Путешествие по жизни. Письма другу

Наталья Казимировская, 2020

Автор книги – выпускница Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии (ныне – РГИСИ). Живёт в Стокгольме. Член Союза шведских писателей и шведских драматургов, автор переводов шведской литературы и драматургических произведений на русский язык. В её переводе была поставлена в нескольких российских театрах пьеса Ингмара Бергмана «После репетиции». Спектакль, главные роли в котором исполняли Сергей Юрский и Наталья Тенякова, долгие годы держался в репертуаре Московского Художественного театра. Параллельно с этой деятельностью Наталья Казимировская занимает серьёзное место среди шведских преподавателей фортепиано, является автором шведского учебника по фортепианной игре, награждена премией Королевской музыкальной академии Швеции за серьёзный вклад в шведскую музыкальную педагогику. О своей яркой и полной контрастов жизни, о «врастании» в шведскую среду Наталья Казимировская написала в этой книге. Содержит нецензурную брань.

Автор благодарит своих родителей, Соломона и Сарру Казимировских, за то, что они воспитали и создали то, чем автор на сегодняшний день является.

Автор благодарит своего старинного друга Дмитрия Равинского за то, что тот согласился незримо присутствовать на всех страницах этой книги.

Автор благодарит Юрия Кружнова за неоценимую помощь на последних этапах создания книги.

А память слабеет

И помню всё меньше…

Если бы ты знал, мой будущий читатель, какие сомнения одолевают меня, когда я приступаю к своим воспоминаниям. Во-первых, для кого я пишу? Я не звезда театра или кино, не выдающийся учёный, политик или правозащитник. Легче представиться КТО я, чем перечислять, кто я «НЕ», я — театровед и журналист (не очень состоявшийся, но с определённым количеством написанных статей и несколькими удачными театральными проектами), вполне состоявшийся преподаватель фортепиано (не очень влюблённый в свою профессию, хотя и воспитавший некоторое количество весьма талантливых и серьёзных музыкантов), литературный переводчик (не профессиональный, но имеющий за душой три переведённые и изданные книги, три переведённые и сыгранные в театрах Москвы и Питера пьесы. Более того, из рук самого Бергмана получила я разрешение на постановку моего перевода «После репетиции» во МХАТе — об этом отдельный рассказ). Итак, для кого и кому это будет интересно? Детям? Будем надеяться… На внучку больших надежд не возлагаю… Она в свои пять лет трещит бойко по-шведски, даже читает, но опять же не по-русски, и хотя понимает меня хорошо, но общаться хочет только по-шведски. А уж читать… А дай-ка я представлю, что рассказываю о своей жизни моему старинному и близкому другу Диме Равинскому. Это не значит, что каждую секунду и в каждой главе собираюсь упоминать его имя, а просто хочу и буду всё время видеть перед собой его умные и понимающие глаза. Он, я надеюсь, простит мне недостатки стиля (я ведь не Сорокин и не Пелевин), некоторое хвастовство и эгоцентризм (которые точно будут иметь место) и провалы в памяти. В связи с этим, то есть с фактическими ошибками и субъективностью авторов мемуаров, хочу привести байку, рассказанную мне Львом Иосифовичем Гительманом, — любимым учителем и другом. В ответ на его критику явных неточностей в книге воспоминаний Александра Белинского «Записки старого сплетника», автор возразил: «Это МОИ воспоминания, и я ТАК помню».

Я тоже помню именно ТАК, как буду рассказывать.

Иркутск 1952–1957

Детство у меня было счастливым. Оно началось в городе Иркутске. Я знала, что родилась в Москве, но четырёхмесячную меня перевезли в Сибирь (причины нашего переезда в 1952 году, брошенная московская квартира, сорванный с учёбы брат-десятиклассник меня в те годы не занимали). Папа работал главным режиссером Иркутского драмтеатра, нас окружали артисты — весёлые, озорные, своеобразные. Мы жили в театральном общежитии, называемом Коммерческим Подворьем. У нас была, как мне казалось, огромная трёхкомнатная квартира с большим угловым балконом. В одной комнате жил старший брат (по семейному преданию, когда он приводил к себе девушку, ставшую впоследствии его женой, я рвалась к нему, билась всем телом о запертую дверь и кричала: «Почему вы меня не пускаете? Я же своя!»). Общительность моя по свидетельствам очевидцев не имела предела! Когда к нам проходил друг семьи Серёжа, я выпрыгивала, сидя на горшке, в общую комнату с возгласом «Дядя Серёжа! Ку-ку!» Говорят, в младенческом возрасте я была болезненной и страдала от нехватки материнского молока, которое всеми правдами и неправдами добывал и покупал у кормилиц мой старший брат, прозванный за это в нашей семье «Кормящий брат». Всего этого я сама не помню, но помню множество незапертых комнат в длинном коридоре общежития, куда я заходила без особого приглашения и где, как мне казалось, меня все любили. Помню атмосферу розыгрышей, ночных посиделок, мои «подслушивания» разговоров взрослых. Помню большую городскую площадь, на которой были установлены высоченные ледяные горки, с которых я каталась только в обнимку с кем-нибудь из взрослых. В Иркутске мне исполнилось пять лет. И в этом же году мы с мамой и папой переехали в Махачкалу. Брат уже к тому времени женился и остался жить в Иркутске (как выяснилось впоследствии, практически, на всю жизнь — он переехал в Германию уже пенсионером).