Оторвыш

Наталья Менжунова, 2014

Любое путешествие в тысячу миль начинается с первого шага. И ты вполне способен даже на подвиг, хотя, возможно, думаешь о себе, что ты всего лишь… пуговица.

Глава 4. Болван-романтик

Тем временем в другом шкафу, в соседнем доме, с повязкой на лбу лежал Старый Утюг и шумно мучился:

— Ах, я старый болван! Чтоб меня замкнуло!

Утюг приподнимал свой гладкий нос и хлопался им об дно шкафа, отчего сверху сыпалась какая-то труха. Утюг посыпал голову трухой и причитал еще громче:

— Объясни мне, Жоржетта, как я мог настолько увлечься, чтобы прожечь розовую блузку? На свалку меня!

Старомодная шляпа Жоржетта успокаивающе гладила его по голове, но это не помогало. Тогда она принялась обмахивать его своими широкими полями, прислушиваясь к тому, что происходит за стеной шкафа.

Там, в корзине, лежала розовая блузка. Разноцветные пуговки на блузке, конечно же, не спали. Они были напуганы: на рукаве блузки зияла огромная прожженная дыра.

— Что же теперь будет? Что будет? — то и дело заламывала руки Голубая Пуговка.

— Нет, это совершенно невозможно. Пострадать из-за какой-то перегретой железяки… — Белая Пуговка совладала с собой и поправилась:

–…из-за перегретого утюга.

Зеленая Пуговка осмотрела дыру и передразнила:

— «Окно в Европу, окно в Европу». И впрямь старый болван! Здесь простой латкой не обойдешься.

— Ах, нет же, — возразила Розовая Пуговка. — Он просто романтик.

— Из-за этого романтика неизвестно, что нас ждет теперь впереди, — ответила Зеленая. — Ясно как день: это будет не мозаичное панно.

— Ох, я старый болван! — вновь донеслось из глубины шкафа.

— Мне теперь все едино, — прошептала Розовая Пуговка.

— Зато мне — нет. Я протестую! — топнула Белая. — Мы еще слишком молоды и хороши, чтобы сгинуть вот так, во цвете лет! И мы тоже хотим быть кому-то нужны.

— А вдруг мы уже никому не нужны? — испуганно заморгала Голубая и всхлипнула.

— Не впадайте в депрессию. Каждый кому-нибудь нужен, — отрезала Зеленая и повернулась к Розовой:

— Тебе, подружка, это вовсе непростительно. Уж ты-то точно знаешь, кому без тебя холодно и одиноко. Он влюбился в тебя с первого взгляда.

— Холодно и одиноко? Как мне сейчас? — шмыгнула носиком Розовая Пуговка. — Я как-то об этом совершенно не подумала…

И Розовая Пуговка, наморщив лоб, принялась усиленно думать. Думать о том, как Федечка будет невероятно одинок, если она бесследно исчезнет. Ей нестерпимо захотелось узнать, какие сны он видит, о чем мечтает и от чего ему бывает смешно. Она ни минуты не сомневалась: ее любовь к Федечке взаимная. Так, как смотрел на нее Федечка, смотрят только ослепленные любовью. При этом воспоминании сердце Розовой Пуговки екнуло и ухнуло куда-то вниз.

Пуговка подумала: «Как же я могла сказать, будто мне все равно? Я ведь чувствую, что это совсем не так». Сердце Пуговки вернулось на место и в нем больно кольнуло: «А ведь я могу его больше никогда не увидеть… Никогда-никогда! Нет! Мне необходимо его увидеть!..»

Розовая Пуговка оглянулась по сторонам, ее взгляд остановился на Зеленой Пуговке. Та сразу прочла на лице подруги все ее намерения. Она тоже наморщила лоб, затем высунулась из корзины и позвала:

— Ау, Ножницы-ы-ы…

А когда над краем корзины блеснули два круглых кольца-глаза Ножниц, невинно спросила:

— Вы когда-нибудь любили?

Ножницы поднесли к глазам лорнет:

— Я всегда режу правду, и того же жду от других. Так что давайте без сантиментов, и ближе к делу. Говорите прямо, чего хотите.

— Спасите нас…

Вскоре дверь шкафа приоткрылась, и к Старому Утюгу пробрались срезанные с розовой блузки пуговки.

— Я так винова-а-ат! — повлажнел глазами Утюг и хотел еще что-то добавить, но только и смог, что надрывно вздохнуть.

— Дорогой Утюг, — проникновенно сказала Розовая Пуговка. — Мы хотим поблагодарить вас.

Старый Утюг протестующе замахал электрической вилкой, но Розовая Пуговка продолжила:

— Если бы не ваши горячие чувства… Одним словом, если бы не вы, боимся, все оставалось бы по-прежнему. А теперь… Теперь мы отправляемся за мечтой.

— Простите, в минуту слабости я назвала вас болваном, — потупилась Зеленая Пуговка.

— Я и есть старый болван! — закивал Утюг.

— Вы просто неисправимый романтик, — возразила Голубая Пуговка.

— И знаете, нам будет вас недоставать, — погладила блестящий бок Утюга

Белая. — Берегите его, Жоржетта.

Когда, попрощавшись со Старым Утюгом и Жоржеттой, пуговки выскользнули из шкафа, в комнате уже забрезжил рассвет, и нужно было торопиться, пока в доме еще не проснулись.