Липкие люди

Наталья Ивановна Скуднова, 2021

1993 год. Живут себе бедненько в Москве: Кира, неудачливый адвокат, и её муж Эдик, актёр второго плана. Вдруг появилась возможность получить в дар квартиру одинокого пенсионера. Для супругов это шанс не только поправить материальное положение, но и организовать фонд поддержки пожилых деятелей культуры. С этого момента растут их личные доходы, известность фонда и… количество смертей опекаемых стариков. А всё потому, что «липкая пара» так умело подбирает препараты, что любая экспертиза показывает естественную причину смерти. Так бы всё это и продолжалось, если бы в 2019 году Кира и Эдик не решились бы прибрать к рукам огромное состояние известной актрисы.

Прима

— Смотри-ка, Малинина как сильно сдала… — Кира наклонилась к Эдику и кивком головы показала в сторону худой и немощной старушки, которую поддерживали за скрюченные артритом, руки, две крепкие бабёнки.

— Так ей под 90 уже. Она ж из балетных. А там болезней ног хоть отбавляй! Вообще чудо, что конечности передвигает. — Эдик всем своим видом показывал своё плохое настроение.

— Тише ты, не хохми! Мы ж на похоронах.

— Да всем пофиг на Фимку. Ждут только отмашки от представителя Каратова, чтоб в заказанном им ресторане на поминках выпить и закусить.

— Тсс, мы ж у Фимкиного гроба. А ты как с цепи сорвался.

— Да ты сама посмотри на этих лицемеров и халявщиков! Пришли на кладбище, будто своего дедушку хоронят. А где они последние полгода были, когда мы за Фимой ухаживали?

— Ну уж не ты ухаживал, а я! — фыркнула Кира. — Ты мне лучше объясни: что Малинина здесь делает?

— Поговаривают, у неё был роман с Фимкой лет сто назад. Ты только посмотри — как её эти две тётки окучивают. — Эдик с каким-то пониманием покачал головой, будто это был некий тайный знак, которым обменивались недобросовестные опекуны пожилых людей.

— А ты бы не окучивал? — с ухмылкой заметила Кира.

— На что окучивать? — Эдик тяжело вздохнул. — Каратов, собака, обещал деньги. Так с этой инфляции нашим двадцати старикам только на хлеб и кефир хватает. Он всё только языком трындит: увеличит выплаты и всё в валюте станет передавать. И где это?

— Чего ты так раздухарился? — Кира из последних сил пыталась утихомирить супруга.

— Достало меня всё! Ты посмотри на сборище знаменитых пенсионеров: через год — это ж клиенты нашего фонда! Каратов всех просителей к нам направляет, а сам не выезжает из своего поместья в Европе. Нам старичьё как прокормить? Кефир в пипетке им разносить?

— Ну хоть у нас с тобой хоть какая-то работа и зарплата, а у них ничего.

— А мне надоело за гроши корячится!

— А мне надоело твои жалобы выслушивать. Квартиру на себя оформили. Всё грамотно сделали через Каратовского нотариуса. Сейчас на ремонт накопим — и новоселье можно справлять. Чем ты опять недоволен?

— Тоже мне: поймала птицу счастья за крыло! По факту, мы с тобой вдвоём: и сиделки, и лакеи, и уборщики, и похоронное бюро. А квартиры после стариков отходят всё равно государству или чужой родне. Смысл фонда?

— Придурок! Я тебе сто раз говорила: на фонд ренту сложно оформить. Нужно менять устав. Но все наши попечители наверняка будут против. Тогда получается: из-за квартир мы ухаживаем, а не по велению сердца. А Каратову и остальным благотворителям — главное чистенькими остаться. Они думают: на их сраные две-три тысячи долларов можно прокормить и вылечить дюжину стариков.

— Ну так сделай хоть что-нибудь? Ты же законы знаешь! Почему мы пашем за гроши и смотрим: как квартиры другим отходят!

— Раз ты такой инициативный, сам иди к другим юристам и консультируйся. Они тебе мои слова подтвердят: такие сделки…

Так и продолжали бы спорить супруги, если б, словно из-под земли, не возникла тень старушки. Седые волосы, белые одежда и аксессуары делали её похожей на призрака. На удивление, призрак оказался весьма разговорчив:

— Добрый день! Примите мои самые искренние соболезнования! Мне Сергей Сергеевич всё в подробностях поведал: как вы опекали Ефима и как помог ваш фонд.

— Фонд не наш, а был организован известными людьми для поддержки артистов. — как можно пафоснее промолвил Эдуард. Увидев хотя бы одного зрителя, он распрямился и мгновенно вошёл в роль благотворителя. — Однако если бы не усилия и протекция Сергей Сергеевича…

— Ну что вы! — всплеснула руками старушка. — Фонд был бы мёртв без вашего участия, как и большинство обитателей данного места.

— Вы сильно преувеличиваете наш вклад. — закокетничала Кира, также включаясь в разыгрываемую перед старушкой пьесу под названием: «Самые бескорыстные благотворители — это мы!»

— Какое тут преувеличение… — старушка вдруг погрустнела. — Вы обратили внимание на сопровождение Малининой?

— Пожилому человеку сложно без поддержки. Ничего странного не вижу. — безучастно сказал Эдуард. Тут он понял: к чему ведёт вся эта светская беседа и старался делать всё возможное, чтобы в будущем старая балерина и её подруга не обременяли их фонд своими просьбами.

— Ну как же можно быть таким доверчивым! — старушка явно обиделась, так как ожидала другой реплики. — Я уж и с Сергей Сергеевичем всё обсудила. Нужно помочь великой артистке!

— А чем мы можем помочь? — Эдуард излишне театрально развёл руками. — Фонд предназначен для поддержки совсем уж малоимущих деятелей культуры и искусства. Но на нищую Малинина мало тянет, уж извините за прямоту. Плюс у неё, насколько мне известно: и дети, и внуки и даже правнуки есть.

— Вот именно, что есть! Но перед нами — картинная семья. Всё на показ. А за ширмой — безразличие, введённое в Абсолют с обоих сторон. Я дружу с Малининой более 60 лет. И, хоть я безмерно уважаю её и отдаю дань её гениальности, в скотском отношении к ней своих близких она виновата сама. Она всегда выбирала сцену. Причём пустую сцену: без детей и внуков. На этой сцене лишь одна прима — сама великая Малинина! Ну, чего-то я увлеклась. На мой взгляд: с ней последние полгода твориться нечто страшное.

— Ну а как вы видите помощь фонда? — Эдуард даже не побоялся собственной равнодушной интонации.

Тут он решил сбросить опостылевшую маску благодетеля, потому не стеснялся говорить всё, как есть. Ведь лишнего рта, пусть это хоть и рот «народной СССР», их фонд уже не потянет. Не говоря уже о том, что персона великой мировой примы балета — не вязалась с самой сутью деятельности их организации.

Одно дело — взять же под опеку одинокого, пожилого и нищего пенсионера. Но совсем иной коленкор — носить авоську с продуктами той, о чьих капризах и вздорном характере по Москве ходили легенды. Не добавлял оптимизма и тот факт, что у балерины живы близкие родственники. Не перепишешь же ради неё устав фонда и не попросишь сильных мира сего выделить отдельный счёт для великой примы?

Их фонду выделялись реально крохи: несколько тысяч долларов в месяц. Такого «бюджета» с трудом хватало на недорогие лекарства, оплату нескольких сиделок, скромный продуктовый набор. Но даже такой патронаж оказался востребованным. Попасть под опеку фонда — являлось счастьем и спасением жизни для многих стариков. Вот прямо в буквальном смысле: спасением жизни! А тут бац… прима! По меркам даже сегодняшнего дня — миллионерша. Да ещё и с премьерскими запросами, причудами и апломбом. Она не оценит пачки кефира и аспирин. Она сочтёт такой «набор» за оскорбление. И как ей объяснить, что денег на большее физически нет?

— Я понимаю, о чём вы думаете! — вдруг голос старушки-призрака зазвучал очень проникновенно. — Давайте начистоту. У вас фонд для малоимущих и одиноких. Малинина ну никак не подходит вам по определению. Здесь вы правы! Но ваш фонд — единственная и уважаемая организация на постсоветском пространстве, которая заботится об известных пожилых людях. Мы, друзья Малининой, готовы перечислять деньги в фонд, чтобы вы или ваши сотрудники хотя бы её навещали.

— Да не в деньгах же дело! — на удивление искренне возразил Эдуард. — У нас и рук-то свободных нет. Да и на каком основании мы придём к Малининой в дом?

— Вот вы правильный термин подобрали: «основание»! — старушка оживились так, будто ждала именно этого слова. — Вы, как фонд, то есть как незаинтересованные лично, люди, можете просто навещать Малинину. Нам важно понять: что задумали эти две домработницы? Получает ли Малинина лечение? Например, недавно она отказалась от плановой операции. А месяц назад заграницей на аукционе всплыли картины из её коллекции. По документам всё чисто: вроде как Малинина сама всё продаёт. Но она никогда, понимаете: ни-ког-да не пошла бы на продажу этих картин! Я это точно знаю. У нас есть опасение, что её не только обворовывают, но существует прямая угроза её жизни.

— А вы, сами…? — Кира хотела было напрямую спросить: почему руками их фонда планируется сделать всю грязную шпионскую работу и зачем в принципе такая конспирация.

— Правильный вопрос… — старушка грустно покачала головой. На лице призрака появились слёзы. — Извините меня, не могу сдержать эмоций… Много месяцев длится этот ад вокруг Малининой и я места себе не нахожу. Нас, настоящих и неравнодушных друзей, коллег и учеников — около 20 человек. И никого из нас эти непонятные сиделки с самого первого дня своей работы не подпускают к Малининой. Вот поверьте: вообще не подпускают! По телефону нам звонить бесполезно: на все звонки одна реплика: «Что передать?». На улицу Малинина не выходит. В квартиру нас не пускают.

— Прям вообще не пускают? — удивился Эдуард.

— Вы мне, наверное, и не поверите… Мы даже сантехников подкупали из ЖЭКа. Но их в комнату к Малининой не допускают. Всех врачей, которые лечили её, отвадили. Я больше скажу! Когда эти дамочки выходят в магазин, мы их буквально вылавливаем. А они, как партизанки, односложно отвечают на наши вопросы. Я надеялась: Малинина не пропустит прощание с Фимой. Потому и я здесь. Я пыталась к ней подойти, но вы только посмотрите на неё: она, будто под препаратами! И меня, она, кажется, даже не узнала. Эти дамы на мои вопросы не отвечают. Отвели её под руки до такси, и уехали.

— Я понимаю и сочувствую всем вам. Мы бы и рады помочь. Вот только чем конкретно? — Кира хотела, чтобы старушка-призрак точнее сформулировала свою просьбу сама. За неё она этого делать не собиралась.

— Мы уже и сами не знаем, куда обратиться. Но может у вас получится передать ей, для начала, подарки от нас? Скоро 9 мая. Так как вы от фонда, вас просто обязаны хотя-бы на порог пустить.

— Если Сергей Сергеевич не…

— Конечно не возразит! Он и посоветовал ваш фонд. Сказал: вы здесь будете и мне лучше подойти и поговорить с вами напрямую. Вы же знаете: Каратов мне приходится племянником. Да и меня вы должны помнить по работе в Министерстве культуры.

Старушка-призрак посмотрела на них так, будто от согласия Киры и Эдуарда зависела её жизнь. Кира бросила мельком взгляд на Эдика и поняла: он думает то же, что и она.

Отказать Каратову, как одному из основателей фонда, они не могли. Ну а тот факт, что Каратов использует фонд для решения проблем своей многочисленной и высокопоставленной родни, оптимизма не прибавляло. Ведь если и дальше так пойдёт: их фонд будет работать на тёть и дядь Сергея Сергеевича. А Эдуард и Кира, по сути, станут по-холопски выполнять приказы.

Что делают в этой ситуации умные люди? Правильно: ищут оптимальное решение, которое уравновесит интересы всех сторон! Пара решила не отказывать, а сделать то, что просят. То есть: согласиться, сделать визит к Малининой и отчитаться перед всеми: почему у них ничего не вышло. Шансы добиться хоть какого-то успеха, равнялись нулю. Но так они могли и свою работу в фонде сохранить, и в будущем подобные просьбы свести к минимуму. Главное, как любила повторять Кира: «Обстряпать всё нужно грамотно». Через три глубоких вдоха, она произнесла:

— Конечно, ситуация очень скользкая. И гарантировать вам информацию о Малининой, равно как и то, что нас в принципе на порог пустят, мы не можем.

— Мы все всё понимаем! Но нам, близким, важно знать ситуацию, так сказать, изнутри. Очень хорошо, что эти две домработницы вас сегодня здесь увидели и поняли: вы фонд представляете. Я вам адрес Малининой напишу, договорились?

— Разумеется! И пожалуйста, свой телефон, — покорно произнесла Кира.

После того, как старушка-призрак растворилась на кладбище, Эдуард и Кира постояли ещё немного, и, вместе с сотней «друзей» почившего оператора, отправились в ресторан.

Через две недели к одному из самых элитных домов столицы, подходила немолодая супружеская пара.

— У Малининой, небось, квартирка с видом на Кремль? — протянул Эдик, проходя через парадную арку во двор.

— А ты как хотел! Советская власть, по-твоему, народную артистку должна селить в хрущёвку, чтобы той жить ближе к народу? — ухмыльнулась Кира.

— Погоди-ка… — внезапно Эдик вытянул, словно шлагбаум, собственную руку, и пара замерла на месте. — Видишь там, у помойки?

— Домработница Малининой, которая на кладбище с ней была? — подметила Кира.

— Она самая! Какую-то коробку вынесла… — сказав это, Эдуард сделал несколько шагов назад и за рукав стал тащить свою супругу обратно под арку.

— Ты смотри, будто оглядывается по сторонам? — тихо прошептала Кира.

— Прячет чего, не пойму? Сейчас она уйдёт, и мы поглядим: чего она выносит.

— Ты в помойке рыться будешь? — Кира нарочито поморщилась, зная о брезгливости супруга.

— Никто нигде рыться не будет! Коробку она положила рядом. Видимо тяжело в контейнер запихнуть.

— Странно, в таких домах чуть ли не индивидуальный мусоропровод должен быть.

— Ты глянь на коробку? Она не поместится в мусоропровод!

Через минуту супруги подошли к помойке. Тут они стали вести себя, как им казалось, словно профессиональные шпионы. Чтобы домработницы их не смогли ни в чём заподозрить, Кира и Эдик, встав спиной к окнам, стали разворачивать упаковку, в которой были завёрнуты цветы для примы. Заветная коробка находилась в нескольких метрах от них. Кира будто «случайно» положила упаковку от букета прямо на коробку. Эдуард будто так и надо было, расправил упаковку от букета по длине и ширине коробки. Он собирался взять коробку и отнести её в арку. По его задумке, всё это должно походить на то, что он будет тащить «потяжелевшую» упаковку от цветов, а не коробку.

Конец ознакомительного фрагмента.