Черная роза

Наталья Солнцева, 2002

Герой романа Сергей Горский становится обладателем старинного флорентийского медальона дивной красоты. История таинственного медальона началась за много веков до описываемых событий. Знаменитый флорентийский ювелир и алхимик создал это удивительное украшение для своей возлюбленной. Девушка погибает, а медальон исчезает во мгле веков, чтобы однажды появиться то в виде фамильной драгоценности французского маркиза, то в роил экспоната коллекции московского ювелира, позже в виде экзотической редкости на лондонском аукционе. Все, кто когда-либо прельстился драгоценным украшением, – зверски убиты. Серия страшных преступлений захлестнула Москву, Париж, Альпы… И все они связаны с тайной флорентийского медальона. Удастся ли Горскому разгадать эту тайну, останется ли он жив, спасет ли свою любимую или погибнет от проклятия, тяготеющего над обладателем медальона?..

ГЛАВА 7

Баба Надя вышла в сарай за дровами. За ночь опять намело снега, так что ей пришлось откапывать дверь. Бледноватый рассвет серебрил крышу дома, заснеженные ели, между которыми мелькала чья-то фигурка.

Женщина поправила платок и прищурилась, пытаясь рассмотреть, кто же это к ним в лесной дом пожаловал.

— Петька, ты, что ли? — крикнула она, когда маленький лыжник вынырнул из леса, направляясь во двор. — Стряслось что?

Мальчик раскраснелся от быстрого бега. Пушок на его лице покрылся инеем. Это и в самом деле оказался Петька, тринадцатилетний сын соседей бабы Нади, который нередко лазал к ней в сад воровать груши и яблоки.

— И чего ты, Петька, по ночам в саду шастаешь? — стыдила парубка баба Надя, обнаружив следы его набегов. — Приди по хорошему, я тебе и груш, и яблок, и слив дам, сколько захочешь! Ну, чего тебе по заборам штаны рвать? Мать-то, небось, ругает?

— Ругает… — соглашался Петька, шмыгал носом, извинялся, и…снова принимался за свое.

Ночью в саду было страшно и интересно, а яблок и груш у Петькиных родителей самих было навалом, так зачем просить у бабы Нади? Она просто не понимает, что дело не в яблоках, а в интересе.

Баба Надя с тревогой смотрела на задохнувшегося Петьку, который с пыхтением отстегивал крепления лыж.

— Да говори же, окаянный! — не выдержала она. — А то зараз поленом приласкаю, будешь знать!

— Не кричите, баба Надя, — степенно ответил парубок. — Отдышаться дайте! Не видите, человек дух перевести не может?

— Человек! — возмущенно завопила баба Надя. — Тебе еще до человека шагать да шагать! Сопли подотри сначала! Бери вот!

Она вручила Петьке, который то и дело шмыгал носом, часть дров и заспешила в дом. Печка уже горела вовсю, пахло дрожжами и горячим молоком.

— Садись, нехристь, — беззлобно сказала хозяйка. — Молока налью, а то вон посинел весь. Ну, сказывай, что случилось?

— А где дядька Иван? Куды он подевался? — спросил Петька, громко потягивая молоко из чашки. — Вот вы на меня кричите, а дядька Иван как пошел в лес, так и загулял. Вы ему скажите!

— Молод ты еще, меня да дядьку Ивана учить, — ворчала баба Надя, доставая из шкафчика блюдо с печеньем. — Раз пошел, значит, надо ему! Может, хвороста набрать на растопку… Или корм зверью разбросать.

— Ничего себе… хвороста набрать! — возмутился Петька, с трудом пережевывая несколько печений, которые он одновременно засунул в рот. — Скотина третий день ревет, некормленая. Куры кудахчут… Собака ваша воет! Батяня мой не выдержал, ходил давать еды кроликам и корове! Это ж не дело, чтобы всему селу покоя не было!

Баба Надя так и села на лавку, потому что ноги у нее подкосились. Чуяло ее сердце недоброе, а она гнала от себя страшные мысли. Больше всего ей не понравилось, что собака воет. Дурной знак…

— К-как это третий день? — не поверила она своим ушам. — Неужто Вани так долго нету? Куды ж это он подевался?

— Так вот и я говорю, куды? Затем и пришел! Думаете, мне делать нечего, кроме как без толку по лесам бегать? Хорошо, что у меня лыжи новые. Батяня их смазал как следует…

— Постой! — перебила его баба Надя, чувствуя нарастающее беспокойство. — Иван дом и скотину бросил, и третий день не показывается?

— Ага! — кивнул головой для пущей важности Петька и почесал вихрастый затылок. — Может, он на рыбалку пошел, да поскользнулся на льду, ногу подвернул…или еще чего…

Петька отвел глаза и принялся рассматривать носки своих валенок. Тесто, которое баба Надя поставила на оладьи, приподняло крышку и медленно начало выползать из-под нее. Но хозяйке было не до теста. Вспомнилось предупреждение Марфы во сне… Сердце бабы Нади учащенно забилось, руки задрожали. Мысли, одна страшнее другой, запрыгали в голове, как сумасшедшие.

Ах, беда какая! Беда! Дурак он и есть дурак! Мог Иван с дури-то пойти на озеро, — то ли на рыбалку, то ли за кладом своим проклятым… В пустую голову глупые мысли сами лезут, как грибы после дождя! Стоило бабе Наде дурака без присмотра оставить, как на тебе… хлебай лихо полными ложками! Надо идти на озеро, искать Ивана!

— Лидка! Илья! Вставайте! — заголосила она на весь дом, забыв и про Петьку, и про всякие приличия и достоинство. — Иван пропал!

Элина уже не спала и сразу начала одеваться: валенки, полушубок, теплый платок. На улице было студено, дул ветер, кидал в лицо колкий снежок. Илья с Лидой вышли попозже, догнали бабу Надю с Элиной уже у самого леса.

— А я дядю Ваню дня три назад видела, — рассказывала Элина. — Воду из колодца брала, гляжу — он идет вдалеке, за елками, и вроде бы как не в себе: сам в своем уме разговаривает.

— И откуда это ты все знаешь? — недовольно ворчала баба Надя. — Кто что думает? Кто что сказать собирается?

Элина смутилась и пожала плечами. Она не считала это чем-то удивительным.

— Почему ты его не окликнула? — спросила Лида. — В дом не позвала?

— Так он не пошел бы… Он на озеро направился.

— Откуда ты все знаешь, девка? — проскрипел дед Илья, едва поспевая за женщинами по глубокому снегу.

— Не могу ответить, дедушка, — задумчиво произнесла Элина. — Знаю, и все! Это очень даже просто.

— Куды еще проще! — взорвалась баба Надя. — Дурак помешался совсем с кладом этим, который на озере! И чего выдумал, бузотер бестолковый, — зимой, по льду бродить… Чудо царьградское!

— Не боись, — успокаивал ее старый Илья. — Лед на озере крепкий. Гляди, как мороз крепчает! Никуда Ванька не денется. Может, он вовсе и не клад ищет, а рыбу ловит.

Озеро открылось, как всегда, неожиданно, — белое, как плоская чаша со сверкающим дном. Ледяная поверхность его вся была засыпана снегом. Вековые деревья в снеговых шапках, стояли вокруг, как молчаливые стражи. Даже ветер утих. Нигде не было видно ни души.

— Ну, где этот ирод по-вашему? Где это горе ходячее? — закричала баба Надя, вне себя от тревоги и страха. — Никаких следов даже нету!

— Какие следы? Метель всю ночь бушевала! — возразил Илья, прикладывая руку ко лбу козырьком и рассматривая утопающие в сугробах берега. — Ванька-а-а! Ванька-а-а! — громко звал он, но никто так и не откликнулся.

Зато неизвестно, откуда, налетели вороны, расселись по веткам, осыпая снег, раскаркались.

— Фу-ты, окаянные! — замахнулся на них Илья. — Брысь!

— Нехорошо это, — сказала Элина. — К покойнику!

— Да ты чего говоришь-то? Чего мелешь своим поганым языком? — набросилась на нее баба Надя, покраснев от быстрой ходьбы и злости. — Сама как ворона стала, каркаешь и каркаешь! Замолчи лучше!

— Ива-а-ан! Ива-а-а-н! — продолжали звать Илья и Лида.

Громкое карканье ворон было им ответом.

— Ладно, хватит орать, — баба Надя потуже завязала платок и огляделась вокруг. — Пошли! Искать надо…

Вокруг простирались снега и лес. Дед Илья с бабой Надей обошли озеро, — никаких следов Ивана. Решили посмотреть на льду, — может, лунка старая найдется или еще что. Уходить вот так, ничего не выяснив, было невмоготу.

Илья смел валенком снег, из-под которого показалась темная, зеленая толща льда.

— Как чугун! — вздохнул старик. — Такой не провалится… Видать, Ванька в лес подался.

— Чего ему в лесу делать? — взвилась баба Надя. — К озеру он прикипел, из-за клада своего дурацкого! Разум совсем потерял! А в лесу что? Из-за этого он бы скотину нипочем не бросил голодную, на произвол судьбы. Ох, неладное моя душа чует…

— Гляди, что там?

Дед Илья, — откуда только прыть взялась, — подскочил к едва заметному бугорку на снежной поверхности, наклонился. — Рукавица Ванькина…

Баба Надя выхватила у него из рук рукавицу, заголосила на все озеро:

— Утонул! Утонул мой Ванечка!

Слезы замерзали на ее красном от ветра лице.

— Где утонул? Полыньи не видно… — недоумевал Илья. — Просто был он тут, рукавицу потерял. Перестань вопить, девчонок испугаешь!

Лида и Элина стояли под огромной старой елью, прислушивались. Дед Илья махнул им рукой, — идите, мол, сюда. Решили искать вокруг того места, где обнаружили рукавицу… Может, еще что найдется? В двух шагах лежал заметенный снегом рюкзак Ивана. Больше ничего. Баба Надя, причитая, стала разгребать снег. Лед был корявый, весь в непонятных буграх, но прочный. В одном месте в него намертво вмерз конец веревки.

Дальнейшие поиски ничего нового не принесли. Ивана звали, бродили по лесу, где по пояс намело снега, устали, замерзли, и решили возвращаться в дом. Было непонятно, утонул Иван или нет. Куда он вообще делся?

Никто не знал, что делать. Они немного потоптались, забрали рюкзак, рукавицу и поплелись домой. Илья шагал впереди, углубившись в свои думы, за ним — баба Надя, ворча что-то себе под нос и всхлипывая. Лида и Элина вздыхали и оглядывались, словно надеясь, что вот-вот из-за елей вынырнет фигурка Ивана в старом овечьем полушубке…

На пороге дома их ждал Петька, переминаясь с ноги на ногу. Времени прошло порядочно. Мальчику пришлось несколько раз подбрасывать поленья в печку, чтобы она не потухла. Солнце клонилось к лесу.

— Я у вас ночевать останусь, баба Надя, — сказал Петька за чаем.

За столом было невесело, все молчали. Слышно было, как воет за стенами дома метель.

— Конечно. Куды ж идти по темени? Да и холодно, — согласилась хозяйка.

— Можно мне с дедом Ильей, на печке? — попросил Петька, допивая третью чашку чая с медом. — Боязно что-то…

На лесной дом, лес и озеро опустилась ледяная непроглядная ночь.

Сергей почувствовал, что лежит на каменном полу. Где-то недалеко, в густой сырой темноте капала вода. Где это он? Казалось, что над ним, сверху, — нависают тяжелые громады старых монастырских сводов, из-под которых не выберешься. Каменный мешок! Так, кажется, назывались подземелья, в которых узники исчезали навсегда, погребенные в темных глубоких колодцах? Сон, полный бредовых видений, сменялся мутным, глухим беспамятством…

Вдруг, откуда ни возьмись, наклонилось над ним лицо человека с водянистыми глазами.

— Да ты никак пьян, братец? — весело спросил человек. — Нехорошо! Что ж ты хозяина не дождался?

Горский с трудом разлепил опухшие веки и увидел, что сидит за ломящимся от еды и выпивки столом. Рядом, за окном, медленно текла Сена, на набережной таял снег. Девушки в зимних пальто нараспашку покупали пирожные, громко смеялись… Господи! Это ж надо так напиться, чтоб привиделся какой-то замок, какое-то подземелье?!

— Мы давно тут пьем? — спросил он сидящего напротив человека, очень похожего на экстрасенса Ерофеева.

Тот закатил вверх водянистые глаза, подумал и кивнул.

— Давненько. Ты раньше назначенного времени явился, ну и… выпил лишнего. Я пришел, гляжу — ты не в себе, пьян, как матрос в чужом порту.

— Извини, — промямлил Горский, чувствуя неприятную горечь во рту. — Мы знакомы?

Человек радостно засмеялся, если так можно было назвать сладенькое хихиканье, при котором его глазки стали масляными, а тонкие губы почти не двигались.

— Ну, ты даешь, братец! Видать, алкоголь на тебя сильно действует… Да-а… — вздохнул человек. — Коли забыл, — напомнить надо. Азарий меня зовут, Азарий Ерофеев. Мы с тобой в Харькове встречались, помнишь? Я тебе этот адресок дал. Думал, не придешь, а ты молодец, — не опоздал, явился точнехонько в срок! Хвалю!

Горский силился вспомнить, как он оказался в этом ресторане, но безуспешно. Ерофеева он узнал, про адрес тоже на ум пришло, — он действительно собирался встретиться с кем-то, вышел из дому… На этом все обрывалось.

— Ничего удивительного, — подумал Сергей. — Я когда на Алене женился и запил, тоже не помнил, как домой добирался. Пьянка, она память напрочь отшибает! Особенно у меня. Черт! Неудобно перед человеком. Что я ему скажу? Что забыл, зачем пришел? Фу, как глупо! И не по-деловому. За границей такого разгильдяйства не любят, — это не матушка Россия. Впрочем, этот Азарий, кажется говорит по-русски. Ну, да… Как я сразу не заметил?

— Что, стараешься вспомнить, зачем пришел? — спросил экстрасенс. — Сказать?

Горский кивнул, сгорая от стыда. Это было странно, так как стыд и угрызения совести были для него эмоциями чуждыми и практически отсутствовали.

— Ладно уж. Надо помочь соотечественнику выпутаться из неприятного положения! Верно?

Горский снова кивнул. Он словно воды в рот набрал, так ему неудобно стало перед Азарием. К тому же он вдруг сильно захотел есть. На столе стояли салаты, жареная форель с румяной корочкой, спаржа, горячий бифштекс с картофелем, торт, фрукты, сыр и несколько видов мороженого. Шампанское, коньяк и разные вина Сергея не интересовали, он и так перебрал, — но от еды он просто не мог отвести глаз!

— Секрет ты мне собирался рассказать! — громко прошептал Азарий, перегнувшись через стол и приблизившись вплотную к Сергею. — Важный секрет!

— Секрет?.. — удивился Горский. Что за чепуха?! Никаких секретов он не знает. Его что, за шпиона принимают? — Какой секрет? — переспросил он, жадно глядя на тарелку с форелью.

— Секрет превращения простого металла в золото, — произнес одними губами Ерофеев, так что собеседник едва его расслышал. — Раскрой тайну золота, и можешь идти на все четыре стороны…

Горский не выдержал и громко захохотал.

— Тайну золота? Ты шутишь, братец?! Если бы я ее знал, давно бы сам пользовался!

Он накладывает себе в тарелку салат, рыбу, мясо с картофелем и уписывает за обе щеки, уже не стесняясь, под недоброе хихиканье Азария.

— Где это ты так проголодался? — ехидно спрашивает экстрасенс, глядя на Горского злыми прозрачными глазами.

Тот старается ответить с набитым ртом, и… оказывается под столом, лежа на спине. Вокруг полная темнота.

— Свет погас, что ли? — подумал Горский, пытаясь встать. Все тело болело и ныло, как после хорошей драки. — Азарий… Азарий, помоги…

Ему никто не ответил. Откуда то сверху капала вода. Приподнявшись, Сергей увидел, что у его шикарного кожаного ботинка суетятся крысы. Что это? Где он?

Господи! Он же провалился в подземелье… Конечно! Сколько он тут лежит?

Горский вспомнил о еде и едва не потерял сознание. Он все понял! Это галлюцинации! Бред умирающего… Никакого ресторана не было. Это все ему привиделось! Перед смертью… Прошло уже много времени, несколько дней, или больше… Никто его не ищет и не будет искать, потому что никто не знает, куда он отправился! Ему никто не сможет помочь…

Сознание снова померкло, и Сергей провалился в тяжелый темный туман, наполненный звуками падающих капель и смертной тоской. Он чувствовал, как растворяется в этом тумане, освобождаясь от страданий и жалости к себе, от тоски по покидаемому им миру, от всего, что сковывало его свободу и легкость… Где-то далеко возникло и растаяло лицо Лиды, как возникло и растаяло все, что могло еще удержать его…

Горский увидел длинный белый скелет, едва прикрытый лохмотьями пиджака и брюк, и без сожаления и горечи понял, что это его скелет. Что это его тело умерло и истлело здесь, в никому не известном подземелье… И что теперь ему не надо больше ни есть, ни пить, ни дышать… ему больше не нужна одежда, крыша над головой, не нужны деньги, бизнес и деловые связи…ничего не нужно. Он свободен. Свободен!

Нахлынувшая внезапно волна отчаяния, откатилась, оставив его холодным и равнодушным к собственной загубленной жизни. Настроение менялось быстро, как узоры в калейдоскопе. Промелькнула мысль о Лиде. Она не поймет его, — подумает, что он легкомысленный Дон Жуан, завлекший ее ради забавы, и затем жестоко покинувший, без объяснений, без раскаяния… Так он поступил с Аленой, с Лили, а теперь и с ней.

Горскому захотелось оправдаться, сказать, что это не так, что… Но, увидев на кишащем крысами полу подземелья свой скелет он понял, насколько тщетно для него все, что связано с земной жизнью и земными мерками. Вряд ли Лида будет счастлива, если он явится к ней со своими объяснениями… Интересно, в каком виде ему пришлось бы предстать перед ней? Привидением? Или «голосом» из потустороннего мира?.. И то, и другое одинаково отвратительно. Пожалуй, она смертельно испугается, вот и все!

Как забавно жизнь смешивает и тасует свою карточную колоду! То «привидением» была Лида, приводя Сергея и Алену в полуобморочное состояние, вызывая панический страх, безумие… А теперь вот настала очередь Горского! Роль привидения досталась ему! О, жизнь! Комедия масок! Иная трагедия бывает смешнее, чем веселый анекдот…

Ну, нет! Он не станет пугать свою возлюбленную. Пусть уж лучше она думает о нем все, что хочет…

В глубине подвала возникла и проявилась невысокая тощая фигура.

— Азарий, ты, что ли? — весело спросил Сергей. — Ты как сюда попал? Тоже умер? Вот не ожидал, братец, еще раз тебя увидеть! Вроде и оправдываться мне перед тобой не в чем…

— Ты так полагаешь? — ехидно поинтересовался экстрасенс, или его призрак. — А я думаю по-другому.

— Это как же?

— Ты обещал рассказать мне кое-что, поделиться информацией! А сам…

— Так я же умер! — возразил Горский. — И потом, я не помню никаких обещаний.

— У мертвых такая же короткая память, как и у живых, — притворно вздохнул Азарий. — Ну, ладно. Я не держу на тебя зла и даже готов помочь. Помолиться за упокой души, например… Бьюсь об заклад, что ты ни одной молитвы не знаешь.

— Не знаю, — согласился Сергей.

Это была правда: он интересовался в прошедшей жизни многим, но, к сожалению, не молитвами.

— Ужас! — закатил глаза к потолку экстрасенс. — Без молитвы твоя душа не найдет дорогу в Царство Усопших… Думаешь, почему ты до сих пор здесь, в этом сыром подвале, полном крыс? А?

Если бы у Горского было тело, он бы пожал плечами или развел руками в недоумении.

— Вот! — назидательно поднял палец вверх Ерофеев. — Никто не сделает это для тебя! Потому что никто не знает, где лежат твои бренные останки! Так что… я — твоя единственная надежда.

Он наклонился над скелетом и начал бормотать слова молитвы. Сергей напрягся, прислушиваясь, но ничего не понял, кроме того, что молился Ерофеев по-латыни. Отчего-то стало неуютно. Горский пытался рассмотреть, есть ли на скелете флорентийский медальон? Ведь если Азарий пожелает его забрать, то он ничем не сможет помешать ему! Эта мысль причинила боль.

Ерофеев провел рукой по скелету и поднялся, вне себя от злости.

— Куда ты дел подвеску, а? Она тебе больше не понадобится! Покойнику золотое украшение ни к чему!

Горский сделал привычный жест, проверяя сохранность медальона, но тут же понял, как глупо ведет себя. У него больше нет тела, а значит, нет и подвески. Но Азарий, кажется, тоже ее не нашел? Так ему и надо! Мародер! Собирался ограбить мертвого! Как это низко и подло!

Экстрасенс понял свою оплошность, состроил умильно-сладкую мину, прикрыв страшные глаза синеватыми веками.

— Ну-ну, не обижайся. Хочешь, я помогу тебе? Я же маг! Ты не забыл, надеюсь? Я все могу! — Он гордо выпрямился, выставив вперед тощую грудь. — Мое настоящее имя — де Альвейр! Я Рыцарь Розы! Могу повернуть время вспять, вернуть жизнь твоему телу и выпустить тебя из этого подвала, если…ты мне кое-что расскажешь.

— Уж не секрет ли золота? — догадался Горский.

Эта мысль уже не показалась ему смешной. Слишком много неприятностей случалось с ним из-за этой тайны. Может, он и в самом деле что-то знает? Тогда почему ничего не вспоминается? Сколько он ни ломал голову, — никакого результата!

Сергей собрался было объяснить это Азарию, но…осознал вдруг, что не испытывает никакого страха. Раз он уже и так умер, и на полу подземелья лежит его скелет, то ничего худшего никто с ним сделать не может! Подумаешь, не найдет дорогу в Царство Усопших?! Как-нибудь и это уладится. Не вечно же ему сидеть здесь?

— Я уже умер, Азарий! — сказал он решительно. — И для меня в этом мире все потеряно. Так зачем я стану раскрывать тебе тайну? Пусть она будет моей… Ведь больше, похоже, у меня ничего не осталось.

С этими словами он ощутил сильный поток воздуха, который подхватил его и понес в темноту, в гулкую и туманную даль…

Неприятно, когда на лицо капает грязная вода. Горский поморщился, приходя в себя. Неужели, он все еще жив? Боже! Проклятый подвал, проклятая темнота… Или это ему снова кажется? Непослушной, одеревеневшей рукой Сергей ощупал свое тело. Оно пока еще не напоминало скелет. Ноги, руки, — все на месте. Голова сильно болит, в груди пустота, очень хочется пить… Сколько прошло времени с тех пор, как он лежит здесь? Все его мучения еще впереди. Смерть от голода и жажды — далеко не самое приятное, что может случиться с человеком. Чертов Азарий! Он действительно приходил сюда, или это все — наваждение больного ума?.. Медальон! Эта мысль молнией вспыхнула в угасающем сознании, вырвав еще одно мгновение у застилающей его тьмы. Последнее, что Сергей успел сделать на грани забытья, — был лихорадочный поиск флорентийской подвески. Все так же ли она у него на груди? Почти ничего уже не чувствующая рука сжала золотую пластинку, удивительно теплую, гладкую, как лепесток райского цветка…