Принцесса из Шанхая

Наталья Солнцева, 2014

Как очаровательна эта таинственная девушка из далекого таежного поселка! Она так не похожа на современных москвичек, что мужчины моментально обращают на нее внимание. Стрелы Амура поражают их сердца. Правда стрелы очень похожи на боевое китайское оружие… а за незнакомкой тянется шлейф невероятных событий… Ее преследует Дракон. Он уничтожает ее близких и наводит страх на Анжелику. Сыщик Всеслав и его помощница Ева пытаются найти объяснение этим загадочным событиям, и узнать кто прячется под личиной Дракона. Но Дракон многолик… он легко меняет маски и возрождается в новом облике. Книга ранее выходила под названием «Черная жемчужина императора».

ГЛАВА 8

Человек сидел в кресле, погрузившись в глубокий транс… на том уровне, куда он входил в такие мгновения, Высшее Непознанное давало ему странные ответы.

Кто сказал, что оборотней не существует?

Оборотень — от слова «обернуться», превратиться в кого-нибудь или во что-нибудь, стать иным, перейти в другое состояние. Подобные вещи происходят сплошь и рядом, только никто не обращает на это внимания. Милая девушка превращается в сварливую злюку-жену, славный голубоглазый малыш вырастает бандитом, безобидная на вид старушка оказывается содержательницей притона, а благообразный, воспитанный мужчина — заботливый отец семейства — маньяком. Вальяжный начальник солидной фирмы развращает малолетних, прилично одетый любезный молодой человек разрезает в метро или троллейбусе сумочки неосторожных дам и вытаскивает оттуда кошельки, верный друг совершает предательство, а заклятый враг неожиданно протягивает руку помощи. Бытие соткано из противоречий, которые не сразу разглядишь.

Везде и всюду происходит непрерывный процесс превращений: снега — в талую воду, цветов — в плоды, юности — в старость, красоты — в уродство, ненависти — в любовь, бедности — в богатство, добра — в зло, и наоборот. Перевертыши мелькают вокруг нас, завораживая быстротой и пестрой сменой красок. Кто сказал, что это плохо?

Примерно так рассуждал бы тот, у кого нет предрассудков, — свободный житель свободного мира, в котором давным-давно открыт ящик Пандоры. Эта любопытная женщина сделала человечество заложником своего неуемного любопытства! Боги дали ей сундук, наполненный горем и бедами, вовсе не для того, чтобы Пандора сунула в него нос… зря они доверились женщине.

Боги совершили ошибку, а расплачиваются за нее люди. Разве это справедливо?

Примерно так рассуждал бы тот, кто осмелился взять на себя роль стороннего судьи. Впрочем, смелость — это не очень распространенный недостаток. Скорее редкий.

Тот, кто решился проложить себе путь сквозь джунгли человеческих поступков и замыслов, должен обладать не абы какой мощью. Если чаща настолько густа, что не дает пробираться вперед, — нужно расчищать дорогу большим ножом для рубки тростника. Неважно, что под этим подразумевается. Если проход слишком узок, следует изловчиться, проскользнуть змеей. О, какое наслаждение приносит каждый шаг по непроходимому лесу! Непроходимому для простаков…

Зачем человеку ум, как не для того, чтобы использовать его по назначению? Кто не ленится думать, выходит из джунглей победителем. Главное — не дать обделить себя благами этого мира. Кто сказал, что судьбами распоряжается небо? Если что-то идет неправильно, глупец опускает руки, а умный исправляет оплошность. Свою или чужую… какая разница?

Кто осмелится провести четкую линию между добром и злом? Кто возьмет на себя непосильное бремя перста указующего на праведное и неправедное? То, что неравно поделено, придется делить заново. А то, что принадлежит другим не по праву, и вовсе отобрать. Нет… это не революционные идеи! Это убеждения личности, не желающей покоряться обстоятельствам и чужой враждебной воле.

Если в тебе вдруг проснулся Дракон — покорись ему! Он приходит тайными тропами, ими же уходит. Бороться с ним бессмысленно. Он движется сквозь границы и время. Дитя первозданного Хаоса, он наивен в своем могуществе. Дракон всегда возвращается! Ибо его колыбель — бесконечность.

Кто-то вдруг возомнил себя хозяином жизни! С какой стати? Почему кто-то решает, чему быть, а чему не быть? Каким образом человек присваивает себе эту привилегию — распоряжаться чьим-то благом, счастьем, деньгами, наконец? Разве здесь, на земле, среди смертных, есть хоть один, который сможет унести с собой частичку собственности — машину, например, дом или счет в банке? Ничего подобного! Даже короли умирают нищими. Сколько бы золота ни положили верные подданные в их роскошные гробницы, воспользоваться самой маленькой золотой монеткой бывшим владыкам не под силу. Груда богатств будет лежать мертвым грузом при мертвом «хозяине». Ибо мнимый властитель не в состоянии распорядиться ни одной крохой накопленного.

Все люди приходят в этот мир, проживают положенный им срок, и уходят с пустыми руками. Потому что мир не принадлежит им! Здесь правит бал невидимый, всемогущий Царь, у которого без счета имен и ликов, — изменчивый и неуловимый. Он может шепнуть тому, кто ему приглянулся: «Бери все, что пожелаешь!» — осыпать милостями и одарить щедро. Главное — услышать этот затаенный шепот, блуждающий среди звезд. Главное — решиться и заявить о своих правах! Только трус может испугаться и выпустить счастье из рук. Только ничтожный может отступить в страхе.

Дракон всегда стремится к власти над миром. Воплощающий ужас, он одновременно и носитель бессмертия. Он то свиреп, то спокоен, — но всегда, в любых ипостасях неподвластен человеку. Дракон — это вызов непознанного, брошенный людям.

* * *

Ева уже спала, когда Славка сидел в кабинете за компьютером, искал кое-какие данные. Утром он попросил бывшего сослуживца, майора милиции, навести справки по Амурской области в районе Талды и Ушума о неком Аркадии Селезневе и Екатерине Ермолаевой. Не проходили они по сводкам, не привлекались ли, не разыскивались?

— Тебе какой давности информация нужна? — уточнил майор.

— Ну… примерно лет двадцати пяти назад.

Майор долго смеялся. С трудом успокоившись, он пообещал сделать все возможное.

— Я не шучу, — рассердился Смирнов.

— А я, грешным делом, подумал, не выпил ли ты лишнего на ночь-то? Кто станет ради тебя рыться по архивам? Да и в каком состоянии эти архивы?

— Что, нет никакой надежды?

— Если повезет и эти фамилии окажутся у кого-нибудь на слуху или застрянут по какой-то причине в памяти, можно будет хлопать в ладоши. Обещать не могу. Попробую. У меня в Благовещенске двоюродный служит, попрошу его разузнать.

Всеслав огорчаться не спешил, поехал домой рыться в своей картотеке. Правда, ничего утешительного не обнаружил. Вернее, не обнаружил вообще ничего.

Целый день он размышлял, встретился с двумя осведомителями, но опять впустую. Вечером, после разговора с Красновской, он снова углубился в картотеку. Звонок телефона заставил его вскочить и поспешно прикрыть дверь.

— Еву разбудят, черти, — пробормотал он, взял трубку и услышал прерывающийся голос мадемуазель Лики.

Извести о смерти Стефании Кондратьевны прозвучало громом среди ясного неба.

— Как, умерла? — переспросил сыщик, но Лика уже бросила трубку.

Он не стал перезванивать, пошел одеваться. Лучше осмотреть все на месте, там же и задать необходимые вопросы.

Улицы ночного города были безлюдны, мела метель. Большой циферблат на витрине часового магазина показывал половину первого. «Вызвала она милицию или нет? — думал Смирнов, забирая со стоянки машину. — Дождись меня, милая девушка! Не спеши». Сонный охранник хлопал глазами, зевал.

— На ночную охоту? — понимающе ухмыльнулся он.

В час «мазда» Смирнова притормозила у дома на Неглинной. Не выходя из машины, он окинул взглядом двор: темно, пустынно, одиноко светились несколько окон. Ветер со свистом влетал в проемы между домами, гремел жестяными трубами.

Сыщик вбежал в подъезд и уже через минуту коротко, осторожно позвонил в дверь. Нежелательно, чтобы его здесь кто-то увидел. Лика открыла сразу, точно стояла наготове и ждала.

— Мне так страшно, — прошептала она, падая ему на грудь. — Так страшно!

«Где труп?» — чуть не спросил Всеслав. Вовремя остановился — заметил лежащее на полу тело. В прихожей стоял красноватый сумрак: единственный светильник под потолком был скорее украшением, чем источником света. Пахло лекарствами.

— Врачи были?

— Да, да… — кивала Лика. — Когда они приехали, Стефи уже… она уже… Я застала ее мертвой. У нее такое лицо… будто она столкнулась с чудовищем, — синее, искаженное до неузнаваемости.

— Причину смерти определили?

— Сказали, обширный инфаркт.

Лика заплакала, вздрагивая и всхлипывая.

— Минуточку. — Сыщик вежливо отстранился и присел на корточки, изучая мрачную картину. — Принесите настольную лампу.

Она ушла и вернулась с лампой, поставила ее на пол, включила.

«Да, гримаса на лице жуткая, — отметил про себя Смирнов. — Характерная синева. Похоже на инфаркт».

Он наклонился к самому полу, вглядываясь в ворс ковра, потрогал что-то пальцем. Мельчайшие черные крупинки насторожили его. Это сажа?

— Вы что-то жгли? — поднял он голову и повернулся к Лике.

— Нет.

— А Стефания Кондратьевна?

— Не знаю…

— Милицию вызвали?

— Зачем? — удивилась Лика.

— Так положено. Ладно, — махнул рукой сыщик. — Бригада «Скорой», наверное, сообщила в ваше отделение о смерти Красновской, но нам надо успеть все обсудить до их приезда.

Пока сыщик тщательно осматривал труп, Лика, отводя глаза в сторону, рассказала, как было дело.

«Похоже на правду, — думал он. — Следов насильственной смерти не заметно. Женщину никто не душил, не наносил ей ударов… А вот сжатую в кулачок руку надо бы распрямить».

Наступало окоченение, и пальцы покойной не слушались. Сыщик увидел между ними кое-что, с трудом высвободил и поднес к свету. Это была свитая вдвое черная шелковая нитка, похожая на те, из которых делали бахрому или кисти для портьер.

— У вас есть черные портьеры? — спросил он у Лики.

Та пожала плечами:

— Нет, кажется.

— Вы что-нибудь трогали? Я имею в виду… — Он склонился над телом и заметил несколько крупинок сажи на халате, в который была одета Красновская. — А это что? Может быть, Стефания Кондратьевна все-таки сжигала какие-нибудь бумаги? Позвольте, я пройдусь по квартире. Вас не смущает такая штука — обыск?

Лика была настолько подавлена, убита горем и напугана, что ее не смутили бы и десять обысков.

— Да… пожалуйста, — пробормотала она. — Поступайте, как считаете нужным.

Сыщик в первую очередь отправился в кухню, потом в ванную и на балкон. Но ни в мусорном ведре, ни в раковине, ни где-либо еще остатков сгоревшей бумаги или чего-то подобного не обнаружилось.

Перебирая вещи, переходя из комнаты в комнату, Смирнов ощущал смутное беспокойство, как будто он не понимал до конца, что здесь произошло. Полки в шкафах, комодах и тумбочках были заполнены наполовину, не нашлось никаких документов, кроме дарственной на квартиру, оформленной на Лику Ермолаеву, квитанций коммунальных платежей, паспорта и пенсионного удостоверения самой Красновской, да нескольких открыток из Германии, от ее сына. В кожаной папке лежали две пухлые общие тетради с записями по произведенному в квартире ремонту, чеками на мебель и бытовую технику, и финансовый отчет. Больше ничего! В ящичке секретера обнаружилась довольно солидная сумма денег в рублях и валюте, чековая книжка, выданная Лике банком «Восток-Элит», и банковская карточка.

— Чьи это деньги? — спросил Всеслав.

— Мои. Мы со Стефи брали отсюда на хозяйство.

— У вас есть семейные фотографии, письма, записные книжки?

— Откуда? — безучастно вымолвила хозяйка квартиры. — Стефины, вероятно, хранятся у нее дома. А у нас не было. Я фотографировалась дважды в жизни, — призналась она. — На паспорт.

Примерно такого ответа сыщик и ожидал. Странная квартира, странная смерть домработницы, странная хозяйка… Хотя почему? Люди не обязаны обзаводиться фотографиями и хранить свою переписку — некоторые принципиально не желают этого делать. Имеют право.

В кухне, на большом двухкамерном холодильнике магнитная бабочка удерживала список телефонных номеров, которыми пользовались Красновская и Ермолаева, — аварийные и коммунальные службы, поликлиника, соседка, парикмахерская.

— У Красновской были блокнот или другие тетради для записей? — спросил Всеслав.

— Насколько мне известно, нет.

— А у вас?

— У меня и подавно. Не люблю писать.

Смирнов пошел искать «то, не знаю, что» по второму кругу. В комнате Лики на туалетном столике сидела в ярком шелковом наряде китайская кукла Чань, наблюдала за его действиями узкими глазами, саркастически улыбалась. Давай, мол, покажи, на что ты способен! Ее головку украшало пышное блестящее сооружение из цветов, лент и булавок.

— Я справлюсь, — сказал ей сыщик.

Кукла молча смотрела на него.

Не обнаружив ничего существенного, Всеслав вернулся в гостиную, к Лике. Она прилегла на диван, поджав ноги и укутавшись пледом, ее трясло.

— О чем вы разговаривали со Стефи? — спросила она, сдерживая дрожь. — Она слишком разнервничалась. Ей нельзя было волноваться.

— Наша беседа не могла послужить поводом для сильного стресса, — сказал сыщик. — Как только Стефания Кондратьевна утомилась и пожаловалась на головную боль, я ушел.

— Что вы обсуждали?

— Думаете, она умерла из-за нашего разговора? Уверяю вас, это не так! Я ушел около половины десятого. А когда вы вернулись домой?

Лика помолчала, наморщив лоб.

— Поздно… после одиннадцати.

— Ближе к двенадцати?

— Наверное, — она пожала плечами. — Мне еще в ресторане стало плохо, охватило ужасное волнение. Я как чувствовала!

— Значит, смерть наступила примерно между девятью тридцатью вечера и полночью, — рассуждал Смирнов.

— Вам не кажется, что… Стефи убил страх? — прошептала Лика. — У нее на лице застыло выражение ужаса. Как будто она увидела…

— Хотите сказать, дракона?

Молодая женщина кивнула.

— Вряд ли, — мягко возразил сыщик. Лика явно не в себе, поэтому и болтает всякую чушь. — Посудите сами, дверь ведь была закрыта? Я понимаю, что настоящие китайские драконы умеют проходить сквозь стены. Но мы не в Китае! Смерть от инфаркта причиняет болевой шок, который может вызвать гримасу, искажающую черты лица. Врачей же не удивило увиденное?

— Нет.

— Я так и думал.

— Как легко вы все объясняете! — возмутилась она. — Постойте… я вспомнила! Дверь была закрыта, это верно… но только на один замок… захлопнута. Я долго возилась с ключами, не могла понять, почему замки не поддаются. Мне было нехорошо, в голове стоял туман, перед глазами все плыло… я почти ничего не соображала.

— Но в квартиру все же вошли?

— Да… как-то интуитивно тыкала ключами туда, сюда… Господин Ростовцев предлагал помочь, но я отказалась. Хотела, чтобы он поскорее ушел, и я осталась одна.

— Почему?

— Мне было неловко… из-за дурноты. Думала, меня вот-вот стошнит… Я и тело Стефи не сразу заметила в прихожей — была сосредоточена на своих болезненных ощущениях. А потом, когда увидела… обо всем забыла.

Лика смутилась и замолчала.

— Вы съели лишнего или выпили? — спросил Всеслав.

— Ни то, ни другое. Такое со мной бывает от сильного беспокойства. Предчувствие беды! Понимаете? Все как будто бы в порядке… а места себе не находишь.

Сыщик задумался.

— Покажите ключи и замки, — попросил он. — Как вы их открывали?

— Я туда… не пойду! — побледнела Лика. — Не могу…

— Хорошо, я сам. Какой замок был закрыт?

— Второй сверху. Он единственный из трех, который захлопывается.

Смирнов торопливо отправился к двери — надо было успеть уйти до приезда милиции. А Лике строго-настрого приказать, чтобы помалкивала. Не хватало еще неприятностей! Получается, он последний, кто видел Красновскую живой, — раз; на ручке двери и в квартире наверняка остались отпечатки его пальцев, — два. Оправдывайся потом, доказывай, что ты ни при чем! Волокита отнимет массу времени и сил. Лучше он их применит для пользы дела.

Следов взлома ни на двери, ни на замках не было, как и ожидалось. Лика паникует, это ясно. У страха глаза велики. Тем не менее, Всеслав тщательно все обследовал и, опустившись на корточки, осмотрел деревянный порожек… И тут какие-то крупинки сажи! Что за черт?

— Хм… интересно.

Он вспомнил, как пожилая дама долго щелкала замками, пока он ждал лифта. Выходит, после него в квартире побывал еще кто-то, причем Красновская сама ему открыла. Был уже вечер, вряд ли она впустила бы в квартиру незнакомого человека. Значит…

Он приоткрыл дверь и осмотрел пол лестничной площадки: снова черные крупинки. Буквально две-три. Если специально не вглядываться, не искать именно их, то не заметишь. Как бы взять эту «сажу» для экспертизы?

Смирнов достал блокнот, вырвал листик, свернул и, не дыша, наклонился над трупом — крупинка с полы халата перекочевала в кулек.

— Вот так, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Проверим.

Вернувшись в гостиную, он испытующе посмотрел на Лику. Ее глаза опухли от слез, щеки покрывала сероватая бледность. Лучше ничего не говорить ей о «саже»… Как-то сами собой пришли в голову детские сказки о Змее Горыныче и его огнедышащих головах. «Не впадай в маразм! — остановил он себя. — Это смешно». И обратился к Лике:

Конец ознакомительного фрагмента.