Кочумай, Кочебей. Старая история из жизни детективного агентства

Наталья Павловна Курапцева

В отличие от большинства героев современной детективной литературы, героев Натальи Курапцевой можно любить, что сближает ее книги с общей традицией русской литературы. Двое выброшенных из жизни людей, Учитель и его Ученик, в прошлом – неплохие журналисты, создают первое в городе частное детективное агентство и получают задание расследовать убийство восьмилетней давности в среде андеграунда…

Глава 6

На ступенях Михайловского замка стояла единственная девушка с тяжелыми светлыми волосами.

— Как в кино, — сказал Пит, подходя к ней.

— Меня зовут Лена, — сказала она сразу. — Значит, вы Петров, а не Кириллов.

— Пит, с вашего разрешения.

Он вспомнил слова Тани Кочиной: «Славка если в кого влюбится, можно клеймо ставить: золотая…» Вот и характеристика, и гадать на кофейной гуще не надо, кто перед тобой. Пит всегда испытывал слабость к ясным серо-голубым глазам, обведенным темными ресницами. Такие глаза были у его мамы, и уж тут поделать было ничего нельзя — видимо, очень долго он смотрел в эти глаза, когда был ребенком.

— Пит, — скривилась Лена. — Почему это, интересно, надо называть себя на западный лад? Вы еще скажите, что Кириллов — это Кир.

— Да, Кир, — подтвердил Пит. — Так сложилось исторически. Он много лет был Киром по причине не столько фамилии, сколько пристрастия к алкоголю. А я, став его учеником, по аналогии получил прозвище Пит, которым сильно горжусь. Так что извините великодушно, но он — Кир, а я — Пит, сокращенно «КП».

— Ладно, не оправдываетесь.

— Я никогда не оправдываюсь, я пытаюсь объяснить то, что может быть непонятным для людей непосвященных, но мне симпатичных.

— Итак, вы вернулись к убийству Кочубея…

Лена внимательно посмотрела в глаза Питу. Он, естественно, спокойно выдержал ее взгляд.

— Откуда вы это взяли? — сурово спроси Пит.

— Да уж взяла! У меня к вам, собственно, один вопрос: кто предложил вам это дело?

Пит усмехнулся.

— Танька?.. — стала рассуждать Лена. — Нет, она не может вам заплатить. Хотя, возможно, с нее вы бы не взяли денег… Про вас говорят, что вы можете работать бесплатно, это правда? Ну, кто, скажите?!

Пит пожал плечами.

— А почему вас так волнует именно этот вопрос?

— Да потому что вашим клиентом… или как это называется?.. должна была быть я! Только я могла додуматься до того, что надо провести новое расследование, но я не додумалась. Вот я и спрашиваю, кто же оказался сообразительнее меня? Значит, кому-то это нужно больше, чем мне? А этого быть не может! Неужели… Господи, какая я дура! Светка! Ну, конечно же. Светка. У нее ведь теперь и деньги есть… Не за этим ли она и замуж в Америку уехала? — Лена словно вообще забыла о существовании Пита, даже отвернулась от него, напряженно вглядываясь куда-то вдаль.

Пит сел на ступеньки и закурил. Версия о том, что жена Булатова вышла замуж, чтобы «заработать» деньги на оправдание мужа, его поразила. Может быть, она даже поссорилась ради этого со своим «гением»… Но додумать эти мысли ему не дали. Лена быстро повернулась к нему.

— А для меня у вас найдется сигарета?

— Найдется.

Лена тоже села и закурила.

— Значит, вы не верите, что Кочина убил Булатов? — спросил Пит.

— Это абсурд! Меня спрашивали об этом на следствии и на суде двадцать пять раз, и двадцать пять раз я сказала, что это абсурд. А они его в тюрьму посадили!

— Факты против вас. И против нас тоже. Булатов был осужден за убийство и отсидел свой срок. Правда, очень небольшой…

— Его освободили по первой горбачевской амнистии. Вы знаете, что он в лагере ни с кем не ссорился, ни с кем не дрался? Его там никто не мучил, ни в какие «табели о рангах» зоны он не вписался… Сам по себе! Даже там это поняли и оценили. Впрочем, где это и может быть оценено, как не там…

— Мне он этого не говорил.

— Ага! Значит, вы его видели. И что скажете: мог Булатов убить или нет?

— Тут возможны различные точки зрения…

— Нет, нет! Лично ваша точка зрения.

— Я ее вчера высказал Киру, — неохотно признался Пит. — Я считаю, что Булатов убить не мог. В его характере вообще отсутствует ненависть…

— Правильно! Ой, вы мне нравитесь, — Лена схватила Пита за руку и чмокнула в щеку.

— Спасибо, — почему-то не обрадовался Пит, — но Кир считает, что это не доказательство.

— А зачем ему доказательства? Фактические, вот как в этом… в уголовном деле бывают?

Пит кивнул.

— Но зачем?

— Кир считает необходимым предъявить доказательства невиновности самому Игорю Владиславовичу Булатову…

Лена отшатнулась, перевела взгляд на Летний сад и посидела молча минут пять, пока не кончилась сигарета.

— Интересный человек Кириллов… Я много о нем слышала… Вообще… это было бы здорово, если, конечно, удастся… Мне-то казалось, что достаточно объективного, незаинтересованного взгляда со стороны, именно по прошествии долгих уже лет, чтобы все встало на свои места…

— Откуда вы знаете, как он жил в лагере? — спросил Пит.

— Ездили мы к нему со Светкой…

— Ну вы даете!

Лена посмотрела на него непонимающе.

— То вы Таню Кочину опекаете, то Свету Булатову… Вы мазохистка?

— Ничего вы не понимаете, — Лена улыбнулась чему-то своему, покачала головой.

Она начала рассказывать, а Питу показалось, что снова поползла старая пленка фильма, который два дня назад начал для него показывать Кир.

Где-то далеко-далеко, на краю света тянулась кирпичная стена, возле нее шевелились две почти неприметные человеческие фигурки. Но вот в стене открылась какая-то щель — и фигурки проскользнули внутрь.

Лена и Света сидели в комнате свиданий и ждали Булатова. Молча, не глядя друг на друга. На столе лежали гостинцы, в том числе и сигареты, но они боялись закурить.

Открылась дверь — и конвойный пропустил в комнату Булатова в арестантской одежде. Женщины встали, он шагнул к ним и обнял обеих.

— Молодцы, что приехали, — сказал он спокойно.

Отстранился от них и сел. И тогда стало видно, что у него совершенно спокойное, даже довольное лицо. Он улыбался.

— Вот, — заторопилась Света. — Честно говоря, не знали, что везти. Вот сигареты… три блока…

— А я курить бросил, — доброжелательно сообщил Булатов.

— Хорошо, другим пригодятся, обменяешь на что-нибудь, витамины… конфеты… карамель, да?.. апельсины… — она понизила голос. — А водку можно? Мы четыре бутылки привезли.

Булатов негромко, но весело рассмеялся.

— Светка подожди! — остановила ее Лена. — Ну что ты с этой жратвой, в самом деле! Видишь, харю тут отъел, поперек себя шире…

Булатов снова засмеялся.

Света села, закурила. И чуть не заплакала.

— Хорош! — приказала Лена. — Ну, рассказывай, Булат. Не для того мы за тысячу верст перлись, чтобы на твои ухмылочки смотреть.

— Ну что рассказывать? Тружусь… по мере сил…

— Нам уже сообщили, что ты отличник боевой и политической подготовки, — перебила Лена.

— У меня есть время думать, читать… я даже кое-что пишу…

— То есть… — попыталась сказать Света.

— То есть голову пеплом ты себе не посыпаешь? — сформулировала Лена.

Булатов развел руками.

— Ну не может он так врать! — повернулась Света к Лене.

— Булат, ты почему на себя это взял? — взвилась Лена.

— Ну, ты же сказала… И потом, я не взял… Когда меня спросили, признаю ли я себе виновным в непредумышленном убийстве, я ответил, что мне нечего сказать по данному вопросу.

— А это, по-твоему, не признание вины? — поразилась Света.

— Нет, — твердо сказал Булатов. — Я действительно, даже сейчас ничего не могу сказать об убийстве. Мы не знаем, что происходит в нашем подсознании, тем более если перестаем его контролировать…

— Ах, для тебя оправдываться — ниже собственного достоинства, — возмутилась Света, — раз уж и Ленка, и сам Кочубей думали, что ты виноват…

— Я ничего такого не думала… — тихо сказала Лена. — Я просто вообще — не думала! Как можно было там думать?

— Давайте мы не будем об этом говорить. Славы нет. Я… за это наказан… Почему бы нет?..

Кадры кончились. Пит сидел на каменных разбитых ступенях старого замка и чувствовал, что ему очень хорошо. Он уже любил эту Лену, потому что не было на свете такого мужчины, который бы просто прошел мимо, не заметив, не восхитившись, не сделав чего—нибудь стоящего для этого неземного и в то же время такого житейски мудрого существа. Теперь Пит начинал понимать, как из—за нее могли драться на лестнице пьяные Булатов и Кочин. Не за право обладать, конечно нет!. Может быть, Кочубей с его добрым и счастливым взглядом заметил Булатовский — недобрый, пытающийся вскрыть тайну мышления обожаемой Ленки. Было ли этого достаточно, чтобы убить? Более чем! «Убить» в том смысле, в котором искренние люди запросто бросают: «Повесить тебя за это мало!» Или, наоборот, Булатов решил, что Кочин недостаточно почтителен с возлюбленной… У обоих — жены, непостижимые русские женщины с безграничными размерами души, о которых не случайно грезят мужики всех континентов планеты… Но Ленка — принцесса, королева, из туфельки которой они готовы были пить даже советский портвейн. Какие там были сложности, переплетения судеб, влечений и полетов души — об этом даже гадать не стоит…

А Елена продолжала говорить.

— Его эта дикая жизнь не задавила, понимаете? — она строго посмотрела Питу в глаза. — И ничего он не искупал! Он просто на порядок выше нас всех по интеллекту, как Слава был выше по своим душевным, человеческим качествам. Фу, какую гадость я сказала! «Человеческие качества…» Таких людей больше нет и не будет! Кочубей! Этим все сказано! А Булатов… он просто жил и живет в предлагаемых обстоятельствах, сам по себе…

— Вы актриса? — догадался Пит.

— Да, — она улыбнулась. — Это видно?

— Видно, — тоже улыбнулся Пит.

— Все правильно, я ведь нашла своего Пигмалиона… Вы, наверное, опять не понимаете, почему это я сейчас, когда Игорь один, Света уехала… Почему я не с ним, в общем, да? Вы знаете, а я просто жутко счастлива. Они меня любили, и я их любила — обоих… Глупо, все глупо, это не рассказать… Они хотели, чтобы я просто была — сидела, молчала, читала стихи… А он — он меня творит, как музыку. Разве можно от этого отказаться? Булат, что Булат?.. Он Булат и есть, я поняла это там, в лагерной комнате свиданий… Он не сломается. Нет, я за него не боюсь… Мне, понимаете, безумно, безумно жалко Кочубея. Восемь лет прошло, а я не могу смириться, что он умер, что его, его!.. убили… Думаете, он Таньку с Денисом не любил? Еще как! Больше всех! Если бы ему нужно было выбирать, он бы, конечно, выбрал их, никто и не сомневался. И я это знала. Просто это не та любовь, которую вы все себе представляете. Лучше всех это понимала Танька. Хотя, с другой стороны, чего тут хорошего… «Был уголок в ее руке от похоронки…» — вдруг точно так же, как Таня Кочина, сильно и красиво пропела Лена.

Она не знала, что тут правда, что ложь — просто жила, как умела.

Пит в этот момент понял, что сделает Кир, когда услышит о возлюбленной Кочубея: «А ну-ка поставь мне эту Долину», — скажет Кир и будет прав.

— Знаете, потом, на поминках, — стала рассказывать Лена, откинув волосы со лба, — Сашка… Вы знаете, что все это было у Сашки в мастерской?

— Я не знаю, кто такой Сашка и где эта мастерская.

— О, это теперь большой человек. Разъезжает по Западной Европе, дает интервью… В общем, стрижет купоны с того, нашего времени… За последние пять лет не написал ни одной картины. А вообще он писал славные картины, такие круглые… Мне всегда казалось, что из картины на меня смотрит круглый детский глаз. Где-то он там прятал ребенка… И вот когда мы хоронили Кочубея, все напились… Страшно… И Сашка кричал: «Кочумай, Кочубей!»

Пит вздрогнул. Лена прокричала эти два странных слова протяжным хриплым голосом.

— Мол, спи спокойно дорогой товарищ… — Лена хихикнула. — Он выкрикнул это раз двести, и по-моему, все сошли с ума только от его крика. Это был какой-то припев к песне, которая звучала внутри него… Кочума-аа-й, Кочубе-ей… — снова повторила она, только уже тихо. — Восемь лет, что бы я ни делала, как бы ни затыкала уши, этот крик звучит у меня в голове. Может быть, это кончится, если вы сумеете докопаться до правды… если у вас получится… Как я хочу, чтобы у вас получилось! Чем я могу вам помочь? — она внезапно схватила Пита за руку.

— Вы бы мне действительно помогли, если бы составили список всех людей, которые были на той вечеринке у Сашки… как его фамилия?

— Варфаломеев. Там было… человек двадцать… — она с сомнением покачала головой.

— С адресами и телефонами, если возможно.

— Вы хотите поговорить с каждым из нас? Это займет два года! А, поняла! Вы соберете нас всех в том подвале, поставите напротив отсидевшего свое Булатова и будете провоцировать убийцу на признание, чтоб у него нервы сдали, да? — Лена засмеялась. — Неплохая идейка, как вам кажется?

— Кочумай, Кочубей, — остановил ее Пит. Лена заткнулась, как будто ей забили в рот кляп. — Извините, я случайно… От этих двух слов, и правда, оторопь берет, так и подмывает сказать их по какому-нибудь поводу… Или просто так.

— Или просто так, — повторила Лена. — Я попробую… составить вам список, хотя…

Пит попытался ее отвлечь:

— А почему вы меня пригласили сюда, к Михайловскому замку? Живете неподалеку?

— Нет, — Лена постепенно обретала дар речи. — У нас здесь студия. Эти ступени — самые лучшие подмостки города… А я бы хотела, чтобы вы почувствовали искусственность, ненатуральность этого дикого убийства. Я люблю театральные эффекты… Но вы, как я вижу, тоже…

— А что за подвал, что за мастерская, где вы тогда пьянствовали? — Пит обругал себя, споткнулся, но слово уже вылетело. — Извините…

— Пьянствовали, пьянствовали! — согласилась Лена. — Мы только и делали, что пили. И вот вам результат… А Сашкина мастерская, бывшая, конечно, здесь, недалеко, переулок между Фурштадтской и Кирочной, двухэтажный флигель во дворе. Раньше была дворницкая, а потом — котельная, плюс мастерские художников андеграунда. История Петербургской культуры. Когда-нибудь этот флигель будут охранять, как дом Раскольникова.

Пит нахмурился. С Достоевским получался явный перебор. Но, будучи подругой Булатова, не могла же Лена не читать его пьесы…

— А вы читали пьесу Булатова?

— А как же! Даже когда—то собирались с ребятами ее ставить. Только там роли для меня нет! А вот ощущать город по—другому, иначе, научил меня Игорь… Мы столько с ним ходили! Дождь, снег, ветер — идем и идем… Здорово! Вы не представляете, какое это счастье: жить в Петербурге, по которому гулял Онегин, бродил Родион Романович, шла и идет Незнакомка Блока… «Умышленный» город. Значит его может выдумывать каждый человек заново, для самого себя! Это единственное, что питает душу и сердце. Все остальное — мертво и глупо.

— Где вы играете, Лена?

— О, мой муж теперь ужасно знаменит! Он поставил «Бестолковщину» со мной в главной роли и получил пятнадцать премий.

— А-а-а, — вспомнил Пит, — ваш муж — Кирилл Финич, а вы — его бесподобная единственная актриса…

— Я же вам говорила, что нашла своего Пигмалиона… — Лена посмотрела на него открыто, радостно, совершенно не скрывая своего счастья, не кокетничая, не придумывая роли. Она была готова в этой жизни к чему угодно, но сейчас была счастлива и не хотела отказываться даже от одной—единственной минуты этого состояния.

Пит смотрел, как она уходит по Фонтанке, сидел, курил — и тоже был почти счастлив. Эта замечательная Лена умела одаривать таким состоянием, причем даже без примеси зависти. Редкое, волшебное качество.