Времена года
Яна Кузнецова – успешный эксперт в сфере недвижимости – оказывается втянутой в аферу: директор агентства поручает ей подготовить к сделке элитную квартиру на Арбате, но выясняется, что собственница жилья, Екатерина Архиповна Фролова, не планирует продажу.Со временем между Яной и Екатериной Архиповной складываются доверительные отношения: Яна жалеет одинокую взбалмошную старуху, безвременно потерявшую сына и внука.Трагические обстоятельства в жизни Фроловой тесно связаны с событиями, произошедшими в дореволюционной казачьей станице.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Времена года предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 2
С утра над Доном стояла сухмень. К обеду небо заарканило одинокую кургузую тучу. Дождь враз выплакал мелкие как просо слезы, ненадолго прибив седую пыль на вытоптанном копытами и ногами спуске. И снова степь вскипела от зноя.
От реки пахло тиной и гниющей рыбой. В камышах лениво переругивались казаки, да фыркали кони. Глаша легла на мостки и жадно втянула губами прохладную воду. Напившись, вгляделась в текучую муть — отражение рябилось чешуёй. Встала, потянулась — потная рубаха ненадолго отлипла от мокрой спины, — поправила узел волос под шёлковой шлычкой, подцепила полные ведра коромыслом и осторожно переложила его на шею, привычно занывшую под тяжестью. Медленно побрела меж вызревшего ковыля, подставляя лицо горячему ветру.
Прошла всего неделя, как Игнат подался с хуторскими на базар сторговывать сено — сочное оно нонче уродилось, а Глаше казалось, что муж сгинул навечно. Совсем тошно стало ей в доме свёкра. Нет, нет, да и поймает на себе его насупленный взгляд.
Свекрови Глаша изо всех сил старалась угодить, но Пелагея окромя как «кулёмой» её не называла.
«Пропаду зазря», — Глаша вдруг припомнила их первую ночь с Игнатом. Когда всё закончилось, он откинулся на подушки и долго лежал, забросив руки за голову. Дышал тяжело, прерывисто. Глаша забилась в угол кровати, спрятав оголённые ноги под сорочку, и ждала. Чего ждала, не ведала. Страха не было. Стыд, саднивший где-то под ребрами, завертел мысли водоворотом:
«Прогонит чи ни?!19 — глядя на едва заметно дрожавшие мужнины губы, ей вдруг стало пронзительно жаль его. Игнат открыл глаза и пристально посмотрел на Глашу. Она заерзала, потупившись. — Шо угли!»
— Не шугайся, мэтэлить20 не буду, — Игнат встал. Взял со спинки кровати шаровары и рубаху. Оделся. Добавил еле слышно: — Шо было, быльём поросло. Ходи прямо, гляди смело. — И пригнувшись, вышел вон из горницы.
Глаша ещё долго сидела, обхватив руками колени. Сквозь приоткрытую дверь слышался раскатистый мерный храп Демида и тонкий, с присвистом, Пелагеи.
За окном забрезжил розовостью рассвет. Клочковатый снег ударял в окно когтистой лапой.
С тех пор Глаша ни разу не видела улыбки на лице мужа. А к ней — в самое сердце — заползло степной гадюкой беспокойство. Нет-нет, да и шелохнётся оно. Жалит. Пускает свой яд. И сразу же перед взором возникал Прохор. Обветренные губы, выгоревшие на солнце густые кудри, проступавший сквозь загорелую кожу румянец. Тонкие длинные пальцы. И она. Прохорова скрипка…
Глаша виду не подавала, что ревнует голосистую друженьку. И старого цыгана, что выменял подпаску-Прошке скрипку на единственного коня, почитала за чёрта. Явился к Прохору, и продал тот душу!
Когда закрутилась их любовь, засела мысль-заноза в голову Глаше. Исступление, с каким Прохор ласкал её — молодую, ладную, податливую — враз пропадало, когда он брал в руки смычок. Тотчас всё кругом меркло, и она, Глаша, тоже переставала существовать. И в эти минуты Глаша Прохора ненавидела.
Шли дни, недели. Сплетались в грубо скрученную суконную нить. Искусной пряхой время выравнивало её толщину — свыклась Глаша с ролью жинки Игната.
***
Глаша очнулась от громкого лая — брехали соседские псы. Вдруг тугой пружиной задрожало тоскливое предчувствие. Вспомнила, как намедни проснулась посреди ночи, боясь ворохнуться:21 мамка покойница блазнилась.22
«А ить рубаха-то рваная да бельтюки23 что энтот черный омут… — Глаша резко остановилась и задрожала былкой.24 — Зыркают! Пужают! — Она заозиралась. Хутор словно вымер. Сердце дернулось. — Небось быть худому! — И тут же похолодели руки. — Должно с Игнатом шо?!» — Глаша заспешила к дому, проливая воду.
Пока прибиралась, гнетущие мысли поостыли. Наскоро выполоскала тряпку, отжала и расстелила у порога. Подняла ведро, вышла в пахнущие пряными хмелинами сенцы, пнула ногой дверь и ступила на крыльцо. На базу — за плетнём — гомонилась непоседливая стайка курей, доклёвывая овес.
«Ишо катух25 белить, да золы куркам подсыпать, — Глаша вытерла подолом холщового фартука вспотевший лоб: — Абы к вечери управиться!» — Спустилась по скрипучим ступеням и опрокинула ведро в поникшие лопухи. Растрескавшаяся земля тотчас впитала влагу. Под ноги метнулся кудлатый кутёнок.26 Глаша оставила пустое ведро у крыльца, присела и погладила крутой лоб щенка:
— Брехунец, — ласково промолвила она и улыбнулась. Шершавый язык щекотал ладонь.
Из открытого окна с колыхающейся занавеской послышался стон:
— Глашка, куды запропа́стилася?
— Иду, маманя! — Глаша достала из кармана кусок пирога с мясом и скормила щенку. Вернулась в горницу. Подбежала к печи, выхватила рогачом небольшой чугунок: — Вона, упрел как.
— Чавось? — недовольно отозвалась Пелагея. Перина под ней натужно заскрипела.
— Щас, щас! — Глаша зачерпнула кружкой дымящуюся жидкость и перелила в миску. Метнулась к скрытне, вытащила тряпицу и, обжигая руки, смочила ткань в отваре. Аккуратно перенесла посудину в домушку и поставила на табурет в изголовье свекровиной кровати. — Хмелем-то обложим, как рукой всё сымет.
— Как же, «сымет», — недовольно передразнила Пелагея, — с само́й Троицы, с покосу не пущает хворость: пристала як репей.
Глаша приложила горячую тряпицу к пояснице свекрови.
— А! — заголосила та.
— Надо обыкнуть,27 — Глаша обернула спину свекрови овчиной.
Стукнула входная дверь. Глаша обмерла. Брякнул черпак о кадку с водой. Тяжёлые шаги — в горницу заглянул Демид:
— Шо голосышь, старуха?!
Пелагея запричитала пуще прежнего:
— Извести меня удумала, гадына!
— Маманя!
Демид вприщур глянул на Глашу, ухмыльнулся и задёрнул ситцевую занавеску:
— Исть подай! — раздалось могучее уже из залы.
Глаша приткнула под спину свекрови стёганое одеяло:
— Поспите, маманя.
Та что-то невнятно буркнула.
Глаша суетилась у печи, гремя посудой:
— Вона, кулеш. Шы.28 Картоха. Узвар.29
Свёкор разложил на столе мозолистые ручищи и нетерпеливо постукивал ложкой, наблюдая, как Глаша выставила на стол чугунок и взяла из буфета завёрнутый в льняное полотенце каравай.
— Айда на гумно моло́тить — табя одну дожидаются.
— А маманя как же?
— Чай не дитё малое, — он прижал к груди каравай и одним движением ножа отрезал крупный ломоть. — Как Игнашка уехал, всё по дому телепаешься.30 На баз носу не кажешь.
Глаша смотрела, как перекатывались желваки на скулах свёкра.
— Пойду, шо ли? — осторожно спросила она.
— Пойди-пойди: без табя работнички не управятся, — Демид язвительно хмыкнул, дожевал корку и принялся хлебать щи.
Глаша растерянно глянула в сторону комнаты, где спала свекровь:
«Зараз обернусь», — сняла фартук, повесила на крюк, обмыла лицо в кадушке, подвязала белый платок по-бабьи и вышла во двор.
Гумно стояло на задней части база. Глаша шла неторопливо, привычно подмечая всё хозяйским взглядом. Накормленные куры хохлились в песке, поджав лапы и прикрыв глаза.
«А кочет-то, кочет! Этаким гордецом ходит. Вона пёрышки на солнышке горят, шо энтот перламутр. Того и гляди топтать курей начнёт. Гнедой подрос: чуток и от матки оторвут, в степь пойдёт».
Глаша остановилась у плетня. В тени сарая лежала молодая корова с перевязанной ногой и тихо мычала. Докучливые мухи роились у бурой спины, словно почуяв, что гнать их некому.
— Ишь, болезная, — вздохнула Глаша, — прирежет табя батяня.
У ног снова оказался ласкучий кутёнок. Глаша высоко подняла его, умиляясь не по возрасту длинным широким лапам. Поднесла к лицу, потёрлась о холодный влажный нос:
— Тюня тютюня, — прижала щенка к себе и зашла в гумно.
Пахло нагретой пылью и сеном. Глаша огляделась — никого. На ровном глиняном полу расстелена рогожка. На ней — цепы. Вокруг разбросана стерня.31
Глаша прошла к сквозным воротам и открыла их. Подул тёплый ветерок. Кутёнок вырвался и юркнул под телегу, гружёную пышными снопами.
— Чаво батяня гутарил, что ждут? — Глаша сняла с телеги сноп, развязала его и уложила на рогожку. Растерла загрубевшие ладони, подняла цеп и замахнулась.
Свист. Удар. Свист. Удар. Привычная работа спорилась. Глаша запыхалась, сняла платок с головы. Жар прилил к щекам. Вспомнился такой же вот урожайный год.
Только схоронили маманю. Глаше шесть — уже прясть умела, за курями приглядывать. Отец с горя запил — шибко любил покойницу Меланью. Глаша была предоставлена сама себе — родни на всём свете не осталось: тётка померла годом раньше от чахотки. Сорняком протянула Глаша то лето. Раным-ранёхонько бежала в степь за хуторским пастухом — у того завсегда припасена была в котомке крынка молока парного да ломоть ржаного хлеба. Пастух, хромой тощий мужичонка из беглых каторжан, искренне жалел сиротку. Он-то и надоумил Глашу:
— Во всю-то жизнь сама свою долю держи крепко, как пойманную в сети рыбёху.
С того дня Глаша всерьез взялась за хозяйство. Спозаранку ходила за немногочисленной скотиной — все-то и богатство их с батькой: старая корова, да пяток курей. Как-то у сердобольной соседки разжилась пшеничкой, за сапетку яиц снесла на мельницу в соседний хутор. Дома затеяла пироги с ботвой.
Отец, осунувшийся, со впалыми щеками да почерневшими глазами, наблюдал за хлопочущей у печи дочкой. Потом слез, окатил голову водой из кадки. Обтёрся. Сел за стол и подозвал Глашу. Усадил на колени:
— Ишь, доча, осиротели мы нонче.
— Энто ничё, батяня, я ужо не малая. Вишь, как управляюся!
Евсей спешно вытер покрасневшие глаза. Засопел и долго смотрел на Глашу, словно впервые увидел. Вздохнул, прижал её к широкой груди:
— Родуня32 ж ты моя.
С того дня снёс Евсей в низы33 бутыли с чихирем, и больше Глаша не видела его пьяным.
***
Она в очередной раз замахнулась, нагнулась, опустила молотилку и получила сильный пинок под зад.
— Спаси Христос! — выронила цеп и стала заваливаться вперед. Крепкие руки больно подхватили под живот и кинули через узкий проход на сено. Глаша перевернулась на спину и увидела перед собой свёкра.
— Батяня, вы шо?!
Кровь застучала в висках.
— «Шо, шо», — передразнил Демид, сдёрнул кушак и стянул порты: — Раздвигай ляжки, Глашка!
— Не губите! — она попыталась отползти назад.
— Мовчи, дура! — Демид скомканным кушаком наспех заткнул Глаше рот. Она замычала. Замотала головой. Свёкор наклонился, схватил обе Глашины юбки и задрал ей на голову. В глазах померкло. Горло сжало удавкой. Демид обозом навалился сверху, больно придавив к земле.
Внезапно тяжесть ушла. Глаша боялась пошевелиться. Она вслушивалась в громкое сопение и обмирала от страха.
— Ну, буде с табя на сегодня, — Демид резко сдернул юбки с головы Глаши и взялся рукой за кушак: — Сболтнёшь кому, башку сверну, как ку́ре.
Он оправил порты, подвязался кушаком и вышёл вон.
Глаша не помнила, сколько времени прошло, прежде чем она встала. В узкие продухи34 заглянуло солнце. Внезапно стало зябко. Затрясло. Вдруг руки́ коснулось что-то тёплое и мягкое. Глаша привстала:
— Тю…ня, — погладила кутёнка. Внутри заскребло. К глазам подступили слезы.
— Гла-а-аша! — издалека раздался голос Игната.
Она медленно поднялась, отряхнула юбки и, едва переставляя ноги, вышла во двор. Не глядя по сторонам, шла к куреню, прислушиваясь к голосам.
У крыльца стоял свёкор:
— Ленивую ты за себя бабу взял: Глашка-то твоя полдня на сеновале нежилася! — раскатисто гаркнул он и ощерился.
Глаша вздрогнула, остановилась. Машинально провела рукой по голове — пальцы кольнуло, к ногам посыпались соломинки. Игнат смотрел исподлобья:
— Ступай: маманя кликала.
Днём октябрьское солнце жарило, но чудился в этом обман. Ночи холодили. Поутру по степи тянулся сырой туман, пряча русло Дона под сизой мглою.
На именины у Демида гулял весь хутор. Хотя Пелагея к осени поднялась, Глаша по-прежнему суетилась по дому одна: подносила блюда с блинами-пирогами, подливала чихирю, подавала студень и уху. Сама на еду смотреть не могла: третью неделю от съестных запахов воротило.
Демид восседал во главе длинного стола. Покручивал усы. Тянул ручищу с чаркой к каждому гостю по очереди. В ответ на хвалебные речи изрекал скупое:
— Добре, добре.
Евсей раздухарился, нахваливая дочь, и всё порывался усадить её рядом с собой:
— Ить, какая спорая девка досталася табе, Игнашка! Доня, донюшка,35 подь сюды!
Игнат сидел рядом с отцом, потупившись. Молча раздирал руками варёную курятину. Глаша покосилась на Пелагею. Та зыркала тяжело, недобро:
— Неси поросёнка, да капусты подбавь!
Глаша посмотрела на мужа.
«Неужто прознал?»
— Да сядь ты! Хлопочешь, как заполошная кура! — возмутился Евсей.
Глаше сильнее всего хотелось куда-нибудь сбежать:
— Щас, батяня, самогону принесу, — она взяла штоф и пошла в низы.
Когда вернулась, Демид осоловелым взглядом обводил гостей.
— Цы-ы-ыц! — его голос заглушил чавканье, хохот, перебранку сидящих за столом. Все замолчали.
— Сядь! — велел Демид Глаше. Взял из её рук штоф и наполнил до краев стопку: — Пей!
Глаша опустилась на краешек лавки. Пригубила. Откусила пирог:
«Шо так творог горчит, аж замутило?» Сердце чуяло недоброе. Неотрывно глядела она на суровое лицо свёкра. Евсей слюняво лыбился и поглаживал Глашу по локтю. Демид осклабился:
— Чем Демидка не турецкий султан? А?! Двух жинок имаю, когда хо́чу и как захо́чу!
Глаша встала. Тотчас в ноги ударила тяжесть.
— Ну?! — не унимался свёкор: — Глашка, раздвигай ляжки! — Он грубо шлёпнул её по заду. — Помнишь, небось, как намедни было?!
Вмиг в курене стало тихо. Слышно только, как билась в оконное стекло муха. Глаша вцепилась в край стола. Игнат дёрнулся. Медленно положил на блюдо обглоданную куриную кость:
— Шо ты брешешь, батяня?!
Демид ощерил рот:
— А шо? Я казак — не чета табе! Жинка твоя знает, — он усмехнулся, пьяно зыркнув на Глашу.
Она помертвела. Взглянула на отца. Тот побледнел и сгорбился. Гости зашушукались. Пелагея смахнула со стола миску на пол. Гости замолкли. В нависшей тишине свекровь зашипела:
— Я терпела твоего ублюдка Прохора, когда ты с Таисией спутался, а таперича в собственном дому́ скотинишься?!
Игнат хлопал ресницами:
— Батька, окстись!
Демид взревел на сына:
— Нишкни!36 Я тут хозяин!
Глаша набрала побольше воздуха и завопила, квашней осев на лавку:
— Батяня, за шо?!
Демид не унимался:
— Обрюхатил табя, и радуйся, дура! Игнашка твой — пустой стручок бобовый. Всё одно, что сухое дерево: сучок есть, да плода не даст.
Глаша подняла взгляд на отца. Евсей беззвучно шевелил губами. Кулаки его сжимались и разжимались.
— Добрую «доню» ты в се́мью нашу выдал, дружко, — повернулся к нему всем телом Демид.
Евсей кривил губы. Потом вдруг резко встал и перекинулся через стол. Схватил Демида за ворот рубахи и сильно затряс:
— Ах ты, потаскун! Пошто, пошто дочу мою ославил?!
Демид высвободился из рук Евсея:
— Неча с больной головы на здоровую перекидывать!
— Изверг! Осрамил пред всем народом! — заголосила Пелагея, — Прокляну, паскудника! И весь твой блудливый род! — она водила по лицам застольников безумным невидящим взором. Остановила его на Глаше: — И ты будь проклята, прелюбодейка!
Глаша застонала. Евсей вскочил на лавку:
— Гад! — вдарил Демиду кулаком в ухо. Потерял равновесие, перевалился через стол и рухнул в ноги Демиду. Тот за грудки поднял свата и отбросил к стене. Евсей рухнул на гостей. Все заголосили и повалили на улицу. Игнат кинулся к отцу и попытался его удержать. Евсей поднялся на ноги и, пошатываясь, приближался к Демиду. Тот отшвырнул Игната в сторону и опустил кулак на голову Евсею.
— Батяня! — Глаша бросилась к отцу. Он лежал на полу без движения.
— Убили! — заголосила Пелагея и накинулась на мужа. Демид отпихнул её. Игнат нагнулся к Евсею и приподнял его за плечи. Тот приоткрыл глаза:
— До-ня… — его дыхание прерывалось, — Замщу, слышь?!
Глаша закусила губы. К горлу подступила тошнота. Раздался глухой удар. Глаша обернулась. Демид лежал на полу, раскинув руки. Пелагея сидела рядом, обхватив простоволосую голову. Глаша встала и на негнущихся ногах вышла на крыльцо.
«Удавиться от позору, — она, не помня себя, пересекла баз и поплелась за ворота. Полная луна освещала пустынный хутор. — Бесстыжая, бесстыжая…» — стучало в голове цепами.
— Гла-ша! — окликнул её знакомый голос. Крепкие руки обхватили за плечи и развернули.
— Игнат, — выдохнула Глаша. Перед глазами резко потемнело. Последнее, что она почувствовала — крепкие объятия мужа.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Времена года предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
