Мой сводный кошмар

Наталья Ручей, 2022

– Ты хоть раз уже целовалась, – он насмешливо кривит губы, – или так и пишешь в своих историях глупые сказки? – Не твое дело, – огрызаюсь ему по привычке. А он так же, скорее всего по старой привычке, не оставляет меня в покое и продолжает безжалостно жалить. – Кто будет читать твои романтические истории, если ты понятия не имеешь, что такое желание? А страсть для тебя – только слово. Молчу. Закрываю уши, чтобы не слышать. Но он делает шаг, обхватывает мои ладони своими, отводит их в стороны, прижимает меня к стене, вклинивается коленом между моих ног и, глядя на мои губы, вкрадчиво интересуется: – Может, попробуешь? А я тебе помогу.

Глава 7. Алиса, настоящее

Даже если мне кажется, что в его взгляде мелькает толика удивления, это стоит того, чтобы пойти за ним следом.

Он мог бы принести зарядку и сам, но разве он откажется лишний раз попытаться хоть чем-то меня задеть?

Но это даже забавно.

И мини-лекция, и легкое недоумение, когда я оставила ее без внимания и поднялась в его комнату. И то, что он достает из чемодана пару идентичных зарядок и сначала дает мне одну, а потом меняет ее на другую, при этом внимательно следя за моей реакцией.

— Спасибо, — беспечно благодарю его.

Его светлые брови удивленно приподнимаются — ничего, ему полезно почувствовать, что мир не вращается только вокруг него. Делаю вид, что понятия не имею о том, кем он работает, и о его увлечениях в прошлом.

Для бывшего хакера и такого крутого айтишника, как он сейчас, запустить на мой смартфон вирус, скачать все данные и воспользоваться ими — плевое дело. Но смысл в этой скучной возне? Посмотреть на мои фотографии в инстаграме? Как личность я не представляю для него интереса. Проверить, не кладет ли его отец на мою карточку деньги? Думаю, он не сомневается, что так все и обстоит. Обналичить их? Считай, что украсть у себя. Отследить мой маршрут? И здесь интересного мало.

Так что у меня нет причин опасаться, что зарядка, которую он мне дает, действительно со странной начинкой.

Покрутившись, замечаю розетку возле стола. Конечно, неудобно, что приходится не только тянуться, но и облокотиться на стол, так как провод короткий. Но что такое минутное неудобство в сравнении с тем, что, если взять зарядку с собой, потом придется снова входить в логово ее мрачного владельца и чувствовать на себе его взгляд?

А может, мне просто все кажется и платье, за которое пришлось выложить немалую сумму, сделано из некачественной ткани, которая слабо пропускает воздух (отсюда и внезапная духота), а временами будто впивается в кожу маленькими иголочками?

Да, наверное, так. Дело в платье. И все зависит от позы и того, где в этот момент ткань натягивается. Потому что иногда покалывающие ощущения между лопатками, иногда в районе моего декольте — но с этим еще можно мириться. Но то, что сейчас я чувствую легкое жжение в районе гораздо ниже спины, уже не маленький недостаток, а брак.

Нет, мелькает в мыслях одна теория… Но я слышу, как Кирилл продолжает монотонно перебирать вещи в своем чемодане. Наверное, смотрит, что нужно повесить, чтобы не помялось, а что просто забросить на полку.

Хорошо, что он занят и не приходится наполнять пару секунд пустыми словами, которые никому не нужны.

— Славик… — начинаю я, едва смартфон оживает. — Привет, это я…

Сзади раздается громкий визг молнии чемодана, гремят колесики, мешая сосредоточиться.

Обернувшись, смотрю, как Кирилл придирчиво изучает свой чемодан, катая его при этом то от себя, то к себе.

Может, сломался?

Ладно, не мое это дело. Да и он вряд ли будет заниматься его ремонтом. Закажет себе новый, и все.

— Славик, я… — возобновляю попытку начать разговор.

— Можно поговорить в другом месте? — перебивает меня раздраженный голос хозяина комнаты.

— Подожди пару секунд, хорошо? — прошу Славика.

На этот раз выпрямляюсь, отключаю зарядное.

Взглянув на Кирилла, мрачно взирающего на чемодан у своих ног, считаю его совет идеальным. Странно конечно, что он так близко принимает к сердцу пустяк. Хотя, может, именно этот чемодан ему дорог?

Как знать.

Но удаляюсь я вовремя.

Потому что за закрытой дверью что-то падает, слышится негромкий, но емкий мат, а потом становится подозрительно тихо.

Пока иду в свою комнату, поясняю Славику, что Полина немного нехорошо себя чувствует и собирается остаться ночевать в доме.

— Что с ней? — взволнованно интересуется он.

— Беременность.

Несмотря на громкие звуки ремонта по ту сторону связи, я почти уверена, что слышу его тяжелый вздох.

— Я буду поздно, — говорит он.

Почему-то у меня появляется ощущение, что на самом деле он хотел сказать совершенно другое. Не знаю что. И не знаю, почему мне так кажется. Я бы и это списала на нервный, насыщенный день, но такая мысль возникает у меня не впервые.

— Ты хочешь приехать сюда? — уточняю. — У вас же срочный объект, и ты на другом конце города. Пока доберешься сюда, а утром обратно…

— Муж должен быть рядом с женой, — просто говорит он. — Особенно когда она не очень хорошо себя чувствует.

— Хорошо, — улыбаюсь я, — обрадую твою половинку.

Я не вижу его в этот момент, но почти уверена, что он улыбается. Скупо, чуть кривовато, но как-то тепло.

Мне кажется, сестре повезло. Да, рано, тем более беременность, но… если это любовь… И Славик надежный, а еще держит слово.

Сказал, что заработает на квартиру, и делает для этого все. Вместо того чтобы крутиться сегодня перед камерами и хвастаться предстоящим родством с самим Федором Ивановичем Миженским, взялся с бригадой за сложный объект и старается сдать его как можно быстрее.

Закончит поздно и вместо того, чтобы отдохнуть в квартире, которая значительно ближе, будет час или даже чуть больше добираться сюда. Всего несколько часов рядом с Полиной, чтобы уехать с рассветом.

По-моему, от такой новости плохое настроение должно улетучиться.

Оставив телефон на зарядке, заглядываю в комнату сестры — открываю дверь тихо, чтобы, вдруг что, не разбудить ее. Не могу понять, спит она или нет. Глаза закрыты, лежит в той же позе, свернувшись в клубочек. Но мои сомнения, зайти и обрадовать ее или лучше уйти, исчезают, когда она ложится на спину, бросает на меня обиженный взгляд и с упреком в голосе говорит:

— Ты ему рассказала…

— Я просто сообщила ему, что ты останешься ночевать здесь, — поясняю, потому что, скорее всего, она уловила лишь часть нашего разговора, пока я была в коридоре. — Кстати, ты будешь ночевать не одна. Славик сказал, что приедет.

Но вместо ожидаемой радости она морщится, а потом, будто и не слышала моих слов, повторяет:

— Ты ему рассказала… Ты все ему рассказала…

В ее глазах такая тоска, что, несмотря на глупые обвинения, я не ухожу, хлопнув дверью, а сажусь на кровать, рядом с ней.

Она тут же переворачивается на другой бок, спиной ко мне — ожидаемо. Нам трудно общаться. Как будто стерлись все точки соприкосновения, кроме одной: это моя сестра, родной человек.

Заметив, что ее мелко трясет, достаю плед из шкафа, накрываю ее и снова сажусь подле нее.

— Я не говорила ему про шампанское, — стараюсь убрать то, что ее беспокоит.

Она хмыкает, качает головой и вздыхает. Долго молчит, просто лежит с открытыми глазами и молчит, поджав губы.

— Не думаю, что он бы сильно ругался из-за одного бокала, — делаю паузу, но Полина не хватается за эту соломинку, чтобы рассказать, как все было на самом деле. — Главное, что ты сделала выводы. По крайней мере, я очень надеюсь. А Славик… Тебе повезло с будущим мужем. Я даже немного завидую.

— Правда? — Она поворачивает ко мне голову, всматривается пытливо.

— Правда, — говорю совершенно серьезно.

На долю секунды ее губы трогает слабая улыбка, но исчезает. Она снова переворачивается на спину, натягивает плед даже на подбородок и со вздохом сообщает не в тему:

— Теперь они не захотят общаться со мной…

— Кто?

— Они. Все они. Макс, Сергей, Светик, Анжела. Когда они тоже узнают… узнают все, они не захотят общаться со мной.

— Не паникуй, — улыбаюсь. — Беременность не заразна.

— Ты не понимаешь! — ожесточенно начинает сестра. — Ты никогда не понимала! Когда они узнают про Славика, все изменится. Они не захотят общаться со мной, потому что Славик — не их уровня, понимаешь?

Она так переживает, будто теряет самых близких друзей. В то время как максимум, что у нее было с приятелями Кирилла за эти три года, — парочка разговоров, несколько пикников и от силы десяток поездок, когда им было с ней по пути.

Ее слова будто накрывают меня липкой невидимой сетью. Хочется выйти на свежий воздух, проветриться и уверить себя, что не слышала, что этого не было. Но она смотрит с таким ожиданием… и, пожалуй, это наш единственный откровенный разговор за последнее время.

— Не понимаю, — соглашаюсь с ее обвинением. — И не хочу понимать. Не хочу понимать, как кого-то можно считать ниже себя только из-за социального статуса. И почему для тебя это имеет такое значение. Но я бы очень хотела понять, как можно ставить общение с ними на один уровень с будущим мужем.

— Это просто, — теперь она наконец улыбается, довольно так, и с большим удовольствием признается: — Я просто не хочу быть как ты. Не хочу, чтобы при виде меня они говорили: «О, а это кто?» И слышать ответ: «Это? А, не обращайте внимания. Это — Никто».

Когда-то меня это задевало.

Задевало так сильно, что я подолгу тайком ревела в подушку.

Потом я приучила себя к мысли, что мне все равно. А со временем и правда стало все безразлично.

Но сейчас меня царапает не упоминание неприятных моментов, а то, с каким ожиданием Полина всматривается в мое лицо.

— Боюсь тебя разочаровать, но ты доказала, что уже взрослая девочка, поэтому скажу тебе правду, — говорю я, поднимаясь с кровати. — Если ты всерьез опасаешься, что настоящих друзей можно потерять из-за таких пустяков, ты для них тоже никто.

Выйдя из комнаты, чувствую какое-то опустошение и одновременно желание вернуться, обнять ее, попытаться найти другие слова, чтобы пояснить, что то, что ее волнует, не стоит и выеденного яйца. Но она не поверит. Для нее слишком рано стало иметь значение, к какому социальному уровню принадлежит тот или иной человек. И, даже видя и наверняка понимая, что компания Кирилла не слишком рьяно ее принимает, она все равно пыталась и пытается сблизиться с ними.

Даже странно, как она вообще заметила Славика. И как при таких установках позволила, чтобы их отношения зашли так далеко.

Настроение хуже некуда, поэтому визитом к Кириллу его не испортить. Важных звонков я пока что не жду, да и зарядка найдется, далеко никуда не ушла, поэтому я решаю вернуть позаимствованное.

У комнаты Кирилла прислушиваюсь: тихо, вроде бы с чемоданом уже разобрался. Постучавшись и не получив ответа, стучу еще раз, а потом принимаю это за разрешение. Может, он на улице?

Открываю дверь и первым делом вижу распахнутый чемодан у кровати. Не знаю, к чему было вести такую борьбу, если вся одежда осталась внутри.

Но сам хозяин комнаты, видимо, изрядно вымотался, потому что лежит на кровати. Одна рука под головой, пальцы сжаты в кулак, вторая лежит на груди и сжимает беззвучно мигающий смартфон. Но странно не то, что вместо того, чтобы зависнуть с друзьями и поддержать отца в такой день, он решил вдруг вздремнуть.

А то, что он лежит поперек кровати, в костюме и даже в кроссовках. Такое ощущение, что он просто сел на кровать и его неожиданно склонило ко сну.

Но для меня это к лучшему. Оставляю зарядку и тихонько покидаю его территорию. Каблуки все же постукивают, и я уже опасаюсь, что вот сейчас как проснется и…

Но, обернувшись, понимаю, что он спит очень крепко.

Непривычно видеть его таким, как сейчас.

Настолько непривычно, что я не ухожу, а продолжаю его рассматривать.

Многих украшает улыбка. Я почти не помню, как он улыбается. Но сон ему очень к лицу. Он выглядит безмятежным и даже счастливым.

Как будто мертвой хваткой держит у сердца не смартфон, а сокровище, которое долго искал.

О-очень долго искал. И о-очень при этом устал. Потому что он не выходит из комнаты, даже когда все гости откланиваются, на улице сгущаются сумерки, а мы втроем сидим на террасе и пьем кто кофе, кто чай.

Полина спускаться отказывается — ей домработница принесла еду в комнату. Федор Иванович заглядывал в комнату к сыну, чтобы позвать посидеть уже по-семейному, но вернулся чуть озадаченным.

— Не думал, что его так утомит перелет, — удивляется он.

— Пусть отдыхает, — вступается за него мама. — Он много работает, к тому же, как и Алиса, часто сидит по ночам. У них много общего.

— Только бессонница, — ворчу я. — Да и то, судя по всему, он с ней справился.

Мама задорно смеется, переглядывается с Федором Ивановичем и качает головой, явно не соглашаясь со мной.

— Он, как и ты, трудоголик, — перечисляет она. — Всего хочет добиться и добивается сам.

— На такое сходство согласна, — киваю. — Это сходство как минимум с половиной планеты.

Она снова смеется, но оставляет тему, которую я развивать не хочу. Возможно, потому, что видит, что мне это не особо и нравится, а возможно, прислушивается к словам своего жениха.

— Не сравнивай их, — журит он мягко ее. — Они же брат и сестра, им соперничать ни к чему.

— Мы не… — хочу возразить против такого родства, но здесь уже непреклонен глава семьи.

— Для всех вы брат и сестра, — с нажимом говорит он. — Сводные, и все-таки брат и сестра. Так что привыкай к этой мысли, если еще не привыкла. Кирилл к ней привык довольно давно и воспринимает теперь тебя именно так.

Мама согласно кивает, а я…

А я разливаю им чай, делаю себе еще чашку кофе, вызываюсь принести торт, раскладываю его по тарелкам.

Шучу.

Тоже над чем-то смеюсь.

Когда приезжает Славик, вызываюсь зачем-то его проводить, как будто он не помнит дороги. Предлагаю поужинать, ухожу, когда он отказывается. Видно, как ему не терпится увидеть Полину, обнять ее, поцеловать, ну и все остальное.

Возвращаюсь на террасу и засиживаюсь с мамой и Федором Ивановичем далеко за полночь, хотя мне рано вставать.

Кирилл так и не появляется.

И когда я полночи кручусь, не в силах уснуть, начинаю дико ему завидовать. Даже жалею, что вернула зарядку. Был бы предлог зайти и посмотреть — уж не снотворное ли он так крепко сжимает в одной из ладоней.

Может, он даже поделится.

Он ведь мой брат.

При мысли об этом внутри сжимается какой-то холодный и колючий комок.

Привыкнуть… к этому просто нужно привыкнуть… он ведь сумел.