Эффект чужого лица

Наталья Солнцева, 2010

«Богиня Утренней Звезды являлась к нему в предрассветный час… волосы золотым потоком струились по ее телу… венок на ее челе благоухал мандрагоровыми цветами. Этот упоительный медовый запах уносил его далеко-далеко… куда заказана дорога смертным…» А есть ли смысл в том, чтобы по ней идти? Ведь в жизни столько нерешенных задач! Семья Ракитиных с появлением в доме молодой мачехи разваливается. Взрослые дети в недоумении и страхе, и на то есть причины. Они обращаются за помощью к Астре Ельцовой. Но дочь Ракитина спасти не удалось… Ее смерть странным образом напоминает шумерский миф о схождении богини Иштар в подземное царство. А может, все проще и преступника надо искать на земле? Книга также вышла под другим названием: «Звезда Вавилона». Входит в цикл «Астра Ельцова» – №8

Глава 4

Клуб любителей бардовской песни «Вертикаль» располагался в подвальном помещении на Нижней Масловке. Большой полутемный зал изнутри был отделан под огромную палатку, с потолка свисали лампы «летучая мышь», импровизированная сцена представляла собой возвышение, сбитое из досок, куда мог взойти любой и продемонстрировать собравшимся образчик своего творчества. Судили новичков не строго — одобрительно посмеивались, хлопали, и если делали замечания, то в духе товарищеской критики, не обидно и без ехидства.

Здесь собирались молодые люди, которых объединяла страсть к путешествиям, дороге — одним словом, романтика странствий. Все стены пестрели фотографиями, сделанными в дальних походах, — Байкал, Ангара, Енисей, Саяны, Кавказские хребты, Афганская пустыня и Гималаи, — где только не пришлось побывать этим парням и девушкам с обветренными лицами и закаленными характерами.

Это была молодежная тусовка — бардов-ветеранов приглашали в качестве почетных гостей. Тогда зал не мог вместить всех желающих: самые непритязательные слушали легендарные песни стоя. Особую «дорожную» атмосферу создавал приглушенный шум поездов и близость Савеловского вокзала.

Сюда Апрель осмелился однажды пригласить ее — женщину, которая вошла в его сны, стала мучительной болью, наваждением.

— Привет, Апрель! — улыбнулась Марина, официантка из бара. — Будешь сегодня петь?

Бар, где работали она и ее сестра, назывался «Буфет». Тут подавали кашу с тушенкой «из котелка», травяной чай «из самовара на углях», а водку наливали в граненые стаканы, как в прошлом, по которому многие завсегдатаи испытывали ностальгию, тем более странную, что выросли они уже в другой стране, — не той, воспетой Высоцким и Визбором, оставшейся на черно-белых фото, в наивных кинолентах и в памяти старшего поколения.

Апрель сидел на стуле, заложив ногу на ногу, и настраивал гитару. Марина уселась рядом. Ей нравился этот молчаливый мужественный парень, всегда аккуратный, подтянутый, хорошо одетый. Стихи у него были немного грустные, как и положено, а мелодии песен простые, как неторопливый вечерний разговор у костра. Апрель пел редко, в отличие от некоторых, — только когда «накатывало». Что он вкладывал в это слово, девушка до конца не понимала.

— Погляжу, какая придет публика… — отозвался молодой человек. — Если под настроение, отчего же не спеть…

Выглядел Апрель на двадцать два — двадцать три года. На самом деле ему исполнилось двадцать восемь. Лицо чистое, открытое, с крупными правильными чертами, волосы светлые, подстриженные по моде, глаза серо-зеленые, прозрачные, как вода горного озера. Когда Апрель сердится, глаза темнеют, сливаются со зрачками. Марина откровенно залюбовалась.

— Ладно, пойду, — с сожалением вздохнула она. — Соня ждет. Работы много. У нас сегодня — санитарный день.

— Уборка, что ли?

— Генеральная.

Апрель проводил ее равнодушным взглядом. Хорошенькая девушка, но ничего в ней нет этакого, чтобы захватило дух, засело в сердце зазубренной занозой. Не то что…

Он тряхнул головой, усилием воли прогоняя непрошенные воспоминания. Того уже не вернуть! Он бы не прочь начать все сызнова, но она не хочет. Не ровня он ей, не пара. Ей солидный человек подошел бы, основательный, степенный, со стабильным доходом, без «вредной привычки» к свободе, к рюкзаку, костру и походному ветру, с которым можно поговорить на возвышенные темы. А кто он, Апрель? Что способен ей дать? Кропает дилетантские вирши, бренчит на гитаре, работает от случая к случаю, сильно не напрягается. У него даже образования нет. Поступил на физмат по настоянию родителей, протянул лямку два года и выдохся, бросил… Черт с ним, с дипломом! Жизнь измеряется другими категориями — количеством пережитого счастья, а не накопленных денег. Ему, Апрелю, хватает того, что у него есть.

«Не надо было давать мне такое имя, — заявил он расстроенной матери. — Назвали бы меня Петром или Василием, чтобы жил, как все. А теперь поздно пенять! Теперь я вольный казак, куда хочу, туда скачу».

«Верхом на палочке! — съязвил отчим. — Маша тебе редкое имя выбрала, надеялась, ты в люди выйдешь, опорой ей будешь в старости. А ты — перекати-поле!»

«Зачем ты так, Коля? — вступилась за сына мать. — Он нам помогает, чем может. Деньги хоть и небольшие, да присылает. Вон, у соседей дети институты позаканчивали, а толку-то? Забыли стариков, носа не кажут. Раз в год приедут, норовят у них последнее выгрести…»

«Скоро, мам, я на паркетчика выучусь, — обещал Апрель. — Буду на себя работать. Возьму заказ, сделаю, и свободен. В бригаду не пойду, ни у кого под началом ходить не стану».

«Как же ты один-то?»

«Хороший мастер без клиентов не останется».

Он оказался прав. Паркетчик из него получился так себе — звезд с неба не хватал, но компенсировал отсутствие таланта тщательным подходом к делу и добросовестностью. Лиха беда начало — пару лет перебивался, потом заказы посыпались, как горох. Уже не Апрель искал, кому бы паркет положить, — его искали, записывались в очередь.

Он поймал себя на том, что напевает новый мотивчик и одновременно думает о своей жизни. Всем бы он был доволен, если бы не…

«О, черт, опять! — скрипнул зубами Апрель. — Где раздобыть рецепт лекарства от любви? И существует ли такое?»

Марина драила буфетную стойку, исподтишка поглядывая на парня. Какой он все-таки ладный, рослый, широкоплечий, недаром девчонки о нем шепчутся. И деньжата у него водятся — может запросто угостить выпивкой, на мюзикл пригласить. Стихами да песнями много не заработаешь, поэтому Апрель строительную специальность приобрел, без работы не сидит.

— Слушай, Соня, — шепнула она сестре. — У Апреля кто-то есть?

— Девушка?

— Ну да… Он с кем-нибудь встречается?

— Говорят, была зазноба… да сплыла.

Они пришли в «Буфет» недавно и не успели выяснить, кто чем дышит, кто кому симпатизирует. Здесь было весело: каждый вечер — концерты, пусть самодеятельные, любительские, зато душевные; каждый раз — уйма впечатлений, знакомств, горячих споров, интересного общения. Оказывается, бардовская песня пользуется популярностью даже на таком непрофессиональном уровне, — люди с удовольствием слушают, покупают диски с записями неизвестных авторов-исполнителей, обмениваются мнениями, делятся творческими планами, договариваются о совместных проектах.

Апрель держался как-то особняком — ни с кем особо не объединялся, ни к кому в компанию не напрашивался. Его приглашали в очередной поход, пеший или водный, зазывали в горы, он отказывался. Много заказов, мол, освобожусь, тогда…

Марина пыталась расшевелить его, вызвать на откровенность. Соня пожимала плечами, качала головой.

— Оставь ты его в покое, сестричка. Еще не отошел от прежней любви, а ты ему новую навязываешь.

— Я не навязываю, — обижалась та. — Тебе его не жалко?

— Лучше себя пожалей!

— Апрель не такой, как остальные…

— Любовь слепа. Ты просто не видишь его недостатков.

— Он мне нравится, вот и все…

— Хочешь переспать с ним?

Марина смущенно опускала глаза, заливалась краской. Помимо всех прочих достоинств, Апрель действительно был очень сексуален. От него прямо-таки исходили эротические флюиды. Не только она учащенно дышала в его присутствии…

— Между прочим, одна дама предлагала ему поступить стриптизером в ее ночной клуб! — сообщила Соня.

— Какая еще дама?

— Кто-то ее привел… Митя, кажется.

Митя исполнял обязанности администратора и был начальником не только над «Буфетом», но и над всем малочисленным здешним штатом. Он отвечал за организацию творческих вечеров и праздничных «капустников», за порядок в зале и за все, что происходило в клубе.

Марина поискала глазами Митю. Тот оживленно беседовал с кем-то по сотовому, подходить к нему сейчас с вопросами она не решилась. Соня угадала ее намерение.

— Не вздумай! Еще чего не хватало! Апрель и без того нос задирает, а если узнает, что ты за ним бегаешь, вовсе загордится.

— Я не бегаю…

— Вот и выбрось его из головы. Он занят… понимаешь? Втемяшил себе в голову любовную чушь и страдает.

Марине стало обидно за Апреля. И за себя тоже. Неужели он не замечает ее чувства?

— Может, приворожила его та женщина? — вздохнула Соня. — Я вообще-то в колдовство не верю, но глядя, как Апрель сохнет… чего только не подумаешь.

— А кто она? Какая? — с жадным любопытством спросила сестра.

— Не знаю. Митя говорил, она приходила сюда с Апрелем… Странная особа, замкнутая до ужаса. Ни с кем ни слова, ни полслова. Так и просидела весь вечер статуей!

— Мне запрещаешь расспрашивать, а сама…

— Случайно разговор зашел. — Соня протерла до блеска стеклянную дверцу холодильника и с удовлетворением кивнула головой. — Ты чисти, чисти самовар, не отвлекайся. Время поджимает.

— Больше она здесь не появлялась?

— Похоже, что нет. Должно быть, не пришлось ей по вкусу наше заведение.

«Ну и хорошо, — твердила про себя Марина. — Значит, не сложилось у них с Апрелем… Зря он тоскует! Она далеко, а я близко, рядышком. Всегда готова выслушать, посочувствовать, утешить…»

— Дура ты, — беззлобно произнесла сестра. — Все мы, девчонки, дуры!

— Почему это?

— Так… Западаем на красавчиков, а они и рады…

Марина тайком бросила взгляд на Апреля. Тот что-то напевал под гитару, ритмично покачивая носком зимнего шнурованного ботинка, за его спиной маячил смутный темный силуэт…

— Соня, посмотри, что это?

— Где? Ничего не вижу…

— Сзади Апреля!

— Крылья, — захихикала Соня. — Он ведь вылитый бог любви! Амур!

— Я серьезно… там чья-то тень…

— Не сходи с ума, Мариша. Тебе почудилось.

Администратор включил подвесные лампы, и от этого тусклого освещения лежащий по углам мрак еще больше сгустился…

* * *

По бокам аллеи громоздились горы снега, синие в декабрьских сумерках. Деревья заледенели от стужи. Матвей и Астра прогуливались, беседуя вполголоса. Бледная луна, похожая на сахарный пряник, застыла на небе. Было слышно, как играет музыка на открытом катке.

— Ты веришь этой разочарованной женщине? — с усмешкой спросил он, имея в виду дочку профессора Ракитина. — Она ведь не замужем, как я понял? Значит, сердита на весь белый свет. Особенно ее бесит любовь пожилого отца к молодой жене.

— Почему обязательно «бесит»? Я тоже не замужем…

— Ты — другое дело. Твоя мать, слава богу, жива. У вас дружная семья. А если бы родители развелись, и Юрий Тимофеевич привел в дом мачеху, которая моложе тебя?

— Пожалуйста.

— Ракитины рассуждают иначе. По их представлениям, потерявший жену отец не имел права жениться вновь. Он должен был до конца дней оплакивать незабвенную супругу. По-моему, Нелли — типичная эгоистка, которая превыше всего ставит собственные интересы. Ей плевать на отца, да и на покойную мать… Она просто из принципа хочет разрушить чужое счастье.

— Вероятно, такое бывает. Но я хочу проверить, насколько далеко могут зайти дети в своей ревности.

— Очень далеко. Судя по всему, они ополчились на вторую мачеху из-за ее возраста. Их гложет стыд за поведение папаши, неловко перед соседями и знакомыми.

— Раиса уже третья супруга профессора.

— Не вижу в этом криминала.

— Разве не подозрительно, что две предыдущих его жены умерли?

— Нисколько. Человеку не везет в браке! Хочешь сказать, что Ракитин убивает своих жен? Но ведь Нелли боится за свою жизнь, а не за жизнь мачехи.

Астра поддела ногой комочек снега и остановилась. Красноватые фонари в туманном ореоле тянулись вдоль дорожки и смыкались вдали, образовывая светящийся коридор.

— Это обман зрения… — пробормотала она. — Какая-то путаница. На самом деле огни расположены на том же расстоянии друг от друга…

Матвей знал этот ее отрешенный взгляд в никуда. Где, за каким горизонтом видела она события, которые пока только зарождались в темных людских помыслах? Может, это и есть мир теней, существующий бок о бок с миром земным?..

— Раиса, нынешняя жена профессора Ракитина, моложе его детей на много лет.

— Тебя удивляет разница в возрасте? По-моему, раньше юных девушек частенько выдавали замуж за дряхлых стариков. Такие браки были в порядке вещей. Наверное, обычаи периодически возвращаются.

— Нет… не то… да и пора юности для Раисы миновала. Ей двадцать восемь, а не восемнадцать.

Астра сама не понимала, что ее смущает.

— Ракитин не богат. Квартира и дача не в счет. Антикварная коллекция у него скромная…

— Как не в счет? — возразил Матвей. — Смотря для кого не в счет! Скажешь тоже! В Москве убивают из-за квартир. А тут еще и коллекция.

— Нелли объяснила, что это даже не коллекция, просто старинные вещи и картины нескольких поколений семьи Ракитиных.

— Какая разница?

— Профессор — не алкоголик, не больной одинокий старик. У него двое взрослых детей, которые ему наследуют. Чтобы пойти на тройное убийство, надо иметь весомый мотив.

— Согласен. Кстати, у его сына…

— Леонтия, — подсказала Астра.

— У Леонтия есть дети?

— Нет. Он поздно женился, детьми пока не обзавелся. Его жена Эмма тоже недолюбливает Раису. По крайней мере, так сказала Нелли.

Но Матвей имел в виду другое:

— Выходит, профессор не успел стать дедушкой? Значит, хотя бы внуки не станут претендовать на часть наследства. Надо бы встретиться с этой Раисой, познакомиться, поговорить.

Астра с сожалением покачала головой:

— Невозможно. Нелли против какого бы то ни было нашего контакта с мачехой. Она боится, что отец и брат не простят ей вмешательства посторонних в семейные отношения. Ракитины ужасно скрытные.

— Как же нам быть? Устраивать спиритические сеансы?

Он вспомнил саркастическую усмешку Ларисы и отвел глаза.

— На спиритических сеансах общаются с духами умерших, а все Ракитины живы. Тьфу, тьфу, тьфу!

Ему показалось, что Астра прочитала его мысли о бывшей любовнице, но деликатно промолчала.

— По каким признакам дочь Ракитина определила злые намерения новой мачехи? Раиса чем-то выдала себя?

— У Нелли начали пропадать вещи. Сначала разные мелочи — брелок от ключей, шарфик, зонт…

— Может, она сама их потеряла?

— Я задала ей тот же вопрос. Нелли твердит, что никогда не отличалась рассеянностью.

— Годы идут, берут свое. Появляется забывчивость, которой раньше не было.

— Шерлок Холмс не отмахнулся бы от такого странного факта! — заявила Астра. — Помнишь, как у молодого Баскервиля пропал ботинок?

— Ну, ты хватила! — рассмеялся Матвей. — Намекаешь на собаку? Большой город — не захолустные болота, где легко спрятать огромного пса.

Версия, связанная с собакой Баскервилей, настолько рассмешила его, что он не мог остановиться.

— Город — почище любого болота! — огрызнулась Астра. — Здесь целую свору собак никто не заметит. Вон их сколько бегает!

— По-моему, чушь несусветная…

— Ты прав, — согласилась она. — Но ничего путного в голову не приходит. Нелли ужасно напугана пропажей вещей. Она усматривает в этом зловещее предзнаменование.

— У нее нервы расшатаны, как у любой незамужней дамы в ее возрасте.

Астра набрала пригоршню снега и бросила в него. Он увернулся, продолжая посмеиваться.

— Лучше скажи, при чем тут вообще вещи? Если не для собаки, которая их понюхает и…

Она не выдержала и тоже расхохоталась. Прохожие косо поглядывали на странную парочку: с виду приличные люди, а ведут себя…

— На нас смотрят, — прошептал Матвей, обнимая ее. — Давай поцелуемся!