезд и вижу лицо консьержки. У нее всегда такое выражение лица… — неожиданно призналась Алена и поежилась.

— Что? — удивился Вадим. — Зачем тебе вообще думать об этом? Если ей что-то нужно, она скажет тебе об этом сама. Даже если выражение лица консьержки как-то связано с тобой, все равно пусть скажет тебе об этом сама. Ты не обязана думать про это. И вообще, оставь привычку догадываться о настроении других людей по голосу, по выражению лица: ты всегда ошибешься не в свою пользу. Либо спрашивай прямо, что конкретно не так, либо оставь им их настроение: захотят — расскажут сами. Понятно?

— Понятно, — вздохнула девочка, раздумывая над его справедливыми замечаниями и соглашаясь с ними.

Они много общались, подолгу обсуждали просмотренные вместе фильмы и книги, которые были знакомы обоим, выясняя в процессе обсуждения, что у них одинаковые вкусы и пристрастия, что способствовало их эмоциональному сближению. Они постепенно привыкали друг к другу. Он понимал, что чувствует эта девочка, потому что сам когда-то вынужден был пережить подобное, только ему было проще: он тогда был старше сегодняшней Алены, впереди маячила близкая свобода в виде университета, и у него не было материальной зависимости от матери. Отец оставил ему приличные деньги и квартиру. Он смотрел на Алену и за внешним ее спокойствием и респектабельным видом чувствовал, что внутри нее живет маленькая, испуганная, недоверчивая девочка. Вадим надеялся, что со временем она оттает, главное — не торопить ее. Десять дней пролетели как один. Отдых закончился, и настала пора собирать вещи и прощаться с морем по заведенному ритуалу. Самолет на Санкт-Петербург летел вечером. Они вернулись в Питер, прибыв в аэропорт строго по расписанию. Вадим взглянул на часы, когда садился в такси, и, обернувшись к Алене, пошутил:

— Мы успеем вернуться домой еще до наступления полночи, как требовалось в одной известной сказке.

— Не смейтесь! В сказках много всяких правильных предупреждений, — серьезно ответила Алена.

— Да? Каких же?

— Например, «никогда не разговаривай с незнакомцами»!

— Это откуда? Подожди, вспомню! «Красная Шапочка»?

— Вы хорошо знаете сказки, — с улыбкой отметила Алена. — Будет что рассказать своим детям.

— Наверное, а пока могу рассказать тебе.

Алена хмыкнула:

— Вот еще! Приберегите лучше их для Жанны.

Вяземский заметил, как водитель такси спрятал улыбку, и повернулся к Алене.

— Это прикол такой? — спросил он, но она промолчала.

Старый Новый год они уже встречали вместе с Жанной у себя дома. Личные дела Вяземского наладились сами собой, во всяком случае, так думал он. Его невеста так не думала, но своими мыслями она не собиралась делиться с ним. У Жанны было время подумать обо всем спокойно, без эмоций. Она поразмыслила на досуге и поняла, что ее обиды не возымели на Вадима никакого действия. Пророчества мамы о «ночной кукушке» почему-то не сработали — либо она плохо старалась, либо Алена прельстила его чем-то другим. Девчонка по-прежнему жила у Вадима, и, похоже, ей здесь нравилось. Было еще одно нерадостное открытие: Вяземский поступал и поступает так, как считает нужным, и, скорее всего, так будет всегда. Жанну такой вариант отношений не устраивал, и она решилась на крайние меры. Она предложила Вяземскому устроить девочку в другом месте, пусть даже у ее пожилой соседки, а заодно перенести дату регистрации их брака на то время, когда решится вопрос с переселением Алены. Вадима такие жесткие условия невесты привели в замешательство, а потом, подумав, он согласился оставить все до более благоприятных времен.

Над первой частью ее предложения он обещал подумать, а вот со второй — согласился сразу и даже взял на себя решение данного вопроса. Они продолжали встречаться, но энтузиазм Вяземского со временем начал заметно таять.