Обратный ход часов

Наталья Нестерова, 2015

Бойтесь тайных желаний, в один прекрасный день они могут исполниться! Примерный семьянин Михаил Александрович Кутузов влюбился в свою аспирантку – сильно, негаданно и потому еще более волшебно. Жена? А причем тут жена? Он собирает вещи и уходит к юной подруге. Но второй медовый месяц и разница в возрасте приносят не только радость, но и досадные огорчения. Вот бы омолодиться! Знал бы Михаил Александрович, к чему может привести осуществление такой мирной, в общем-то, мечты, не спешил бы обмануть время!..

Глава 2

Случись трагедия у Лизаветы

Случись подобная трагедия в жизни Лизаветы, ближайшей подруги Татьяны, ученики младших классов были бы в восторге. Потому что их учительница пения Елизавета Петровна не вышла бы на работу. Не приведи господи, муж Коля оставил бы Лизавету! Она валялась бы пластом на диване, со взором в потолок, не ела, не пила — пока не погибла бы, завянув от бескормицы.

Татьяна не могла себе позволить эгоистично упиваться горем. Слишком много людей — их судьбы, зарплаты, благополучие семей — были связаны с ее работой. Плотная занятость имела и положительный аспект — в течение трудового дня Тане некогда было размышлять о семейных проблемах. На служебные времени не хватало.

Она приняла стратегическое решение: никому ничего не рассказывать, не афишировать, ни с кем, кроме Лизы, не делиться. Возможно, тревога ошибочная, и за ложную сирену Миша еще получит!

Но в конце дня позвонила Виктория Сергеевна:

— Говорят, от тебя муж ушел?

Татьяна не имела понятия, кто донес, но совершенно точно знала, по какому каналу пришла информация. По телефону. Если убрать из суток восемь часов сна и два часа на прочие физиологические нужды, то остальное время Виктория Сергеевна проводила с телефонной трубкой у уха. Она постоянно кому-то звонила, ей названивали, записная телефонная книжка Татьяниной начальницы была объемом с энциклопедический словарь. Виктория Сергеевна Павленко знала много и обо всех значимых городских фигурах. Вздумай она вести бумажные досье, ей давно бы ускорили отход в мир иной.

Вместо того чтобы отвести душу, поехать плакаться подруге Лизавете, Татьяна отправилась к бывшей начальнице.

За десять с лишним лет, которые Татьяна знала Викторию Сергеевну, фигура последней мало изменилась. Если представить каучуковую бочку, в нескольких местах перетянутую жгутом — на месте как бы шеи, в районе как бы груди, в области вроде талии, — сверху на бочку поставить маленькую головку, а внизу две коротенькие ножки на заметном расстоянии друг от друга, то мы получим контурный эскиз Виктории Сергеевны.

Только не надо думать, что Виктория обделена женским счастьем. Она имела его с лихвой. Дважды выходила замуж, четверо прекрасных детей, шестеро восхитительных внуков… А в промежутках… Татьяна была готова поклясться (слышала телефонные разговоры), что Виктория до последнего крутила шуры-муры.

Подчас Татьяне казалось, что ее начальница (не Венера обликом, чего уж таить) обладает волшебным женским приемом, способным делать из мужиков послушных ягнят. Раньше подмывало спросить — из чистого любопытства. Теперь хотелось услышать от мудрой старой черепахи — что я делала неправильно? Какого тайного секрета не знаю?

Виктория Сергеевна жила в центре, в старинном двухэтажном особнячке, правдами и неправдами вычеркнутом из исторических памятников, внутри полностью перестроенном на пять квартир — для Виктории и четверых ее детей. Городское общество любителей истории вело давнюю и безуспешную борьбу за конфискацию особнячка и устройства в нем музея.

Дверь Татьяне открыла домработница. Виктория показалась в конце длинного коридора (естественно, с телефонной трубкой у уха) и махнула рукой:

— Проходи!

Татьяна нередко бывала в этих барских хоромах, и в последнее время зависть к их обладательнице сменилась на жалость: как ни высоки тут потолки, ни замечательны лепнина и обои, ни вызывающе дорога мебель — сил они хозяйке не прибавляют. Нет, лучше уж быть бедным, но здоровым.

— Какие арбузы? Испанские? Без косточек? — спрашивала в микрофон, астматически дыша, Виктория Сергеевна. — Где будут продавать? В универсаме на Садовой, бывшей Кирова? Кто поставщик? Странно. Почему это Филя занялся арбузами, если всегда по обуви специализировался? Что-то здесь нечисто. Ну, все, пока! Еще один звонок, — обратилась Виктория Сергеевна к Татьяне. И, нажимая толстыми пальцами на кнопки, закричала в голос: — Настя! Где тебя носит? Нам тут лапу сосать?

— Иду, иду! — отозвалась домработница и вкатила сервировочный столик с закусками и чайником.

— Катя? — спросила Виктория Сергеевна, когда на том конце ответили. — Да, это я. Слушай внимательно! Сегодня в пятнадцатой школе, где наш Сереженька учится, обнаружили в одиннадцатом «А» наркотики. Директор хочет дело замять, затихорить, имей в виду. Внуку скажи: если только притронется к этой отраве, я ему голову оторву и не на каждый праздник выдавать буду. И тебе заодно. Пока! — попрощалась с невесткой Виктория Сергеевна и снова булькающе заорала: — Настя! Забери трубку, ни с кем меня не соединяй, включи автоответчик. Поговорить не дадут!

Ее начальственный крик и ворчание не обманули Татьяну: переживает! После вчерашнего подписания документов Виктории страшно оказаться не у дел, никому не нужной, ни для кого не грозной.

Но и Виктория, в свою очередь, полагала, что Татьяне несладко. Жестом предложив угощаться, спросила:

— Сильно переживаешь, что муж бросил?

— Очень сильно, — подтвердила Татьяна. — Только совершенно нет времени переживать.

— Уже хорошо. Если убедишься, что у него это серьезно, вырывай с корнем из сердца! Вот я своего первого муженька за измену похоронила.

— Вы разошлись, а потом он умер? — уточнила Таня.

— Нет, сначала похоронила, потом разошлись.

«Ку-ку! У нее начался маразм!» — подумала Таня и стала торопливо пить чай, чтобы Виктория не заметила, какое впечатление произвели ее слова.

Но последовавший рассказ Виктории Сергеевны опроверг подозрение в старческом слабоумии.

— Мой первый, Гришка, по профессии зоотехником был, сельхозакадемию окончил. На целину рвался, только там коров на всех зоотехников не хватало. Распределили нас на Кубань, в большую станицу. По-старому говорили «станица», по документам — райцентр. Казачки — это такие бабы! Порода! Каждую вторую можно было в Москву на Выставку достижений народного хозяйства отправлять для демонстрации женской мощи и стати. В добавление к фигуре — темперамент бешеный и на язык острые. А мужики у них, — Виктория Сергеевна неопределенно покрутила пальцами и сморщила нос, — так себе. Плюгавенькие, чернявенькие, вертлявые, жилистые, задиристые, но… нет, не богатыри. Почему большие и красивые женщины рожают всякую мелочь, я так и не поняла.

И вот мотает мой Гриша, а надо сказать, что парень он был оч-ч-чень видный, по станицам и хуторам. Я дома сижу, потому что годовалый сынок Юрка, мой старший, ты его знаешь, — как по пословице: если не понос, то золотуха. То струпьями весь покроется, то сопли до пола, то из ушек гной, то в горле ангина. На работу выйти не могла — такой ребенок болезненный. А сейчас не скажешь, правда? Два метра ростом и полтора центнера весом.

В один из дней сижу около детской кроватки, компрессики сыну меняю, температура у него под сорок, жду мужа. Вместо него — записку мне доставили. И пишет мой благоверный, что полюбил другую женщину, заведующую молочной фермой в соседнем районе, просит меня не обижаться, подать на развод, а самому ему приехать недосуг, осваивается в новой станице.

И что, ты думаешь, я сделала? Схватила больного ребенка, в одеяла завернула и на попутках рванула мужа возвращать. Он меня — в штыки, зачем приехала и все такое. А разлучница за ситцевой занавеской спряталась и в дырочку за нами подглядывала. Потом на секунду рожу высунула и язык мне показала. А Гришенька в этот момент говорил: ничего вернуть назад нельзя, у него такая любовь сильная, как удар молнии… Вот это все вместе: ее рожа насмешливая и его слова про молнию — чуть не довели меня до греха. Я бы их убила, клянусь! Спасибо сыночку, спас — заплакал, зашелся криком, как понял, что мать на грани.

Возвращаюсь в свою станицу. Лицо у меня, сама понимаешь, соответствующее. Надела черное платье, черный платок, объявила соседям и знакомым: погиб Гриша, попал под удар молнии и полностью, включая скелет, сгорел, обуглился. Мне, конечно, и с похоронами, и с поминками народ очень помог. Все чин чинарем прошло. Гроб, поскольку Гриша обугленный, никто открыть не попросил. А в гробу лежали для веса Гришкины инструменты. Он столяркой увлекался, ползарплаты тратил на стамески и лобзики. Особо гордился дрелью импортной. Она отлично в центр гроба и легла. А в голову я фотопортрет мужа в рамке положила. Без головы как-то некультурно…

— И никто не догадался? — смеялась Таня.

— Ни одна душа. А голосила я на кладбище — ты бы послушала! И все правдиво. Выла, что хороню свою любовь на веки вечные, посылала проклятия злой судьбе, которая нас разлучила. На следующий день после похорон села с сыночком на поезд и уехала сюда, к маме.

— А как все выяснилось?

— Мне подружка написала. Через неделю приехал Гриша — увольняться и за вещичками, за инструментами. Идет по улице, народ на него пялится, в стороны шарахается, бабки крестятся: свят-свят, воскрес! А один пьянчуга местный подходит к Гришке, хлопает по плечу и спрашивает: «У тебя когда девять дней? Отметим?»

— Ой, спасибо! Ой, развеселили! — Татьяна вытирала набежавшие от смеха слезы.

— Ты-то свою разлучницу знаешь?

— Понятия о ней не имею.

— Аспирантка, вчерашняя студентка, двадцать шесть лет. С твоим на одной кафедре… как ее…

— Компьютерной графики.

— Ага, есть подозрение, что они с нового учебного года, с сентября роман крутят. Ее родители не в восторге, что дочь со стариком связалась. Они живут в двушке-распашонке на Новом проспекте. Еще прописаны бабка и младший брат аспирантки. Так что квартирные условия не блестящие. Будет твой Михаил пилить вашу квартиру, помяни мое слово.

— А где они сейчас… ну, вместе… находятся?

— Этого сказать не могу, но можно узнать.

— Нет, спасибо. Скорее всего, в квартире Мишиного брата, который подался на заработки за границу.

— Возможно. Еще чаю?

По тому, как Виктория Сергеевна равнодушно пожала плечами, дежурно предложила чай, Татьяна поняла, что встреча подошла к концу. Виктории уже скучно с ней, хочется схватить телефонную трубку, звонить по долам и весям, собирать и распространять информацию — поддерживать видимость своей значимости.

— Еще только один вопрос! — попросила Таня.

— Давай.

— Виктория Сергеевна, вы ведь всегда пользовались успехом у мужчин?

— Грех жаловаться.

«Но вы-то далеко не красавица!» — чуть не вырвалось у Татьяны. Говорить подобное было невежливо, и она запнулась, закашлялась.

— Хочешь сказать, что я не Софи Лорен? — прекрасно поняла ее заминку Виктория Сергеевна.

— Нет, ну, просто…

— Да чего уж там! — махнула рукой Виктория Сергеевна. — Только красоток-артисток на всех мужиков не хватит.

— А как вам удавалось… влюблять в себя, удерживать, заинтересовывать? Откройте секрет!

— Слушай, пока я жива. Мужику надо давать то, чего он желает, но сам еще об этом не догадывается. Вот и вся наука.

— А если у вас не было того, что он желает? Вот, например, моего Мишу на аспиранток потянуло. Но я-то не могу снова стать молоденькой!

— Если у тебя нет того, что требуется мужику, значит, он не твой мужик. Не обращай на него внимания, не трать время, вырывай с корнем, хорони.

Виктория Сергеевна вышла проводить гостью. Таня надевала пальто, а домработница уже принесла Виктории телефонную трубку.

— Бывай! Счастливо! — попрощалась бывшая начальница. И тут же ответила на звонок: — Филя? С чего это тебя на арбузы потянуло? Да, уже знаю…

* * *

Восемь вечера. Татьяну страшил ее пустой дом, не хотелось в него возвращаться, поэтому поехала к подруге Лизе.

Они дружили с детства. И хотя были ровесницами, Татьяна старшей сестрой опекала трепетную, слабовольную, восторженную и нерешительную Лизу. Но сегодня, редкий случай, с бедой приехала Таня, ей требовались участие и поддержка.

Выслушав подругу, Лиза пришла в волнение, близкое к панике. Закудахтала детским голосом Зайца из мультфильма «Ну, погоди!». Была у Лизы такая особенность — в минуты нервного напряжения ее горло вдруг начинало вещать чужими голосами.

— Но почему, почему? Почему Миша так поступил? — восклицала Лиза.

— Потому что ему, гаду, захотелось молодого тела.

— Нет! Этого не может быть! Давай спросим Колю?

Муж Коля и подруга Таня были главными опорными персонами Лизиной жизни. Еще, конечно, сын Гриша. При трепетной мамаше мальчик вырос на удивление самостоятельным, активным и пробивным. Четырнадцатилетний, он опекал маму по-взрослому ответственно. С мужем и сыном Лиза советовалась по малейшему поводу. Она была жена-доченька и мама-доченька, что Колю и Гришу возвышало в собственных глазах и очень устраивало. При этом, естественно, Лизино мнение ни в грош не ставилось и во внимание не принималось.

Призванный на кухню Коля, посвященный в случившееся, мгновенно («Ах, вот что значит мужской ум!» — восхищенно подумала Лиза) указал на противоречие:

— Миша ушел от Тани, правильно? Тогда почему ты, Лизка, пятнами пошла, а Татьяна спокойна как скала?

— Я свое отплакала и еще отплачу, — слегка обиделась Таня.

— Коленька, Таня говорит, что Мишу потянуло на молоденьких девушек. Но ведь это невозможно?

«Очень возможно!» — подумал Коля, но не стал развивать опасные предположения. Он зашел с другого края, проанализировал ситуацию под углом: в чем Татьяна виновата, если от нее ушел муж. По Колиным словам получалось, что Татьяна ударилась в бизнес, забросила дом, не уделяла внимания мужу, вот Миша и дал деру, ускакал туда, где он будет бог, царь и воинский начальник.

Это было правильно теоретически. Действительно, много семей распадается, когда жена большую часть времени и душевных сил тратит на работу, а близким остаются крохи. Но Таня и Миша не подпадали под эту статистику! Они были исключением! Миша никогда не требовал, чтобы жена сидела на диване, вязала носочки, пекла регулярно пироги. Пироги — всегда был ее, Татьяны, порыв. А Миша, как верный друг и толковый советчик, поддерживал Татьяну, укреплял ее уверенность в себе на каждой ступеньке карьерной лестницы. И безо всякой корысти трутня! Татьяна не сразу стала хорошо зарабатывать. И именно тогда, когда будущее было в тумане, денег — пшик, а страхов и опасений — сверх край, Миша проявил себя надежным спутником, верной опорой.

Таня пыталась донести эту мысль друзьям, но наталкивалась на абсолютное непонимание. Семейная модель Лизы и Коли разительно отличалась, провозглашалась единственно правильной, все иные объявлялись порочными и ошибочными. Уход Миши — лучшее тому подтверждение.

— Ну, ребята! — укоризненно воскликнула Таня. — Пришла к вам со своим горем, а вы целый час доказываете, что я сама дура! Спасибо!

— Ой, Танечка! — мгновенно встревожилась Лиза и откатила назад. — Извини нас! Мы хотели как лучше!

— В самом деле! — подхватил Коля. — Ты нам не посторонняя… мы переживаем… и все такое. А задуматься над своими ошибками никому и никогда не поздно.

— И тебе в том числе? — зло спросила Таня, глядя Коле прямо в глаза.

— А что я? — растерялся Коля.

Имелась у Тани информация! И очень подмывало выложить! У прекрасного семьянина Коленьки рыльце-то в пушку! Татьяна знала (не без помощи Виктории Сергеевны) о его интрижках на стороне. Но задавила мерзкое желание сделать больно подруге, потому что самой лихо и потому что ее не утешили, не погладили по головке, а устроили разбор полетов.

— Пойду я, — торопливо сказала Таня и поднялась. Ей так хотелось врезать по заслугам Николаю, а в его лице Михаилу, в их общем лице — всем мужикам, подлым гулякам, что едва сдерживалась. — Обращаю внимание: в этом гостеприимном доме даже чаю не предложили.

Лиза уговаривала еще посидеть, поговорить, из стратегических подарочных запасов вытащила большой шоколадный набор к чаю, но подруга не задержалась, распрощалась.

* * *

Позже Татьяна не раз порадуется, что не поддалась порыву выместить свое страдание на подруге. Хотя это по-человечески понятно: показать другому, глупо счастливому, что у него тоже повод горевать. Помериться, чья ноша тяжелее… И чтоб поменьше вокруг благодушных счастливых физиономий! У всех скелеты в шкафу! Но по трезвому рассуждению, которое обычно запаздывает, — толкать людей в омут печали только потому, что сам в нем тонешь, подло.

Таня боялась второй бессонной ночи. Но отключилась, едва голова коснулась подушки. Даже не успела по привычке мысленно перечислить завтрашние дела.