Подъезд

Наталья Василевская

"Подъезд" можно отнести к романтической фэнтези, хотя события складываются таким образом, что эту историю можно воспринимать, как реальную, но весьма загадочную: она о жизни соседей, живущих в подъезде старого дома, на судьбы которых наложил отпечаток случай, произошедший много лет назад. Ужасный поступок, преступление, совершенное одной из соседок, привело к проклятию нескольких поколений. Когда события давно минувших дней стали известны потомкам, компания друзей приступает к решению этой проблемы: с приключениями, неожиданными поворотами, юмором, что в итоге приводит к прекрасным изменениям в их жизни.

1

Странная выдалась осень: после проливных дождей и холодных шквалистых ветров в сентябре неожиданно разгулялось бабье лето, лаская город теплыми лучами солнца. Под ними с удовольствием нежились бездомные коты и собаки, развалившись на пыльных тротуарах и клумбах с пожухлой травой. Деревья скучали в ожидании листопада, и легкий бриз с моря изредка приносил долгожданную прохладу.

Биологические часы подсказывали: пора остыть, надеть уютные свитера, удобную обувь и побродить под зонтом, но лето продолжалось в этот последний день октября.

По оживленной улице, ведущей к площади, шел человек. Приглядевшись, можно было догадаться, что за легкой походкой и беззаботным видом скрывается проблема с недосыпанием, недоеданием и социальным статусом. Из-под черной широкополой шляпы, которая никак не вязалась с поношенным спортивным костюмом и стоптанными сандалиями, выбивались длинные волосы, собранные в хвост.

Заметив в толпе прохожих хорошенькую девушку, он на мгновение останавливал на ней равнодушный взгляд, чудесным образом проникающий под сердце, заставляющий смутиться, и вспыхнуть румянцем. Сделав несколько шагов, красавица оборачивалась и созерцала спину бродяги, а также две резиновые перчатки, торчащие из карманов штанов.

Над площадью, окруженной старинными зданиями с арочными окнами и балконами с коваными решетками, возвышался памятник Екатерине Великой. Молодой человек, отвесив легкий поклон, тихо поприветствовал каменную императрицу:

— Здравствуй, Катя…

Заняв свободную скамейку, и, развалившись на ней, он мгновенно уснул, прикрыв лицо шляпой.

…По заснеженной равнине мчалась тройка лошадей, увлекая за собой экипаж на полозьях, украшенный позолоченными вензелями. Кучер, в тулупе с вышивкой, залихватски щелкал кнутом и задорно покрикивал:

— Давайте, милые! Давайте, хорошие!

Из-под копыт вороных фонтаном бил снег, искрясь на солнце; от шкур, блестящих как китайский шелк, валил пар. Скакуны стремительно приближались к замерзшему озеру, нарушая тишину бескрайних степных просторов веселым звоном колокольчиков. Возле проруби — в дубленке, валенках и нахлобученной на глаза белой чабанской папахе, сидел он — человек со скамейки.

— Тпруу! Стой! — крикнул розовощекий кучер. Из кареты ловко выпрыгнули два лакея в красных ливреях, следом вышла Екатерина Великая, опираясь на плечо камердинера в парике с буклями. В шубе из белого песца и с короной на голове, усыпанной бриллиантами, государыня напоминала располневшую снежную королеву.

— Костик! Чем ты занимаешься в рабочее время? — поинтересовалась она, приближаясь к полынье.

— Рыбу ловлю, Катюша, — ответил рыбак, ослепленный блеском диамантов.

— Кошку будешь кормить?

— У меня нет кошки. И дома, и работы нет, Катя, — пожаловался Костик.

— А зачем тебе тогда рыба?

— Проголодался, два дня ничего не ел.

Императрица нахмурила густые брови, и отдала распоряжение:

— Любезный друг, выпиши ему кошку.

Смачно плюнув на гусиное перо, камердинер нацарапал что-то в огромном блокноте, и, хитро ухмыльнувшись, подмигнул рыбаку. Екатерина подошла к проруби, уставилась на темную воду и произнесла басом:

— Запомни, Костик. Главное в женщине — это ухоженные руки.

— Неужели? Даже не предполагал, — удивился Константин, насаживая на крючок вертлявого червяка.

— А в мужчинах, что главное?

— Умная голова, болван. Книги надобно читать, в библиотеку ходить, а не по бабам шастать.

— Так я, Катя, уже исправился: библиотеку раз в месяц посещаю и с бабами не вожусь.

Императрица скривилась, и, замахнувшись, огрела рыбака веером. Папаха слетела с его головы, и плюхнулась в воду.

Костя открыл глаза. Екатерина, окруженная сподвижниками, горделиво стояла на фоне потемневшего неба. Оглянувшись по сторонам, и, заметив свою шляпу, стремительно летящую вместе с желтой листвой в сторону моста, он пустился вдогонку. Внезапно беглянка остановилась у мусорного бака. Бродяга вернул ее на голову, и, как опытный хирург, надев резиновые перчатки, принялся за дело, ловко вытряхивая пакеты, из которых сыпался мусор: объедки, арбузные корки с семечками, рыбьи головы и дырявые носки.

Один был туго завязан на узел. Костя резким движением разорвал плотный целлофан и извлек, стопку книг. К ней был прикреплен лист бумаги с указанием: «В библиотеку». Задумавшись, он опустил глаза и увидел у своих ног черную кошку, наблюдавшую за ним огромными изумрудными глазищами. Ее густая, длинная шерсть хаотично развевалась на ветру. Костик вспомнил сон…

— Привет! Ты от Кати?

Кошка перевела спокойный и уверенный взгляд на книги, грациозно повернув красивую голову. Мужчина, сняв перчатки и отправив их в мусорный бак, поднял пушистую красавицу и заглянул ей под хвост.

— Что я делаю, киса? Или ты кис?

Обследовав кошку, он вздохнул, и прижал теплое тело к груди. Первые капли холодного дождя темными кляксами расплылись на асфальте.

— Спасибо, Катя. Я оценил твою щедрость. Ну, что, милая? Кажется, я знаю, куда нам нужно идти.

Костик взял свои находки и пошел, опустив голову, сопротивляясь порывам встречного ветра. Кошка послушно сидела на руке, и с жадностью вдыхала воздух, в котором смешался запах морских водорослей и увядших осенних цветов, политых дождем. Ее раскосые глаза блестели, уши подрагивали, ловя звуки улицы. Внезапно она запустила когти в плечо мужчины, громко замурчала, и, словно извиняясь, боднула в висок.

— Ну, ты! Прекращай! Мне же больно! — возмутился бродяга, и прибавил шагу.

Лето стремительно покинуло город, уступив место загулявшей осени. Миновав мост под проливным дождем, странного вида человек с книгами и с кошкой на руках, толкал щуплым туловищем массивную дверь, которая никак не хотела поддаваться. Наконец, она распахнулась, и мужчина исчез внутри старого здания.

— Здравствуй, Костик! Что там на улице? Задуло? — глянув на посетителя поверх очков, спросила пожилая вахтерша.

— Не то слово, тетя Паша. Лада у себя?

— А где ж ей быть? Что-то ты исхудал совсем.

— Так не кормит же никто.

— Эх, Костя. Бить тебя некому.

— Бить есть кому, но я бегаю быстро.

— А что это у тебя? Черное…

— Презент. Одна серьезная женщина подарила.

Костик направился в конец коридора и постучал кулаком в дверь. Не дожидаясь ответа, он вошел в библиотеку.

— А вот и я! Привет, дорогая! Заждалась?

— Угу! Ночами не сплю и все думаю: где тебя черти носят? — не глядя на посетителя, ответила молодая библиотекарь, продолжая что-то писать, старательно выводя буквы.

Мужчина осторожно опустил кошку на пол. Она подняла на него зеленые глаза, медленно моргнула, и, вильнув мокрым хвостом, скрылась за книжным стеллажом.

— Что пишешь? — с облегчением вздохнув, поинтересовался Костя, и поставил стопку книг на стол.

— Заявление на отпуск.

— Кофе угостишь? — Гость плюхнулся в кресло у окна.

— На улице дождь как из ведра льет, а я зонтик не захватил.

— На свалке нашел или грабанул квартиру? — насмешливо спросила Лада, включая электрический чайник.

— Какая тебе разница, любовь моя? Ты ж мне за них не платишь, а у меня появился повод осчастливить тебя внезапным визитом и заодно выпить кофейку. Кстати, печенье есть?

— Даже бутерброд с колбасой есть и яйцо. Как чувствовала, что ты явишься, в обед не доела.

— Ты — святая женщина, — Костя внимательно наблюдал за подругой.

Она достала из-за оконной рамы блюдце с едой, накрытое салфеткой, и поставила перед гостем.

— А сигареткой, для ощущения жизненного благополучия, угостишь?

Девушка смерила приятеля презрительным взглядом, вынула пачку из сумки и небрежно кинула ее на журнальный стол. Костя принялся уминать бутерброд, поглядывая в сторону прохода между стеллажами.

— Так, понятно. Женский набор, — сказала библиотекарь, рассматривая книги.

— Любовь-морковь…Плач брошенной нимфетки…

Домашнее консервирование… пригодится. Наш ребенок… — Лада полистала брошюру, и, захлопнув, молча положила на стол.

— А это что? Спиритизм. Познание тайн Вселенной. Интересно…

— Магия, колдовство, спиритизм — чушь собачья. Игры для психопатов и неудачников. Я все хотел спросить. Тебе не страшно целыми днями находиться среди этой массы книг: мыслей, фантазий, воспоминаний, улетевших неведомо куда, грешных душ? Жуткое место — эта твоя библиотека.

На кладбище все понятно: физиологический процесс завершен, и контейнер для души, получив номер в амбарной книге, спрятан в надежном месте, чтобы родственники могли его безошибочно найти, и раз в год, сидя на лавке, жевать котлеты, пить водку и вспоминать смешные истории из жизни покойника. А здесь мне всегда не по себе, если честно.

— Хватит чушь нести. Ешь быстрей, мне домой пора, коты голодные сидят.

— Покурим и пойдем. А ты замуж выйдешь за меня когда-нибудь?

Костя с удовольствием сделал глоток кофе, и, затянувшись, выпустил каскад колец из дыма.

Лада изобразила на лице гримасу, похожую на улыбку.

— Мне тебя не прокормить на свою зарплату. Поторопись, нужно уходить.

— Там же дождь. Давай посидим, пообщаемся, а потом я тебя провожу.

— У меня есть зонт, — сухо ответила девушка.

Она принялась расчесывать густые волосы цвета зрелой пшеницы, кокетливо рассматривая себя в зеркале, затем накрасила губы коралловой помадой и припудрила носик. Костя с интересом наблюдал за ловкими движениями ее рук.

— Женщина, мне интересно, а почему ты не стареешь? С такой роскошной фигурой сидишь целыми днями за столом. Тебе не обидно?

— Обидно, что мне предлагает обсудить достоинства моего телосложения циник и бомж.

— Какая ты злая, однако. А я планировал прожить с тобой всю свою жизнь.

— И поэтому переспал с тупицей Синицкой после выпускного вечера?

— Почему с тупицей? Она, между прочим, окончила торговый техникум. А вторая моя жена…

— Вот только не надо меня посвящать в родословные твоих жен. Мне и так скучно. Вставай, пора идти.

— В тебе говорит ревность, — Костя закинул ногу на ногу, развалившись в кресле.

Из-за стеллажа выглядывала кошачья мордочка.

— Кстати, а мыши в библиотеке есть?

— Мыши? С чего ты взял? — нахмурившись, удивилась Лада.

— А почему у тебя кошка тут бродит?

— Ты спятил? Какая кошка?

— Вон та, черная с хвостом.

Лада медленно повернула голову, и вскочила со стула.

— Только не это! — прошептала библиотекарь, растерянно глядя на животное.

— Женщина, а почему твои руки в таком жутком состоянии, все в царапинах? Ты, очевидно, не в курсе, но я тебе скажу: красивые и ухоженные руки — это очень важно.

Лада изменилась в лице и, прошипела:

— Вон отсюда! Вон! Тупое ничтожество! И чтобы я тебя здесь никогда больше не видела!

На ее лице вспыхнул румянец.

— Проваливай и забудь сюда дорогу! — крикнула она бегущему к дверям Костику и опустилась на стул.

— Нет! Это никогда не кончится, — девушка рассматривала нежданную гостью, сидящую у ее ног.

— Откуда ты взялась, детка? Ты замерзла и пришла через форточку? Какая славная!

Кошка внимательно слушала Ладу, глядя на ее очки. Внезапно она запрыгнула к ней на колени, и, коснулась мокрым носом щеки. Девушка обняла пушистую красавицу, и вновь, как прежде, пришло необыкновенное чувство радости и восторга.

Вахтерша отвлеклась от вязания и покачала головой:

— Уходишь, Ладушка? Ну и мерзавец, твой Костик. Ему женщина кота подарила, а он тебе его подсунул. Мужик, одним словом. Все они без царя в голове.

— Он не мой. До свидания, тетя Паша.

Библиотекарь положила ключи на стол и вышла на улицу.

Промозглый ветер продолжал срывать листву с ветвей деревьев, разгоняя прохожих по теплым квартирам, в уютные кухни и на диваны с пледами.

— Пойдем домой. Я тебя познакомлю с бабушкой. Какой кошмар, — вздохнула Лада, перепрыгнув лужу.

Девушка вспомнила, как много лет назад они с Костей бродили по улицам города и строили планы на будущее. Был теплый майский вечер, в воздухе парил дурман цветущих акаций, и впереди была целая жизнь. А потом она два года с маниакальной настойчивостью изгоняла любовь из своей плоти. Любовь упиралась, рвала нервы, сосуды, топтала вены и артерии, предсердия и желудочки, выливалась слезами в подушку по ночам, застревала комом в горле, и в итоге Лада оказалась на приеме у врача, который с равнодушным видом выявил невроз и прописал настойку валерианы. По дороге домой девушка увидела рыжего котенка, сидящего на крышке люка. Малыш неистово орал, открывая розовую пасть, и пытался разглядеть окружающий мир. Через минуту он оказался в сумке, где притих, уткнувшись мордочкой в носовой платок.

Любовь внезапно успокоилась и тихо вышла из тела. Какое-то время Лада прислушивалась к себе, ощущая внутри пустоту и холод, но боль уже не беспокоила. Она начала спать по ночам, прижимая себе мурчащий пушистый комок, который быстро прибавлял в весе и вскоре превратился в наглого, своенравного кота, постоянно гуляющего по крышам. Ей очень не хотелось расставаться с чувством умиления, когда рядом на подушке, припав мокрым носом к ее щеке, сопит маленькое беззащитное существо, теплое и мягкое. Поэтому, она периодически подбирала бездомных котят и приносила их домой.

Бабушка Лады, Ольга Ильинична, после неудачного опыта внучки в любовных отношениях, собрала соседей и суровым тоном распорядилась не лезть ей в душу, не давать глупых советов и оставить девушку в покое, пока она будет справляться со своей бедой. Новые коты, появляющиеся в доме, не вызывали восторг у старушки, но она молча проявляла терпение.

Позже не обошлось без мимолетных романов, которые еще больше затянули беднягу в оригинальное хобби. Первый ухажер был до смеха глуп, второй патологически жаден, а третий до безобразия неряшлив. Когда в доме появился пятый кот, Ильинична встревожилась, и, усадив Ладу на диван, заявила ей о своем протесте и намерении снова отправить ее к доктору. Внучка, выслушав ультиматум, попыталась выдавить из себя слезу, но отступила, поклявшись, что с котами покончено навсегда.

— Что сейчас будет!

Кошка вдруг мяукнула.

— Ты меня успокаиваешь? — Лада засмеялась и прибавила шаг.

Они шли по вечерним улицам, встречая редких прохожих, спешащих домой. На тротуар падал теплый свет фонарей, за занавесками суетились люди, занимаясь домашними делами, готовясь к выходным. Неожиданно кошка вздрогнула, и, вытянув шею, пыталась заглянуть в окно, из которого доносилось: «Michelle, ma belle»…

— Что с тобой? Тебе знакома эта песня? Мне она очень нравится.

Привстав на цыпочки, Лада увидела пожилую пару, сидящую за круглым столом. В комнате, освещенной торшером, было красиво и уютно. Мужчина с женщиной держали в руках бокалы с шампанским, и, улыбаясь, смотрели друг на друга.

«Michelle, ma belle»… — тихо пели Битлз.

— Милая, а давай назовем тебя Мишель! Какое подходящее имя для такой красавицы. Мишель… Замечательно. Знаешь, я живу в подъезде старого дома. На первый взгляд, ничего особенного в нем нет. Мои соседи — обычные люди, не похожие друг на друга, но нас объединяет одно интересное обстоятельство. Все жильцы — потомки тех, кто впервые поселился в нем. Представляешь? Столько лет прошло, а мы ходим по той же мраморной лестнице. А еще в подъезде есть огромное зеркало — наша гордость. Разглядеть в нем уже ничего нельзя, но когда я иду мимо, всегда думаю: оно видело моих предков. Согласись, это удивительно…

Лада рассказывала Мишель про соседей и про то, что каждую пятницу по давней традиции, передавшейся от родителей, а тем — от их родителей, жильцы подъезда ужинают вместе.

— Иногда мы спорим, ссоримся и даже хамим друг другу, но почему-то никто в серьез не обижается, не злится. Мы отлучаемся на работу и опять возвращаемся в подъезд. К нам не приходят гости, у нас нет друзей, у нас есть только мы. И даже те, кто попал к нам в разное время, выйдя замуж или женившись, становятся такими же заложниками этого непонятного явления. Наши квартиры не закрываются на замки — это не принято, и если кто-то не успел приготовить обед, может совершенно спокойно заглянуть в холодильник соседа и перекусить. Пять моих котов, я тебя познакомлю с ними, ведут себя абсолютно нормально, в отличие от нас. У каждого из них есть своя личная жизнь. Они уходят по делам, на свидания, исчезают на неделю, а то и на две, возвращаются с разорванными ушами, с блохами, бродят по подъезду, гадят, где им вздумается. А еще забегают во все квартиры, как к себе домой. В этом они похожи на нас. Мы — странные люди, согласись, Мишель.

Кошка тихо сидела, устроив лапы на плечах Лады.

— Нам очень скучно жить, только мы не показываем вида. Какие-то мы непутевые. Ну, вот и пришли… Не пугайся, если бабушка начнет кричать. Она тоже несчастная. У нее болят ноги, и она похоронила моих родителей. С котами не ссорься, вы поладите, они миролюбивые. Как хорошо, что меня никто не слышит! Что я несу?! Ну и денек…

Лада толкнула коленом дверь и вошла в прихожую. В квартире пахло жареной рыбой. Сквозь шум воды и звон посуды пробивалось бормотание теледиктора.

— Мишель, побудь здесь, пожалуйста.

Кошка послушно присела на половик, обвив себя роскошным хвостом.

Девушка направилась к кухне и облокотилась о дверной косяк.

— Почему так поздно? С тобой все в порядке?

Бабушка внимательно посмотрела на Ладу. Внучка поправила воротник ее байкового халата, и глубоко вздохнула:

— Бабуля, скажи мне честно…

Она замялась, не зная, что говорить дальше.

Старушка медленно присела на табуретку.

Обе молчали, диктор из телевизора сообщил:

— И о погоде… По городу и области объявлено штормовое предупреждение.

— Говори…где? — тоном следователя по уголовным делам, выдавила из себя бабушка.

— Там сидит…

Внучка указала пальчиком в сторону входной двери.

Старушка с трагическим выражением лица уставилась в пол.

— Ба, там холодно и дождь льет…

Лада замолчала, поймав ее суровый взгляд. Взяв палочку, стоящую у стены, бабушка медленно поковыляла в коридор. Мишель сидела, не шевелясь, на коврике, как статуэтка из антикварного магазина.

— Черный? Именно его нам и не хватало для полного счастья. Я поняла. Это не ты их находишь, а они тебя. И с этим ничего не поделаешь. Кому-то суждено детей рожать, кому-то богатым быть, кому-то петь, танцевать, писать книги, а твой удел — котов подбирать. Поздравляю, милая.

— Это она. Ее зовут Мишель, — уточнила Лада.

— Мишель? — женщина удивленно подняла брови, и собралась было что-то сказать, но вместо этого уставилась на кошку.

— Надо же… ну, проходите. Здесь моя спальня. Вон диван, на нем вам будет удобно. Фикус просьба не обжирать. Там у нас кухня. На столе не валяться, в мусорное ведро не лазить. Завтрак в семь утра, ужин — когда явитесь.

Бабушка подошла к окну и отодвинула штору.

— Сейчас придут ваши соседи.

— Ба, прости меня. Это в последний раз.

— Не переживай, Лада, это точно последний раз. Мне недолго осталось.

— Ты сейчас специально сделала мне больно или у тебя случайно вышло?

Старушка открыла форточку и обратилась к кошке:

— Вот так и живем, Мишель…

В коридоре скрипнула входная дверь.

— Эй, вы где? Ух ты, как рыбка пахнет! Ольга Ильинична, это бычки?

— Нюма, проходи. Мы в спальне.

На пороге появился мужчина в махровом халате, с увесистым золотым жгутом на шее, и с черными глазами, напоминающими крупные маслины.

— О! Это что за уголек? Очевидно, новый жилец? Ильинична, вы уже приняли корвалол?

— Это Мишель, познакомься.

— О! Мишель — мастер спорта по ловле мышей. Хорошая кошка, породистая. Короче, вы идете? Все ждут. Есть хочется. Мы у Женьки сегодня.

— Я не иду на ужин, ноги на погоду разболелись.

Ильинична взяла Мишель и усадила ее на колени, Нюма с Ладой отправились на кухню, прикрыв дверь.

— Это что за номер? Она тебя не била?

— Я думала, она меня вообще прибьет, уж к врачу точно отправит. Но про врача пока молчит и как-то странно себя ведет. К чему бы это?

— К дождю. Пошли, у меня сейчас голодный обморок будет.

Лада вынула из холодильника бутылку водки.

— Держи. Забирай рыбу и иди, я сейчас…

Нюма вышел за дверь, а Лада вернулась в комнату бабушки.

Ильинична сидела на диване, и гладила Мишель по голове.

Девушка присела на корточки, и заглянула ей в глаза:

— Ба, скажи мне, что все хорошо. Ну, или скажи, что я псих, и мне пора к доктору.

— Тебе пора на ужин. Не пей много.

Лада подошла к двери и обернулась.

— Все хорошо. И то, что с тобой происходит, не имеет никакого отношения к медицине, — грустно улыбаясь, произнесла Ильинична.

— Ты о чем?

— Иди, не заставляй всех ждать.