Сахарница

Наталья Пряникова, 2020

Сборник юмористических рассказов "Сахарница" – воспоминания автора о детстве в северном военном городке, смешных казусах, произошедших с родителями, родственниками и друзьями. Содержит нецензурную брань.

Рыба

Папа был лесником. Уйти на месяц в лес, жить в землянке, зимовать «на хандоге», то есть на озере, и ловить рыбу, подарить маленькой дочке медвежий клык и обойму пустых патронов — все это было естественным порядком вещей.

Рыба у нас вообще была повсюду. Особенно, в ванной. Ну а куда же девать рыбу, которая живая доехала в папином рюкзаке, как вы думаете? Поэтому, бывало, когда я приходила из школы, а мама с работы, мы заходили в ванную помыть руки и видели, что там уже занято щуками, карасями, окунями и прочими хладнокровными. Ясное дело, в квартире номер 36 очередной раз открывался дельфинарий для всего двора. На мамин «плач Ярославны» — «Ну дай хоть помыться, изверг!» — папа выражал изумленное негодование:

— Да вы не мылись что ль?! Вам бы только мыться каждый месяц! А рыба где должна быть?

Мама делала большие глаза и выразительно молчала, всем видом демонстрируя, где место этой рыбе и вообще всей рыбе на планете. Я тоже прыгала вокруг них и вопила:

— Ну мамочка, ну пожалуйста! Мы можем мыться на кухне в раковине, пусть рыбка у нас останется!

Мама покидала место побоища с видом полководца, не сложившего оружие, и вынашивающего коварный план. И отправляя нас в выходной сладким голоском погулять подольше, встречала столом, поражающим изобилием блюд из рыбы. Папа вздыхал и садился за стол, а я, наивная, бежала в ванную поздороваться с Машей и Федей.

Нет, вы не подумайте, нормальное у меня было детство. Приходя из школы, я первым делом кормила крошками окуней в ванне, а гуляя на улице и увидев папу, который с таинственным видом крался домой, знала, что он несет за пазухой что-то интересное.

Однажды это был зайчонок:

— Вот, дочка, лес валили, а он выскочил, сдохнет.

Нет, не сдохнет, ведь ему попался папа, который принес его домой, и мы сделали ему дом в ящике. А ночью он будил весь дом барабанной дробью по доске. Папа с уважением говорил:

— Слышь, своих зовет.

А мама… Не буду повторять, что говорила мама. Нет, мы не ели зайчатину… Заяц ушел жить к кроликам, которых разводил папин друг. И нарожал много зайце-крольчат.

Я и мои друзья были детьми рабоче-крестьянского класса, которые ели икру из трехлитровой банки столовой ложкой. Столько было рыбы, мы ничего не могли поделать. Иногда папа подзывал меня и говорил:

— Найди-ка, Наташка, банку побольше. И мне не надо было объяснять — зачем. Всю рыбу, которую папа поймал, мы отпускали в местное озеро. А мы стояли на берегу и смотрели, как одуревшие от счастья караси уносятся от не менее одуревших местных ротанов.

Папа жалел меня, городского ребенка. И в спорах с мамой, на напоминание, что у него дочка, девочка, де-во-чка:

— Да знаю я. Бедный ребенок даже медведя не видел.

Мама хваталась за сердце и пила валерьянку, а потом требовала поклясться всей рыбой и всеми ёлками на земле, что папа не станет показывать мне медведя. Папа опускал глаза, и ковыряя носком сапога паркет, бормотал:

— Да что уж там, так если только, случайно попадется…

— Кто случайно попадется???

— Да не, никто…

Нет, конечно, мы не говорили, что папа брал меня однажды в лес. Нее, не далеко, не туда, где тайга, а поближе. Зачем же мы будем маму расстраивать. Хватит с нее и того, что еедочурка, которую мама наряжает в платья собственного пошива, а потом заплетает косички с прелестными бантиками, после всего этого вешает на шею медвежий клык на шнурке и с грозным видом предупреждает, что «возьмет логатину», если кто-то посмеет ей предложить его снять.

Для мамы было достаточно и того, что у папы целый город друзей. Друзей, у которых то дом строится, то жена рожает, то нога ломается. И все это не может происходить без папы. Его могло не быть дома, когда он там должен был быть, потому что «Витька же гараж строит», или дома можно было недосчитаться мебели, потому что «у Васьки же родня приехала с дитями». А дома вечером могли сидеть человек десять, нуждающихся в срочном уюте и ужине, потому что «они же ж с деревни нашей».

Друзья… Когда папы уже не было, а мы уезжали навсегда, я и мама, она вздохнула, глядя на тонну коробок и подъехавший железнодорожный огромный контейнер:

— Эх, как нам одним все это сделать, где все его друзья?

А друзья пришли, все человек двадцать, и все погрузили. Они пришли сразу, все, — «ведь у Мишки вдова с дочкой переезжают, надо помочь».