Иллюзион для скептика

Наталья Солнцева, 2021

Верите ли вы в то, что существуют книги, открывать которые смертельно опасно? А на тайных аукционах за них выкладывают баснословные деньги?.. Сценаристу Илье Самбурову предстоит на своем опыте убедиться, насколько непредсказуемы капризы судьбы. Шесть лет назад он развелся с женой. И вдруг она звонит ему и умоляет о помощи. Ее сожитель – продюсер известной кинокомпании – хочет ее убить. Илья соглашается поселить испуганную женщину на своей даче в деревне. Испытывая беспокойство, он приезжает ее навестить, и обнаруживает бывшую супругу мертвой. И это только начало… Илья не подозревает, в какую передрягу он угодил. И какую роль в этой жуткой истории сыграет горбун, хозяин ломбарда, – провидец, аферист и фальшивомонетчик.

Глава 8

Москва

Трошкина взбесило, что Маша исчезла, не оставив даже записки. На звонки она не отвечала. Похоже, отключила телефон. Это ее обычный фортель! Наверняка решила его проучить. Пусть, мол, раскается, попросит прощения…

— Фиг тебе! — проворчал продюсер, стоя у зеркала с электробритвой в руках. — Надоело комедию ломать! Умерла, так умерла!

Он побрился, выпил кофе, оделся и собрался выходить из дому. Ему позарез были нужны деньги. Кредитор ясно дал понять, что ждать не станет. Но где их взять? Меньше всего должнику хотелось продавать антикварную книгу, но ничем более ценным он не владел. Трошкин поместил в Сети объявление, на которое сразу откликнулись несколько человек. Он заломил высокую цену и отказался от торга. Терять ему было нечего, а приобрести он мог большущую сумму в валюте.

В результате переговоров из всех покупателей только один выразил заинтересованность в сделке. Но потребовал снять раритет на видео и отправить ему. Такой подход говорил о серьезных намерениях.

Трошкин предпочитал лишний раз не прикасаться к манускрипту, однако придется сделать исключение. Книга вызывала у него почтение и страх. Он пару раз ее открывал, не сумел понять ни слова, и с тех пор зарекся в нее заглядывать. Она хранилась в его комнате в картонной коробке, в ящике под замком. Как-то во время уборки он достал книгу и сдуру показал Маше. Та пришла в восторг. Потертый кожаный переплет с металлической застежкой и причудливым тиснением выдавал солидный возраст издания.

— Откуда у тебя старинная рукопись? — ахнула она.

— Купил на книжном развале, — солгал он. — Вывалил кучу бабла. Ты не поверишь, сколько! На меня будто затмение нашло. Опомнился уже по дороге домой, в машине. Хотел вернуться, но передумал. А теперь не жалею, что сделал выгодную инвестицию. Знаешь, какие деньги дают на аукционах за подобный манускрипт?

— Нет.

— Вот и я не знал. На такие книги, оказывается, есть спрос. Если это не подделка и не более поздний перевод.

— А что там написано?

— Полагаю, это какой-то медицинский трактат на латыни.

— Можно посмотреть?

— Обойдешься, — отрезал Трошкин. — Ты все равно ничего не поймешь. Это, между прочим, музейный экспонат.

— Руками не трогать? — обиделась Маша.

Больше она об этом не заикалась, а Трошкин продолжал запирать ящик стола, где держал книгу, на ключ, который всегда носил с собой. Мысль о том, чтобы продать манускрипт, не приходила ему в голову, пока он не влез в долги. Финансовый кризис нарастал с пугающей скоростью, не оставляя ему выбора. Он рассчитывал где-то одолжить, перекредитоваться, но отчаянные попытки достать денег не увенчались успехом.

Видно, пришла пора сделать решительный шаг. Продюсер тяжело вздохнул, шагнул к столу и… оторопел. Ящик был приоткрыт, хлипкий замок взломан! Покрывшись потом, Трошкин с грохотом выдвинул его до упора и убедился, что он пуст. Книга пропала.

— Сука! — вырвалось у него. — Воровка! Дрянь!

Ясно, что Маша его обокрала. Сварливая, наглая тварь! Она не просто ушла, чтобы показать характер. Она лишила его надежды на спасение! Зря он с ней связался, не раз потом жалел, но продолжал прикидываться влюбленным. Тьфу!

— Убью! Убью суку! — скрежетал зубами продюсер. — Надо было давно придушить ее! Корней говорил… Он предупреждал! А я не послушал… Лох! Какой-же я лошара! Она все загодя запланировала… А я, баран, ничего не замечал!..

Он метался по квартире, как тигр в клетке. Рычал, изрыгал ругательства, проклинал свою доверчивость и Машину подлость. Стучал кулаками по стенам, разбил пару посудин, перевернул горшок с цветком.

— Я тебя найду, тварь!.. Из-под земли достану!..

Когда его ярость достигла пика, раздался звонок в дверь. Трошкин, задыхаясь и схватившись за сердце, побрел открывать. На пороге стоял приземистый горбун с неприятным лицом. От него пахло табаком и пряностями.

— А, это ты, Корней… Давай, заходи. Фу! Опять дешевым одеколоном облился?

— Тебе не нравится аромат гвоздики?

Горбун разделся в неприбранной прихожей и уставился на хозяина колючим взглядом.

— Угостишь гостя?

— Пошли на кухню, — буркнул Трошкин. — Кофе, чай?

— Виски, пожалуй.

— Еды у меня нет. Так что губы не раскатывай.

— Ты не в духе сегодня? — ухмыльнулся Корней. — Что случилось? Баба допекла?

— Она меня обокрала. Представляешь? Сбежала в мое отсутствие! А мне-то невдомек. Я сразу-то не понял, что она прихватила с собой мои сбережения и смылась.

— Сбережения? Ты же банкрот, Валера. Голый соколик! Сам говорил, что ни гроша за душой.

— Я не деньги имею в виду.

— Вот, как? А что же она у тебя стащила?

— Драгоценности, — соврал продюсер. Он не собирался отчитываться перед Корнеем, какую вещь сперла любовница и тем самым расписываться в собственной глупости. Не надо было перед Машей хвастать раритетом, не возникло бы у нее соблазна.

— На какую сумму?

— Большую. Это фамильные, от бабушки остались. Виски будешь с содовой или со льдом?

— Ты мне зубы не заговаривай, — нахмурился горбун.

Трошкин водрузил на кухонный стол бутылку, оливки на закуску и два хрустальных стакана. При виде спиртного гость расплылся в довольной улыбке.

— Ладно, проехали. Наливай…

После третьей порции хозяин окосел, а у Корнея ни в одном глазу.

— Значит, ты прошлую ночь один коротал? — холодно осведомился он.

— И прошлую, и нынешнюю. У меня дел невпроворот, голова кругом идет! Прихожу и вырубаюсь… Думал, Маша вернется, — вон, полный шкаф ее тряпок! — а она нарочно меня запутала. Чтобы я не догадался! Вещички свои оставила, и я дурак повелся.

— Говорил я тебе насчет нее…

— Признаю свою ошибку. Еще по одной? — предложил Трошкин. — Душа у меня болит!

— И сердце плачет, — съязвил горбун. — Драгоценности можно было в ломбард снести.

— Твоя правда…

— Зря ты меня не послушал. Надо было пришить эту дикторшу и откупиться от долга. А теперь поздно, соколик.

— Да и черт с ним! Кому нужен труп этой идиотки?

— Святой Смерти. Она примет жертву и выполнит твое желание.

— Ты прикалываешься? — вспылил продюсер. — Думаешь, я совсем из ума выжил?

— Все к тому движется.

— Тебе виднее… Кстати! Череп, который ты мне подарил, пока удачу не привлек. Я его и дорогим алкоголем поливал, как ты советовал, и лучшие сигары ему подносил, и шоколад, а он смотрит пустыми глазницами и ухмыляется. Мол, мне твои старания до фени!

Трошкин ерничал и подтрунивал над гостем. Сначала он опешил от слов Корнея про убийство, но потом перестал принимать их всерьез. Тот нарочно его провоцирует, корчит из себя инфернального злодея. Представляется служителем культа модной нынче Santa Muerte^[2] и талдычит о ритуальном жертвоприношении. Что ж, при такой внешности ему ничего не остается, как создавать имидж демонической личности.

— Святая Смерть иного подношения от тебя ждет, — назидательно проговорил горбун. — А ты дрейфишь. Ну да ладно, проехали… Не созрел ты еще! Тебе бабы дороже всего на свете. Новая любовь лучше старой? — язвительно протянул он, покачивая ногой. — Как прелестная вдовушка? Отвечает взаимностью?

— Ты об Ирине? Она необыкновенная женщина. Не такая, как все. Уникальная! Я не знаю, как себя вести с ней.

— У тебя мало опыта?

— Ирина задела мои самые сокровенные струны…

— Тебе не идет пафос, — фыркнул Корней. — Будь проще.

— Проще с ней не прокатит! Я ищу подход, который принесет результат.

— Ты бы лучше деньги искал. Часики-то тикают! — горбун постучал согнутым пальцем по новенькому «ролексу» на запястье. — Время не ждет!

— Дай мне еще неделю! — взмолился Трошкин. — Клянусь, я добуду нужную сумму!

— Ты рассказал Ирине, как погиб ее муж?

— Да. Она расплакалась, пристала ко мне с вопросами. Ты дал ограниченную инфу, Корней.

— Что купил, то и продаю.

— Тебе известно, кто убил ее благоверного?

— К сожалению, на болотах стоял туман… Мои видения смутны, догадки неоднозначны. Думаешь, легко заглянуть в прошлое?

— Ирина требует конкретики. Назови имя убийцы!

— Ты не понял? — сверкнул маленькими глазками горбун. — У него на лбу не было написано!

— Ну… обрисуй его хотя бы. Внешность, возраст, особые приметы…

— Издеваешься? Какие еще приметы? Мужик был в плаще с капюшоном! Росту высокого… а больше мне добавить нечего.

— Знаешь, сколько таких мужиков по земле ходит?

— Не хуже тебя, — разозлился Корней.

— Ты говорил, муж Ирины из-за какой-то золотой вещицы погиб, — вспомнил продюсер. — Что за вещица?

— То не твоя забота…

* * *

Деревня Киреевка

Илья провел в сарае около получаса, — наводил порядок, обдумывая случившееся. Потом вернулся в дом. Ситуация была аховая. Он привез Машу на свою дачу, где та скоропостижно скончалась. Если причиной ее смерти стал угарный газ или внезапная остановка сердца, это полбеды. А если нет?.. Если Маша убита? Каким-то изощренным способом! Кто в первую очередь попадет под подозрение?

— Я, конечно, — пробормотал бывший супруг. — Скажут, приревновал жену к сожителю, заманил в глухое место и…

Жизнь Ильи в последнее время все больше походила на черный ящик. Чего ждать? Чего опасаться? Куда кривая выведет? Неизвестно.

Маша явно боялась смерти. Она сама говорила об этом. Потенциальным душегубом считала Трошкина. Может, это так и есть?

«Продюсер проследил за нами… или пробил по своим каналам адрес домика в деревне, приехал и осуществил коварный план, — рассуждал Илья. — Как он убил Машу, покажет вскрытие. Я не криминалист, мне не понять, что здесь произошло. При любом раскладе какие-то следы должны остаться».

«Ага, — подтвердил внутренний голос. — Твоих следов тут навалом. Отпечатки пальцев и прочие доказательства — против тебя!»

У киношников особое воображение. Пиши Илья сценарий для фильма, он бы закрутил сложную интригу. Трошкин тоже тесно связан с кинематографом. Это влияет на образ мыслей, на психику, на поведение. Хорош тот сюжет, который невозможно предугадать.

«Будь я на его месте, постарался бы перевести стрелки на бывшего мужа, — констатировал Илья. — Ревность! Железный мотив. Не важно, сколько лет прошло после развода. Ненависть с годами только крепнет».

Он обошел дом и осмотрел все углы. Похоже, Маша пыталась заниматься уборкой, сушила вещи, переставляла предметы… Ее чемодан был разобран наполовину. Илья зачем-то заглянул туда: нижнее белье, свитера, теплые носки, спортивные брюки. Она собиралась поселиться в Киреевке надолго. Иначе взяла бы с собой минимум одежды.

Ее вместительная дорожная сумка стояла в другой комнате, тоже почти разобранная. Опять одежда, косметика, аптечка с лекарствами.

— Черт… Я не успел как следует допросить Машу! — сокрушался Илья. — Теперь она уже ничего не скажет.

«Унесла свою тайну в могилу, — поддел его внутренний голос. — Шаблонно мыслишь, приятель. Какие у Маши тайны? Разве что интимные? Сколько у нее было любовников?! Многие гордятся послужным списком».

Пока Илья обшаривал чемодан и сумку, смерть бесшумно и неотвратимо занималась своей работой. Тело еще вчера живой женщины на глазах превращалось в несвежее мясо. Едва уловимый запах тлена придавал обстановке жутковатого сюрреализма.

— Я не сплю, — бубнил Илья. — Это кошмарная явь! «Черный ящик» не хочет выдавать свои секреты…

Он чувствовал себя пассажиром идущего ко дну корабля, или несущегося навстречу катастрофе поезда. И ничего не мог поделать. Окружающий мир выглядел так же, как раньше, за исключением мертвого тела на продавленном диване с деревянной спинкой.

— Будь здоров, хозяин!

Илья подскочил от неожиданности и поднял голову. На пороге горницы стоял дед Аким с ружьем в руках.

— Ты меня напугал, старик…

— Да я сам напуган, — прошамкал сосед. — Кто тут ходит-бродит, думаю? Ружье с собой прихватил. Вдруг, воры?

— Ты ствол опусти…

— Да оно не заряжено, — улыбнулся дед беззубым ртом. — Так, для острастки взял.

Он вытянул шею, разглядывая лежащий на диване труп. Илья знал, что старик без очков плохо видит, и молча наблюдал за ним.

— Это твоя дамочка спит, что ли, до сей поры?

— Спит, — кивнул Илья.

— Крепкий же у ней сон! Аж завидно! Ни свет не мешает, ни шум. Я давеча в дверь стучал, она не проснулась. А свет всю ночь и весь день горит. Не экономите вы, городские, электричество. Денег вам, видать, не жалко…

Старик опустил ружье и подошел поближе, щурясь подслеповатыми глазами.

— И разговор наш ей не мешает, — покачал он седой головой. — Это ж надо! Она хоть дышит?

— Нет, — признался Илья. Дед уже догадался, что с Машей, и только прикидывается дурачком. У него такая манера общения.

— Это плохо, сосед. Очень плохо.

— Сам знаю. Когда я вчера уезжал, она живая была. Веришь?

— Как не верить? — вздохнул старик. — Мы с тобой не первый год знакомы. Ты хороший человек. Видел я вчерась твою машину возле ворот, а после твоего отъезда дамочка пару раз во двор выходила. Значит, не ты ее порешил. Так что ежели понадобится, я свидетелем буду.

— Почему сразу «порешил»? Может, угорела она.

— Угорела? — задумался дед. — Это вряд ли. Тяга в печке зверская, сам дымоход осенью прочищал. Я ведь раз в неделю протапливаю твой дом. И никакого угара сроду не было! Откуда ему взяться?

— Ты ничего подозрительного ночью не заметил? — с надеждой спросил Илья.

— Я же говорю, свет в окнах горел. Разве не подозрительно?

— А кроме света?

— Больше вроде ничего. Я кругами ходил, но в дом постучать долго не решался. Не хотел гостью беспокоить. Вдруг, она меня воспримет в штыки? Чуял недоброе, хотел тебе звонить, да денег на счету нет. А хоть бы и были, так со связью паршиво у нас. Особливо в непогоду. Проселки замело, вокруг ни души. Кричи, зови на подмогу… никто не услышит. Петька-алкаш, что через три двора живет, постоянно бухой. Какой от него прок?

— Что делать-то теперь, Аким?

— Ментов вызывать, вестимо…

Примечания

2

Санта Муэрте — Святая Смерть: современный религиозный культ, распространенный в Мексике и США.