За закатом всегда приходит рассвет

Наталья Кадомцева

«Однажды я умерла. Я смотрела, как рухнул весь мой мир. Всё, что я так любила и к чему так стремилась, вдруг перестало существовать. Всё, что казалось незыблемым, что было моей опорой, разрушилось до основания. Я погрузилась в темноту, и не было вокруг меня ничего, кроме кромешного мрака. Казалось, ничто не способно его разрушить, и я на веки-вечные останусь пленницей бездны. Вдруг забрезжил слабый лучик света и начал разгонять темноту. И тогда я узнала, что за закатом всегда приходит рассвет».

Часть 2

Сознание возвращалось толчками. Алине грезилось, что она на лесной лужайке, залитой ярким полуденным солнцем. Ветер мягко шелестел кроной деревьев, солнечные лучи струились сквозь стволы, отражаясь бликами в небольшом озерце, расположенном прямо посередине лужайки. Алина стояла по пояс в воде и пыталась выйти на берег, но почему-то не могла. Она старалась сделать хотя бы один шаг, но зеркальная вода держала ее крепко. Так крепко, что девушка не чувствовала своих ног. Снова и снова она пробовала вырваться, и каждый раз терпела неудачу. А около уха назойливо звенели голоса. Один принадлежал, по-видимому, пожилому усталому мужчине, а другой был смутно знакомым. Очень похожий на мамин, но какой-то визгливый и срывающийся. Они доставляли девушке сильный дискомфорт, отвлекая от попыток выбраться из озера.

— Повреждения слишком серьезны, — говорил усталый мужской голос. — Вы же понимаете, что травмы позвоночника всегда представляют огромную опасность. А в случае, если повреждён спинной мозг…

— То есть она никогда не сможет ходить? — голос, так похожий на мамин, сорвался до оглушающих децибелов. Алина поморщилась. Зачем же так громко? И что значит: «не сможет ходить»? Ерунда какая-то. Надо просто ещё раз попробовать, и уж тогда у неё все получится. Девушка напрягла все свои силы, но на неё снова обрушилась темнота.

Тоннель был бесконечным. Алина стремилась на свет, который видела вдалеке, но не могла сделать ни шага. Тело от пояса вниз и ноги были скрыты густым белым туманом, настолько вязким, что он удерживал плотно увязшую в нем девушку, как паутина — муху. Алину повеселило это сравнение. Она перевела дух и устремилась вперёд. В вязком мареве плыли голоса.

— Это ты во всем виноват! — кажется, это Янка.

— А не пойти бы тебе подальше, — злой голос, несомненно, принадлежал Матвею.

— Я думаю, что это ты пойдешь по известному маршруту, — прошипела Янка. — Сколько раз тебя предупреждали, нечего её с собой таскать.

— Она не на горе упала, — огрызнулся Матвей. — А на дорогу выскочила.

— А мне интересно, как и почему она оказалась на дороге, да ещё и в одной пижаме, — казалось, Янка была готова вцепиться мужчине в лицо.

Алину позабавила эта перепалка. Она представила свою маленькую подругу, этаким нахохлившимся воробьем нападавшую на гигантского чёрного ворона, который одним ударом своего острого клюва мог выбить дух из мелкой птички. «Какая ерунда лезет в голову в этом тумане», — устало подумала девушка, снова проваливаясь в темноту.

— Доктор, неужели ничего нельзя сделать? — снова и снова спрашивала Тамара Петровна, сидя рядом с кроватью дочери и держа ее за руку. Алина, бледная, как простыня, на которой она лежала, постепенно приходила в себя, и мама хотела, чтобы первой, кого она увидит, была она.

— Я ведь вам всё уже объяснил, — ответил Алексей Васильевич. — Позвоночник повреждён на уровне Т12 позвонка. И это значит, что ваша дочь будет парализована ниже этого уровня.

— Боже мой, — прошептала Тамара Петровна, на миг закрывая лицо руками. — Какой ужас! Она же ещё так молода! И ребёнок…, — тут женщина не выдержала и залилась слезами. Алексей Васильевич протянул ей бумажную салфетку и затем молча стоял рядом, ожидая, когда она успокоится.

— Спасибо, — прошептала мама Алины, промокая глаза салфеткой.

— Пожалуйста, выслушайте меня, — присаживаясь рядом с женщиной, произнес врач. — Я понимаю, насколько для вас это тяжелая ситуация. Но посмотрите на неё глазами Алины. Её жизнь теперь изменится полностью. Она не только потеряла ребёнка, что само по себе уже большое горе. Она потеряла возможность его иметь и в дальнейшем. Мало того, она никогда не сможет ходить. Когда ваша дочь придёт в себя, вам надо быть очень сильной, чтобы помочь ей пережить все эти потери и снова обрести опору в жизни. Заново найти себя. Ей будет стократ тяжелее. Поэтому, пожалуйста, успокойтесь. Тем более, что её сознание уже возвращается. Она не должна видеть вас в слезах.

— Я всё понимаю, Алексей Васильевич, — прошептала женщина. — Просто мне иногда кажется, что это кошмарный сон, от которого я никак не могу проснуться.

— К сожалению, это ваша новая реальность. И чем быстрее вы её примете, тем быстрее сможете помочь Алине сделать то же самое.

Доктор видел, каких усилий стоило женщине взять себя в руки. Её единственная дочь, её радость и гордость, красавица и спортсменка, подававшая такие надежды, вдруг волею слепого случая была выброшена из океана жизни на берег, на котором ей ещё только предстояло научиться жить. Тамара Петровна ополоснула лицо, смывая остатки слез, подсела поближе к Алине, взяла её за руку и тихо произнесла:

— Всё будет хорошо, девочка моя. Вот увидишь, все будет просто замечательно. Я уверена, у тебя всё получится. А я буду рядом.

На миг её губы дрогнули, но женщина сумела справиться со своими чувствами. Она посмотрела на Алексея Васильевича, и тот чуть заметно кивнул ей.

Алина с трудом открывала глаза. Яркий свет ослеплял, а веки весили будто по тонне каждое. Девушке казалось, что она на лодке, потому что то, на чём она лежала, словно непрестанно качалось, вызывая в теле ощущение невесомости. Она не чувствовала ничего, кроме свинцово-тяжёлых век. И ещё — дикое желание снова уплыть в темноту. Но назойливый голос всё твердил и твердил ей в ухо:

— Алина, просыпайся, открывай глаза.

Над кроватью склонилось чьё-то лицо, которое пока выглядело расплывшимся пятном. Алина слышала писк аппаратуры, шарканье чьих-то ног, далёкие голоса, даже приглушенный смех, но пока не могла осознать, где она находится. Память услужливо помалкивала, скрывая от неё подробности последнего события, и Алина позволила темноте снова затянуть себя. Но опять и опять раздавался этот невыносимый голос, призывавший её обратно. Пришлось сделать над собой усилие и раскрыть глаза.

— Вот и умничка! — улыбаясь, произнес немолодой полноватый мужчина, склонившийся над девушкой. — Пора возвращаться к нам.

Алина непонимающе смотрела на незнакомца и силилась что-то понять. Но только что? Самое противное, что она не чувствовала своего тела, не могла двинуть ни единой конечностью. И даже глаза вращались в глазницах с неимоверным трудом. Она, как могла, покосилась на его руки, что-то записывающие в большую тетрадь и просипела:

— Где я?

А может, ей только показалось, что она это сказала, потому что мужчина даже не повернул головы в её сторону. Она таращилась на него, пока он проверял какую-то аппаратуру, наклонялся над ней и внимательно осматривал её лицо, глаза и что-то поправлял на её постели.

— С пробуждением, — наконец, улыбаясь, проговорил он. — Тут кое-кто давно хочет с тобой встретиться.

Над Алиной склонилась мама. Она силилась ободряюще улыбнуться, но у неё это не очень хорошо получалось. Девушка слишком хорошо знала свою маму. Когда у неё подрагивали краешки губ, значит, она очень сильно волновалась, но пыталась это скрыть. Вот и сейчас первое, что заметила Алина, — эту лёгкую дрожь.

— Привет, соня, — произнесла мама. — Наконец-то ты проснулась.

Она замолчала, внимательно вглядываясь в лицо дочери. Что она силилась там разглядеть, Алина не понимала.

— Где я? — снова просипела она, удивляясь, сколько надо было приложить усилий, чтобы произнести два коротеньких слова.

Видимо, ей это удалось, потому что мама вопросительно посмотрела куда-то в сторону, а потом снова перевела взгляд на Алину.

— Ты в больнице, — медленно произнесла она. — Произошёл несчастный случай, и ты пострадала.

Перед мысленным взором девушки закружилась метель, холодный обжигающий ветер, потом она увидела себя стоящей на кухне и разговаривающей с Матвеем. И тут она всё вспомнила. И те последние слова, которые он ей сказал, и то, как она выбежала на улицу. Глаза предательски защипало.

— Что случилось? — снова с большим трудом спросила она.

— Тебя сбила машина, — ответила мама. — Но сейчас ты вне опасности.

— А Матвей? — Алине вдруг мучительно захотелось его увидеть.

Мама на миг замялась, потом произнесла:

— Он приходил несколько раз, но ты была без сознания. Скоро он снова придёт.

«Вранье», — с горечью подумала девушка. Не умела ее мама врать.

— Когда я смогу вернуться домой?

— Пока тебе надо оставаться в больнице, — сказала мама, на мгновение опуская глаза, но потом, словно решившись на что-то, она продолжила, — травмы очень серьезные. Тебе потребуется время, чтобы восстановиться.

Пока Тамара Петровна это говорила, Алина вспомнила кое-что очень и очень важное, и тогда она сказала:

— Мама, я ведь беременна. Ты скоро станешь бабушкой.

Это оказалось последней каплей, упавшей на хрупкое душевное равновесие Тамары Петровны. Она зажала рот рукой и выбежала из палаты. Алина непонимающе уставилась на то место, где она только что сидела. Предполагалось, что эта новость будет радостной, но вышло почему-то совсем наоборот. На мамин стул опустился тот самый немолодой полноватый мужчина, который разбудил ее. Он посмотрел на девушку добрыми внимательными глазами, а потом сказал:

— Алина, мне с тобой нужно серьёзно поговорить. Но это будет чуть позже. Пока тебе необходимо набираться сил, чтобы поскорее восстановиться. Но уже сейчас я должен тебе сказать. К сожалению, твой малыш не смог пережить аварию.

Девушке показалось, что внутри неё образовался огромный мёрзлый ком, который грозил затопить её с головой. Она открывала и закрывала рот, силясь что-то сказать, но слова не шли. Да и какие тут могли быть слова. Пробуждение от страшного сна превращалось в ещё худший кошмар. Алина откинулась на подушки и закрыла глаза. Слёзы тоненькими ручейками стекали по щекам. Она услышала, как Алексей Васильевич поднялся, вышел из палаты и тихонько прикрыл за собой дверь.

Через несколько дней Алина узнала, что у неё сломан позвоночник и повреждён спинной мозг. По шкале оценки нарушений функций спинного мозга (Frankel) диагностировалось полное поражение, что определялось отсутствием произвольных движений и чувствительности ниже уровня поражения. Алексей Васильевич объяснил, что в такой ситуации спинной мозг бывает анатомически разрушен, что подобная травма необратима и на сегодняшний день не существует способов восстановления функций анатомически повреждённых нейронов и клеток спинного мозга. И сейчас задача лечения спинно-мозговой травмы — это минимизировать возможные вторичные повреждения спинного мозга и обеспечить оптимальные условия для восстановления нейронов и аксонов, оказавшихся в зоне нарушения кровоснабжения. Алина половину объяснений врача прослушала, потому что единственное, что она запомнила сразу — то, что всю оставшуюся жизнь она проведёт в инвалидном кресле. Алексей Васильевич что-то объяснял ей про реабилитацию, про важность регулярных занятий, про необходимость пользоваться катетером и поддерживать гигиену, но его слова доходили до девушки с большим трудом. Единственное, что она смогла выдавить из себя, когда доктор прекратил объяснения:

— Зачем?

Алексей Васильевич непонимающе поднял брови.

— Зачем все это? Зачем вы вообще оставили меня в живых? — из глаз потекли предательские слезы. — Разве это жизнь? Я спортсменка. Вся моя жизнь — это спорт, горные лыжи. А что теперь?

Алина закрыла лицо руками и расплакалась.

Доктор присел перед креслом девушки, взял ее руки в свои и заглянул ей в глаза:

— Алина, послушай меня. Пожалуйста. Я знаю, сейчас тебе тяжело принять всё, что с тобой произошло. Тебе кажется, что жизнь несправедлива, что у тебя отняли всё, чем ты жила раньше. Ты считаешь, что жизнь закончилась. Но ведь это не так. Ты ещё очень молода, и у тебя впереди годы. Ты ещё сможешь многого добиться. Да, ты не будешь ходить. Это факт. Но ты можешь пользоваться руками. Ты можешь пользоваться всей верхней частью своего тела. А это немаловажно.

Алина непонимающе посмотрела на врача.

— Просто представь на минутку, что повреждения позвоночника были бы выше. Если бы был поврежден, например, третий шейный позвонок, то ты не смогла бы двигать ни руками, ни туловищем, ни ногами.

— То есть вы хотите сказать, что мне повезло? — Алина позволила себе кривую ухмылку.

— Можно сказать, и так.

Янка навещала Алину почти каждый день. Она впархивала в палату, зашвыривала сумочку в дальний угол, доставала разные вкусности, книги, журналы. Как-то принесла альбом для рисования и карандаши, потому что знала, как ее подруга любила рисовать. Раньше, до встречи с Матвеем, Алина даже пробовала писать картины маслом и акрилом, иногда делала акварельные пейзажи. Надо ли говорить, что основной темой её работ были горы? Яна рассказывала новости обо всех знакомых, пересказывала новые фильмы, делилась своими сомнениями по поводу участия в соревнованиях и вообще вела себя так, словно ничего плохого не случилось. Она упорно не замечала попыток Алины отгородиться от всего белого света, заставляла её упражняться, вывозила коляску с подругой на прогулку. Ей хотелось растормошить Алину, заставить её снова жить и радоваться жизни, но пока это плохо получалось. Алина погрузилась с головой в чёрную депрессию, вяло реагировала на все попытки Яны достучаться до неё, не читала книг, не рисовала, а просто лежала и тупо смотрела в потолок.

— Ну давай, подруга, очнись! Перестань уже лежать, словно бревно, — выговаривала ей Яна, а потом тихо добавила, — мне так тебя не хватает.

Алина мрачно посмотрела на подругу, закрыла глаза и отвернулась. Яна постояла около постели и сказала:

— Как хочешь, но я не сдамся. И тебе не позволю. Вот увидишь, всё ещё будет хорошо.

— Твоими бы устами, — вздохнула Алина и снова надолго замолчала.

Спустя ещё неделю в палату вошёл Матвей. Бы он, как всегда, хорош собой, и Алина почувствовала, как, стремительно ускоряясь, застучало её сердце.

— Привет, — сказал он и остановился в изножье кровати.

— Привет, — ответила Алина, окидывая его внимательным взглядом.

— Как себя чувствуешь? — спросил Матвей.

— Очень странно, — честно ответила девушка. Он кивнул и, отвернувшись, посмотрел в окно. Алина молча смотрела на него и думала, как всё изменилось в один несчастливый миг.

— Врач мне всё рассказал, — нарушил молчание Матвей. Алина только кивнула, выжидая, что он скажет дальше. — Мне очень жаль.

— Мне тоже.

Муж взъерошил волосы и вцепился в щиток кровати.

— Я виноват перед тобой. Перед вами обоими. Мне правда очень жаль.

Алина кивнула, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Говорить она не могла, понимая, что тогда точно расплачется.

— Я не знаю, что делать дальше, — продолжал он. — Мне так тяжело.

«Представь, как мне тяжело», — подумала девушка.

— Мне ужасно жаль, что ты пострадала, — снова сказал он, запуская руку в волосы, будто собираясь их вырвать.

«Ты повторяешься», — пришла непрошенная мысль. — «Может, уже скажешь что-нибудь по существу. Как, например, мы будем жить дальше».

Словно в ответ на ее мысли Матвей проговорил:

— Даже не знаю, как сказать, — он на мгновение замолчал, — прости, но я вряд ли смогу так жить. Это чувство вины меня просто убивает.

На миг Алина оторопела, а потом почувствовала, как в ней зарождается ярость.

— Чувство вины? — вскричала она. — Тебя убивает?!

— Не кричи, пожалуйста, — поморщился Матвей. Алина знала, что он не выносил истерик, но сейчас ей было все равно.

— Я буду кричать столько, сколько мне захочется! — завопила она в голос. — А ты подумал, что меня убивает? Или ты только о своей драгоценной шкуре печёшься? Тебе же наплевать и на меня, и на ребёнка, которого больше нет! Тебе наплевать на то, что я никогда не смогу ходить! Ты только и можешь думать о том, что ты не сможешь так жить!

Девушка на секунду замолчала, переводя дух, а потом закричала еще громче:

— Скажи мне, как ты не сможешь жить?! Как?! Ухаживать за женой-инвалидом ты не сможешь? Видеть меня в инвалидном кресле ты не сможешь? Чего еще ты не сможешь?

— Да! — взорвался Матвей. — Не смогу! Мне нужна здоровая женщина, а не инвалид на коляске!

Он развернулся и пошел к двери. Алина сорвала с пальца кольцо, бросила его в уходящего мужа и закричала:

— Ну и проваливай! Эгоистичный ублюдок! Ненавижу тебя! Ненавижу!!

Дверь захлопнулась, и Алина разрыдалась. На крики прибежала медсестра и сделала девушке успокоительный укол.

Как ни странно, но визит мужа стал для Алины неким катализатором, который вернул её к жизни. Обида, злость, ярость жгли её раскалённым железом и заставляли неистово тренироваться, чтобы вернуть пострадавшему телу былую подвижность. С поправками на ситуацию, конечно. Предательство Матвея стало отправной точкой, которая разбила жизнь девушки на «до» и «после». Алина решила начать всё с чистого листа. Она выполняла все рекомендации реабилитолога с таким жаром, что врачу пришлось даже несколько поумерить её прыть во избежание дополнительного травматизма. Однако, такое яростное состояние не продержалось долго, и Алина скатилась в ещё более чёрную депрессию, чем пребывала до этого. Она постоянно плакала, отказывалась от занятий, не хотела никого видеть. Спустя неделю она отказалась и от еды. С девушкой работал лучший психолог больницы, но дело двигалось медленно. Тамара Петровна места себе не находила, не зная, как ещё можно помочь дочери. Яна почти постоянно была с ней, и они обе готовы были на всё, лишь бы Алина снова вернулась к ним.

Несколько раз вместе с Яной приходил Дамир. Он садился рядом с кроватью Алины, рассказывал ей разные истории, шутил с медсёстрами и вообще — вёл себя так, словно ничего особенного не случилось, что это всего лишь рядовая травма спортсмена и скоро все будет по-прежнему. Девушка силилась найти в его словах или действиях хотя бы намёк на жалость и не находила. Дамир воспринимал её как полноценную личность и всячески ей это демонстрировал. Это в какой-то степени утешало, потому что Алине была невыносима та жалость, которую она видела в глазах обычных людей, приходивших навестить своих родных в больнице и видевших молодую девушку, передвигавшуюся на коляске. Качели в настроении вконец её измотали. Казалось, она уже выплакала весь отпущенный ей запас слез, но как только она оставалась одна, глаза снова были мокрыми. Алина сильно похудела, осунулась и теперь являла собой лишь тень себя прежней. Она ненавидела свои ноги, ставшие бесполезными колодами, которые постоянно приходилось перетаскивать с кресла на кровать или обратно. Она ненавидела катетер, без которого не могла обойтись. Ей невыносима была мысль о том, что никогда больше она не встанет на лыжи, никогда не сможет ощутить это восхитительное чувство полёта. Она была обречена смотреть на горы только снизу. Вершины для неё были закрыты навсегда.

— Почему я тогда не умерла, — прошептала Алина, закрывая глаза.

Как-то погожим весенним днём, когда в окна врывался гомон счастливых птиц, в палату вошёл врач-реабилитолог. Сергей Леонидович был высоким широкоплечим мужчиной лет этак сорока пяти. Глаза у него были добрые и смешливые, руки — сильные и уверенные, и сам он излучал какую-то внутреннюю силу и спокойствие. В его присутствии всегда становилось легко и комфортно. Алина, пребывая в очередном депрессивном эпизоде, мрачно смотрела, как врач усаживается рядом с ней на кровати. Он внимательно посмотрел на девушку и сказал:

— И сколько ты еще будешь себя жалеть?

Алина, не ожидавшая такого вопроса, широко распахнула глаза, открыла рот, но, не найдя, что бы такого ответить, снова его закрыла.

— Нечего сказать, правда? — продолжил Сергей Леонидович. — Я смотрел на тебя и думал — эта девушка, спортсменка, красавица, умница наверняка знает, что такое воля к победе. Что такое воля к жизни, наконец. И она точно проявит эти качества в борьбе со своим недугом, и еще покажет пример другим людям. А что я вижу на самом деле? Уже два месяца передо мной не волевая спортсменка, а настоящая размазня, которая только и знает, как наматывать сопли на кулак и разводить потоп. Только я порадовался, когда ты начала активно заниматься, как спустя пару недель ты просто сдулась, потому что это легче.

Врач немного помолчал, внимательно глядя на широко распахнувшую глаза и слушавшую его девушку. А потом продолжил:

— Это ведь очень легко — обвинять жизнь в своей неудаче. Это очень легко — скулить и жаловаться, когда ты упал, вместо того чтобы подняться и начать всё сначала. Я думаю, тебе это известно, как никому другому. Я никогда не поверю, что ты стала чемпионкой, ни разу не упав. И я никогда не поверю, что эти падения не причинили тебе боли.

Алина открыла рот, собираясь возразить, но Сергей Леонидович жестом попросил ее замолчать.

— Знаю, что ты собираешься сказать. Что те падения не привели тебя в инвалидное кресло. Однако, любая неудача дает нам возможность посмотреть на свои действия иначе. Она показывает наши ошибки, наши просчеты, то, что еще мы должны выучить, наконец, чтобы достичь успеха. И если ты умеешь анализировать, смотреть на себя с правильной критикой, то сумеешь осознать это и впоследствии выстроить свои действия так, что это приведет тебя к успеху.

Доктор на мгновение перевел взгляд на пейзаж, который раскинулся за окном.

— Сейчас, жалея себя, ты думаешь, что ты одна такая. Самая несчастная, самая обделённая. Что твоя жизнь кончена, все мечты пошли прахом. Что теперь что-то начинать бессмысленно. И лучше бы ты умерла, — со всей жёсткой прямотой проговорил Сергей Леонидович, глядя прямо в глаза Алины. Девушка содрогнулась, потому что, казалось, он прочитал эти слова в её глазах.

— А теперь давай немного сместим фокус твоего восприятия, — предложил он. — Подумай, сколько людей на планете Земля. Миллиарды. И у каждого есть своя печальная история. Свои победы и поражения. Свои инвалидные коляски, даже, если они только виртуальны. И если бы каждый, как ты сейчас, когда в его жизни случались горе, беда или травма, падал на спинку и поджимал лапки, то не было бы никаких мировых научных открытий, не было бы произведений искусства, литературы или спортивных достижений. Знаешь, как ни странно, но, когда у человека все хорошо, ему нет нужды создавать что-то ещё более прекрасное. Он довольствуется тем, что имеет. А вот когда в его жизни случается что-то, что не особо его радует, тогда возникает потребность это исправить. И это провоцирует его на свершения. Парадокс, не правда ли?

Сергей Леонидович усмехнулся и снова ненадолго замолчал, давая возможность девушке полнее осознать то, что сказал.

— То, что с тобой произошло, привело тебя к точке полного, совершенного изменения твой жизни. Но жизнь от этого не закончилась. Она просто изменилась. И теперь все будет иначе. Это сложно — перестроиться. Начать все заново. С чистого листа. Особенно, когда все было так привычно и понятно. Но это возможно. Нужно только захотеть, поставить для себя новые цели и начать их реализовывать. Жизнь дала тебе уникальный шанс попробовать себя в чем-другом. И если ты захочешь, ты сможешь достичь новых высот. А для этого надо перестать себя жалеть. Подумай об этом. Я зайду к тебе попозже.

Доктор похлопал её по руке и вышел из палаты. Ещё долго его голос звучал у Алины в голове, когда она вспоминала всё, о чем он ей говорил. С одной стороны, ей хотелось с ним спорить и доказывать, что он говорил полную чушь. Но в глубине души она знала, что он прав. Но как же сложно было отказаться от всепоглощающей жалости к себе. Как же сложно заново найти то, чем захотелось бы заниматься. Да, это сложно, начинать всё сначала. Но она попробует. Нет, не так. Она начнёт всё сначала. В конце концов, терять ей все равно было нечего.

Яна шла в больницу с тяжелым сердцем. Видеть свою подругу, всегда такую жизнерадостную, в настолько подавленном состоянии не было никаких сил. Она не знала, чем ещё можно отвлечь Алину от тягостных раздумий, как вернуть ей волю к жизни, чем заинтересовать, и поэтому сама потихоньку начинала отчаиваться. Девушки выросли вместе, и были друг для друга как сестры. Переживания и сложности Алины Яна воспринимала как свои собственные и стремилась всеми силами помочь подруге. Но как можно помочь тому, кто сам не хочет помогать себе? Перед входом в палату Яна тяжело вздохнула, расправила плечи и попробовала придать своему лицу самое невозмутимое выражение. Открывая дверь, девушка готовилась снова увидеть подругу, лежащую на кровати, молчаливую и отчаявшуюся, но Алина сидела в коляске и что-то внимательно читала на экране ноутбука. Она подняла глаза и приветливо улыбнулась:

— Привет!

Яна на миг замерла в дверях, а потом быстрым шагом подошла к подруге и обняла её.

— Привет! — сказала она. — Прекрасно выглядишь!

— Да уж, конечно, — ухмыляясь, проворчала Алина. — Прямо королева красоты.

— Ну, если не королева, — засмеялась Яна, — то принцесса точно.

— Мда…, где только мой принц на белом коне, — мечтательно проговорила Алина.

— Скачет где-то, в пробках застрял, — сказала Яна, и обе девушки весело рассмеялись. Это была их любимая шутка, и Яна едва не расплакалась, когда Алина снова начала шутить.

— Что ты читаешь? — поинтересовалась Яна, когда смех стих.

Алина развернула ноутбук экраном к подруге.

— Смотри, Мариуш Кедзерский родился без рук, но его мечтой было рисование, и он смог её исполнить. Теперь он известный художник. А вот ещё. Хуан Гофу потерял обе руки в четыре года из-за сильного удара током. Но это не остановило его на пути к мечте, и в 12 лет он научился рисовать ногами. Потом я нашла Питера Лонгстаффа, который родился без рук, став жертвой талидомида, который принимала его мать во время беременности. Но он никогда не считал себя инвалидом. Он научился рисовать правой ногой. Представляешь, эти люди не отчаялись. Они нашли в себе силы двигаться дальше и реализовывать свои мечты.

Алина немного помолчала, меняя картинки на экране ноутбука. Яна внимательно разглядывала подругу, стараясь заметить признаки депрессии или лихорадочного психотического состояния, но видела только сосредоточенность и собранность. То, чем обычно отличалась Алина на тренировках. Яна перевела дух и обратила внимание на то, что показывала ей подруга.

— Сначала я искала художников-инвалидов. А потом решила посмотреть спортсменов. И их тоже оказалось очень много. Вот, например, Оскар Писториус. Он инвалид с рождения. У него нет обеих ног ниже колена. Но он стал легкоатлетом-бегуном и даже соревновался с полностью здоровыми спортсменами и достиг огромных успехов. Представляешь! Вот это воля к жизни и к победе, — Алина поймала себя на том, что говорит словами Сергея Леонидовича и улыбнулась про себя.

— Лим Дон Хён из Южной Кореи, — продолжала Алина, — почти слепой, но занимается стрельбой из лука. Он не пользуется ни контактными линзами, ни очками и не делает лазерную коррекцию зрения. И, хотя он и видит мишени в виде цветных пятен, это не помешало ему стать двукратным олимпийским чемпионом и четырёхкратным чемпионом мира.

Яна заинтересованно следила за рассказом подруги.

— Потом я решила поискать горнолыжников с разными увечьями. Ты знаешь, люди без ног, оказывается, тоже могут кататься на горных лыжах. И даже парализованные, такие, как я. Есть приспособление, называется монолыжа. Вот, посмотри, — Алина пододвинула ноутбук к подруге, — это сидение, укреплённое на одной лыже, у которого есть дополнительные приспособления — привязные ремни и амортизаторы. А вместо палок используются оутриггеры. Такие костыли с маленькими лыжами на конце. Они помогают поддерживать баланс и управлять.

— Ты хочешь попробовать монолыжу? — спросила Яна.

— Я пока только думаю об этом, — честно ответила Алина, немного помолчала, а потом продолжила, — знаешь, я даже не предполагала, что могу оказаться тут. Ну, по эту сторону. Мне и в страшном сне не могло присниться, что когда-нибудь я буду прикована к инвалидному креслу. Мне казалось, что если такое произойдет, то лучше сразу умереть, потому что жизнь в этот момент точно закончится. Но всё оказалось совсем не так.

Яна молчала и внимательно слушала подругу, боясь спугнуть ее настроение и желание поделиться наболевшими переживаниями.

— Оказывается, инвалидность — это всё-таки не приговор. И настоящей жизни тут не меньше, чем у обычных здоровых людей, — улыбнулась она, глядя на Яну. — Только надо решиться заново жить, а это оказалось самым трудным. По крайней мере, для меня. Ну, ты понимаешь.

Яна утвердительно кивнула.

— Знаешь, честно говоря, я все же побаиваюсь пробовать монолыжу. Да и стоит она очень дорого. Где я возьму такие деньги?!

— Об этом не переживай, — сказала Яна. — Мы что-нибудь придумаем. Поговорю с тренером, попробуем вместе собрать деньги и купить тебе монолыжу. Самое главное, что ты опять с нами!

— Да уж, в строю, — Алина невесело улыбнулась. — Как там дела вообще? Как Пал Ильич?

— Все как всегда, — Яна рассмеялась. — Костерит нас на чем свет стоит. А уж когда подготовка к соревнованиям, мы кроме мата нормальных слов и не слышим. Поверь, ничего не изменилось.

Девушки немного помолчали, каждая занятая своими мыслями. Потом, словно решившись, Яна сказала:

— Когда с тобой случилось это несчастье, Пал Ильич нас всех собрал и сказал, что ты всегда будешь членом нашей команды. Несмотря ни на что. И если захочешь вернуться, то тебя всегда примут с распростертыми объятиями. Он даже предложил создать новую должность, чтобы ты могла продолжать работать.

Алина почувствовала, как увлажнились ее глаза. Она любила тренера и очень уважала его. Но после аварии не хотела его видеть, а теперь жалела, что так и не поговорила с ним. Его мудрость и спокойная рассудительность точно не были бы лишними.

— Не знаю, стоит ли говорить, — замялась Яна, — но, наверное, расскажу. Когда мы все узнали, почему ты оказалась тогда на дороге, Дамир пришел в тренерскую и молча набил морду Матвею. Их еле растащили. Матвей еще пытался что-то доказывать, но никто не стал его слушать. Его заклеймили предателем, а Пал Ильич выгнал из команды. Причем никаких рекомендаций он ему не дал. От него отвернулись все. Понимаешь, абсолютно все. Даже те, кто раньше в рот ему смотрел. А теперь он куда-то уехал. И никто не знает, куда.

Алина покачала головой. Как ни горько ей было вспоминать предательство теперь уже бывшего мужа, такая сплоченность команды грела ей душу. А поступок Дамира и вовсе удивил. Она никогда особо не обращала на него внимания. Просто он всегда был рядом.

Эта мысль была для Алины новой. С Дамиром, как и с Яной, они выросли вместе. Общались ещё со школы, но никогда особо не сближались. Но на него всегда можно было положиться. Если случалась какая-то беда, Дамир никогда не отказывался помочь, даже если у него и были важные дела. В отличие от Матвея.

Яна просидела у подруги до самого вечера. Они о многом успели поговорить. Даже построить разные планы на будущее. Вечером в палату зашёл Сергей Леонидович. Увидев двух девушек, увлечённо обсуждающих возможности монолыжи, он удовлетворённо улыбнулся и вышел…