Запоздалая месть

Наталья Солнцева, 2020

Благополучную семью бизнесмена Руднева запугивают телефонными звонками. Он просит разобраться с происходящим детектива Вячеслава Смирнова. Поначалу дело кажется пустяковым. Но во время поисков телефонного террориста мать Руднева умирает. Оказывается, полиция Москвы уже расследует серию загадочных смертей, когда жертве накануне призрак смерти вручает кольцо. Каким образом эти события связаны со знаменитой римской отравительницей Локустой и трагической историей любви австрийского принца и графини Марии Вечера?

Глава 4

Ева, напевая, готовила пирог с рыбой — надо же как-то развлекаться.

По сравнению с участием в Славкиных расследованиях, искусство и кулинария занимали ее куда меньше, но она прибегала к ним отчасти от скуки, отчасти из любви к удовольствиям. Сходить в театр, на выставку, полистать альбом с иллюстрациями иногда было довольно-таки приятно. Вкусно поесть — тоже далеко не последнее дело.

После тридцати фигура Евы приобрела выразительные полные формы, бороться с которыми оказалось не только бессмысленно, но и вредно. Округлости, изгибы и плавные линии украшали ее тело, а не портили его. Ева осознала, что ей не суждено быть костлявой, длинноногой и плоскогрудой красавицей, и успокоилась. Каждому — свое.

Зрелые формы и величавая стать античных богинь, не склонных к худобе, убедили ее, что расстраиваться по поводу своей внешности не стоит. Знаменитая статуя Афродиты — богини любви и красоты, с далеко не тощими плечами, далеко не осиной талией, с полными соблазнительными бедрами и слегка наметившимся животиком, веками воплощает в себе идеал женской привлекательности и сексуальности.

Поэтому Ева забросила диеты, пробежки и модные таблетки для похудения, предаваясь радостям жизни без раскаяния. Лишний килограмм не приводил ее в ужас и не лишал сна, как многих менее благоразумных женщин.

Пирог обещал быть восхитительным — Ева положила внутрь большие, сочные куски палтуса, обильно приправила их солью и специями, посыпала мелко нарубленной зеленью и поставила сей шедевр в духовку.

На кухонном столе перед ней лежала кипа газет, которые она хотела просмотреть, пока печется пирог. Журналисты изощрялись вовсю, придумывая небылицы из жизни звезд эстрады и кино, спортсменов и политиков. Ева равнодушно пробегала глазами невероятные истории, скандальные подробности и пикантные новости. Одна коротенькая заметка с названием «Нелепая смерть» привлекла ее внимание.

Некий журналист Ершов писал о последних месяцах жизни своей матери, Мавры Ершовой. Она стала жертвой хулиганских действий — планомерного, методичного запугивания со стороны неизвестного лица. Нервы пожилой женщины не выдержали, здоровье начало сдавать, и она скончалась. Полиция, призванная охранять граждан от подобного безобразия, оказалась не только бессильна, но и не заинтересована что-либо предпринимать. Они попросту отмахнулись от жалобы.

Далее Ершов кратко изложил свое возмущение бездействием правоохранительных органов и закончил риторическим вопросом: «До каких пор люди будут беззащитны перед выходками отпетых хулиганов?»

Запах пирога отвлек Еву от газеты. Она открыла духовку — ее изделие покрылось румяной корочкой, пора было вынимать его. Выкладывая пирог на блюдо, она все думала о прочитанном. История, описанная журналистом Ершовым, чем-то напоминала происходящее в семье Рудневых.

Ева выписала телефон и адрес редакции газеты и занялась уборкой. Заметка «Нелепая смерть» не шла у нее из головы. Наконец, она решилась — выключила пылесос, села и набрала номер, указанный в газете. Ей вежливо ответили, соединили с Ершовым, который весьма кстати оказался в редакции.

— Я прочитала о смерти вашей матери, — волнуясь, сказала Ева. — Примите мои соболезнования.

Журналист сдержанно поблагодарил.

— Могу я поговорить с вами? — спросила Ева.

— О чем?

Ершов был немногословен, раздражен неуместным любопытством.

— Видите ли… я кое-что слышала о подобной ситуации. Разве вы не собираетесь выяснить, по какой причине…

— Я очень тороплюсь, — перебил ее журналист. — Перезвоните мне через полтора часа, и тогда мы договоримся о встрече.

Он положил трубку прежде, чем Ева успела ответить.

Она снова взялась за пылесос, но одолевающие ее мысли мешали наведению чистоты и порядка. За полтора часа, отведенные ей журналистом Ершовым, она не успела как следует сделать уборку. Едва дождавшись назначенного времени, Ева позвонила.

Ершов не обманул: он оказался на месте и согласился встретиться с Евой у станции метро «Измайловская». Она летела туда, как на крыльях, охваченная сыскным азартом.

Солнышко припекало, цветочная пыльца носилась в горячем воздухе. Ершов, высокий, худощавый мужчина лет тридцати, стоял, обмахиваясь газетой. Ева узнала его по росту и рубашке в малиновых разводах, что было оговорено. Его лицо с угловатыми, заостренными чертами, покрывали бледные веснушки; высокий лоб с залысинами придавал журналисту вид интеллектуала; бесцветные глаза прятались за стеклами очков.

Он без улыбки поздоровался, сухо представился.

— Чем могу быть полезен?

Ева слегка растерялась. Увлеченная самыми фантастическими предположениями, она не подготовилась к разговору. Пришлось импровизировать на ходу.

— Я… понимаете, с матерью моей подруги происходит то же самое! — выпалила она.

— Что именно? — наклонив голову, уточнил Ершов.

Казалось, он плохо слышит.

— Кто-то звонит ей по телефону и придумывается разные страшилки. То пауками пугает, то… «жучками».

— Энтомологический^[2] триллер! — глубокомысленно изрек Ершов, криво улыбнулся. — А я здесь при чем?

— Ну… вы писали, что вашу маму тоже запугивали.

— Это совсем другое дело, милая барышня, — нахмурился журналист.

— Да? Ей не звонили по телефону?

— Ей присылали письма…

Ева молча обдумывала услышанное. Неужели чутье подвело ее? Не может быть! Во время чтения заметки «Нелепая смерть» она отчетливо ощутила внутренний толчок: щелк! — ситуации Ершовых и Рудневых взаимосвязаны. Неизвестно, как и чем. Это она собиралась выяснить у автора материала.

— Какие письма? — спросила Ева, собравшись с мыслями.

— Чудовищно глупые и страшные, в духе черной магии. Будто бы сами Силы Тьмы явились из преисподней, дабы отправить душу моей матери в ад, обречь ее на вечные муки. А чтобы она не задерживалась на этом свете, против нее был произведен заговор на смерть, обряд с использованием кладбищенской пыли… и прочее. Письма изобиловали жуткими подробностями магических ритуалов — гробовыми гвоздями, могильными червями, проклятиями типа… «пусть отступится от тебя Ангел-Хранитель, твой избавитель… землю с трех могил мешаю, тебя проклинаю…» Что-то подобное. Ну и «сувениры» соответственные подкладывались — то пучки волос, перевязанные черной ниткой, то гвоздь ржавый, якобы из гроба, то осиновые щепки, то… словом, нарочно не придумаешь. Мать у меня была верующая, очень из-за всего этого переживала, сильно боялась, заболела даже. Особенно после того, как соседский пес Марсик издох.

— Марсик? — удивилась Ева.

— Да. Сначала нам подбросили фигурку собаки из воска, проколотую насквозь иглой… а потом Марсик… ну, вы понимаете. Мама ужасно расстроилась, она решила, что собака пострадала из-за нее. Представляете? Я потом узнал, что в городе эпидемия чумки, в том числе это коснулось и нашего двора. Сдох не только Марсик, а еще пара бездомных собак, которые ютились в нашем подвале.

— Вы пытались все объяснить матери?

— Много раз, — кивнул Ершов. — Она вроде бы слушала, соглашалась, но страх был сильнее. Вскоре после смерти Марсика мы нашли в почтовом ящике восковую фигурку женщины, проколотую иглой. Мама как увидела, сразу в обморок… слегла, и больше не встала. Вот, чем закончились «магические» шутки!

— А что сказали врачи? Они назвали причину смерти вашей матери?

Ершов подавленно развел руками.

— Какая разница? Мама раньше болела бронхитом, пневмонией… у нее было слабое здоровье. Участковый врач сказал, что на почве нервного перевозбуждения возникла легочная недостаточность, потом паралич сердца… в общем, зачем вам такие грустные подробности?

— Я дотошная, — сказала Ева. — Хочу сделать вывод на основании большего количества фактов. Каким образом попадали к вам эти ужасные письма?

— Их бросали в наш почтовый ящик. Они были в простых конвертах без обратного адреса. Насколько я могу судить, текст писем набирали на компьютере, потом распечатывали. К сожалению, мама их сразу сжигала: она была уверена, что таким образом нейтрализует вредное воздействие.

— Жаль…

— Чего? — встрепенулся журналист. — Писем?

— Жаль, что нельзя на них посмотреть, — вздохнула Ева.

— А что вы ожидали увидеть? Настоящие колдовские атрибуты? Уверяю вас, бумага самая обыкновенная, для принтера… шрифт тоже не готический и не похожий на каббалистические символы; почтовый конверт, какой можно приобрести в любом отделении связи. Ничего сверхъестественного.

— Фигурки из воска вы тоже уничтожили?

— Тем же способом, — подтвердил Ершов. — После смерти матери я решил написать об этом злодеянии в газете. Вдруг, кто-то еще стал жертвой подобных «шуток»?

— Можно, я вам позвоню, если понадобится? — спросила Ева.

— Конечно. Вы первая, кого заинтересовала моя заметка. Люди привыкли проходить мимо чужой беды.

Ева поблагодарила журналиста и побежала к метро. Ей не терпелось позвонить Славке.

Паутинки летали в остывающем воздухе, невесомые, свободные от людских печалей.

* * *

День Рудольфа Межинова начался как обычно — ранний подъем, разминка, душ, легкий завтрак. Подполковник поддерживал свое тело в хорошей физической форме.

— Ты куда? — спросила жена, когда он, стоя перед зеркалом в прихожей, причесывался.

Коротко подстриженные волосы не желали ложиться ровно.

— На работу.

— Рано еще…

Он смерил Светлану таким взглядом, что следующий вопрос застрял у нее в горле.

Межинов вышел на улицу — во дворе распускалась сирень: ее запах напомнил ему Карину, ее влажные черные глаза, опушенные длинными ресницами, ее нежную грудь, ее сильные стройные ноги…

— Рудольф Петрович!

Черт! Как неудобно получилось — задумавшись, Межинов прошел мимо служебной машины, которая уже ждала его. Водителю пришлось окликнуть начальника.

Подполковник не любил субординацию — он предпочитал ходить в штатском, если условия позволяли, и приучил подчиненных обращаться к нему по имени-отчеству.

— Подбрось-ка меня на Осташковскую, — сказал Межинов, не глядя на водителя.

— Разве мы не в управление?

— Нет.

Парень молча выехал на шоссе — время от времени начальник просил отвезти его на Осташковскую улицу, выходил и отпускал машину. Водитель подозревал, что там живет любовница Межинова. Мужчина он еще молодой, видный — почему бы не закрутить роман на стороне? Впрочем, это были только догадки.

Впереди ехала поливальная машина. От мокрого асфальта поднимался пар.

— Останови здесь.

— Так ведь мы…

Парень хотел сказать: «Мы еще не доехали», — но Рудольф Петрович уже хлопнул дверцей, не оглядываясь, зашагал по тротуару. Здесь неподалеку жила Карина. Однокомнатную квартиру на Осташковской улице ей купил отец, предприниматель Игнат Серебров, занимающийся продажей компьютерных игр и программ. Его фирма «Интерком» пошла в гору.

Можно было бы подумать, что Карину обеспечивает отец. Но это не соответствовало действительности, Межинов проверял. Отношения Серебровых с дочерью складывались тяжело — она редко встречалась с родителями, отказывалась брать у них деньги и вела независимый образ жизни. Квартиру — и то приняла скорее по необходимости иметь отдельное жилье, чем по родственным мотивам.

Межинов увидел ее дом, замедлил шаг и спрятался в кустах. Вернее, занял удобную позицию для наблюдения. Карине в голову не могло прийти, что он иногда следит за ней. Узнай она о сих неблаговидных поступках, скандал устроила бы грандиозный. Разругались бы насмерть! Рудольф опасался разоблачения, но не справлялся со своим жгучим интересом к «неуловимому любовнику», не выдерживал и в очередной раз оказывался рядом с домом Карины. Что он рассчитывал увидеть?

Он досконально изучил ее рабочий график в «Анастазиуме» — в те дни, когда ему удавалось проследить за ней, маршрут Карины был один и тот же: дом, работа, изредка магазины, дом. Все. Казалось, она ведет строгую, почти монашескую жизнь. Однако, Межинов прекрасно знал, какой вулкан бурлит под этим обманчиво спокойным покровом.

В периоды потепления в их отношениях Карина приглашала Рудольфа к себе домой. Стены ее квартиры были оклеены обоями под шелк, мебель и все предметы обихода тщательно подбирались и стоили немалых денег. Он молча рассматривал это великолепие, но вопросов не задавал. Боялся услышать откровенный, безжалостный ответ.

— Что ты так вздыхаешь? — однажды спросила она. — Не нравится?

— Наоборот, — притворно улыбнулся он. — Прикидываю, сколько средств пошло на такой телевизор, кресла, столик в мавританском стиле, узорный паркет.

— Чужие деньги не считают, — холодно отрезала Карина.

— Тебе отец помогает?

Она молча повернулась, сверкнула глазами, как раскаленными углями. Будто прижгла к месту. Слова были не нужны, Межинов все понял.

Паутинка попала ему в лицо, вернула к действительности. И вовремя. По аллее шла Карина — она торопилась на работу: сегодня у нее первая смена.

Сердце Рудольфа замерло и неистово забилось, дыхание перехватило. Ее появление всегда заставало его врасплох. Она была безукоризненно одета: тонкая юбка до колен, в обтяжку, блуза с воланами, туфли на маленьких каблуках. Движения ее бедер, ее походка… сразу вызвали у Межинова желание, от которого он до ломоты сжал зубы. Что она с ним делает?!

Он пригнулся. Карина прошла мимо, оставляя за собой запах тропической зелени — ее постоянных духов. У подполковника закружилась голова, он с трудом взял себя в руки. Теперь он наблюдал за ней сзади: прямая спина, вьющиеся локоны, белая полоска шеи между волосами и воротником… Если бы он мог прикоснуться к ней губами!

Карина поймала машину. Конечно, у нее достаточно денег раскатывать по городу на такси. Денег ее любовника! Проклятая, божественная женщина… она сведет его с ума!

Межинов подошел к тому месту, где Карина только что садилась в такси — в груди у него болезненно заныло. Он остановил следующую машину, показал водителю служебное удостоверение, уселся рядом.

— Езжайте прямо, пожалуйста.

Тот молча двинулся за такси, которое везло Карину. Ничего интересного и на сей раз не произошло. Дама приехала к Киевскому вокзалу, велела водителю ждать, а сама куда-то направилась. «Наверное, собирается отдохнуть недельку на юге, — подумал Рудольф. — Интересуется билетом на поезд». Выходить из машины он не рискнул: на вокзале потеряться — раз плюнуть. Раз Карина не отпустила такси, значит скоро вернется. Так и случилось. Она вынырнула из толпы приезжих, села в авто и поехала к фитоцентру «Анастазиум», вышла, перед ней открылись, впустили и закрылись раздвижные стеклянные двери здания.

— Ну что, я больше не нужен? — раздраженно спросил шофер у Межинова. — Могу быть свободен?

Подполковник рассеянно кивнул. Он был занят невеселыми мыслями. Уже несколько раз Карина ездила на Иссык-Куль, не одна, наверное. Восторженно делилась впечатлениями.

— Ненавижу заграничные курорты, — искренне говорила она. — Все эти сусальные, пряничные домики, неестественную чистоту, ухоженность каждого клочка земли, хлорированные бассейны, пресную пищу, безвкусную воду. То ли дело — горные хребты Тянь-Шаня, необозримые просторы, ущелья Ала-Тоо, белоснежные вершины, родники, запах полыни и лаванды… прозрачный, как слеза, воздух.

Карина привозила с Иссык-Куля киргизские войлочные коврики, изделия из серебра, пиалы для чая. Она показывала Межинову редкой красоты серебряные серьги с бирюзой — длинные, все из мелких подвесок, цепочек, покрытые тончайшим узором.

Этим летом она тоже куда-нибудь уедет, будет часами сидеть на берегу, любоваться водой — морем, рекой, озером, предаваться в воображении любовным ласкам. Или, что еще ужаснее, наяву отдаваться другому мужчине, ее тайному возлюбленному. Там, вдали от посторонних глаз, им нечего бояться и не от кого скрываться. Там они…

Межинов скрипнул зубами. Он опомнился, увидел, что стоит на тротуаре, как истукан, мешает прохожим. Надо идти к метро, ехать в управление — его ждет насыщенный рабочий день. А сил уже нет… их выпила, вытянула по капле Карина, иссушила душу до дна.

Подполковник не заметил, как оказался в своем кабинете, распахнул окно, включил вентилятор. Ему было жарко, внутри все горело… запеклось незаживающей раной.

За окном шумел в липовой посадке ветер, небо затягивали тучи. Парило. Из-за горизонта надвигалась гроза.

Примечания

2

Энтомология — раздел зоологии, изучающий насекомых.