Чужая душа

Наталья Корнилова, 2002

Никогда еще Мария, сотрудница частного сыскного агентства, в своих расследованиях преступлений не заходила так далеко. Чуяла опасность нутром проснувшейся в ней Пантеры, понимала, что играет с огнем, даже получала грозные предупреждения, но остановиться не могла. Убийство пожилой богачки, которая намеревалась передать свое состояние Алексею Ельцову, оставалось загадкой. Ельцов последним уходил из дома, где наутро был найден труп… У него нет алиби, но есть мотив для убийства – ведь, если Алексей женится на Ксении, завещание будет изменено не в его пользу… Так кто же убийца – Алексей, мужчина с манерами изнеженного ребенка, или его невеста Ксения с тяжелым взглядом роковой женщины? А может, кто-то третий, стоящий за их спинами?..

Пролог о множестве третьих лишних

I

— Ксюша, что ты так на меня смотришь? Ровным счетом ничего не случилось. Я тебе правду говорю. Ну что ты меня буравишь, как рентгеном? Все нормально… просто немного прогулялся. Ветер на улице… волосы растрепались. Все нормально, Ксюша, я тебя уверяю.

— Правда? А мне кажется иначе, Алеша. Ты, знаешь ли, бледен, как вот эта стена. Ее недавно оклеили белыми обоями, видишь?

— Да не слепой. Ладно… давай ужинать.

— И ты ничего не хочешь мне рассказать? Ничего?

Секунды молчания капали, как воск с горящей свечки. Наконец он сказал:

— Я встревожен. Я сегодня видел…

— Не будем! — вдруг перебила она. — Не стоит! Я погорячилась. Я поняла, о ком ты… Не будем портить аппетит, эта тварь того не стоит.

Он поужинал в молчании. Она неотступно наблюдала за ним, и, когда он отложил вилку и та, плавно соскользнув с края стола, ткнулась в линолеум, Ксения проговорила:

— И все-таки ты не должен держать это в себе. Расскажи, что она тебе наговорила.

— Не в словах Милы дело! — выдохнул он и вдруг поднял на нее отчаянно бледное лицо с тревожными антрацитовой черноты глазами…

II

— Уже утро. Ты не боишься, Алеша?

— Еще не разобрался.

— Ты не забыл, что нам надо ехать за кольцами? В ювелирном отложили. Твоя мать…

— Да чтоб ее! — буркнул он. — Твою мать, мою мать! Нет ничего несноснее и обременительнее ее заботы! Ты еще увидишь, как ловко она будет торговаться в магазине!.. Три года «челночничества» никуда не денешь, даже если теперь мадам катается на джипаре!

— Ты, Алеша, лучше поешь, — тихо сказала она. — День у нас сегодня ответственный. Все-таки два дня до свадьбы осталось.

III

— Алешенька, дай-ка я теперь примерю тебе, сынок! Ну аккурат по пальцу! У тебя пальцы тонкие, как у пианиста! А вот Кольке, мужу моему, твоему отцу то есть… ну никак не могли подобрать кольца впору! Колька, он же когда принял бригаду на лесопилке, так у него ручищи стали, что твои… эти… клешни у краба! Во Владивостоке…

— Тише, не говори под руку! — перебил он. — Сам знаю.

— Что знаешь? Ничего ты у меня не знаешь! Ты еще совсем ребенок у меня!

— Не говори глупостей, мама… какой ребенок? Мне уже двадцать три года.

— Вот именно, вот именно! А ты говоришь, что не ребенок. Да! Двадцать три года! Да я в твои годы еще в куклы играла, вот что! Алеша, — она осторожно оглянулась, кося взглядом, — а может, не надо оно, чтоб?.. Ведь эта твоя, Ксения которая, она же… ну, на четыре года тебя старше! К тому же еврейка!

— Да откуда ты взяла? Никакая она не еврейка.

— А, не скажи! Ты вот не знаешь, а я знаю. Ты и понять не успеешь, кто она такая, как опутают! Я этих жидов знаю! Без мыла в жо…

— Ну хватит тебе! Глупости какие, чушь собачья!! Евреи! Да по мне хоть коми-пермячка или корячка, все едино!

Перед его глазами тотчас же возник сосисочный палец родительницы, озабоченно покачивающийся в режиме маятника:

— Нет, ты, сынок, так не говори все равно! Без разницы — это когда помирать пора, а сейчас ты еще молодой, зеленый совсем! Еще жареный петух тебя в задницу не клевал, а Ксюшка твоя — она тертая, она знает, что почем.

— Я тоже знаю, мама. Отнеси в кассу одиннадцать тысяч пятьсот за кольцо, кстати.

— Не доведет она тебя до добра, не доведет. Видала я ее знакомых. Пробу ставить негде, да татуировка ишшо на плече, как у… Может, перенесем, сынок?

— Да поздно уже! Пригласительные раздали, гостей пригласили, банкетный зал арендовали — все!! С концами!.. И ты, мама, не мельтеши, не суетись. Я уже не маленький, чтоб меня за ручку хватать и тащить. Взяла моду. «Маленький»! Какой я тебе маленький?

IV

— Добрый день. Гражданин Ельцов, Алексей Николаевич?

Он вздрогнул, пятнами стала проступать бледность, и ниточки бровей поползли медленно вверх:

— Да… я. Но в чем, это… простите…

— Гражданин Ельцов, проедемте с нами. Вам объяснят. Только на место приедем, и все объяснят.

— Товарищ милиционер, да как же так, да за что же моего сына?.. Он же… мухи же… даже…

— Да муха в деле и не фигурирует, тут вы абсолютно правы, гражданка. Пройдемте, Ельцов.

— Да что вы тащите его за руку! Не надо тащить, он ни в чем не виноват! У него свадьба завтра, а вы тащите! Да что же это такое в самом деле? Сынок, кто они? Это твои друзья над тобой подшутили, может? У дружка твоего, у Жорки Куценко, всегда идиотские шуточки были… помнишь, он ворону поджег и тебе в форточку пустил, когда ты к контрольной… Да что же это? Ксюшка, а ты что молчишь, дура!!

— Это недоразумение, — холодно сказала Ксения. — Это недоразумение. В чем причина задержания, товарищ старший лейтенант?

— Серьезная причина, серьезная. А остальное мы не уполномочены… не хватайте меня, гражданка! Разошлась! Костылин, подержи ее… ну чистый танк, так и прет! Садись, Ельцов! Давай!! Поехали!

— Да что же это такое? Забрали! Увезли! Это из-за тебя, стерва? Говори, говори! Почему его увезли! Твои дружки-бандюганы? Думаешь, я не знаю, с кем ты дружбу водишь, проститня подзаборная? У-у, швабра бесстыжая! Сиськи-то выпятила, думает, все без разбора к ней валиться будут! Вот и погубила!

— Вы не правы, Валентина Андреевна. Я не…

— Да что ты мне тут втираешь, жидовка пархатая? Тварь! Так просто его бы не!..

— Пошла на…, корова.

Валентина Андреевна выпучила глаза, став похожей на глубоководного краба. Развернувшись, Ксения сбежала по ступенькам ювелирного магазина и, горделиво выпрямившись, бросила свое элегантное тело в седой, клочками, холодный, влажный туман, ползущий по глухо гомонящей московской улице…