Оторвыш

Наталья Менжунова, 2014

Любое путешествие в тысячу миль начинается с первого шага. И ты вполне способен даже на подвиг, хотя, возможно, думаешь о себе, что ты всего лишь… пуговица.

Глава 2. Река-море-океан

Алина Семеновна утюжила розовую блузку. По ткани скользил Старый Утюг и изображал пароход. Уже знакомые нам разноцветные пуговки резвились в шелковых волнах. Пуговкам и Утюгу было за-ме-ча-тель-но, и только Розовая не принимала участия в веселье.

— Что-то наша девочка сегодня грустная-а-а? — улыбаясь, пропыхтел Утюг над ухом у Розовой Пуговки.

Разноцветные Пуговки наперебой затараторили:

— А она у нас влюблена! Влюблена! Влюблена…

— Прекрасно! — бороздя волны блузки, воскликнул Утюг. — О, это даже великолепно! И в кого же?

— В Федечку! В Федечку… — вновь затараторили пуговки. — Он живет в соседнем доме на домашней куртке Федора Михалыча.

— Пардон, — Утюг аккуратно объехал Зеленую Пуговку и вернулся к Розовой:

— Разве любовь — повод для грусти? Это же великолепно! Любовь—река. Нет, любовь — это море, это — океа-ан! Я до сих пор помню горячие волны любви к Жоржетте.

— Это та красивая шляпа с широкими полями? — вынырнула из шелка Зеленая Пуговка.

— Да, да, — охотно отозвался Утюг. — Когда я видел ее, то раскалялся почти добела… Давненько всё было.

— И где она сейчас? — высунула носик Голубая Пуговка.

— Сейчас она несколько старомодна и безвылазно сидит в шкафу. Я возвращаюсь к ней после работы, и мы мило проводим время, вспоминая былые годы.

— А вот нам никогда не быть вместе, — вздохнула Розовая Пуговка.

— Это почему же? — остановился было Утюг, но, спохватившись, поехал дальше.

— Мы — пуговицы. Мы с разной одежды, — ответила Розовая Пуговка.

— Вот если бы вы жили в одном шкафу, то виделись хотя бы иногда, — со знанием дела вымолвила Зеленая Пуговка.

— Почему только иногда? — уточнила Белая Пуговка.

— Да потому! — ответила Зеленая. — Блузку надевают днем, а домашнюю куртку вечером. И это называется — «мимолетные встречи».

— Я и говорю, нам не быть вместе. Для нас это невозможно, — задрожали пухлые губы Розовой Пуговки.

— Кто сказал, что невозможное — невозможно?! — разошелся Утюг. — Если бы мой кумир Петр Первый тоже так думал, он никогда бы не прорубил окно в Европу! У-у-у!!! У! У! Нет такого слова «невозможно»!

На улице уже смеркалось, лил дождь. Алина Семеновна потянулась опустить жалюзи, и разгоряченный Утюг закричал:

— Долой железный занавес! Долой преграды! Улю-лю-ю! Ту-ту-у-у!!! Пф! Пф!