Зеркало чужой души

Наталья Лариони, 2023

Она была осуждена на пожизненное за двойное убийство, но вышла на свободу. Сын мертв, все против нее, и только единственная надежда, что она невиновна, позволяет ей двигаться дальше, но тут начинают происходить загадочные смерти. Кто-то явно не хочет, чтобы она раскрыла тайну давно минувших дней. Удастся ли главной героини противостоять тому, кто желает ее смерти, когда так некстати ее настигла любовь.

Глава 2

Струйка крови медленно ползла вниз, а она смотрела в его глаза и не видела страха. Ее мучитель расхохотался ей прямо в лицо.

— Убить меня хочешь?! О да, — его тело сотрясалось, лезвие ножа глубже впивалось в его кожу, — давай, сделай это и подпиши себе смертный приговор, — он любился.

— Я тебе выписываю смертный приговор! — Оливия не понимала его веселья, и это сбивало ее с толку.

Он чуть подался к ней:

— Ты не понимаешь, сеньора, ты ничего не понимаешь. Тебе был выписан смертный приговор двадцать лет назад, особый, — выдохнул он, не обращая внимание на металл, вонзающийся в его кожу. — Я так ждал, столько лет ждал, когда же ты среагируешь, слишком долго ты тянула, мы бы так хорошо проводили бы время, — он надавил на нее, и она уперлась в его стол.

Он все еще властвовал и довлел над нею, словно не было этого ножа, как будто бы не боялся за свою жизнь или не верил, что она могла убить. Она почувствовала его возбуждение. Впервые за много лет он вновь захотел ее, спустя считанные минуты после полового акта.

— Я уже убила раз, — Оливия шагнула к нему, но лишь ударилась об его обрюзгшее тело, коснулась его возбужденной плоти.

— Убей меня! — он скалился, обдавая ее смрадом недавно съеденной пищи.

Оливия качнула головой, всматривалась в его глаза. Он еще крепче прижал ее к себе, в очередной раз показывал и доказывал ей, что она просто игрушка в его руках.

— Нет у меня времени больше на тебя! — с раздражением и сожалением выдохнул он. — И у тебя его нет, сегодня без душа, так пойдешь! — он сжал ее ягодицы и прижал. — Так пойдешь! — он потерся об нее пахом. — С моим семенем в тебе, чтобы знала, чтобы помнила, кто тебя трахал столько лет. Никто со мной не сравнится! — он смеялся, брызжа слюной. — Я все равно больше всех, слышишь?! Больше всех тебя трахал! — он грубо сжал ее подбородок. — Двадцать лет я трахал тебя, сеньора! Двадцать лет я кормил тебя своей спермой — никто не сможет побить мой рекорд! Никто!

Рука Оливии дрогнула. Он словно напрашивался, провоцировал ее, потому что… потому что это было прощанием. Пальцы разжались, падение ножика глухим стуком прокатилось по кабинету. Она не выдержала и полусела на его стол, уперлась руками об столешницу, смотрела в пол.

— Сеньора, — он прижал ее голову к себе, впервые за все эти годы провел рукой в скромной и ненужной ласке, — а я ведь к тебе привык, — он перестал смеяться и скалиться. — Даже, — он не договорил и отпрянул, — но ты ко мне вернешься, ты не сможешь там, никто не может, тем более после такого.

Оливия не поднимала голову, трещинки на плитке расплывались, плечи затряслись. Ее освобождали? Она ничего не понимала, не верила. Может зря она на него напала, может он не отправил письмо ее сыну, потому что знал, что она выйдет?

— Я тебя ненавижу, — она медленно подняла голову.

— Уже что-то, — он вновь рассмеялся, поправил брюки, — я стану твоим кошмаром, — он вновь подошел ближе.

— Я засажу тебя в тюрьму за все твои издевательства и изнасилования, — она толкнула его в грудь.

Он схватил ее за запястья и легко скрутил, надел наручники. Столько лет проработав в тюрьме, он отлично управлялся с бунтарями, умело применял приемы, несмотря на свою набранную за годы полноту, которая совершенно ему не мешала в этом.

— У тебя ничего не получится, — он подтащил ее к двери. — Даже не пытайся, сеньора. Ты просто вновь попадешь ко мне, и в следующий раз навсегда.

Оливия даже не успела ничего сказать в ответ. Он распахнул дверь:

— Увести, сеньору! — распорядился он, вытолкнул ее и захлопнул дверь.

— Я хочу знать! — Оливия намеревалась повернуться, но ей не позволили, грубо толкнув в спину. — Хочу знать! Хочу знать, — твердила она.

Сорок один шаг назад дался ей с трудом, сердце странно сжималось в груди, с губ рвались вопросы, но задать их было некому. Когда ее освободят? Почему? Освободят ли? Может она совершила ошибку, может стоило ей надавить сильнее и решить все в том кабинете, покончить со всем. Оливия, как загнанный зверь металась по своей камере.

— Мой маленький Санти, прости меня, — молила она, — я была в шаге от встречи с тобой, — шептала она, кусая губы в кровь.

Зажав голову руками, остановилась и упала на колени. Она раскачивалась, с губ срывался вой отчаяния. Она хотела знать, она хотела верить, что то, что он сказал — было правдой — она выйдет на свободу. Оливия замерла. Он ничего не говорил такого. Это был ее самообман, она просто поверила в то, во что хотела верить. Свобода для нее? Она не верила. Она ничему не верила. Это не могло быть правдой. Может быть его просто переводили в другую тюрьму? Это ее очередная ошибка… промах.

Маленький паучок спустился сверху прямо к ее рукам. Пришел. Он пришел. Оливия раскачивалась на полу, впервые за все эти годы она понимала, что начинала терять сознание, она начинала сходить с ума, если считала паука другом. Но она протянула руку к своему единственному другу, даже понимания, что это грань отчаяния и безумства. Паучок замер, а она продолжала раскачиваться, тихо подвывая, смотрела на него, понимая, что паутина опутывала ее сознание, а разум медленно превращался в прах…

…

— Это не разумно! — Глория отбросила письмо, словно ее пальцы обжигала бумага. — Она убийца, как ее освобождают? — ее глаза сверкали от гнева. — Артуро? — она взглянула на мужа. — Почему ее освобождают, она же была приговорена на пожизненное. Она убила двоих, — напомнила она ему, словно он забыл об этом. — И твой глаз, твоя сестра выколола его тебе. Она сумасшедшая, ее нельзя выпускать, она может причинить вред кому угодно. Ты хоть понимаешь, что она столько лет провела в тюрьме, кем она стала?

— Она все еще моя сестра, — Артуро встал с дивана. — Она моя сестра.

— Сестра? — в гостиной появилась Эва с очередным журналом. — Разве моя тетка жива? — она сунула глянцевые страницы под мышку. — Вы же говорили, что она умерла, — она задумалась, — сколько-то лет назад, — Эва слегка нахмурилась, пытаясь вспомнить. — Папа? Мама? Я не понимаю, вы меня обманывали? Моя тетя жива? Она же убийца.

Артуро и Глория переглянулись. Эва вздернула подбородок:

— Молчание? Какова причина? — она наседала на них, желая услышать ответ. — То, что у меня была, — начала она и осеклась, — теперь как я понимаю — есть, тетя, я знала, — Эва смотрела на родителей. — Но то, что она жива, стало для меня большим сюрпризом. Неприятным! — уточнила она.

Артуро и Глория молчали.

— Моя тетка убила своего мужа и жену моего любимого, она умерла много лет назад, а теперь она воскресает из мертвых??? — Эва смотрела на родителей. — Рейнальдо знает об этом? — опомнилась девушка. — Он в курсе, что убийца его жены на свободе? Я должна срочно ему позвонить, — она выскочила из гостиной, забыв о том, что хотела услышать ответы.

— Ты должен что-то сделать, — шепотом произнесла Глория. — Она не может появиться тут. Я не хочу ее видеть!

Артуро молчал. Его рука коснулась черного яблока, скрывающего отсутствие левого глаза.

— Ты хочешь, чтобы она лишила тебя второго глаза? — Глория подошла ближе к мужу. — Ты хочешь, чтобы она сделала из тебя инвалида? Слепого?

— Прекрати! — Артуро словно очнулся. — Хватит! — одернул он.

— Она не будет жить с нами! Никогда! — Глория качала головой.

— Она не будет жить с нами, — повторил Артуро. — Она не сможет жить с нами, — он отвернулся от Глории. — Почему сейчас? — растерянно спросил он, не в состоянии принять известие, он не реагировал. — Почему сейчас, когда у нас осталось всего пара дней, — пожал он плечами, недоумевая.

— Ты должен был давно решить вопрос, но ты все тянул, как будто бы у тебя была масса времени, — напомнила ему жена. — Теперь она отберет у тебя все.

— Никогда! — Артуро резко повернулся к ней. — Никогда!

— Твой отец оставил все не тебе, — не унималась Глория, — он завещал все ей, несмотря на то, что она выколола глаз своему родному брату. Почему? — его жена подошла к нему ближе. — Ты хоть раз задавал себе этот вопрос? Почему твой отец забыл о сыне, а все оставил дочери с нестабильной психикой? Твой отце лишил тебя наследства!

Артуро покраснел, его глаз сузился, руки сжались в кулаки. Он готов был выдать тираду, но голос дочери остановил его.

— Ее нужно посадить в клетку, — в гостиной с телефоном в руках появилась Эва. — Я не позволю ей приблизиться к Рейнальдо, она не может покалечить его! Он не берет телефон, почему он никогда не берет телефон, — девушка надула губки, — а если меня убивают, а если мне нужна помощь? — Эва вновь набрала знакомый номер. — Просто гудки, и Макс игнорирует, — она раздраженно топнула ногой.

— Не смей даже говорить такое, — Артуро подошел к дочери и обнял ее, — ты в безопасности! Ты моя дочь, никто и никогда не причинит тебе вред. Ты не должна бояться мою сестру.

— Откуда ты можешь это знать? — Глория подняла лист бумаги, который перевернул их привычную жизнь и положила на столик, отдернула руку.

— Я вообще ее не боюсь, в данный момент меня волнует мой Рейнальдо, — возмутилась Эва. — Она уже один раз причинила ему вред, больше не позволю.

— Хватит бегать за ним, — в голосе Глории проявились визгливые нотки. — Он слишком стар для тебя. Обрати внимание на Максимилиано, вот кто годится тебе в женихи.

— Мама, перестань мне навязывать Макса, он слишком молод для меня, и потом, мы вместе выросли, я вообще его за мужчину не воспринимаю, — Эва хмурилась, продолжая набирать номер Рейнальдо.

— А Рейнальдо ты воспринимаешь? — Глория смотрела на мужа, ища поддержку.

— Конечно, странный вопрос, мама, как его можно не воспринимать? Он такой интересный мужчина, — Эва запнулась, — мой мужчина! И я не позволю, даже моей тетке, причинить ему вред!

— Твоя тетка причинит вред кому угодно! — Глория сжала кулачки. — Она может лишить нас всего.

— Она не лишит меня Рейнальдо! Я ей этого не позволю! — Эва лихорадочно набирала номер Рейнальдо. — Возьми же ты трубку. Это невыносимо оставаться тут, когда он там один и в опасности! Я поеду к нему! — Эва поцеловала Артуро в щеку и выбежала из гостиной.

— Эва, он взрослый мужчина! — крикнула ей в след Глория. — Даже наша дочь действует, в отличие от тебя, — она накинулась на Артуро. — Это ты сейчас должен уже звонить Рейнальдо и говорить ему, что ты согласен на его условия.

— Прекрати! — Артуро схватил ее за плечи. — Я сам решу, что мне делать. Сам! Никто не смеет мне указывать! Слышишь, никто!

— Она еще не появилась тут, а уже диктует условия! Посмотри на себя, — Глория с презрением взглянула на мужа и вышла из гостиной.

Артуро стиснул зубы, взглянул на лист бумаги, принесший эту новость. Он взял его со столика и достал зажигалку.

— Это еще совсем ничего не значит, — он смотрел, как огонь медленно пожирал бумагу. — Ничего не значит.

Артуро держал горящий лист за кончик, и лишь когда огонь подобрался к его пальцам, положил в пепельницу, развернулся и ушел, аккуратно закрыв дверь…

…Дверь, ударившись об косяк, отскочила. Рейнальдо не повернулся. Он знал, кто вот таким образом мог ворваться в его кабинет.

— Это правда? — Максимилиано смотрел на спину Рейнальдо. — Я не верю! — с порога заявил он. — Я не верю, что ее освободили!

Рейнальдо кивнул, стоя к нему спиной. Он смотрел на занавешенное окно темными шторами.

— И все-таки она выйдет из тюрьмы, — задумчиво произнес мужчина.

— Ты вот так спокойно реагируешь на эту новость? — недоумевал Максимилиано. — Как ты можешь оставаться таким? Она убила нашу маму! — напомнил он.

Рейнальдо кивнул и повернулся к сыну:

— Я помню, — сквозь зубы произнес он. — Я очень хорошо помню, как именно моя жена умерла.

— Что ты собираешься делать? Что? — Максимилиано требовал ответа. — Что она собирается делать? Ты знаешь? Я могу предположить. Спокойно расположится в том кабинете? — Максимилиано указал на задернутое шторами окно. — Что все это значит, папа?!

Брови Рейнальдо сошли на переносице, он исподлобья смотрел на сына:

— Если ее выпускают, — он отодвинул кресло и присел в него, — значит на это есть причины, — разумно заметил он.

— Какие? Можешь назвать хотя бы одну? — Максимилиано подошел к столу и уперся в него руками, он смотрел на отца. — Она разрушила нашу семью, она лишила тебя женщины, которую ты любил, а меня, — он ударил себя в грудь, — маленького мальчика — матери! Я вырос без матери! — его голос сошелся на крик. — Ты прекрасно знаешь, как мне ее так не хватало! Ты сидел рядом, когда я болел, ты поднимал, когда я падал.

Рейнальдо скрипнул зубами. Он старался быть ему хорошим отцом. Сейчас слова сына его больно ранили. Рейнальдо прекрасно понимал, что чувствовал Максимилиано.

— Тебе даже нечего мне сказать! — Максимилиано стукнул кулаком по столу. — Что я должен буду делать? Смотреть, как она будет тут ходить? Руководить?! Я должен буду подчиняться ее приказам?! Если ты уже забыл маму, женщину, которая была твоей женой, которая родила тебе сына, то я никогда ее не забуду!

Рейнальдо слегка повел головой, словно получил удар от сына по лицу.

— Я решу этот вопрос, — его голос был слишком спокойным, в то время как зубы плотно сжаты, а желваки ходили ходуном на скулах.

— Как всегда спокоен и невозмутим! — взорвался Максимилиано. — Ты неисправим! Не смей даже говорить, что ты простил ее! — он ударил по столу двумя кулаками.

— Мне не нужно ее прощать, — произнес Рейнальдо, потирая висок.

Максимилиано смел все со стола отца:

— Никогда я не прощу убийцу моей матери! — медленно, четко по словам произнес Максимилиано. — Выкупи все у сеньора Артуро! Ты же все подготовил, все в твоих руках! Надави, как ты умеешь, — потребовал он. — Я не хочу ее видеть. Я никогда не хочу ее видеть!

— Никогда, — Рейнальдо медленно встал с кресла, — не смей разговаривать со мной таким тоном, Максимилиано! — точно также по словам произнес он. — Дела так не решаются. Только не в гневе и впопыхах! Я всегда учил тебя этому!

— Не нужно читать мне нотации, папа! Только не сейчас, — Максимилиано не контролировал себя. — Это даже не гнев, это — ярость! — он отбросил стул, оказавшийся перед ним, помешавший ему. — И знаешь, — он повернулся к отцу, — ты все подготовил спокойно, разве не так? О какой спешке ты сейчас мне говоришь? Так что просто набери сеньора Артуро и скажи ему, — Макс указывал на телефон. — Немедленно позвони сеньору Артуро и закончи это дело! Я не хочу ее видеть, потому что, — он судорожно сглотнул, — потому что я за себя не ручаюсь!

Он повернулся и вылетел из кабинета, дверь в очередной раз с грохотом ударилась об косяк.

— Максимилиано, вернись немедленно! — Рейнальдо поднял голос. — Максимилиано! — крикнул он, но не двинулся с места.

— Рейнальдо? — в кабинет забежала Эва. — Ты в порядке? — она бросилась к нему и обняла его. — Я так волновалась за тебя.

Она прижималась к нему, а Рейнальдо смотрел на закрытую дверь, он машинально слегка приобнял Эву, при этому хмурился и поглаживал ее спину.

— Все будет хорошо, — кивнул он.

— Конечно, мы же вместе, — Эва растворялась в его объятиях…

… ей срочно нужны были объятия. Глория распахнула дверь и зашла в офис Артуро.

— Сеньора, — Серхио вскочил с кресла, — вы не предупреждали, что приедете сегодня.

Он внимательно смотрел на нее, невольно пробежался взглядом по ее телу, облаченному в короткую юбку, тонкую блузку. Туфли на высоком каблуке делали ее ноги еще длиннее.

— Где сеньор Артуро? — Глория не обратила внимания, на то, что сотрудник офиса откровенно разглядывал ее.

Она также не заметила, что он уставился на нее, когда она заглядывала в кабинет мужа.

— Серхио, — одернула она его, наконец-то поймав его взгляд на своем глубоком вырезе, подчеркивающем высокую грудь. — Где Кармен? — она повернулась и покачала головой, увидев пустой кресло. — Снова, — она не договорила.

— Сеньора Глория, — Кармен вышла из комнаты отдыха для сотрудников, ее телефон еще светился.

— Тебя вечно нет на рабочем месте, — язвительно заметила она. — Ты тратишь свое рабочее время на социальные сети?

Кармен опустила голову, завела руку с телефоном за спину, словно ее застали с поличным.

— Простите, сеньора, — ее голос стал тихим, едва различимым.

— Прекрати мямлить, глупая! Как только мой муж терпит тебя? — Глория уже не сдерживала раздражения. — Где сеньор Артуро? — она требовала ответа.

— Уехала на встречу, сказал, что не вернется, — она боялась взглянуть на сеньору, рассматривала ее туфли.

Красивые глянцевые, она разглядывала отражение ламп на дорогой коже. Глория искоса посмотрела на Серхио.

— У тебя нет работы? Почему стоишь тут, как истукан, — она достала из сумочки телефон и набрала номер Артуро.

Кармен не решилась сесть. Она теребила край блузки одной рукой. В другой руке завибрировал телефон, звук птичьей трели проплыл по офису. Глория уставилась на Кармен.

— Переписываешься в рабочее время? Как ты можешь все успевать, если только и думаешь обо всем, кроме работы. Не берет, — уже самой себе сказала она и отклонила вызов.

— Сеньора Глория, извините, но мне нужно уйти, я отпросилась у сеньора Артуро, он меня отпустил. Можно? — выпалила Кармен и решилась посмотреть на нее.

Глория приподняла подбородок, рассматривая девушку. У нее готово было сорваться — нет.

— Сеньора, я открою окно в вашем кабинете, — Серхио решил ретироваться, чтобы не попасть под раздачу.

Глория кивнула и вновь посмотрела на девушку.

— Я могу пойти? — мялась Кармен, — сеньор меня отпустил, — она прикрывалась тем, что ее уже отпустили.

— Это в последний раз, когда ты уходишь с работы, — Глория не могла не заметить этого. — Я не понимаю, как сеньор это терпит, — она посмотрела на часы, — будешь должна два часа, когда нужно будет задержаться.

Кармен хотела сказать, что она всегда задерживается, что никогда не отказывалась, но понимала, что лучше этого не делать.

— Спасибо, — прошептала она, быстро взяла сумочку и практически выбежала из офиса, опасаясь, что сеньора могла передумать.

— Серхио, — Глория распахнула двери своего кабинета, — я хочу кофе, — она небрежно бросила сумочку.

Выглянула в офис, внимательно осмотрела помещение, и только тогда плотно закрыла дверь.

— Только кофе, сеньора? — руки Серхио плотно обхватили ее талию и прижали к худощавому мужскому телу.

— О Боже, я думала, что она никогда не уйдет, — Глория облокотилась об него спиной, потерлась об его пах. — Хватит разговоров, — с ее ног слетели туфли, — я прямо сейчас хочу тебя!

Она повернулась в его объятиях, зажав его голову руками, укусила за губу, чувствуя легкий привкус крови, и поймав его стон, она улыбнулась, выпуская его губу, запрокинула голову, позволяя ему гладить ее спину и…

…она гладила его голову, стоя позади него.

— Эва прекрати! — рассердился Рейнальдо. — Мне нужно сосредоточиться.

— Я не мешаю, — она капризно надула губки. — Я хочу быть рядом, смотреть на тебя.

— Послушай, красавица, — Рейнальдо встал.

— Да, дорогой, — Эва развела руки, приглашая его в свои объятия.

— Я не твой дорогой, — вздохнув, он щелкнул ее по носику.

— Только мой, — улыбнулась Эва. — Я уже подбираю свадебное платье, — сообщила она ему.

— Я, как твой крестный отец, поведу тебя под венец, — кивнул Рейнальдо. — А сейчас, будь добра, сделай мне крепкий кофе, — попросил он.

Эва встрепенулась. Он так редко ее о чем-то просил.

— Ты даже не успеешь присесть, — она выбежала из кабинета, обрадованная тем, что нужна ему.

Такое приятное ощущение, не просто так стоять подле него, а быть полезной. Эва крутилась около кофе машины, нажимая кнопочки.

— Знаешь, — она поставила перед ним чашку с ароматным кофе, — я приглашаю тебя на выходные покататься на лошадях, как ты смотришь на это?

Рейнальдо оторвался от документов. Он хотел ее выпроводить, ему нужно было подумать, но прекрасно понимал, что просто так он от Эвы не отделается.

— Я буду занят, — ответил он.

Ему совсем не хотелось ехать за город.

— Ты мне обещал, забыл? — напомнила она, присев на его стол.

— Эва, — Рейнальдо взял чашку с кофе и, сделав глоток, поморщился.

— Что не так? — тут же заметила напряглась она.

Эва так и не выучила, что он не любил сладкий кофе, тем более с корицей. Он демонстративно отодвинул ногой мусорное ведро, посмотрел на Эву и выпустил чашку с кофе прямо в ведро на ее глазах.

— Рейнальдо! — Эва соскочила со стола. — Этот кофе я сделала для тебя! Как ты мог?

— Я не пью сладкий, не перевариваю корицу, — спокойно произнес он. — Я уже тысячу раз говорил тебе об этом, — он задвинул ведро и уткнулся в документы.

Эва нахмурилась. Она обхватила себя руками:

— Ты непробиваемый! Ты совсем отвык от женской ласки, забыл, как обращаться с женщинами, — с упреком произнесла она.

Рейнальдо хмыкнул:

— Я умею обращаться с женщинами, — парировал он.

— Покажи и докажи, — тут же ухватилась за его слова Эва, мгновенно забыв об обиде.

— Поверь, — он все-таки взглянул на нее, — моей женщине мне не нужно ничего доказывать.

Эва нахмурилась:

— Ты мне изменяешь? — в ее голосе зазвучали гневные нотки. — Ты мне изменяешь, в то время как я храню себя для тебя, и смеешь мне говорить об этом прямо в лицо?! — с возмущением спросила она.

— Эва, — Рейнальдо бросил ручку, которой делал пометки в договоре. — Такие разговоры неприемлемы у нас с тобой! Ты не должна мне говорить такие слова! — его жесткий голос хлестал ее по щекам, отчего она раскраснелась.

— Я заявляю тебе, что храню себя для тебя! — она смотрела ему прямо в глаза.

— Я твой крестный отец! — Рейнальдо встал.

В кабинете воцарилось молчание, всего лишь на мгновение.

— Ты как крестный отец поедешь со мной кататься на лошадях? — выпалила она, смягчив тон и сменив тему.

— Я уже сказал, что занят, — Рейнальдо покачал головой и сел.

— Ты хочешь, чтобы я одна поехала? — спросила она.

— Попроси Максимилиано составить тебе компанию, вам обоим нужно проветриться, — заметил он.

— Макс последнее время стал очень скучным, — Эва пододвинула кресло и присела напротив него.

— С каким пор ты считаешь Макса скучным, — Рейнальдо пытался читать документы.

— С тек самых, когда у него начали расти усы, — рассмеялась Эва.

Рейнальдо улыбнулся. Эва облегченно выдохнула.

— Я помню, как ты учил его бриться, — она улыбалась.

Рейнальдо посмотрел на нее, не приподнимая головы от документа.

— А помнишь, как он первый раз порезался, а ты бегал, как умалишенный от вида его крови, — рассмеялась она. — Ты готов был вызвать скорую! — она смеялась, поставив локти на стол, положила подбородок на ладони.

Глаза Рейнальдо покраснели.

— Ты всегда выходные проводил с нами. Поедем все вместе, как в детстве. Ты, я и Макс? — предложила она.

— Надо спросить у Максимилиано, — голос Рейнальдо сел от нахлынувших на него воспоминаний.

— Я его уговорю, — Эва улыбнулась.

Рейнальдо кивнул. Она понимала, что он не согласился, но лед тронулся. Маленькими шажками и она приручит его, своего большого мужчину. Она сидела с ним рядом и смотрела на него глазами, полными обожания.

— Я не допущу, чтобы она вновь причинила тебе вред, — прошептала она.

Рейнальдо замер, он подчеркивал фразу, которую нужно было исправить.

— Мы не будем с ней работать, — так же тихо продолжила Эва. — У нее нет права появляться тут после всего, что она сделала.

Рейнальдо молчал, он пытался читать документ.

— Ты смог бы с ней работать после всего, что случилось? — улыбка уже давно сошла с ее губ. — Из твоего окна виден ее кабинет, — заметила она. — Почему папа просто закрыл его, запретив в нем что-то менять?

Рейнальдо дочертил линию и поставил восклицательный знак, нарисовал стрелочку вниз, обвел пару слов и стрелкой определил, куда их переставить.

— Ты работай, — кивнула Эва, — а я сберегу твой покой.

Рейнальдо скрипнул зубами. Он мечтал о покое, мечтал о спокойствии, но все его мечты разрушились в одно мгновение. Он понимал, что должен был что-то сделать и делал. Он должен был защитить сына, чего бы ему это не стоило. Ведь он так и не сказал ему. Не сказал, что их брак трещал по швам, что они были в процессе развода. Он многое своему сыну не сказал, позволив боготворить ему его мать, изменявшую ему с мужем Оливии…

…что-то в ней изменилось, когда она взяла нож, Оливия поняла, что не в состоянии была убить его. Он просто не могла лишить жизни своего мучителя… почему в прошлом у нее получилось, почему сейчас, когда этого требовали обстоятельства, она отступила? Что с ней случилось? Она медленно поднялась с колен, практически не чувствуя ног.

Тысячи иголок впились в стопы. Кровь с трудом протискивалась по венам и сосудам. В висках стучало, отдавая в груди, сердце щемило. Она чувствовала себя отвратительно и эта вонь… она пропахла им насквозь.

«Сегодня без душа, так пойдешь!» — всплыли его слова. Он лишил ее маленький радости — душа. Всегда после насилия, он позволял ей купаться у него в душе, всегда смотрел на нее, как она купалась. Он был прав, она не в состоянии этого забыть, не в состоянии стереть из памяти. Он впечатал себя в нее. Он стал частью ее тела и души. Двадцать лет — это половина ее жизни, если не считать три года. Ей было всего двадцать три года, когда она попала в тюрьму. Совсем еще юная, но уже познавшая измену мужа, заявившего о разводе, в то время, как она сообщила ему о беременности. По глупости подписала документ, дающей ему право распоряжаться ее фирмой, они тогда вновь повздорили с Артуро, который был против руководства ее мужа и был прав, ее брат был прав. Ее муж хотел отобрать у них все, он и его любовница, которая ждала от него ребенка.

Оливия пошевелила пальцами ног, боли уже не ощущалось. Встав, она сняла штаны и рубашку, подошла к раковине. Он не позволил ей искупаться, так уже было, не раз, и она мыла части тела, нагнувшись над раковиной.

Как бы повернулась ее жизнь, если бы она не вышла замуж, если бы не подписала доверенность, если бы не бросила дротик, если бы не нажала на газ. Столько роковых ошибок, отдаливших ее от сына, от маленького Санти, теперь уже совсем взрослого. Она всхлипнула. Такого же, как она, еще совсем юного. Ее сыну всего двадцать три года. Она как девчонка влюбилась в Маркуса, намного старше ее. Потом появилась Вероника с мужем. Уже в тюрьме она поняла, что Маркус и Вероника давно состояли в отношениях, у них были свои планы, которые так губительно сказались на жизни Оливии, Рейнальдо, Артуро, Сантьяго и Максимилиано. Порой она задавалась вопросом, Рейнальдо — настоящий отец Максимилиано или нет.

Два темноволосых мальчугана, ее сын и Максимилиано, они сразу подружились, играли вместе. Оливия попыталась улыбнуться, но лицо исказила гримаса. Это было так давно, что уже лицо сына начало стираться с памяти. Оливия вытерлась грязной рубашкой и надела свежую, такую же большую, выданную ей не по ее размеру. Бросив на пол грязные рубашку и брюки, забралась на кровать с ногами. Упершись спиной об стену, обхватила колени руками, спрятав пальцы ног под тонкое одеяло. Она никак не могла согреться.

Почему он не отправил письмо? Что значили его слова? Остался один день апреля. Она понимала, что никто не придет. Ее мучителя просто переводили, увольняли или еще что-нибудь, никто никогда не выпустит ее из этой камеры. Никогда. Оливия закрыла глаза, она устала думать. У нее было предостаточно времени для этого. Она не хотела, но мысли роем крутились в голове, будоража итак воспаленное сознание.

Она не сразу услышала лязг, скрип, лишь когда свет ударил в глаза, она встрепенулась, а сердце остановилась на миг, а потом забилось с такой силой, что она не слышала, что ей говорили. Она просто смотрела на надзирателя и его двигающиеся губы.

— Встать! — донеслось до нее словно, как из трубы. — Возьми свои вещи!

Оливия моргнула, тяжело дыша, словно бежала и только что остановилась.

— Что? — хриплым голосом переспросила она.

— Встать! — рявкнул надзиратель. — Вещи нужны какие-то?

— Какие вещи? — она не понимала, что от нее хотели, зачем спрашивали про вещи.

Сердце уже знало, а сознание отказывалось принимать реальность.

— Выходишь, сеньора, — в этот раз он говорил с некоторой долей учтивости.

Что значит — выходишь? Оливия сидела на кровати и смотрела на него. Она двадцать лет провела в этой камере без право на прогулку, а теперь ее куда-то хотели отвести. Куда?

— Не понимаешь? — он подошел к ней. — Совсем с ума сошла? Так бывает, не верят, — хмыкнул он. — Вставай, тебя выпускают на свободу.

В его руках звякнули наручники. Оливия не верила. Свобода?! Зачем наручники? Они смеялись над ней. Они издевались, мучали.

— Встала, повернулась, руки, — рявкнул он.

Оливия среагировала. Именно эти слова она слышала двадцать лет подряд. Она опустила ноги, повернулась, холод металла коснулся запястий. В этот раз шагов было больше, на сотом она сбилась со счета. Узоры на полу и стенах менялись. Страх заставлял ее сердце сжиматься и биться неровно, а первый солнечный луч, скользнувший на ее лицо, чуть не свалил ее с ног. Она почти забыла, каково это — видеть солнце, чувствовать его тепло. Слишком быстро, так мимолетно, видимо ей это показалось.

Остановка, решетка, коридор, поворот, еще поворот. Повеяло свежестью. Она всей грудью вдохнула, раскрыв рот жадно дышала, как будто бы после долгой задержки дыхания.

— Хватит, еще надышишься, — ее грубо толкнули к стене.

Она ударилась головой, не успев среагировать. Такого страха она уже давно не испытывала. Только когда холод металла, сковывающего запястья, отпустил ее, и она смогла свести руки, чтобы обхватить себя, она начала верить. Это стало правдой — ее отпускали.

— Твои вещи, — грубый женский голос.

Она прижала к себе небольшой сверток и шагнула за порог…

…Исабель переступила порог кабинета Рейнальдо и поставила на стол чашку с горячим кофе. Эва встала с кресла.

— Ваш кофе, сеньор Рейнальдо, — она не смотрела, как он взял чашку, ее внимание было обращено к телефону.

— Вот именно так, как я люблю, — отметил Рейнальдо и сделал еще глоток.

Эва бросила взгляд на Исабель. Ей совершенно не понравилось, что та умела делать кофе, который предпочитал Рейнальдо, но девушка не замечала гневных взглядов Эвы.

— Сеньор, — Исабель посмотрела на часы, — извините, мне нужно уехать, вы можете отпустить меня пораньше, я потом все отработаю, — она посмотрела на Рейнальдо.

— Сначала обсудим этот договор, — Рейнальдо пододвинул документы, — а потом можешь идти, — они совершенно не обращали внимание на Эву, позабыв о ней, смотрели документ.

— Вы собираетесь работать? — ей не нравилось то, что она почувствовала себя лишней в этом кабинете, стоило появится Исабель.

Гораздо интереснее было сидеть возле Рейнальдо и смотреть на него. Иногда касаться его руки, хотя он этого и не замечал, но сейчас это место было занято Исабель, может она бы приревновала к ней, но та каждую минуту поглядывала на телефон, не стремясь прикоснуться к Рейнальдо, что немного успокаивало ее.

— Да, Эва, мы будем работать, — кивнул Рейнальдо, откровенно наслаждаясь вкусом кофе.

— Тогда я схожу в офис отца, может быть он уже вернулся, — Эва направилась к выходу. — Исабель, я оставляю Рейнальдо на тебя, ты отвечаешь за него.

Исабель кивнула, Рейнальдо рассмеялся, он понимал, что девушка даже не слушала, что ей говорила Эва. Она крутила в руках телефон, явно ожидая звонка или сообщения.

— От кого ждешь звонка? — спросил Рейнальдо, стоило только Эве выйти.

Он бы с удовольствием остался бы один. Присутствие Эвы его слегка утомило, но ему нужно было, чтобы Исабель внесла правки в документ и распечатала ему готовый экземпляр, а ради этого он готов был потерпеть еще.

— Вы не знаете, где Максимилиано? — спросила она. — Извините, сеньор, я не должна спрашивать, — смутилась она.

— У нас возникли некоторые разногласия, — уклончиво ответил Рейнальдо, — он уехал, не волнуйся, скоро вернется.

— Можно я позвоню брату, может быть он у него? — Исабель волновалась, время спешило вперед, а она напрочь застряла в офисе, и сеньор не желал ее отпускать, мучая документом, который она не понимала.

— Пожалуйста, давай закончим, — спокойно произнес Рейнальдо и поставил пустую чашку, — а потом ты позвонишь брату и внесешь все правки в документ.

Исабель кивнула. Она готова была расплакаться. Ей хотелось уйти с работы, она должна была, она столько усилий приложила, чтобы ее освободили. Она должна была поговорить с Оливией, ей хотелось узнать, была ли она права, что занялась ее делом, не совершила ли ошибку. Матиас все эти дни просто извел ее своим настроением и практически убедил, что она поторопилась.

— Сеньор, — Исабель вчиталась в документ, — что это? — Она посмотрела на него.

— Ты все правильно понимаешь, — кивнул Рейнальдо, прекращая ее дальнейшие расспросы, — я писал очень разборчиво, что не разберешь, спросишь, — он отодвинулся от стола и встал. — Исправь и распечатай.

Он смотрел на задернутые шторы. Исабель хотелось спросить его — хотел ли он, чтобы шторы раздвинули, включили свет? Что ждал сеньор? Могла ли она сказать ему, что именно с ее подачи освобождали Оливию. Исабель вздрогнула, смотря на широкую спину Рейнальдо. Он уперся рукой об стену, вторую сунул в карман. Она взяла документ, не понимая действий сеньора, но кто она такая, чтобы спорить с ним.

Исабель боялась совсем другого, что он начнет продавливать договор с сеньором Артуро, а она не успеет ввести в курс дела Оливию, а тут совсем другое свалилось на голову. Она вышла из его кабинета. Набрала номер Максимилиано, но его телефон был выключен. Позвонила брату и стоило ей заикнуться, что она не может найти Макса, Матиас сразу же начал отчитывать ее, что она пожинает плоды своих творений, что она все рушит, что она губит свою жизнь. Исабель не хотела больше слушать брата, убеждать его в обратном, поэтому нажала отбой. Она открыла документ на экране и стала вносить правки, посматривая на Рейнальдо, стоявшего у окна.

Она видела его в открытую дверь. Рейнальдо не двигался, погрузившись в свои мысли. Она частенько его заставала таким задумчивым. Они с Максимилиано даже смеялись над этим пару раз за его спиной, называя его статуей, что можно позвать художника или скульптора, чтобы написали картину или сделали статую по живому эскизу. В лицо она бы не посмела ему этого сказать, очень уважала его и понимала, что предала его. Она предала его доверие, которое он оказал ей, взяв ее на работу. Она предала Максимилиано.

Исабель помнила день, когда узнала о смерти его матери, в памяти всплыли дела отца, и пазл сложился, она не верила в случайности и совпадения, тогда, поговорив с дедушкой, решила действовать. Она страстно хотела поскорее закончить работу и ехать, ехать, чтобы встретить ее и наконец-то поговорить. Исабель прекрасно понимала, что в первую очередь, она хотела удостовериться, что не совершила ошибку, ведь если она ошиблась, то… она не хотела думать. Она не хотела думать о плохом, свято веря, что все сделала правильно.

Поставив точку, она глазами пробежалась еще раз по документу и нажала на печать. Взяв еще теплые листы, принесла их Рейнальдо.

— Все готово, сеньор, — Исабель хотела поднести ему их.

— Положи на стол, — попросил он, не поворачиваясь. — И можешь идти, — он наконец-то отпустил ее.

Рейнальдо все еще смотрел на окно с задернутыми шторами. Исабель хотелось проникнуть в его мысли, узнать, о чем он думал, но ей стало страшно. У нее вновь появились сомнения — правильно ли она все сделала, осознавая, что дороги назад уже не было…

…в приемной никого не было. Кармен и Сехрио отсутствовали. Эва посмотрела на закрытую дверь кабинета матери. «У меня совещание» — вспомнила она слова Глории, вздохнула и прошла в кабинет отца. Эва знала, что могла делать все, что угодно. Артуро никогда не ругал ее… кроме одного — он не позволял ей трогать куб с дротиком. Никому не позволял к нему прикасаться. Эва улыбнулась. Артуро не было в офисе. Она подошла к шкафу и открыла дверцу.

Стеклянный куб манил, и Эва взяла его. Она вздрогнула, услышав какой-то шум, словно двигали мебель. Быстро поставила куб и обернулась, прислушиваясь. Сердце стучало громче, чем шум, который она услышала. Никого, ей просто показалось. Она взяла куб в руки и покрутила в его. Она не понимала, что в этом кубе было такого, что так бережно хранил Артуро. Эва пожала плечами, разочаровавшись в безделушке, она поставила ее в шкаф и закрыла дверцу.

Эва любила сидеть в кресле отца, но без него тут было скучно и пусто. Она немного покачалась в его кресле, покрутилась, поболтала ногами, как маленькая, как в детстве, посмотрела на часы, время так медленно тянулось. Она уже пожалела, что Кармен отсутствовала, сейчас бы поболтала с ней. Они любили говорить. Только Кармен могла часами слушать, как она восхваляла Рейнальдо.

Ее Рейнальдо тоже работал вместе с Исабель. Мама вела совещание. Все были заняты делом, кроме нее. Эва встала и вышла из-за стола. Она не переваривала такие моменты, когда не знала, чем себя занять. Прошлась по приемной, потрогала землю в горшке, набрала воды и полила. Из-под двери кабинета матери послышался смех. Эва повернулась с графином в руке и посмотрела на дверь. Мама же на совещании, она именно так и сказала, когда они прощались у входа в офис. Эва поставила графин на стол Кармен, подошла к двери и толкнула ее.

Она чуть было не упала, но Серхио поддержал ее, выронив документы. Глория, улыбаясь, поправила волосы. Эва нахмурилась, смотря на мать, что-то настораживало ее. Серхио отпустил ее, присел и стал собирать документы.

— Сеньора, я напечатаю и принесу, — сказал он и вышел из кабинета, послал ей воздушный поцелуй за спиной Эвы.

— Мама? — Эве совсем не понравилось, что Глория и Серхио смеялись в кабинете за закрытыми дверьми.

— Эва, родная, ты уже пришла? — она подошла к ней и взяла ее под руку. — Ты знаешь, я, — Глория незаметным движением ноги задвинула пуговицу с торчащими нитками под диван, — я думала о твоей свадьбе.

Эва повернулась к матери, на ее лице засияла улыбка:

— Ты согласна, чтобы я вышла замуж за Рейнальдо? — спросила она.

Глория потянула ее за собой из кабинета. Она наклонилась, чтобы взять сумочку и сдвинула подушку, чтобы скрыть свои трусики, выглядывающие из-под нее.

— За Максимилиано, — уточнила Глория.

— Опять ты за свое, — скривилась Эва, мгновенно перестав улыбаться.

— Серхио, — Глория искоса смотрела на него, — пусть в моем кабинете приберут, мне кажется там пыльно.

— Хорошо, сеньора, — подскочил Серхио и прижал руку к вороту.

— Мама, ты расскажешь мне про тетку? — Эва кардинально сменила тему, вот что умела она — так это быстро менять тему, тем самым разряжая обстановку.

— Все расскажу, нам следует быть очень осторожными, — она крепче прижалась к дочери, незаметно для нее помахала рукой Серхио и подмигнула ему.

Он стоял около своего стола, прикрывал рукой место, где должна была быть пуговица, что вызвало у нее усмешку, но Глория сдержалась. Она была полна сил и готова была вступить в бой.

— Расскажи мне все, чтобы я была во всеоружии, — Эва нажала кнопку лифта. — Почему переход практически всегда закрыт?

Глория на мгновение повернулась к двери, ведущей к переходу:

— Твой дед внес эту конструкцию, хотя лично меня она никогда не устраивала. А вот твоя тетка им пользовалась, — двери лифта открылись, впуская их внутрь.

— Его закрыли, потому что им пользовалась тетя? — Эва отстранилась от Глории. — Ты считаешь меня дурой, думаешь, что я поверю в эту чушь?

— Нет, — Глория сделала глубокий вздох. — Она правда им пользовалась. Она встречалась там с Рейнальдо и, — она не договорила.

— Она встречалась с Рейнальдо? — возмущению Эвы не было предела. — Что она себе позволяла? Он был женат. Она была замужем.

— Да, твоя тетя никогда не имела принципов, — Глория улыбнулась, взглянув на дочь из-под ресниц, — ей всегда нравился Рейнальдо, и она откровенно соблазняла его, — продолжила она.

Эва поджала губы.

— Теперь я понимаю, зачем она убила мужа и его жену, чтобы ей никто не мешал? — она сделала свои выводы.

— Мы не знаем истинных мотивов, — Глория решила не давить, обняла Эву за талию, и они вышли из лифта.

— Тетя была такой глупой? — Эва остановилась, вынуждая остановиться и Глорию. — Она не подумала о том, что если убьет, то ее посадят?

— Сложно сказать, что у нее было в тот момент в голове, но факт остается фактом, она убила мужа и жену Рейнальдо, а также выколола глаз твоему отцу, — напомнила Глория.

— Мама, почему ее выпускают? Она же опасна, — Эва открыла дверь машины.

— Она очень опасна, — согласилась с ней Глория и села за руль. — Я даже не знаю, что она сделает, когда узнает о Санти.

— Санти? — Эва повернулась к матери и взяла очки с полочки, — кто такой Санти?

Глория чертыхнулась про себя и завела машину, они выехали со стоянки.

— Кто такой Санти, мама, — Эва смотрела на нее.

Заходящее солнце светило так ярко, вынуждая их жмуриться и надеть очки…

…Свет чуть не ослепил ее, ветер мгновенно забрался под полы рубашки. Она зажмурилась и дышала, впервые за многие годы дышала полной грудью не в состоянии сделать и шага. Двадцать лет она не была на улице, не видела других людей. Ее словно выпустили из склепа, в котором похоронили заживо.

— Иди, сеньора, — незнакомый голос подталкивал ее вперед, а она боялась сделать шаг, боялась проснуться, ведь это был просто сон.

Может сумасшествие? И она сейчас находилась в камере, и все это ей просто мерещилось?

— Иди, за тобой приехали, — ее подтолкнули в спину, вынуждая сделать шаг.

Приехали, за ней приехали? Кто? Оливия растерянно обернулась. Позади нее стоял надзиратель. Наблюдая за ней, он закурил и отошел в сторону. Непозволительная роскошь — свобода. Она уже и не помнила это ощущение. Она могла идти туда, куда хотела. Ей не нужно было спрашивать разрешения, просить, умолять, она могла просто делать все.

Что она хотела? Оливия прижала сверток к груди. Ветер напомнил о себе — хвост волос хлестал по лицу, но это была приятная боль, практически забытая, но мгновенно восстановленная в памяти. Она подняла руку и сдернула резинку. Свобода! Волосы рассыпались по ее плечам, ветер тут же подхватил их, он игрался, бросая их ей в лицо, а она улыбалась, чувствуя соль.

Оливия не сразу поняла, что плачет, что слезы молча катились по ее щекам, беззвучно, безропотно. Все расплывалось перед глазами, ноги не слушались, они дрожали, стоя на твердой земле.

— Иди, — услышала она позади себя голос надзирателя. — Ждут тебя. Не за всеми приезжают, а за тобой приехали, сеньора.

Сеньора. Оливия вздрогнула. Это слово зазвучало совсем по-другому. Уже не язвительно, без издевки. Приехали! Она наконец-то поняла то, что он говорил. Приехали. Оливия подняла ногу и сделала шаг, один, другой. Она покинула территорию тюрьмы, и ворота захлопнулись за ней. Вот она — свобода. Оливия убрала волосы с лица. Осматриваясь, она с непривычки щурилась, сердце защемило, на миг остановилась, стоило ей увидеть его.

Молодой человек сидел на капоте в темных очках и курил. Ее глаза наполнились слезами, она выронила сверток и побежала. Побежала впервые за двадцать лет, чуть не падая, она делала размашистые выпады, ноги помнили, а сил с непривычки оказалось мало. Дыхание перехватило, она прижала руку к груди.

— Сынок, мой сынок, — кричала она. — Санти, — Оливия распахнула руки, чтобы с разбегу обнять его, ее мечта сбылась, она видела его. — Мой Санти.

Он приехал за ней. Приехал ее сын! Радость от встречи, которую она не испытывала многие годы, наполнила все ее существо желанием жить, тем самым, которое утратила, попав в камеру.

— Санти! — она чуть не упала, запутавшись в больших брюках, но устояла. — Санти! Сынок, — ее руки дрожали, она тянулась к нему, чтобы обнять, чтобы почувствовать его тепло, которого ей так не хватало. — Сынок, — она тянулась к нему и боялась прикоснуться, словно он мог испариться, словно мог исчезнуть. — Сынок, — глазами полными слез она смотрела на шрамы на его лице, уже зажившие, но когда-то были страшными.

Откуда они взялись? Сердце сжалось от той боли, которую он испытал, когда получил эти увечья. А глаза, такие темные, она не помнила. Глаза ее сына?

— Сынок, — ее руки потянулась к его лицу, словно она хотела забрать всю его боль себе.

— Сын, — он перехватил ее запястья и оттолкнул, удерживая на расстоянии, — я — сын женщины, которую вы убили! — на одном дыхании произнес он, смотря на нее сквозь темные очки, а пальцы сжимались, причиняя ей боль, оставляя новые синяки.

Сын — женщины, которую вы убили… словно приговор — еще один в ее жизни. Сын женщины, которую вы убили… убили…убили.