Я стану твоим другом

Наталья Брониславовна Медведская, 2021

Как не обозлиться на весь мир, а в первую очередь на своих одноклассников, если тебя называют дочерью убийцы, презирают из-за работы матери, считают нищенкой и попрошайкой. Что остаётся Дарине, кроме как игнорировать их и делать вид, будто тебя это не трогает и ты толстокожая. Сжав зубы, наперекор всему, пойти навстречу своей мечте и сыграть с судьбою в поддавки. Приняв жестокие правила жизни, всё же не изменить себе, как бы ни было трудно. А наградой за все старания Дарины станет настоящая любовь и верная дружба.

Оглавление

  • Глава 1

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Я стану твоим другом предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 1

От злости глаза Ангелины потемнели, в эту минуту она ничем не походила на принцессу, на самую красивую девочку среди восьмых классов. Её пшеничного цвета волосы, всегда искусно завитые, обрамляли искажённое ненавистью лицо, ставшее от этого уродливым. Дарина подумала, что сейчас одноклассница напоминает ей Медузу-Горгону, та, видимо, также выглядела, когда нападала на Персея. Она перевела взгляд на лужу, на краю которой стояла, и увидела в ней отражение Ангелины — в мутной воде её образ расплывался, из-за этого одноклассница в своём негодовании смотрелась скорее смешной, чем опасной. И хотя внутри всё кипело от возмущения и обиды так, что её трясло, Дарина широко улыбнулась, в тёмно-карих почти чёрных глазах загорелся мрачный огонь. Лицо от гнева покраснело до макового цвета, а небольшой шрам на лбу стал алым.

— Ах ты, сука! Ещё и лыбишься! — Ангелина изо всех сил толкнула Дарину в лужу.

Та не удержалась и полетела в самую середину глубокой промоины, до краёв наполненную недавно прошедшим дождём. Тучи грязных брызг обдали саму Ангелину, её друзей и зевак, наблюдающих за разборкой девочек.

Подруга и приспешница Ангелины Вика, взвизгнув, попыталась стряхнуть брызги со школьной формы, но только размазала грязь по белой блузке и синей юбке. Карина поморщилась и, сняв очки, стала протирать выпачканные стёкла. Егор, заметив потёки чёрной жижы на брюках, коротко выругался, а его друг Иван, стоящий дальше всех, обрадовался, что ему досталось меньше всех. И только в глазах Марины промелькнуло что-то похожее на сожаление, но оно тут же исчезло, уступив место показному равнодушию.

Дарина, скользя в грязи, поднялась из лужи. Она представляла, как сейчас выглядит. Прежде светлая кофточка превратилась в серую и прилипла к телу, обрисовав кружевной бюстгальтер, а узкая юбка буквально приклеилась к бёдрам и ногам. Заметив направленные на неё телефоны, Дарина выпрямилась и, задрав подбородок, вызывающе посмотрела на людей, окружающих её. В эту минуту она ненавидела весь мир, от её лица отхлынула вся кровь, кожа стала ослепительно-белой, а тёмные глаза загорелись мрачным неистовым огнём. Если бы взгляд мог убивать, школьники попадали бы замертво. На секунду её взор остановился на лице Ивана. Он смутился и быстро отвёл глаза.

— Зря ты так поступила, — выпалила Дарина.

Ангелина на всякий случай отошла подальше от воды и встала между Иваном и Егором, догадавшись, что хочет сделать соперница.

Дарина разочарованно выдохнула, добраться до одноклассницы ей не позволят. Иван Имрич и Егор Климов входили в ближний круг друзей Ангелины, а главное, были значительно выше, сильнее и крупнее её. Справиться с ними не получится — придётся проглотить обиду и на время забыть об отмщении.

— Обещаю: всё равно выкупаю тебя не в этой луже, так в другой.

Ангелина фыркнула:

— Только попробуй. Ты получила за дело. Нечего воровать чужие телефоны.

Дарина уставилась в голубые глаза своего злейшего врага, сейчас они светились удовлетворением и довольством.

— А доказательства, что я это сделала, у тебя имеются. — Она кивнула на свою выпотрошенную школьную сумку. — Ты у меня его нашла? Какое имеешь право обвинять просто так?

— Кто ещё кроме тебя, нищенка, мог позариться на подержанный телефон. Кроме того, Карина видела, как ты выходила из класса. До урока физкультуры он лежал в столе, а потом пропал. Лишь троих человек не было на уроке, но у Вики и у Марины свои хорошие телефоны имеются, только у тебя полная фигня. Значит, это твоя работа.

Усмехнувшись, Дарина отступила в сторону. Присев на корточки, стала складывать вещи в рюкзак. Хорошо хоть книги и тетради высыпались на тротуар. Плитка на нём высохла на солнце и вещи не пострадали. Собрав всё, она повесила рюкзак на плечо.

— Дура ты, Радимова. Класс не закрывался, в него мог войти любой, а ты лишь ко мне прицепилась. Сдался мне твой гаджет. Чего ты так взбесилась? Сама говоришь, телефон старый.

— Старый он только для меня. Его всего два месяца, как купили. Я хотела кое-кому его подарить. — Сообразив, что она объясняется перед ненавистным врагом, Ангелина разозлилась. — Всё равно я уверена, кроме тебя больше некому украсть мой телефон.

— То, что ты сделала, называется кляуза и неправомерное обвинение. Ходи теперь, Радимова, и оглядывайся. Я давно другая, не такая, какой была раньше — больше не собираюсь спускать тебе это рук.

— Ты ещё смеешь ей угрожать! — вспылил Егор. Будучи капитаном школьной баскетбольной команды, он считал себя единственно подходящим парнем для Ангелины. Она пока не согласилась с ним гулять, но он очень надеялся её завоевать.

— Никаких угроз, просто констатация факта. Око за око, — пожала плечами Дарина и пошла прочь, чувствуя меж лопаток взгляды школьников.

Она давно ощущала себя загнанным в угол зверем. Вернее замученной, бродячей собачонкой, которая только притворяется волком. Но другого выхода у неё не имелось. Если она не хотела, чтобы над ней ежедневно издевались и зло подшучивали, то не должна сдаваться.

Отойдя от злополучной лужи, которая с незапамятных времён существовала неподалёку от школьных ворот, Дарина достала из потайного кармашка рюкзака второй телефон и принялась смотреть переписку в закрытой группе. Эту группу Карина, хорошо разбирающаяся в компьютерах, создала специально для своей подружки Ангелины. Та стала лично отбирать друзей, высылая приглашения и принимая заявки, допускались лишь те, кто чем-то понравился ей, как-то угодил или стал интересен. Группа Радимовой превратилась во что-то наподобие элитного клуба, куда попасть было не так-то просто. Дарина находилась в этом интернетном клубе, не для того, чтобы, словно мазохистка, читать о себе гадости, ей необходимо было знать планы врагов. В нём она оказалась благодаря неожиданному общению с главным плохишом среди восьмиклассников Яном Пасечником.

В один из дней, когда её особенно достали высказывания Ангелины, она ушла с урока и отправилась в парк, расположенный возле школы. Усевшись на лавочку, скрытую кустами боярышника, принялась рыдать, изнывая от горькой обиды, негодования и злости.

— Нет ничего глупее, чем жалеть себя, — услышала она чей-то голос.

Оглянувшись, Дарина увидела одноклассников Яна Пасечника и Алеся Петрова. Что эти двое делали вместе непонятно. Хулиган и троечник Ян являлся головной болью всех учителей. Будучи далеко неглупым, он не желал учиться и подчиняться правилам, но ухитрялся балансировать на грани, не давая окончательного повода для его исключения из школы. Высокий, широкоплечий, крупный он занимался вольной борьбой в поселковом клубе. Алесь являлся его полной противоположностью, будучи тихим и спокойным отличником, он не ввязывался ни в какие конфликты и всегда предпочитал держать нейтральную позицию. Недаром школьники дали ему кличку Швейцарец. Даже внешне они различались: Ян огненно рыжий, зеленоглазый, с крупным перебитым носом и Алесь светловолосый, голубоглазый, обаятельный с девчачьей родинкой на щеке. Но сейчас сидя на подстриженной газонокосилкой траве, они оба курили и с одинаковой насмешкой глядели на одноклассницу.

— А что мне ещё делать? — буркнула Дарина, вытирая слёзы. Она чувствовала себя неловко, будто её поймали за постыдным делом. Впрочем, выказать слабость в глазах Яна и являлось самым большим позором.

Он затянулся сигаретой, выпустил изо рта колечки дыма. Похоже, много раз тренировался, чтобы так картинно пускать дым.

— Просто не обращай внимания или научись давать сдачи. Ты боишься выглядеть плохой, пытаешься взывать к добрым чувствам людей. Хочешь чтобы тебя пожалели и наконец-то отстали? Но этого не будет. Пока ты выглядишь слабой, над тобой так и продолжат издеваться.

Алесь затушил окурок, сплюнул в траву. Это так не вязалось с образом пай мальчика, что Дарина во все глаза смотрела на него.

— Тебе полезно прочитать хоть одну книжку о психологии подростков. Что же ты такая тупая, пора бы уже поумнеть. Сейчас мы как стая хищников, которые набрасываются на того, кто слабее, глупее, беззащитнее или просто на нас не похож. Егорова, ты же нормально учишься, не должна же быть полной идиоткой, но ведёшь себя, как круглая дура.

В глазах Дарины вскипели слёзы, лицо начало гореть огнём. Она ненавидела свою привычку моментально и по любому поводу краснеть. Из-за очень белой кожи она становилось похожей на перезрелый помидор.

— А что я должна делать? Так же обзываться? Опускаться до их уровня? Или даже драться?

Ян коротко хохотнул, представив невысокую, хрупкую Дарину, ввязывающуюся в драку.

Алесь же кивнул.

— А почему нет. Раз не умеешь гасить конфликты в зародыше, научись давать сдачи хотя бы тем, с кем способна справиться. Неужели на это у тебя мозгов не хватает? Чтобы другие хоть немного побаивались попасть в неприятную ситуацию, тебе тоже придётся язвить и ругаться. Пока же ты ведёшь себя, как овца на заклание: обижаешься, плачешь и пытаешься вызвать сочувствие. Смотреть на это просто противно. Выглядишь жалкой. И сочувствовать тебе, никому не хочется.

Ян усмехнулся.

— Гордости у тебя ни на грош.

Дарина думала, что обидеть её сильнее уже нельзя, но оказалось можно. Она вскочила с лавочки и запальчиво выкрикнула:

— Вы такие же сволочи, как и пятёрка Радимовой, ничем от них не отличаетесь.

— Может и сволочи, но не такие, — фыркнул Ян. — Мне претит брать верх над слабыми. И жутко надоело смотреть на то, как ты ежедневно ходишь зарёванная и вся в соплях.

— В каких ещё соплях?

Алесь подтвердил слова друга:

— Здорово надоело. Никакого развлечения, только настроение портится. Могла бы хотя бы не попадаться в одни и те же ловушки. Кнопки и клей на стульях ничего нового, но ты регулярно садишься или вляпываешься в это. Вода и мусор в твоём рюкзаке тоже постоянно. На спине у тебя неизменные дурацкие записки. Ты пробовала быть внимательней и не доставлять удовольствие твоим врагам? — Он повернулся к Яну и поинтересовался у него: — А с чего собственно началась эта катавасия?

— Вражда Родьки и Егорки? — Ян почесал в затылке. — Хрен его знает, но причина должна быть.

— Козни и подставы иногда можно узнавать из группы Родьки, — подсказал Алесь.

Дарина отметила, что Алесь и Ян не только её фамилию сокращают, но и фамилию Алевтины, словно ставили их на одну доску.

— И как я в неё попаду? Сама Линка что ли добавит меня в друзья?

Ян хлопнул друга по плечу.

— А это идея. Если Вампирша, — он на секунду запнулся. — То есть ты, Дашка, будешь в её группе, то многое узнаешь. Алесь, добавься к Линке в друзья и отдай свой чат Дашке. — Заметив изумление на лице собеседницы, предупредил: — Только ты потом не пиши всякие глупости от его имени, вообще ничего не пиши, просто безмолвно будь там. Вроде шпиона на задании.

— Можешь иногда смайлики отправлять, — милостиво разрешил Алесь.

Кличку Вампирша Дарина получила из-за белоснежного цвета кожи и тёмных глаз. Кроме того, её никто не называл Дариной, все звали Дашкой или Дашей, даже учителя.

— С чего это вы вдруг подобрели ко мне? — Дарина с подозрением посмотрела на друзей. — Здесь кроется какой-то подвох?

Ян развёл руками.

— Никакого. Скажем так, нам интересно понаблюдать, что из всего этого получится. Надо же как-то развлекаться, а то в последнее время в школе скука смертная. А в нашем классе одни и те же развлечения с тобой в главной роли.

— А я уже всё, — Алесь показал на телефон. — Радимовой, очевидно, так хотелось заполучить меня в друзья, что она даже на уроке приняла заявку. — Он отдал свой телефон Дарине. — Держи, не потеряй его и никому не показывай. Не спали меня. Дерзай, Егорова. Развлеки нас на полную катушку.

Получается, теперь она могла с его телефона и под ником Алеся заходить в группу Ангелины. Дарина растерялась.

— Но как же… Это ведь твой телефон.

— Не волнуйся, у меня второй имеется, запасной, получше и поновее.

Эта встреча в парке произошла вначале мая перед концом учебного года. В восьмой класс Дарина пришла готовой сражаться за своё место под солнцем.

Ей пришлось нелегко. Оказалось, реагировать на выходки Радимовой сдержанно, но ехидно, трудно, в душе она здорово трусила, и поначалу её голос дрожал и срывался на слезливый тон. Но постепенно из поджавшей хвост собачонки Дарина становилась храброй зверушкой, пусть ещё несильной, но уже и неробкой. Удивительным образом, но учителя вели себя так, будто не замечали проделок Ангелины и её друзей или считали их безобидными. Только иногда слегка корили Радимову, если она немного перебарщивала с воспитанием неугодных ей одноклассников. Считали, ведь ничего страшного не происходило, никого сильно не били, не устраивали экзекуций, это просто шалости подросших деток. Все знали: Ангелине многое сходит с рук из-за того, что её отец является главой поселковой администрации, от которой зависела школа. А отец Ивана Имрича заместитель у отца Радимовой. Мать Егора Климова работает главным бухгалтером на крупном строительном комбинате, где трудилось большинство жителей посёлка. Ради девочки, имеющей маму уборщицу, никто не собирался ссориться с более выгодными людьми. Дарина в тринадцать лет на себе осознала как важен статус родителей и давно не питала иллюзий.

Посмотрев в группе свои фото: вот она сидит в луже, вот стоит мокрая и грязная перед Ангелиной, начала читать ехидные комментарии.

«Вампирша ополаскивается в луже».

«Егорка принимает грязевые ванны».

«Ха-ха-ха Дашка классно отсвечивает нижним бельём».

«Прикольно мокнули дочку уборщицы в воду».

Дарина пролистнула сообщения в чате группы и наконец-то отыскала нужное. Радимова хвалилась, что сегодня в половине девятого вечера идёт на день рождения к Имрану. Мол, и подарок ему приготовила необычный. И обязательно позже покажет, в чём она будет на празднике. Ангелина строила из себя местную блогершу, постоянно выкладывала посты в группе, сообщая буквально о каждом своём чихе. А её, так называемые друзья, поддерживали лайками и восторженными комментариями любой наряд и, одобряя каждый поступок. Она, по всей видимости, ощущала себя значимой персоной, жизнь которой интересна и занимательна для других.

Дарина знала кто такой Имран. Этот десятиклассник являлся предметом грёз многих девочек в школе. Он мог похвастаться высоким ростом, отличной фигурой и красивым лицом украшением которого являлись тёмные глаза, окружённые чёрными, густыми ресницами. Будучи потомком сразу двух наций еврейской и абхазской, он взял от каждой лучшее. В дополнение ко всем физическим достоинствам Имран обладал хорошим голосом, умел играть на скрипке и фортепиано, отлично учился и постоянно побеждал в соревнованиях по лёгкой атлетике. Часто выступая на мероприятиях, он вводил женскую половину школы в психологический экстаз. Родители Ангелины дружили с родителями Имрана, сама она давно пыталась понравиться ему, но пока безуспешно. Он не видел ничего примечательного в девочке, которую знал с детства. Дом Имрана Ортона находился на тенистой улочке неподалёку от поселкового стадиона. Пока эти сведения о планах врага на вечер ничего не давали Дарине, но кое-какое решение уже забрезжило в её голове.

Сегодняшняя выходка Ангелины была ответом на поступок Дарины, который та в свою очередь совершила из-за действий недруга. Привыкнув брать школьную сумку с собой, даже если выходила на пару минут в коридор или в туалет, Дарина теперь не давала возможности команде Радимовой что-то подложить в неё или выпачкать. Также они больше не могли поймать её ни со столом, ни со стулом. Прежде чем сесть она внимательно всё осматривала и всегда носила с собой пачку влажных салфеток. Но сегодня выйдя с рюкзаком на обед, забыла о спортивной обуви в ящике стола. Ещё в столовой она заметила насмешливые взгляды, направленные в её сторону. Чтобы не выдать себя, она не стала заходить в чат, но уже догадалась, им удалось-таки её достать. Войдя в класс, Дарина оглядела своё место и всё вокруг — ничего. А когда стала переодеваться на физкультуру, в ящике не обнаружила кроссовок. Кто-то из девочек делал вид, что происходящее их не интересует, кто-то злорадно ухмылялся, и только единицам было неловко. Проследив за взглядом Ангелины, Дарина подошла к мусорной корзине — её кроссовки, залитые клеем и краской, лежали поверх клочков бумаги. Она взяла корзину и вывалила содержимое на стол Ангелины и её соседки Вики

— Ты охренела? — закричала Радимова, отскакивая в сторону. — С чего ты взяла, что это мы взяли твои кроссовки?

Дарина по лицам соперниц прекрасно видела ответ.

— Тогда откуда вам известно, что я из-за кроссовок высыпала мусор. Правду говорят: на воре и шапка горит. Сделаете ещё что-то подобное, в следующий раз я надену эту корзину кому-нибудь из вас на голову.

— Психопатка! — возмутилась Вика. — У тебя есть доказательства?

Ангелина поморщилась

— Карин, уберёшь здесь? Ты ведь не идёшь на физкультуру, а нам с Викой надо на урок.

Карина не смотря на свой ум, она прекрасно играла в шахматы и даже имела второй разряд в этом виде спорта, всегда подчинялась Радимовой и выполняла все её поручения.

Дарина догадывалась, откуда у неё эта привязанность. Карине очень нравился Егор и, только находясь рядом с Ангелиной, она могла близко с ним общаться.

Высыпав мусор, Дарина заметила в столе телефон Радимовой. Отметив это, она вернулась на своё место, переоделась и пошла сообщать физруку, что забыла спортивную форму и поэтому присутствовать на уроке не может. Выслушав от учителя нелицеприятное мнение о своей памяти и заработав двойку, она вернулась в класс. Сев за свой стол, открыла учебник алгебры. Карина с мрачным лицом убирала стол. Собрав мусор и сообразив, что улика находится в корзине — понесла её во двор к большим мусорным бакам. Дарина быстро встала, забрала телефон Ангелины, спрятала его в узкую щель между шкафом и стеной. Потом спокойно взяв свой рюкзак, отправилась на улицу.

Четырёхэтажное здание школы окружала аллея из раскидистых лип в конце сентября ещё покрытых тёмно-зелёной листвой. Кое-где между лип росли чахлые тоненькие берёзки, им кажется, не нравилось соседство с этими крепкими, сильными деревьями. Ближе к тротуару вальяжно располагались кустарники, создающие нижний ярус зелёных насаждений. По всей аллее были установлены деревянные скамейки, на которых любили отдыхать школьники во время перемен. Позади здания находился стадион, оттуда сейчас слышались голоса учеников, подбадривающих своих одноклассников, играющих в волейбол. Дарина уселась на скамейку и, закрыв глаза, попыталась успокоиться. Сентябрь выдался дождливым и удушливо жарким, словно осень решила притвориться летом, даже ветер дул тёплый и ласковый. Он шевелил волосы, обдувал разгорячённое лицо, позволяя хоть немного его охладить. Открыв глаза, Дарина бросила взгляд на белые стены школы в коричневых переплётах окон, посмотрела на высокую четырёхскатную крышу, на ярко-синее небо и ощутила умиротворение. Она была готова снова вернуться в класс.

Пропажа телефона обнаружилась лишь после уроков, когда Радимова собралась сделать сюрприз Ивану Имричу.

— Карина, ты не видела телефон?

Та покачала головой.

Ангелина сразу же уставилась на Дарину.

— Эй, Вампирша, твоя работа?

— Понятия не имею о чём ты, — пожала плечами Дарина и пошла к входной двери.

За ней будто конвоируя, двинулась вся пятёрка под предводительством Радимовой. Возле лужи и состоялся допрос. Дарина поздно сообразила, какую угрозу та представляет для неё.

Дарина вышла из чата и отключила телефон. Придётся подождать нового сообщения и тогда она решит, что предпринять дальше.

Ей очень не хотелось возвращаться домой. Дом перестал олицетворять для неё место, где она могла согреться душой и отдохнуть.

Пошёл всего второй год со смерти отца, но деревья в саду уже сплели свои нестриженые ветки и превратили его в мрачное, неухоженное место. С фронтона дома, с оконных рам и ставень облезла краска, дожди смыли кремовую эмульсионку со стен и они приобрели неопрятный серый цвет.

Дарина прошла по бетонной дорожке к крыльцу, прислушалась, не звучит ли музыка? Обычно мама, употребив «лекарство», включала торжественно-заунывную мелодию Моцарта «Реквием». Эта музыка так осточертенела Дарине, что она зверела, уловив первую же ноту из этого произведения. К счастью, сегодня было тихо. Отыскав ключ под глиняным горшком, с давно засохшей геранью, она отомкнула дверь и прошла внутрь.

«Интересно, где её мамашу черти носят?»

Вернувшись домой после полудня, она обычно употребляла одну или две рюмочки вина, укладывалась на диван и либо слушала Реквием, либо спала до вечера. Затем поднималась и шла мыть полы после второй школьной смены. После смерти отца мать превратилась в тихопомешанную алкоголичку. Она редко буянила, ни с кем не ругалась, не бродила по улицам, а просто пила дома в полном одиночестве. Спиртное служило ей способом забыться и как-то пережить очередной бессмысленный по её мнению день.

Перестав общаться с людьми, Анна даже с дочерью разговаривала лишь по необходимости. Утром, кое-как приведя себя в порядок, она отправлялась на работу, убирала коридоры и служебные помещения, потом приобретала в ближайшем магазинчике заветную бутылку красного сухого вина или любимого ею Кагора и возвращалась домой. Так однообразно проходили её дни, и она, кажется, была только этому рада, не желая никаких перемен.

Дарина сняла с себя мокрую одежду, прополоскала её от грязи в ванной и засунула в стиралку, добавив двойную порцию порошка. Вымыв туфли, напихала в них газеты, оставшиеся с давних времен. Отыскав в холодильнике парочку яиц, разбила их в тарелку. Добавив к ним крохотные квадратики сухарей и мелко нарезанный болгарский перец, всё вылила на сковороду. На плите на одной из конфорок стояла кастрюлька, она подняла крышку, понюхала — опять гороховый суп. Мать отчего-то предпочитала супы с различными видами бобовых, совершенно забывая, что дочь их терпеть не может. Ожидая, пока омлет приготовится, залезла в телефон Алеся посмотреть: нет ли чего новенького. Отыскалось. Ангелина выкладывала свои фотографии в различных нарядах, советовалась с подругами и друзьями по группе, в чём лучше отправиться на день рождения Имрана Ортона. Прочитав парочку восторженных комментариев, Дарина еле удержалась, чтобы не написать колкое замечание. Радимова явно стала зависимой от одобрения и похвалы своих интернетных прихлебателей, иначе, зачем без конца постить любое самое маломальское событие из своей жизни. Впрочем, в этом Дарина могла упрекнуть многих своих ровесников. Выходило прямо, как в рекламе: не запостишь, не поверят и скажут, что этого не было. А если без конца выкладывать фотки, то большинству начинало казаться: жизнь просто бьёт ключом. По совету подружек Ангелина наконец сделала выбор, остановившись на светло-сиреневом шёлковом платье. В нём как расхваливали её фанаты, она выглядела мило и невинно. Эта фраза рассмешила Дарину. Крокодил и ведьма в одном лице не может выглядеть невинно. И это относилось не к внешности Радимовой, а к её внутренней сути. Перед преподавателями и другими взрослыми Ангелина представала в образе хорошей, порядочной и очень честной девочки, не способной на подлость. Только некоторые ровесники знали, что она представляет собой на самом деле. Её имя совершенно ей не подходило, она была далеко не ангелом.

Пообедав, Дарина села за уроки. После гибели отца, впав в отчаяние, она запустила занятия и скатилась на тройки и двойки. Переживая неожиданное осуждение и буквально травлю матери знакомыми и незнакомыми людьми, желала одного, спрятаться от всех. Общественное осуждение коснулось и её: родители подруг и одноклассников попросту запретили общаться с ней. Но, по-видимому, Дарине от отца досталась изрядная доля упрямства, она решила: раз вы меня отвергаете, то и я не хочу с вами знаться. Она стала учиться как одержимая, желая взять верх над недругами хотя бы в этом. К концу учебного года у неё осталась только одна четвёрка и та по пению.

Закончив с уроками, Дарина посмотрела на часы — пора готовиться к наказанию Ангелины. Больше года она сносила выходки, издевательства и глупые шуточки над собой, только плакала втихомолку, надеясь, что одноклассникам надоест. Но как оказалось напрасно, своим поведением Дарина только разжигала их на новые и новые выдумки, они словно проверяли границу её терпения. С подачи Яна и помощи Алеся она стала отплачивать той же монетой всем, кто над ней глумился.

Когда тебя ударят по щёке, подставь другую — это стало не про неё.

Как-то она прочитала изречение Конфуция: «Добром нужно отвечать на добро, а на зло нужно отвечать справедливостью».

Теперь она руководствовалась лишь этим, твёрдо решив больше не поощрять делишки одноклассников и друзей Радимовой.

Зная Ангелину, Дарина была уверена, что та немного опоздает на день рождения Имрана. Принцессе не пристало как прочим смертным, являться вовремя, её полагается подождать. Заняв пост в густых кустах сирени, которая живым забором ограждала поселковый стадион, Дарина приготовилась к встрече с Радимовой. У её ног стояла двухлитровая бутылка газировки. Сначала она хотела купить «Малинку» или «Чёрную смородину», но потом остановилась на почти бесцветной с лимоном, всё же не хотелось повредить одежду Радимовой, а только устроить ей сладкий душ. Ожидание затягивалось. Дарина разочарованно вздохнула, врагиня могла отправиться на праздник, взяв такси, и тогда кормление комаров в кустах окажется напрасным. Тренькнул телефон. Прочитав новый пост Ангелины, Дарина тихо засмеялась. Та сфоткала себя на подходе к стадиону, сопроводив снимок словами: как я вам? Понравлюсь ли Имрану?

Дарина не стала читать ответы. Основательно встряхнув газировку, выбралась на тротуар.

— Что ты здесь делаешь? — остановилась Ангелина, заметив своего недруга.

— Тебя жду.

— Зачем? — Ангелина пока не чувствовала опасности, мысленно она уже находилась рядом с симпатичным именинником.

— Хочу вернуть долг.

— Какой ещё долг? Если ты про телефон, можешь отдать его завтра.

— Сдался мне твой телефон, — соврала Дарина. — Хочу, чтобы ты почувствовала тоже, что и я сегодня.

— Что ты мелешь? — вспыхнула Ангелина, покосившись на бутылку в руках врага.

Но ничего предпринять она уже не успела. Дарина, наставив горлышко бутылки на неё, открутила пробку. Пенящаяся жидкость вырвалась наружу и обдала Ангелину с ног до головы. В воздухе остро запахло лимоном. Оглядев дело своих рук, Дарина удовлетворённо кивнула.

— Нормально. Как тебе душ, Родя?

— Что ты сделала!? — охнула Радимова. — Как ты могла? Знаешь, куда я шла?

— Понятия не имею, я тебя случайно встретила, но так удачно получилось.

— Мне необходимо быть на дне рождения. Меня там ждут, — застонала Ангелина, оглядывая мокрое липкое платье и трогая склеившиеся волосы. — Ты, Егорова, просто скотина и гадина. Как же я тебя ненавижу!

— Взаимно. А что тебе не нравится? В лужу толкать, потом весело смеяться, нравится, а как выкупаться в сладкой водичке, так не по нраву. — Озабоченно осмотрев пустую бутылку, Дарина поинтересовалась: — Может, надо было взять газировку с другим вкусом? Вдруг ты такую не любишь.

Ангелина, догадываясь, как сейчас выглядит, взвыла от бессилия.

— Я убью тебя!

Дарина пожала плечами.

— А я предупреждала, будешь меня трогать, получишь ответку. Перестанешь цепляться, оставлю тебя в покое.

— Я… Я… не знаю, что тебе сделаю. Скажу ребятам, пусть разберутся с тобой. Давно пора тебе в морду дать. — Ангелина достала из сумочки салфетки промокнула ими лицо.

— А вот это ты зря. Успокойся уже, наконец! Всех, кто хоть пальцем меня тронет, подстерегу по одному и так врежу, что мало не покажется.

— С тебя станется, мать убийца и дочь такая же.

— Верно, — не дрогнувшим голосом ответила Дарина, хотя слова одноклассницы, будто иглы кольнули её прямо в сердце. — Именно поэтому не связывайтесь больше со мной, иначе пожалеете. Давай. Радимова, как в мультике жить дружно. Мы теперь квиты.

— Помечтай, помечтай. — Ангелина вызвала такси. — За то, что сегодня я не попала на день рождения, никогда тебя не прощу.

— Бывай. И хорошенько подумай о том, что я тебе сказала. — Щёлкнув несколько раз на свой телефон, Дарина запечатлела понурую и расстроенную Радимову.

Заметив её действия, Ангелина зло выкрикнула:

— Немедленно удали снимки.

— И не подумаю. Они останутся у меня, как страховка. Если снова начнёшь ко мне лезть, выставлю их в интернете на всеобщее обозрение. Не будешь меня трогать, никто их не увидит.

На следующее утро Дарина пришла в школу рано, достала из щели телефон Радимовой и вынесла его за территорию учебного заведения. Она испытывала угрызения совести за кражу телефона, но посчитала это вполне подходящим возмещением за испорченные кроссовки. У неё не имелось другого выхода. Ей действительно не в чем теперь ходить на занятия, а от матери ни за что не удастся вытребовать денег, как ни умоляй. Оставшуюся сумму до зарплаты та старательно распределяла на ежедневную покупку спиртного, не заботясь о других нуждах.

Поселок Стрежень, в котором жила Дарина, был довольно крупным, численность его населения перевалила за десять тысяч. В нём имелось все необходимое для комфортной жизни: магазины, поликлиника, общеобразовательная, музыкальная и спортивные школы, два дома Культуры, кинотеатр, больше десятка частных предприятий, выпускающих товары для дома. Всё необходимое можно было купить и в посёлке, но Дарина предпочитала делать свои покупки в районном городке Зоринске и у неё на это имелись свои причины. Этот городок находился в тридцати километрах от посёлка, каждый час туда ходил удобный маршрутный автобус. Решив прогулять уроки, она в него и села. Дарина собиралась осуществить довольно опасное дело, продать телефон одноклассницы и приобрести на него кроссовки, а также на деньги, заработанные летом с большим трудом, купить куртку и новую блузку: старую так и не удалось хорошо отстирать. Кубанскую грязь не смог победить даже расхваленный в рекламе стиральный порошок. Сорок минут поездки она бездумно смотрела на мелькающие за окном небольшие хутора и поля, поделённые на квадраты лесополосами. Кое-где на деревьях начала желтеть листва, а вот кусты дикой калины и боярышника уже стали багряными. Она немного полюбовалась на фото одноклассницы, побеждённой на некоторое время, но отчего-то удовлетворения не испытала, а только досаду.

Будучи в гостях у прабабушки на хуторе Сокол, она отыскала на чердаке чемодан с книгами. Смахнув с коричневой обложки пыль, обнаружила, что это сказка-пьеса Евгения Шварца «Дракон». В ней она прочитала фразу: «Убив дракона, рискуешь сам драконом стать». Тогда она не поняла, что это значит. Но начав давать отпор одноклассникам, ощутила, что становится похожей на них. Вот уже дошла и до кражи.

Тряхнув головой, Дарина попыталась прогнать тревожные мысли. Что она должна была сделать? Нажаловаться классной руководительнице Валентине Георгиевне? Дарина сильно сомневалась, что та отыскала бы виновного. Одноклассники, даже зная, кто это сделал, никогда бы не признались. Да и противно быть ябедой. Когда-то она пробовала добиться правды, призывая на помощь взрослых, но достигла одного, её обозвали доносчицей и стали избегать все одноклассники, друзья же быстро превратились в бывших. Впрочем, они от неё отказались ещё раньше.

Денег, что она скопила, хватало лишь на самые необходимые вещи. Не ходить же осенью в старой куртке, из которой она успела вырасти, да и новые зимние сапоги ей просто необходимы.

Маршрутка свернула к вокзалу и остановилась на площадке перед кассами. Выбравшись из неё, Дарина пошла пешком подальше от центра города, выискивая киоски или магазинчики, принимающие подержанные телефоны. На одной из небольших улиц отыскался киоск с едва заметной вывеской: «Принимаю старые телефоны, ноутбуки, планшеты, компьютеры и др».

Посмотрев в крохотное окошко, она увидела двух молодых парней. Выглядели они комично, как Давид и Голиаф. Один — лет двадцати, крупный, широкоплечий, с грубыми, словно рублеными чертами лица. Второй — лет семнадцати, маленький, крепенький, по-девичьи миловидный.

— Здравствуйте. Я могу сдать вам подержанный телефон? — поинтересовалась Дарина.

— Покажи. — Голиаф придвинулся ближе к окошку.

Дарина достала из рюкзака телефон Радимовой и протянула ему. Парень заинтересованно покрутил изящный гаджет в своих огромных ручищах. По его лицу она определила, Голиаф едва сдерживает злорадство.

— Давай документы на телефон.

— У меня их нет. Потеряла.

— Неужели? — Парень открыл заднюю крышку телефона. — Та-а-ак и симкарты нет, IMEI под батареей отсутствует. Ты уверена, что это твой телефон?

Дарина как могла сохраняла спокойствие. Она сама вынула симкарту и отклеила квадратик с цифрами под зарядной батареей. Из интернета она узнала, что по IMEI даже в отсутствии симкарты можно отследить владельца. Если Ангелина обратится в полицию, то её гаджет смогут отыскать. Хотя Дарина сильно сомневалась, что Радимова это сделает, не такой уж дорогой для неё телефон, чтобы она начала суетиться.

— Уверена.

— Без документов принять не можем. — Голиаф уставился на неё насмешливым взглядом.

Его напарник как уж вертелся на стуле, без конца дёргая товарища за рукав рубашки.

— Нет, так нет. — Дарина поняла, что будет лучше, если тотчас уйдёт.

Она ощущала себя преступником, которого сию секунду могут посадить в тюрьму. У неё вспотели ладони, предательская краска хлынула в лицо. Поспешив быстрее отойти от киоска, она не услышала шаги за спиной.

— Эй, ты, постой. — Её догонял непоседливый, шустрый парень из киоска, которого она про себя окрестила Давидом. — Да погоди ты. — Он оглянулся по сторонам. Поманив её пальцем, отступил в проулок.

Дарина, немного посомневавшись, последовала за ним.

В безлюдном проулке парень негромко спросил:

— За пять тысяч отдашь?

Она знала, что телефон Радимовой стоит около пятнадцати тысяч, но спорить не собиралась.

— Отдам. Только деньги вперёд.

Парень, хмыкнув, вытащил из кармана рубашки пять купюр по одной тысячи рублей и протянул их Дарине.

Она взяла деньги, сунула ему в руки телефон, который буквально жёг ей пальцы.

— Если ещё будет что-то подобное, приноси. Я возьму, — заявил Давид. — Вот моя визитка. На ней мой номер.

Дарина отмахнулась от визитки.

— Больше не будет. У меня только один телефон. — Сердце бухало у неё в груди, а лицо стремительно приобретало вместо красного цвета уже багровый оттенок. Она прекрасно поняла: парень принял её за воровку, впрочем, так оно и было.

— И всё же возьми. Мало ли что, — настаивал он.

Дарина сунула визитку в кармашек рюкзака.

— Да не трясись ты так. Первый раз всегда страшно, потом пойдёт, как по маслу, — ухмыльнулся парень.

Если бы она могла отмотать время назад, ни за какие коврижки не взяла бы телефон. Лучше ходила бы в старой куртке.

— Сказала же, больше телефонов не будет, — разозлилась Дарина.

Давид помахал ей рукой.

— Пока. И удачи.

— Пока, — пробормотала она, торопясь уйти из этого проулка.

Только выбравшись на центральную улицу города, она смогла вздохнуть спокойно. Купив в продуктовом магазинчике полулитровую бутылку воды, выпила её залпом. Немного успокоившись, Дарина отправилась в необычный магазин, который обнаружила совершенно случайно. Год назад, отчаявшись купить школьную форму по приемлемой для неё цене, она остановилась перед неприметным одноэтажным зданием старой постройки, на его фасаде висела необычная вывеска: «Общество Милосердия». По обе стороны от высокой деревянной двери с табличкой «Бесплатная консультация по юридическим и правовым вопросам», располагались вполне современные пластиковые двери. На одной значилось «Психолог», на другой — «Вторые руки».

Удивившись названию и даже не предполагая, что это магазин подержанных вещей, Дарина открыла дверь. Обнаружив витрины и полки, заваленные вещами, она хотела уже выйти, решив, что это обычный секонд-хенд, но её остановила женщина с добродушным, приветливым лицом.

— Заходи. Не стесняйся. Тебе ведь что-то требуется? Я помогу.

— Мне нужна школьная форма, — тихо ответила Дарина, чувствуя себя неловко. Она помнила слова матери, произнесённые ею в пору их семейного благополучия: «Никогда не носи чужие вещи. Мы не нищие, всё можем купить сами». Сказала она это из-за того, что соседка Варя из добрых побуждений передала ей пакет с одеждой дочери, из которой та уже успела вырасти. Все вещи были отличного качества и в хорошем состоянии. Дарина хотела оставить платья себе, но мать безжалостно выбросила их в мусор.

— Пойдём я тебе покажу. — Продавец повела её вглубь магазина к отделу школьных товаров.

Дарина остановилась перед вешалками со школьной формой.

— Выбирай, не торопясь. Примерочная там. И не волнуйся все вещи прошли химчистку и обеззараживание. Они как новенькие.

Посмотрев на ценники и увидев символическую цену, Дарина поняла, что ей хватит не только на полный комплект школьной формы, но и на обувь.

С тех пор с её доходами и деньгами, которые скупо выделяла мать, она приходила только сюда. Оказалось, хорошие, но уже ненужные им вещи люди приносили в этот магазин и отдавали бесплатно. Цену на них ставили не для того, чтобы заработать, а лишь оплатить аренду помещения и коммунальные услуги.

Первый год их жизни без отца оказался для Дарины невыносимо трудным. За лето, проведённое на хуторе, она подросла и стала чуть крупнее. Вернувшись в посёлок, она стала готовиться к школе, и тут оказалось, что мать не позаботилась ни о чём: ни о форме для неё, ни о необходимых вещах для учёбы. К тому времени её уже уволили из преподавателей и лишь из жалости позволили остаться уборщицей в школе.

На первое сентября Дарина надела обычную белую футболку и тёмную юбку. На следующий день классный руководитель принесла на урок какой-то пакет и положила его на стол.

— Егорова, подойди сюда.

Дарина поднялась с места и приблизилась к столу.

— Наше общество, несмотря на звериный оскал капитализма, остаётся гуманным. — Валентина Георгиевна обожала пафосные речи и любила произносить их громко и торжественно. — В трудную минуту мы всегда готовы прийти на помощь. Особенно тем, кто сейчас остался без средств существования и не способен приобрести так необходимые ему вещи. Егорову, по просьбе её матери, мы включили в список малообеспеченных семей, и теперь она будет раз в год абсолютно бесплатно получать школьную форму. Даша, позволь мне вручить это тебе. — Классная руководительница протянула ей пакет с вещами.

Дарина настолько была потрясена и расстроена, что не покраснела по своей привычке, а побелела, как бумага.

— Мне это не требуется. Носите её сами. — Она оттолкнула руку Валентины Георгиевны, пакет шлёпнулся на пол.

— Что ты себе позволяешь! — выкрикнула учительница, оскорблённая в своих лучших чувствах. — Подними немедленно! Люди старались, покупали, тратили деньги. А ты бросаешься.

— Я же сказала, мне не нужна форма, у меня своя есть.

— Тогда почему ты явилась в школу в этом? — Валентина Георгиевна ткнула Дарину пальцем в плечо.

— Мне так захотелось. На улице стоит жара, а в футболке удобнее.

— Хватит пререканий! Немедленно подними пакет и садись на своё место.

— И не подумаю.

— А зря. Твоя мать чуть ли не на коленях умоляла выделить тебе форму, а ты тут передо мной выделываешься.

Наверно побелеть от унижения и негодования сильнее было просто невозможно, но Дарина ухитрилась это сделать. Все краски исчезли с её лица и только глаза горели тёмным, неистовым огнём.

— Пошли вы все знаете куда… — она не произнесла последнее слово, а добавила лишь ещё фразу. — И засуньте себе эту форму, тоже знаете куда.

Бросив взгляд на возмущённую учительницу, и не глядя на одноклассников, Дарина бросилась на своё место, покидав тетради и книги в рюкзак, выбежала из класса.

Дома она высказала матери всё, что думает о её поступке. Та, пропустив очередную порцию вина, вяло отреагировала.

— Подумаешь. И чего такого? Ну, попросила. Ну, дали тебе. Взяла бы и спасибо сказала. Не в нашем положении гордиться.

Мать явно не понимала, что её прилюдно унизили. Вот уж когда благие намерения ведут в ад. Дарина сейчас чувствовала себя в нём, глядя в пустые глаза матери.

— Это ты виновата во всём! Но почему и я должна расплачиваться за твои поступки!? Ты противна мне до омерзения.

— Раз так, — равнодушно усмехнулась мать. — Можешь валить из этого дома. Вся пошла в своего предателя папашу, такая же злобная и мерзкая.

— С радостью бы ушла, но мне некуда идти. Как закончу девятый класс, покину этот дом, не задумываясь. Потерпи, немного осталось. А сейчас ты дашь мне деньги на форму, если ещё не все их пропила.

Мать, шатаясь, добрела до дивана, вытащила из сумки несколько купюр и бросила их дочери.

— На подавись.

На эти деньги в обычном магазине она не смогла бы приобрести даже кофточку, а вот во «Вторых руках» тогда ей повезло отыскать всё необходимое.

Сегодня она тоже направлялась в хорошо знакомый уже магазин. Зайдя в него, Дарина поприветствовала продавца Нину Сергеевну.

— Проходи, Дариночка. Как у тебя дела? Как учёба.

— Всё нормально. Только по пению никак не исправлю четвёрку.

— А что так? Плохо поёшь или в ноты не попадаешь?

— Ноты знаю, тексты и теорию тоже, но вот петь при всех просто не могу. Учительница злится, но ставит мне четвёрки, а не тройки, и за это ей большое спасибо.

— У тебя нет слуха или голоса?

— Отец считал, что у меня хороший голос и отличный слух. Знаете, он ведь у меня был музыкантом, на фортепиано, баяне и скрипке играл, как Бог. Говорил, я пошла в него. — Дарина, просматривая плечики с блузками, улыбнулась собеседнице.

Нина Сергеевна удивилась.

— Тогда почему не поёшь на уроке? Стесняешься?

— Не могу и всё. Горло перехватывает, будто кто-то его узлом завязывает.

— Я говорила тебе, сходи к нашему психологу. Она отличный специалист и хороший человек. Многим уже помогла. У тебя явно психологическая проблема.

— Сама справлюсь.

— Все так считают, но редко у кого получается.

— Подумаешь, петь не буду, невелика беда потеря.

Дарина отыскала пару симпатичных блузок, тёплую куртку, ветровку и мягкий, словно невесомый, пуловер приглушённого синего цвета. Кроссовок, как она и предполагала, найти не удалось: обуви здесь всегда было намного меньше, чем носильных вещей. Попрощавшись с добродушной Ниной Сергеевной, она отправилась в обувной магазин. После покупки кроссовок у неё осталось совсем немного денег на продукты.

Дарина бросила взгляд на часы — время обеда. Недаром желудок всё время урчал, требуя подкрепиться. Купив булочку и пакет молока, она устроилась в сквере и принялась за еду.

Откусывая по кусочку от булки и запивая её молоком, она просматривала сообщения в группе Радимовой.

«Вампирша после купания не явилась в школу. Наверно, не смогла отмыться от грязи».

«Егорка постирала бельишко, и теперь ей не в чем прийти в школу».

«Дашка наглоталась грязи и превратилась в лягушку, но не в принцессу, а стала обычной жабой».

«Вампирша после грязевых ванн, видимо, отлёживается дома».

Дарина, прочитав высказывания одноклассников, усмехнулась: воображение у некоторых слабовато, могли бы придумать что-то поинтереснее.

Оторвавшись от телефона, она посмотрела на улицу, запруженную машинами, на спешащих по тротуару людей. Среди толпы, стоящей перед винным магазином, она вдруг заметила своих одноклассников Яна и Алеся. Они о чём-то беседовали с высоким мужчиной кавказской национальности. Ян что-то передал ему, а он вручил ребятам плотный пакет. Ян отдал пакет Алесю, тот сунул его в рюкзак.

«Оказывается, я не одна сегодня прогуливаю», — подумала Дарина. Она хотела окликнуть ребят, но что-то её остановило.

***

Дарина проснулась с мокрым от слёз лицом и с неистово колотящимся сердцем. Ей опять приснился страшный сон, он повторялся время от времени с небольшими изменениями, иногда добавлялись новые детали, словно забытые воспоминания всплывали из глубины памяти. Каждый раз после этого сна она долго ходила расстроенная и с тяжёлым сердцем. Сон возвращал её в жуткие минуты, которые Дарина безуспешно пыталась забыть, вычеркнув их навсегда. Она снова оказывалась в машине с отцом и матерью. Они опять поссорились. Мать голосом, ставшим визгливым и неприятным, кричала, чтобы отец развернул машину домой, она не поедет на пикник, раз туда приглашены и Петровы.

— Думаешь, я совсем дура и не понимаю, почему ты позвал Петровых!? Захотел пообщаться с Зинкой в приятной обстановке. Конечно, она моложе меня на целых десять лет, а я старуха и уже так тебе надоела, что потянуло на свеженькое.

Дарина закрыла лицо ладонями, сильно пожалев, что забыла дома наушники. Хотя скандалы и разборки родителей давно стали привычными, настроение всё равно испортилось. Сколько она себя помнила, мать всегда дико ревновала отца и по поводу, и без. Родители бурно выясняли отношения и также бурно мирились. Даже она их дочь считала, что они неподходящая друг другу пара. Мать русоволосая, белокожая, с выразительными серыми глазами, немного сутулая, излишне худая с нервными, дергаными движениями выглядела так, словно её сжигало беспокойство, сомнение и вечная тревога. Что впрочем, так и было.

Анна не доверяла мужу и постоянно его ревновала. Эта неуверенность в себе, в чувствах горячо любимого человека, в собственном будущем убивала её, и постепенно превращала в неврастеничку и скандалистку. Периоды спокойствия быстро сменялись периодами бурь, раскачивающими и без того утлую семейную лодку. Работая учителем младших классов, Анна стала срываться и на детях. На неё посыпались жалобы родителей — директор школы не раз делал ей замечание и даже пригрозил увольнением. Нелады на работе и с мужем привели к тому, что Анна почувствовала себя выброшенной из жизни. Она была уже неспособна адекватно оценивать своё поведение, ревность стала приносить ей почти физическую боль и невыразимое душевное страдание. С самого начала её семейной жизни с Михаилом она поняла, что не может приручить этого вольного словно ветер человека, но всё равно попыталась. Однако все попытки оказались неудачными. А ведь он впору их романа предупредил, что никогда не женится, для него брак — оковы, а он хочет быть свободным, как птица. Она поставила его перед фактом, заявив, что беременна, и если он не женится на ней, то сделает аборт. Михаил, скрипя сердце, согласился. При всей его вольнолюбивости он обожал детей и не мог позволить своему ребёнку умереть. Когда родилась Дарина, он почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Девочка, даже будучи совсем крохой, походила на него всеми чертами лица. У неё оказались такие же как у него, чёрные жгучие глаза, будто нарисованные карандашом брови, прямой нос, алые губы и лишь цвет кожи она переняла от матери. В роду у Михаила имелись цыгане, и он сам напоминал представителя этой национальности не только внешне, а и необыкновенной артистичностью, умением петь, танцевать, играть на разных музыкальных инструментах. Окончив институт Культуры, он стал работать в поселковом клубе, ведя сразу несколько кружков: танцевальный, хоровой и музыкальный. Под обаяние красивого и очень привлекательного Михаила попадали буквально все. Там где он появлялся, всё начинало искриться музыкой и весельем. Дарина обожала отца: когда он бывал дома, то наступал праздник, всё становилось возможным и преодолимым. Став старше, она не раз просила мать, оставить отца в покое и не придираться к нему по пустякам. На что та отвечала:

— Вырастишь, поймёшь, каково это слышать, что твой муж снова завёл роман на стороне. Как это мучительно ощущать себя бессильной что-то изменить или хотя бы повлиять на происходящее.

— Почему ты всегда веришь слухам, но никогда не веришь папе, — удивлялась Дарина. Не мог её любящий, искренний папа так поступать, просто не мог.

— Не верю потому что знаю: он не способен долго любить одного человека. Вернее способен: свою дочь. Но это уже иная любовь.

Тот последний страшный день, начался как обычно: во время завтрака отец шутил, расспрашивал о школе, рассказал о подготовке к концерту. Потом предложил поехать на прогулку в лес, а заодно устроить пикник на берегу реки. Они собрали продукты в сумки, уложили их в багажник «Нивы».

Всё шло хорошо, пока отец не сообщил, что с ними на пикник поедут Петровы и Стадниковы. Этого оказалось достаточно, чтобы Анна взорвалась. Началась безобразная ссора. Она подозревала мужа в связи с Зинаидой Петровой и не желала, чтобы её семья присутствовала на пикнике. Михаил пытался увещевать жену, но убедить её в своей правоте у него не получилось. Он был младше Анны на пять лет, но никогда не придавал этому значение, но она уверила себя, что именно в этом всё дело.

— Я сказала, поворачивай домой! — снова выкрикнула Анна.

— Да послушай же, я уже договорился, нас ждут в лесу. Их дети друзья Дарины, они знают друг друга с детского сада. Девочке будет интересно пообщаться со сверстниками.

Впереди показался перекрёсток. Одна из дорог вела в сторону леса, другая в центр посёлка. Михаил хотел повернуть руль на дорогу, ведущую в лес, но Анна, ухватившись за него, не позволила это сделать. После нескольких секунд борьбы и криков автомобиль врезался в фонарный столб.

Дарина сидела на кровати, отходя от сна. В нём она снова плакала и умоляла родителей прекратить ссору. Она видела, как «Нива» мечется по дороге, норовя врезаться то во встречный автомобиль, то в высокое металлическое ограждение. Её снова охватил ужас и предчувствие неумолимой беды. Матери удалось повернуть руль, автомобиль на скорости влетел в пролёт между ограждениями и впечатался в столб. От удара Дарина потеряла сознание. А когда пришла в себя, почувствовала металлический привкус во рту и сильную боль в груди. В машине сильно пахло бензином и кровью. Прохожие помогли ей выбраться из «Нивы», вынесли мать. Отца вытащить не удалось, удар пришёлся на сторону водителя, капот машины сильно смяло с левой стороны. Пошатываясь, Дарина стояла на тротуаре. Перед глазами всё плыло, но в этой дымке она разглядела окровавленное лицо отца с открытыми глазами. Он, не мигая, смотрел на неё. Тогда она ещё не поняла, что его уже нет в живых. Плача, она шагнула к машине, но незнакомая женщина, осторожно обняв её за плечи, остановила.

— Там папа. Спасите папу. Он смотрит на меня. Просит помочь, — просипела Дарина. Горло, сжатое спазмами, с трудом выталкивало слова.

— Его не вытащить, нужно резать металл, — негромко произнесла незнакомка.

Кто из прохожих крикнул:

— Отойдите от автомобиля, тёчёт бензин, и он в любую минуту может взорваться.

Дарина расширенными от ужаса глазами видела, как «Нива» задымилась сначала с боку, потом появились языки пламени снизу. Люди бросились врассыпную. Женщина потащила её за собой подальше от машины.

— Там папа!

— У него уже не прощупывался пульс. Он умер, — заявила женщина, продолжая удерживать Дарину.

Раздался хлопок, автомобиль охватило пламя. Последнее, что видела Дарина, перед тем, как снова потерять сознание, исчезающее в огне лицо отца.

Встав с кровати, Дарина пошлёпала босыми ногами по прохладному полу, в ванной засунула голову под холодную воду. Так она надеялась прогнать остатки кошмара, который терзал её уже долгое время. Боль от потери отца немного утихла, но каждый раз после этого сна, она снова возвращалась и мучила её. После его смерти жизнь их семьи, будто неуправляемый поезд, понеслась под откос. И если она пробовала затормозить этот опасный поезд или хотя бы спрыгнуть с него, то мать расположилась в нём окончательно.

Ледяная вода немного прояснила голову. Есть совершенно не хотелось, но зная, что она не высидит на уроках голодной, заставила себя выпить стакан молока с парой кусков хлеба. В последнее время если в желудок вовремя не попадала еда, то он отзывался сначала тупой, а потом резкой болью.

Одевшись в купленную вчера одежду, посмотрела на себя в зеркало — в общем-то, она неплохо на ней смотрится. Белая кружевная кофточка выглядит новой и нарядной, а юбка точно впору, не топорщится на боках. Её вид точно разозлит компашку Радимовой, они бы хотели увидеть её униженной и несчастной.

При появлении Дарины шум в классе смолк, одноклассники проводили её настороженными взглядами до места. Она села за свой стол на «камчатке» у окна и сделала вид, что её не волнует их любопытство и неприязнь.

Учительница математики Анастасия Ивановна вошла в класс и, поприветствовав учеников, обратилась к Дарине.

— Егорова, к директору. Поторопись, он ожидает тебя в актовом зале.

Огромный актовый зал располагался в недавно построенном новом крыле школы и вмещал всех учащихся. Дарина прошагала по всему длинному коридору мимо множества дверей, за которыми слышался едва различимый гул голосов школьников и учителей. Открыв дверь, в зале кроме директора она обнаружила ещё двух человек, одетых в форму полиции и сидящих в креслах на первом ряду.

Сердце Дарины оборвалось: «Неужели тот паренёк в городе заявил в полицию и теперь её привлекут к ответственности». Приготовившись к худшему, она приблизилась к ним.

— Егорова, ты ничего не хочешь нам рассказать, — начал директор. Его голос гулко звучал в громадном пустом помещении. В большие окна светило яркое осеннее солнце, его блики играли на лысой макушке Глеба Семёновича, подсвечивая остатки белых волос на голове. На его круглом добродушном лице с выцветшими голубыми глазами сейчас читалось беспокойство и волнение.

— О чём? — Дарина молилась про себя: только бы не покраснеть и не выглядеть виноватой.

Женщина полицейский смотрела на неё внимательным взглядом. И этой формой, и острым льдистым взглядом голубых глаз, и приглаженными светлыми волосами, затянутыми в тугую гульку, она напоминала классическую немку-арийку, служащую в гестапо.

— Мы хотим всё об этом знать, — заявила она и включила телефон. — Посмотри внимательно.

Дарина ожидала увидеть свою сделку с Давидом, снятую на скрытую камеру, но перед ней разворачивалась сценка возле лужи, запечатлённая кем-то из школьников на телефон и выложенная в интернет в общий доступ. Она пожала плечами.

— Мы просто беседовали, я поскользнулась и упала в лужу.

— Уверена? — с насмешкой в голосе обратился к ней второй полицейский с лицом хищной птицы, Он походил на орла острыми скулами, крупным нос с горбинкой и узкими губами.

— Конечно. Мы все хорошо ладим и нормально общаемся. — Дарина краем глаза заметила, как облегчённо выдохнул директор и сразу расслабился. Ему уж точно не хотелось, чтобы школу обвиняли в буллинге1, он откровенно радовался её объяснению.

— Но на видео заметно, что вы ссоритесь, и тебя, по-видимому, нарочно толкнули в лужу. Не бойся, мы сможем защитить тебя и наказать зачинщиков, — доверительным голосом произнесла женщина. — Кстати, меня зовут Пелагея Леонидовна, а моего помощника Сергей Ефимович. Мы оба из комиссии по делам несовершеннолетних.

— Нельзя покрывать неблаговидные поступки одноклассников. От безнаказанности станет только хуже и они совсем распоясаются, — добавил помощник. — Если расскажешь нам, мы сможем тебе помочь.

Дарина хмыкнула про себя. Безнаказанными делишки группы Радимовой она точно не оставит, пусть эта тётенька и этот дяденька не переживают за неё. На видео, показанном ей, не видно, что Ангелина её толкнула, а значит можно врать дальше.

— Вы точно неправильно всё поняли. Я поскользнулась. А беседа была оживлённой из-за спора. Кто в нашем возрасте не спорит. — Дарина заметила, как быстро переглянулись между собой Пелагея Леонидовна и её помощник. По всей вероятности, они уже расспросили других ребят, но никто не признался. Она усмехнулась, никто не стал за неё заступаться, этого стоило ожидать.

— Если вы по этому вопросу всё выяснили, то давайте отпустим девочку на урок, — предложил директор.

Сергей Ефимович покосился на тучного директора. Неужели он не понимает, что девочка врёт. Единственное, что его хоть немного утешило, она не выглядела забитой жертвой, скорее напоминала стойкого оловянного солдатика. Такую сломать трудно и он был только рад этому. Во время своей работы он не раз сталкивался с агрессией подростков, иногда просто необъяснимой. Они могли третировать ровесника лишь из-за того, что тот чем-то отличался от них. Иногда это заканчивалось трагически.

— Хорошо, — недовольным тоном заявила Пелагея Леонидовна. — И всё-таки возьми наши визитки. Если захочешь побеседовать по душам или просто пожелаешь высказаться, приходи, мы всегда тебя выслушаем. — Она буквально всунула визитки в руку Дарины.

— До свидания, — кивнула та, ретируясь из зала.

В классе её встретили сдержанным гулом. Оказывается, уже кто-то из учеников видел, как в школу приехали люди в форме.

Дарина села на своё место. Покосившись на Ангелину и заметив, что она смотрит на неё, сделала жест, как будто отрезает голову. Увидев, что одноклассница разволновалась, испытала злорадное удовлетворение. Пусть попереживает до конца урока, пока не узнает, что для неё и её компании всё обошлось.

— Даша, хватит отвлекаться, вливайся в урок, — одёрнула её учительница. — У нас новая тема и по ней обязательно будет самостоятельная.

— Анастасия Ивановна, меня зовут Дарина, а не Даша, будьте добры произносить моё имя правильно.

Учительница подняла очки и уставилась на неё в недоумении.

— Но я так привыкла. Думаю, все к этому привыкли. Я решила, тебя это вполне устраивает.

Дарина уважала Анастасию Ивановну, она не имела любимчиков, никому не делала поблажки и ко всем относилась одинаково. Учительнице недавно исполнилось шестьдесят пять, но возраст сказался лишь на внешности, ум оставался по-прежнему острым и пытливым.

— Больше не устраивает. Я хочу вернуть своё имя. — Дарина сама не понимала, почему именно сегодня это так задело её, но мириться с чужим именем, она больше не собиралась.

— Хорошо. Что же ты раньше молчала? — спокойно ответила учительница. — Давно надо было сказать. Имя для человека многое значит.

— Мало ли чего ты хочешь, — буркнул Егор Климов. — Мы как звали тебя Дашка так и будем.

Анастасия Ивановна бросила на него насмешливый взгляд.

— Если он будет звать тебя Дашей, можешь его тоже переименовать, например в Жору.

Класс засмеялся.

Климов разозлился.

— Пусть только попробует!

— Я не понимаю, чем ты лучше Дарины? — Анастасия Ивановна подчеркнула имя интонацией. — Её значит можно звать по-другому, а тебя нельзя?

— Нельзя.

— А я думаю, что можно. Знания у вас похожие, хотя нет. Дарина намного превосходит тебя в математике, соображает лучше. Оба вы ученики, возраст одинаковый, живёте в одном посёлке. Так чем ты лучше её? Твоё превосходство надуманное, мнимое, и оно только в ваших головах. Пора вам всем повзрослеть и не вести себя, как стая озлобленных зверушек. Если она хочет, чтобы её называли настоящим именем, то так и надо делать, стоит уважать её мнение. — Учительница потёрла пальцами висок. — Интересно кто исправил в журнале имя Егоровой? Надо бы разобраться?

Дарина смотрела на невысокую, немного полноватую учительницу, похожую на строгую бабушку, и ощущала горячую благодарность. Впервые за столько времени кто-то встал на её сторону.

Когда урок закончился, она вышла из класса и отправилась на школьный стадион. Там улеглась на деревянные доски лавочки и принялась любоваться небом. Она часто бывала здесь и давно привыкла находиться в одиночестве. Осеннее солнце ласкало кожу на лице и открытых участках тела, позволяя нежиться под лёгким, словно морской бриз, ветерком. Отдохнув душой и насладившись тишиной, Дарина включила телефон и вошла в чат Радимовой.

«Вы представляете, сегодня Вампирша заявила на уроке, что будет отзываться только на своё настоящее имя!»

«Совсем обнаглела, Дашка»

«Да кто её будет так называть? Тоже мне Дарина-подарочек отыскалась»

«Алё, ребята. Меня сегодня допрашивали из комиссии по малолеткам. Интересовались, издеваемся мы над Вампиршей или нет? Я сказал, что просто беседовали»

«Молодец! Я тоже не признался»

«И я»

«И у меня Гестаповка осведомлялась, что я видела возле школы в тот день. Я ответила: всё было как обычно».

«Когда я выходила из актового зала, директор звонил учительнице, чтобы она отправила к ним Егорову. Как думаете, она нас выдаст?»

«Пока тишина. Нас никуда не вызвали»

«Уверен, она донесёт на нас»

«Скоро узнаем»

Дарина отключила телефон. Как бы группа Радимовой не хорохорилась, чувствовалось, что они побаиваются наказания. Потянувшись до хруста в костях, она улыбнулась, пусть немного понервничают, им полезно.

Достав из рюкзака бутылку воды, отпила пару глотков. Большая перемена заканчивалась, пора возвращаться в класс.

— Я давно хотел извиниться, но всё не получалось.

Дарина вздрогнула, она не заметила неслышно подошедшего к ней Ивана Имрича.

— Да что ты, — усмехнулась она. — Ни минутки свободной не нашлось.

На скулах Ивана заиграл румянец, в зелёных, словно крыжовник, глазах появилось сожаление. Весь его понурый вид говорил: я знаю, что не прав.

— Пойми меня, пожалуйста, я дружу с Егором с детства и не хотел бы с ним ссориться. Он, как ты догадываешься, неровно дышит к Ангелине. А она тебя терпеть не может, поэтому он тоже стал относиться к тебе плохо. И поэтому… поэтому… я…

Дарина повесила рюкзак на плечо.

— Поэтому ты сделал вид, что никогда со мной не общался, и я ничего не значу для тебя. Тебе стало страшно, что из-за меня ты потеряешь таких замечательных друзей как Егор и Ангелина. Испугался, вдруг тебя тоже начнут игнорировать, как это делают со мной. Не бойся, Ваня, никому не скажу, что два с половиной месяца лета ты провёл на хуторе, и я тоже там находилась и часто виделась с тобой. Успокойся уже и расслабься, никто не узнает о твоей кратковременной дружбе со мной.

— Извини. — Иван слабо улыбнулся. Он чувствовал себя ужасно, так противно и гадко на душе ещё никогда не было. Подумав, что именно так и чувствуют себя предатели, разволновался и нечаянно прикусил нижнюю губу до крови.

— Да не за что извинять. Ты мне уже до лампочки. Так никто. Пустое место. — Дарина, не мигая, смотрела ему в глаза. — Я даже не догадывалась, насколько подлая у тебя душонка. Продолжай и дальше заглядывать в рот Егору, молча наблюдать за выходками Ангелины, и улыбаться Вике, раз ты считаешь, что оно того стоит. Но смотри, как бы ни стал противен сам себе. Если я теперь отношусь к тебе не так, как раньше, то это не моя вина, а твоя заслуга.

— Почему ты так говоришь? — вспыхнул Иван. — Ты не понимаешь…

— Всё я понимаю. Не идиотка. Ты сделал своей выбор. Вот и наслаждайся теперь.

Дарина, ловко перепрыгнув через нижний ряд сидений, быстрым шагом стала удаляться от одноклассника. Он долго смотрел ей в след, пока она не исчезла из вида.

Глава 2

Дарина сложила в рюкзак подарки бабушке Маше, вернее она доводилась ей прабабушкой, но так называть слишком длинно и неудобно. На выходных она собиралась проведать старушку и передать её любимые сладости халву и вафли со сливками.

В свои девяносто пять Мария Гавриловна обслуживала себя сама, довольно бодро двигалась, здраво размышляла и обладала ясным умом и хорошей памятью. Удивительно, но последние пятнадцать лет старушка оставалась в одной поре, совершенно не меняясь. Она будто законсервировалась в возрасте восьмидесяти лет и такой оставалась по сию пору. Тёмная кожа на её лице, испещрённая крупными и мелкими морщинами, походила на смятую гофрированную бумагу, а если к этому добавить глубоко посаженные тёмные глаза-буравчики, впалый рот без единого зуба и чуть вислый нос, то получался портрет не злой, но весьма опасной бабки ёжки. Впрочем, почти так и было, бабушка Маша вовсе не являлась добренькой и тихой старушкой, но именно она спасла правнучку в самое тяжёлое для неё время.

После гибели Михаила Анна попыталась покончить жизнь самоубийством, наглотавшись таблеток от высокого давления. Эта неудачная попытка оборвать своё существование на этой земле, закончилась тем, что по просьбе родителей её поместили на принудительное лечение в психиатрическую клинику. Дарину, оставшуюся в одиночестве, хотели на некоторое время забрать к себе бабушка и дедушка по материнской линии, но прабабушка Маша уговорила их отправить девочку к ней на хутор.

— Дара много раз бывала у меня в гостях, ей всё там знакомо. Не стоит так сильно менять обстановку, иначе девочке придётся ещё труднее.

Бабушка Любовь Павловна и дед Илья Семёнович хоть и жалели внучку, но не слишком её любили, уж больно она походила на зятя, доведшего их дочь до самоубийства. Втайне они обвиняли погибшего Михаила во всех грехах, упрекали его в плохом отношении к их дочери Анне. Поэтому они с облегчёнием сняли с себя обязанность заботиться о подростке. Будучи далеко не молодыми людьми, перевалившими за семьдесят лет, они, тем не менее, спокойно оставили Дарину на ещё более пожилую Марию Гавриловну. Не в пример дочери она выглядела бодрее, рядом с ней смотрелась не матерью, а сестрой. Любовь Павловна всегда обижалась, когда Марию Гавриловну считали её ровесницей. После кошмара, испытанного на похоронах, им так хотелось поскорее вернуться к себе домой, что они не пожелали задержаться в поселке хотя бы ещё на день.

Когда Анну отпустили из больницы попрощаться с мужем, она, увидев гроб, стоящий во дворе дома, упала на колени и стала умолять покойника простить её. Рыдая, она подробно поведала о том, что произошло в машине. Обвиняла себя в смерти Михаила, просила его забрать с собой. Родители Михаила, потрясённые её откровениями, а так же его друзья, знакомые, коллеги и соседи с ужасом слушали рассказ Анны.

— Так это ты виновата в его смерти! — бросилась к невестке Светлана Даниловна. В этой небольшого роста женщине пухленькой и уютной на вид непонятным образом оказалось столько сил, что она буквально оторвала стоящую на коленях Анну от земли. — Из-за твоей глупой ревности погиб мой единственный сыночек! — Размахнувшись, она ударила Анну по щёке так, что у той дёрнулась голова. — Сволочь! Убийца! Твоё место в тюрьме!

Анна, поддерживая руку в гипсе, даже не думала закрываться. Она упала в ноги свекрови.

— Да я виновата и хочу, чтобы меня наказали и по закону, и по совести. Может, хоть так мне легче станет.

— Хочешь, чтобы стало легче? — подбежал к ней Борис Иванович. Схватив невестку за волосы, заставил её подняться. — Ты-то хоть и с переломом руки, но живая, а он лежит в гробу. Я никогда тебя не прощу. Желаю тебе мучиться до конца жизни!

Дарина смотрела на дедушку и не узнавала его в этом озлобленном человеке. Его чёрные с проседью волосы растрепались, в тёмных, как у сына, глазах горела ненависть.

— Я убью тебя! — выкрикнула Светлана Даниловна и вцепилась ногтями невестке в лицо, покрытое синяками и ушибами. — Убью! Ты не должна жить после такого.

Родители Анны бросились оттаскивать сватов от дочери, поднялся невообразимый шум и гвалт.

Дарина смотрела на происходящее в оцепенении, ей казалось: всё это происходит не с ней, пройдёт немного времени и кошмар закончится. Она чувствовала, что некая стена отчуждения пролегла между нею и всеми людьми, даже крики слышались, как сквозь толщу воды приглушённо и вязко. В горле у неё першило, глаза горели, будто в них попал острый перец, но слёз не было. Окаменевшие мышцы в груди едва пропускали воздух, не позволяя нормально дышать.

— Скажи, Анна действительно так поступила!? — тряхнула внучку за плечи Светлана Даниловна. — Почему ты молчала? Прикрывала свою гадину мамашу?

Дарина молча смотрела в глаза бабушки, горящие злобой. Что она могла ответить? Никто не мог наказать мать больше, чем она сама себя. Неужели никто не видит, что прежней Анны не стало и перед всеми на коленях стоит совершенно другой человек, вернее его пустая оболочка. Душа матери умерла вместе с отцом.

— Жестокосердная. Знал бы Миша, кого он вырастил. Ты ведь и слезинки не проронила. Сердце у тебя из железа что ли? Получается, какая мать, такая и дочь. С этой минуты никого из вас знать не желаю! Нет у меня больше ни невестки, ни внучки. — Светлана Даниловна оттолкнула Дарину от себя. — Не подпускайте этих змеищ к гробу, пусть в стороне стоят.

Бабушка Маша обняла Дарину и тихо прошептала:

— Не слушай её, это не она жестокие слова произносит, горе за неё говорит.

На кладбище как ни рвалась Анна, как ни причитала, её и впрямь не подпустили к гробу. Коллеги и лучшие друзья Михаила встали плотной стеной и не позволили ей приблизиться к покойнику. Люди осуждающе смотрели на Анну, в толпе раздавался шёпот: пусть она и жена, но раз стала убийцей, должна иметь совесть и не появляться возле жертвы. Её сомлевшую и обезумевшую от горя родители с трудом усадили в «Скорую помощь», вызванную Дариной. Старики чувствовали себя неловко под осуждающими взглядами людей, пришедших проводить их зятя в последний путь.

Дарину тоже оттерли от гроба, но она и не старалась подойти ближе, ей не верилось, что в этом плотно закрытом деревянном ящике, поблёскивающим лаком, лежит её весёлый, никогда неунывающий отец. Происходящее действо напоминало ей странный спектакль, участником которого она оказалась непонятным образом. Оказывается, её отца уважало и любило много людей. Никогда прежде она не видела столько плачущих женщин и девушек, мужчины тоже украдкой вытирали слёзы.

Домой она вернулась с бабушкой Машей, родители матери остались с ней в больнице.

Бабушка и дедушка появились лишь на следующий день к вечеру, они сообщили: ночью Анна вторично пыталась покончить с собой, стащив у дежурной медсестры из шкафа лекарства. Врачи спохватились вовремя и сумели её откачать, но так, как она находится в невменяемом состоянии, то её переведут сначала в психиатрическое отделение больницы, а потом в специализированную клинику. Они уже подписали все документы.

Три дня прошли для Дарины как в тумане. На улице стояло лето, а у неё в душе царил леденящий, замораживающий кровь холод.

— Хватит тут всем сидеть без дела и лишь вздыхать, — заявила бабушка Маша. — Беду ни праздностью, ни ленью не поправишь. В любом несчастье судьба оставляет пусть крохотный, но выход. Лишь время ослабит горе, надо увезти девочку отсюда, чтобы она отогрелась душой. Я забираю её с собой.

Так Дарина оказалась в маленьком хуторе Сокол, расположенном на берегу реки Кубань. Когда-то здесь существовала рыбацкая артель, а в советское время работали маслобойный и рыбный заводы, но укрупнение сельских поселений коснулась и этого хутора. После закрытия мелких заводиков работы лишились и те, кто ещё не переехал в соседний посёлок. В хуторе остались одни старики и две-три семьи из молодых тех, кто не пожелал покидать свои дома.

Первое время Дарина просто сидела в саду на лавочке или лежала на берегу реки, глядя в воду. Но потом бабушка Маша потребовала, чтобы она выполола грядки на огороде, затем заставила её собирать ранние яблоки и груши для сушки на солнце. Каждый день она придумывала новую и новую работу, не давая правнучке проводить время праздно. Когда работа по дому закончилась, оказалось, что помощь Дарины требуется подруге бабушке Маши такой же древней старухе, как и она. За два с половиной месяца на свежем воздухе и натуральных продуктах Дарина окрепла и немного отошла от страшной потери. Девочка загнала боль глубоко внутрь, не позволяя ей без конца терзать сердце.

Как-то вечером бабушка Маша завела доверительный разговор, она рассказала Дарине, что в восемнадцать лет вышла замуж за одноклассника Григория. Прожила она в браке с мужем лишь четыре месяца, потом его забрали на фронт. Он был такого же как она возраста, совсем молодой, едва начавший познавать мир. Шёл сорок четвёртый год, война требовала всё новых и новых жертв. Григорий погиб почти сразу же. У неё от него ничего не осталось, даже фотографии, только память.

— Не требуется забывать, можно и нужно помнить. Но мы должны жить ради тех, кого любили. Они бы не желали, чтобы мы их долго оплакивали, забывая о себе. Их душам там будет тяжело. — Бабушка Маша показала куда-то вверх. — Ты можешь не верить, что там кто-то есть, но разве человек умирает полностью? Хоть частичка обязательно от него остаётся. Отец в тебе души не чаял, поэтому ради него будь сильной. Михаил хотел бы, чтобы ты стала счастливой. Тебе придётся очень постараться для этого. Сделать за него всё, о чём он мечтал, но не успел осуществить. Положиться тебе не на кого, мать не помощница, поэтому придётся бороться в одиночку. Если станет совсем невмоготу, приезжай сюда, ко мне. Здесь тоже твой дом. Послезавтра тебе нужно вернуться в поселок, чтобы пойти в школу. Звонила твоя бабушка, Анну выписали из больницы, вроде бы теперь она в адекватном состоянии, но не стоит на неё надеяться, будь самостоятельной. Тебе пошёл четырнадцатый год, а это не маленький возраст, придётся быстро повзрослеть.

Дарина надолго запомнила слова бабушки Маши, они помогли ей вынести неожиданное отчуждение и странную неприязнь одноклассников. Она слышала за своей спиной разговоры, что она дочь сумасшедшей и убийцы, поэтому вполне может и сама стать психопаткой. От неё отвернулись друзья и знакомые. А лучшая подруга Марина заявила прямо:

— Не подходи ко мне больше, никто теперь не хочет с тобой общаться. Я тоже не буду с тобой дружить.

Целый год Дарина терпела издевательства и насмешки одноклассников, пыталась искать правды и жаловаться, пока не поняла: нужно измениться самой.

Едва наступили следующие летние каникулы, она снова поехала к бабушке Маше. Дарина не хотела оставаться с матерью, которая не замечала её, а тихо и незаметно, словно тень, проживала свои дни.

На хуторе она чувствовала себя так, будто её как птицу, выпустили из тесной клетки. Поселение расположилось вдоль реки двумя короткими параллельными улицами, в нынешнее время почти заброшенными и заросшими вездесущим бурьяном. Хутор стал похож на рощу из-за садовых деревьев, вольготно растущих на земельных участках без вмешательства человека.

Бабушка договорилась с местным фермером, что он примет Дарину на работу. За вполне приемлемую плату она будет полоть грядки в поле. Так началась её летняя трудовая вахта.

Она трудилась до полудня, пока солнце не начинало нещадно печь. Возвратившись домой, Дарина неплотно обедала и отправлялась на речку купаться. Вдоволь наплававшись, ложилась на берегу под раскидистую иву, нежиться под рассеянными лучами солнца.

Так было и сегодня.

— Эй, есть тут кто? — сквозь полудрёму услышала она мальчишеский голос.

Дарина села на покрывале, протёрла кулаками заспанные глаза.

Под низко нависшие над землей ветви ивы нырнул незнакомый парень.

— Ух ты! Да тут, оказывается, прячется симпатичная русалочка, — заявил он, весело блестя серыми глазами на дочерна загорелом лице. — Привет. Я Феликс. А это. — Он показал себе за спину. — Мой двоюродный брат Иван. А ты кто?

Дарина с неприязнью посмотрела на второго парня, тоже заглянувшего под зелёный шатёр.

— Я его знаю. Мой одноклассник Иван Имрич. — Она встала с покрывала, сложила его в пакет и выбралась наружу.

— Погоди, ты куда? Мы ведь ещё не познакомились. Ты к кому приехала на хутор?

Дарина остановилась. Обернувшись, посмотрела на высокого и нескладного Феликса. Рядом с крепким, подтянутым Иваном он смотрелся совсем дохликом.

— Какая тебе разница к кому я приехала. Всё равно знакомиться с тобой не собираюсь. Общайся со своим двоюродным братиком. — Она взобралась по косогору на тропинку, ведущую к хутору.

Феликс с удивлением покосился на смущённого брата.

— Она сказала ты её одноклассник, но почему тогда не желает с нами общаться? Вы что в ссоре? Чем ты ей так насолил?

— Я ничем. Просто в классе с ней никто не дружит. Дашка, то есть Дарина вроде изгоя.

— Почему? Такая симпатичная девчонка. Ты видел, какая у неё отличная фигурка? Даже в этом задрипанном купальнике она классно смотрится. А глаза? Чернущие прямо жуть берёт. Из-за чего вы на неё напали?

Иван задумался. Он жил далеко от Дарины, ходил в другой детский сад и совершенно не знал её маленькой. В школе они не дружили, находились в разных компаниях, она всегда была для него просто одноклассницей. Обычная, ничем не примечательная девчонка, ну может, училась чуть лучше других и менее шумливая и надоедливая. Летом перед седьмым классом прошёл слух, что мать Егоровой убила мужа, а потом у неё поехала крыша. Вроде бы Дарина тоже замешана в этом, поддержала свою мамашу психопатку. Отец Дарины являлся известной личностью в посёлке, кто-то занимался у него в танцевальном кружке, кто-то пел в хоре, кого-то он учил игре на гитаре, скрипке или баяне. Многие испытывали благодарностью к этому замечательному человеку и не желали прощать тех, кто отнял у него жизнь. Иван, слушая рассуждения родителей о безжалостных жене и дочери погибшего, по понятным причинам не испытывал тёплых чувств к однокласснице. Особенно её не взлюбила Ангелина, являющаяся негласным лидером класса. Иван не участвовал в травле Дарины, но и заступаться за неё не собирался: раз заслужила, пусть расплачивается. Иногда шутили над ней довольно неприятно и унизительно, но ведь большого вреда не приносили, значит всё в порядке.

Иван коротко рассказал, почему Дарине доставалось от одноклассников.

— А ещё она бегала ябедничать на нас, без конца жаловалась классной руководительнице. Из-за этого её тоже многие терпеть не могут.

Феликс почесал в затылке.

— Как погиб её отец?

Иван поведал об аварии.

— И в чём тут вина Дарины? Она что ли руль повернула? — удивился Феликс. — Вы скопом напали на девчонку и хотите, чтобы она молча глотала обиды и не жаловалась на вас. Как-то некрасиво получается. Ты тоже участвовал в дурацких шуточках над ней?

— Сдалась она мне. Я не трогал. Мои друзья немного доставали её, но ничего серьёзного. — Иван ни разу не посмотрел на издевательства над Дариной под другим углом, так как это увидел двоюродный брат, просто не задумывался о поступках одноклассников.

— А мне она понравилась. Такая симпатичная колючка. Я уж думал, помру от скуки на этом хуторе, но кажется, будет интересно.

— Что ты задумал?

— Ничего такого, просто хочу подружиться с этой девчонкой. Ты знаешь, чем она здесь занимается? Где живёт?

— Понятия не имею, — пожал плечами Иван.

— Давай мигом скупнёмся и домой. Хочу расспросить деда про Дарину. Уверен ему известно, кто она такая. В хуторе проживают всего сорок два человека, и он точно всех знает.

Иван разделся и ласточкой нырнул с толстой ветки ивы, наклонившейся над водой. Феликс заходил в реку медленно, вздрагивая худеньким телом от холодной воды, потом поплыл вдоль берега, стараясь не удаляться от него.

У дома деда Мити они появились через час, ещё никогда так быстро не заканчивался их поход на реку. Феликс не слушал брата, уговаривающего побыть у воды ещё немного. Он всегда отличался упрямством и желанием немедленно воплощать свои задумки в дело. Обоих братьев отправили на хутор в качестве наказания за то, что они без спроса взяли «Ладу» отца Ивана. Заезжая обратно в гараж, мальчишки не справились с управлением автомобиля и довольно изрядно помяли капот. Их как декабристов в Сибирь сослали на воспитание к строгому деду Дмитрию Игоревичу в захолустный хутор. Когда-то дед Митя служил начальником погранзаставы на российско-китайской границе между республикой Алтай и провинцией Синьцзян, и двадцать пять лет спустя он сохранил военный распорядок дня. Внукам он устроил подъём в шесть утра, гонял на зарядку, после завтрака заставлял наводить порядок в доме и на подворье, и лишь потом разрешал свободное времяпровождение. Ужин суровый дед назначил точно в семь, отбой в десять ноль-ноль. Первую неделю ребята бунтовали и отказывались рано вставать и рано ложиться. Но непреклонный дед Митя стаскивал их с кровати, оставлял без обеда и ужина. Им пришлось смириться, тем более что они уважали старика и побаивались сильно протестовать. Ребята решили перетерпеть и считать их высылку на хутор, чем вроде прохождения трудного квеста.

Заметив внуков, вернувшихся с речки, дед Митя удивлённо поднял кустистые седые брови.

— Уже накупались? Хотите мне помочь со сбором ромашки?

Феликс уселся рядом со стариком на лавочку.

— Деда, сдалась тебе эта ромашка, куда её столько запасаешь?

— Поделюсь со знакомыми.

— Деда, ты случайно не знаешь, к кому приехала девочка Дарина?

— Я-то знаю, а тебе зачем? Она особа серьёзная и очень занятая. С раннего утра у Николая Григорьева на делянке работает, потом помогает Марье по хозяйству. Дара не бездельница, как вы. Девочка почитай второе лето трудится здесь на хуторе.

Феликс на пару секунд задумался, потом его осенила идея.

— Работает за деньги или просто так?

Иван уже догадался о задумке брата и расстроился: ему совсем не улыбалось вкалывать на прополке помидоров, кабачков и моркови. Он терпеть не мог полоть грядки.

— Конечно за деньги. Ей надо обеспечить себя, собрать денег на жизнь. Это вы не задумываетесь, откуда что берётся? Родители всё вам купят и на блюдечке поднесут, а вы ещё и шкодничаете. Знаете, в какую копеечку влетел ремонт машины?

Мальчишки виновато опустили головы. Они понятия не имели, на какую сумму разорили родителей. Тогда Феликс на выходных приехал погостить к брату и уговорил его прокатиться. Иван с радостью согласился, позабыв про запрет отца, и вот чем закончилась их поездка.

— Дед, сколько платит Григорьев за прополку одного ряда?

— Двести пятьдесят рублей. Марья хвасталась, внучка по тысяче в день приносит.

Глаза Феликса загорелись. Впервые ему стало интересно на хуторе. Ведь он вполне может заработать себе на новый телефон и отличную музыкальную колонку. Если слабая девчонка получает по тысяче в день, то он способен и две тысячи отхватить.

— А ему не нужны ещё помощники? Мы готовы. Да Вань?

Иван нехотя кивнул.

— Отчего же не нужны. Нужны. Николай жаловался, что морковь зарастает, не успевают прополоть, — усмехнулся дед в усы. Он посмеивался про себя над внуками. Городской житель Феликс просто не подозревает, насколько трудна работа в поле. Ивана он и вовсе считал лентяем, только и способен в телефоне играть, да на кровати без дела валяться. — Я даже распорядок дня вам поменяю. Вместо зарядки будете отправляться к Григорьеву на поле.

Феликс радостно потёр ладони. И денег заработает и с девочкой увидится. Он не обратил внимания на мрачное лицо брата, тому точно не хотелось менять образ жизни, ставший уже привычным.

На следующее утро Феликс проснулся без будильника, ночью ему снилась Дарина. Они вместе плавали в реке. Капли воды стекали по её розово-белой коже на лице, по губам, по подбородку и падали в разрез купальника. Ему всё время хотелось заглянуть туда, где виднелись полукружья груди. Было томительно и сладко. Она смотрела на него своими тёмными глазами, окружёнными мокрыми стрелочками ресниц, от этого взгляда его сердце выскакивало из грудной клетки. Феликс сел на кровати, чертыхнулся. В четырнадцать лет взбесившиеся гормоны часто не давали ему покоя. Он отправился в ванную комнату и закрыл дверь на задвижку. Ивана разбудил шум льющийся воды. Брат совсем чокнулся, ещё половина шестого, а он уже принимает душ. Кряхтя, как древний старик, он поднялся и потащился на кухню ставить чайник.

В шесть утра оба брата сели завтракать, через двадцать минут они уже вышли на улицу. Делянка Григорьева находилась в километре от хутора. Прохладный утренний ветерок подталкивал ребят в спину, прогоняя последние остатки утреннего сна. Николая они отыскали под навесом из шифера, он сколачивал ящики из тонких дощечек.

— Здравствуйте, дядя Коля. Вам работники нужны? — обратился к нему Феликс.

Николай усмехнулся. Он молодой тридцатилетний мужчина так и не привык, что его называют дядей. Чувствуя себя двадцатилетним, он немного злился на этих высокорослых деток, которые считали его чуть ли не стариком.

— Нужны. Прополка ряда томатов стоит двести пятьдесят рублей. Ряд моркови пятьсот. Выбирайте, что пожелаете. Инструментом я вас обеспечу.

— А где Дарина? — Феликс крутил головой, не находя поблизости знакомую девочку.

— А вон, — Николай ткнул пальцем в цветную фигуру в километре от них, на другом конце поля. — Она приходит сюда в половине шестого. Надеется побить свой рекорд, хочет сделать шесть рядов.

— Тогда мы тоже будем полоть помидоры. — Феликс схватил сапку и, держа её наперевес, двинулся к рядкам.

Иван тоскливым взглядом окинул помидорную грядку, заросшую мелким бурьяном, и вздохнул.

— Ты хоть раз полол?

— Чего тут сложного руби бурьян, оставляя кустики томатов, — отмахнулся Феликс, с азартом принимаясь за прополку. — Нам надо догнать Дарину и полоть рядом с ней.

Иван хмыкнул. Он сильно сомневался, что у них это получится.

Через полчаса усердного махания сапками Феликс захотел пить, пришлось вернуться под навес к воде.

— Ну и как оно? — улыбнулся Николай, глядя на разгорячённые лица мальчишек. — Много не пейте, а то начнёте воду без конца хлестать. — Он подал пояс с фляжкой. — Вот возьмите. Не придётся бегать к навесу, чтобы попить.

Иван нацепил пояс, закрепил на нём фляжку.

Ещё через полчаса работы у обоих заболели спины. Они остановились, чтобы передохнуть.

— О! Дарина движется к нам на встречу, — сообщил Феликс, принимаясь за работу. — Нам не надо её догонять, повернём вместе с ней.

— А эти ряды? — удивился Иван.

— Потом закончим.

Когда Дарина поравнялась с ними. Феликс, улыбаясь во весь рот, поприветствовал её.

— Привет! Мы тоже решили подзаработать.

— Рада за вас, — буркнула Дарина, не останавливаясь. Выглядела она забавно. Платье из тонкого батиста в разноцветный горошек явно принадлежало не ей, оно было широковато, подол доходил до середины икр, рукава подкатаны несколько раз. На талии платье перехватывал точно такой же, как и у них, пояс с фляжкой. Голову девочки покрывал белый ситцевый платок в мелкий синий цветочек. В таком наряде Дарина напоминала девушек довоенной поры, казалась милее и чуть старше.

— Вместе работать интереснее и веселее. Можно поболтать и пообщаться.

Дарина посмотрела в красивые серые глаза мальчишки, на его ямочки, появившиеся от озорной улыбки, и невольно улыбнулась в ответ.

— Когда сможешь полоть в моём темпе, тогда и пообщаемся.

— Легко, — уверил её Феликс и встал на соседний с нею ряд.

Но оказалось это совсем нелегко. Дарина играючи обошла его сначала на метр, потом на два, затем на пять и вырвалась далеко вперёд.

К обеду окончательно вымотавшиеся ребята еле добрели до навеса. Николай рассчитался с несовершеннолетними работниками. Дарина таки побила свой рекорд: сделала шесть рядов и заработала полторы тысячи. Ребята с трудом пропололи по два ряда. Пятьсот рублей каждому дались им тяжким трудом. Феликса утешило одно, в хутор они будут возвращаться вместе.

— После обеда ты обычно ходишь на речку? — он заглянул в лицо девочке.

— Обычно да, но если вы снова будете мне мешать, то не пойду.

Феликс расстроился.

— Мы не будем мешать, правда. Просто нам с Иваном скучно до жути. Прими нас в свою компанию.

Дарина сняла с головы платок, тряхнула спутанными тёмно-русыми волосами. Они рассыпались по плечам блестящим шёлковым дождём.

— Ивану тоже скучно? Он всегда молчит. Так же он поступает и в классе, а теперь и здесь. У него есть своё мнение? Или он предпочитает плыть по течению, как… — Дарина не сказала, как что, но ребята поняли её намёк.

Иван, покраснев так, что слёз вступили на глазах, возмутился.

— Вообще-то я здесь, не зачем обо мне говорить в третьем лице. Обращайся прямо, если хочешь что-то сказать.

— Ничего не хочу. Сдался ты мне.

— Брейк! — замахал руками Феликс. — Давайте не будем ссориться. Что было раньше, то прошло. Сейчас мы друзья. Ладно? Вернее, я очень хочу стать твоим другом. У деда Мити я узнал, что твоя бабушка обожает икряных карпиков. Предлагаю порадовать бабу Машу, наловить их ей. После полудня приходи к реке, я принесу удочки и наживку.

Дарина задумалась. Действительно, её бабушка не раз высказывала пожелание поесть карпиков. Она не могла дождаться, когда у соседа деда Лёни закончится очередной запой, и он отправится на рыбалку.

— Разве рыба днём ловится? Я слышала, бывает лишь утренний и вечерний клёв.

Феликс фыркнул. В чём, в чём, а в рыбалке он разбирался. Хотя бы в этом мог показать себя с лучшей стороны и реабилитироваться перед Дариной.

— Карпики клюют и днём, лишь бы не было слишком жарко. Ну так что придёшь? Брать удочки на тебя? — Он скрестил пальцы на руках, мысленно уговаривая девочку, согласиться.

— Приду. Бери. Когда-то я рыбачила с отцом, — произнесла Дарина и осеклась. В глазах заблестели слёзы.

Феликс растерялся. Ему хотелось её утешить, но он понятия не имел, как это сделать.

— Не расстраивайся, — пробормотал он.

Дарина сглотнула комок в горле.

— Всё в порядке. Пока. Мне туда, — она показала в сторону узкой улочки, заросшей травой. По грунтовой дороге давно никто не ездил и её тоже стал захватывать густой кучерявый спорыш.

— До встречи, — кивнул Феликс счастливый от того, что у него получилось сделать первый шаг навстречу дружбе с этой девочкой-колючкой.

Находясь рядом с ребятами, Дарина держалась, не подавала виду, что сильно утомилась. Но как только покинула их, поплелась, еле волоча ноги, гудящие от усталости. Шесть рядов томатов оказались для неё непомерной нагрузкой. Правую руку свело судорогой, она потрясла ею, пытаясь избавиться от боли. Бабушка Маша, встретив её у калитки, покачала головой.

— На тебе лица нет! Перегрелась что ли? Зачем платок сняла? Солнце по башке шарахнет, мало не покажется.

— Я его уже в хуторе сняла. И не перегрелась, а немного переработала.

— Тогда иди умывайся, я налила воду в таз, она уже на солнышке согрелась.

Дарина, покряхтывая, как древняя старуха, сняла платье, надела купальник и отправилась умываться. Она еле смогла наклониться над тазом, так болели мышцы спины. Сил едва хватило на то, чтобы прополоскать платье и платок, повесить их на верёвку. Вяло, без аппетита поев, Дарина с трудом вместила в себя небольшую тарелочку зелёного борща, но зато компота из яблок и груш выпила сразу пару кружек. Вспомнив, что обещала пойти на реку, пожалела об этом. Сейчас хотелось одного: лежать в холодке и не шевелиться. Она дала себе десять минут отдыха, а потом, прилагая некоторые усилия, поднялась.

— Опять на речку? — Бабушка Маша жалеючи смотрела на уставшую правнучку. — Пошла бы в хату, да отдохнула как следует, а потом бы отправилась купаться.

— Всё нормально. Вода как раз и снимет усталость.

— Тебе одной поди у меня скучно? Завтра, а может уже и сегодня, к бабе Зине приедет внучка. Вдвоём вам поинтереснее будет. Я её ни разу не видела, но она почти твоя ровесница, старше только на год или два. Зина расхваливала, что она у неё красавица и умница.

Дарина фыркнула. Какая бабушка не считает свою внучку самой красивой. Она как-то нечаянно услышала разговор бабы Маши с дедом Митей.

— Даринка вырастет весьма пригожей. Уже сейчас она хорошенькая, как картинка, а оперится, ещё лучше станет.

Сравнение с неоперившейся птицей позабавило Дарину. Вообразив себя в перьях и крыльями, засмеялась. Возможно, сейчас она представлялась бабушке неуклюжим гусёнком или утенком в жёлтом пуху.

— Верно, и теперь неплоха, — прогудел дед Митя в бороду. — Жаль только сильно белокожа, солнце что ли её не берёт? Выглядит чуток болезненно.

— Она загорает, но очень медленно и долго, стать смугленькой у неё не получится, цветом кожи она в мать пошла. Анна так вообще сгорала на солнце, в этом Дарине больше повезло. Я ей для работы на поле своё любимое платье отдала, оно как раз с длинными рукавами, но прохладное. Я его только один раз надела, когда провожала Гришу на фронт.

Дед Митя поперхнулся.

— Как ты его сохранила? И оно не сопрело за семьдесят семь лет?

— А чего ему сделается в сундуке из ясеня? Воздух туда не попадает, никакая моль не заводится, все вещи как новенькие, даже не пожелтели. У меня ещё бабушкины вышитые рушники лежат, я даже мамино свадебное покрывало сохранила. Теперь это раритет, — со знанием дела произнесла баба Маша.

— А мой сынок всё выбросил, когда отопление проводил и ремонт в хате делал. Сказал: нечего старьё хранить. Я не стал с ним спорить.

— У меня тоже Анна пыталась выкинуть, но я ей не позволила. Когда помру, тогда пусть, что хотят, то и делают.

От старинного платья, выглядевшего немодно, словно из прошлого века, что собственно так и было, Дарина поначалу отказывалась, но уступив бабушке, попробовала в нем работать. В платье оказалось удобно и нежарко, а главное, воздушные рукава и высокий ворот сохраняли кожу от солнца, не позволяя ей сгореть. Оно легко отстирывалось и быстро сохло. Но самое удивительное, что наряд очень шёл ей. Хотя до появления ребят на поле смотреть на неё было некому.

Дарина, прихватив пакет с покрывалом, бутылку с водой, полотенце и роман Хемингуэя «Старик и море», неторопливо направилась к речке. Не то чтобы она очень любила творчество этого писателя, просто ей удивительно хорошо дремалось после прочтения всего нескольких страниц из этой книги.

Возле ивы её уже поджидали Иван и Феликс, на траве рядом с ними располагались удочки, коробки с наживкой, ведра и подсачек с длинной ручкой.

–Я уж думал ты не придёшь? — выдохнул с облегчением Феликс.

— Почему не приду. Я всегда в это время хожу на речку. Купание лучше всего снимает усталость. Может, сначала поплаваем?

Феликс быстренько перенес сумку с едой и коробки с червями в тень, затем принялся раздеваться. Сбросив шорты и футболку, остался в одних плавках. Дарина, сняв сарафан, аккуратно положила его на пакет с вещами. Она старалась не смотреть на слишком худое тело Феликса, отчего-то оно напомнило ей измождённую тушку курицы, предназначенную для бульона, одни кожа да кости. Его явно не мешало бы подкормить. Рядом с крепким, плотным Иваном он выглядел узником концлагеря.

Дарина с наслаждением окунулась в прохладную воду, пару раз нырнув с головой, поплавала под водой. Собственно река рядом с хутором не являлась Кубанью, а была её притоком, но отчего-то местные жители так и не дали названия этому короткому ответвлению от основного русла реки.

Феликс не рискнул броситься вслед за Дариной на глубину, плавал он неважно и боялся не справиться пусть и с небольшим, но течением. Он плескался у берега, наблюдая за братом, преодолевающим речку поперек. Когда Дарина подплыла к берегу, брызнул на неё водой, она не осталась в долгу, ответила ему тем же. Иван, вернувшись из заплыва на другой берег, с насмешкой, как на малолетних детей, посмотрел на одноклассницу и брата, играющих в воде.

Он уселся на траву отдохнуть, ожидая, когда Феликс и Дарина перестанут валять дурака и наконец выберутся из реки. Иван удивлялся умению брата легко сходиться с людьми. Вот и с Дариной он вёл себя так, будто знал её тысячу лет. Поразительно, но прежде хмурая и сердитая на весь мир Егорова, находясь рядом с Феликсом, улыбалась и шутила. Иван раньше не замечал, какая у неё красивая улыбка и как светятся обычно мрачные, тёмные глаза. Взгляда Дарины он всегда избегал, не понимая, что таится в глубине её чёрных глаз. Ему казалось, что если в них всматриваться, то его затянет, как в глубокий страшный омут. Феликс же явно был другого мнения: он глядел на неё, подолгу, не отрываясь, и на его лице появлялась глупое выражение, похожее на восхищение.

— Хватит вам, — крикнул Иван, — видя, что и брат, и одноклассница из-за борьбы в воде и от смеха выбились из сил. — Выходите, а то уже посинели.

Он расстелил покрывало на траве, лег на него, заложив руки за голову. Летнее небо с пышными облаками, похожими на белые куски ваты, было пронзительно голубым и казалось необыкновенно высоким. Где-то в вышине звонко пели жаворонки. Иван дёрнулся, когда на его кожу, согретую горячим солнцем, упали капли холодной воды. Феликс шлёпнулся рядом с ним, вытянулся во весь рост. Дарина, достав из пакета своё покрывало, раскинула его по упругой траве, улеглась неподалёку от ребят. Не прошло и пяти минут, как она крепко уснула: усталость после работы и возни в воде дала о себе знать. В состояние сладкой дремоты впал и Феликс, утомившись с непривычки от тяжёлого труда на поле. Иван сел на покрывале, бросил взгляд в сторону Дарины. Сейчас он мог, не опасаясь её странных глаз, рассмотреть одноклассницу. Её ровесницы уже вовсю пользовались косметикой, но она ещё даже не пробовала, и ему стало понятно почему. Природа наградила Дарину чёрными, как смоль, ресницами и бровями — их попросту незачем красить. Ярким розово-красным губам тоже не требовалась помада. Некоторый диссонанс в её внешность вносила слишком белая кожа, но сейчас она порозовела на солнце и не так бросалась в глаза. Заметив на её носу и висках испарину, он поймал себя на мысли, что хочет коснуться этих прозрачных капелек и стереть их с кожи. Иван вздрогнул и отвёл глаза. С ума сошёл? Это же Вампирша, Дашка, которую никто терпеть не может в школе. Ему было очень непривычно называть её Дариной, когда он произносил это имя, она словно становилась другим человеком. Иван отвернулся и стал любоваться медленно текущей рекой, из-за ряби на воде, она выглядела большой серебристой рыбиной, покрытой искрящимися на солнце чешуйками.

— Ого! Картина маслом, — услышал он чей-то голос.

Иван повернул голову и обнаружил, стоящую на косогоре незнакомую девушку.

Она сбежала вниз, остановилась перед ним.

— Баба Маша сказала, что я найду её внучку у реки под ивой. Но мне повезло обнаружить не одного, а целых трёх человек. Привет. Я Надежда, — девушка смешливо фыркнула. — Это моё имя, но если захочешь стану твоей надеждой. — Двусмысленно и с улыбкой произнесла она.

— Иван Имрич, — коротко представился он.

Надя посмотрела на спящих и ухмыльнулась.

— Я так понимаю это Дарина. Тогда кто этот доходяга?

Иван фыркнул. Большинству людей, впервые увидевших раздетого Феликса, ужасно хотелось его накормить. В одежде он не так пугал своей худобой, но без неё вводил в ступор. Однако при этом он отличался завидным аппетитом.

— Доходяга — мой двоюродный брат.

— Между вами ничего общего. — Надя откинула за спину длинные светлые волосы, выпрямилась, красиво изогнув талию. Её голубые глаза, не мигая, смотрели на Ивана.

Он почувствовал себя неуютно, будто она пыталась заглянуть ему в самую душу.

— Так мы не родные, у нас ведь разные матери. Но, вообще-то, если приглядеться, на лицо мы похожи.

— Серьёзно? — Надя сравнила узкое лицо спящего парнишки со скуластым лицом собеседника. — Не вижу сходства. Может, разбудим их, а то они дрыхнут, как убитые, им даже наш разговор не мешает. К тому же Дарине срочно нужно в тень, она стала похожей на варёную креветку. — Нагнувшись, Надя потрясла за плечо сначала Дарину, потом принялась будить Феликса.

Они одновременно открыли глаза и уставились на незнакомку.

— Привет, — помахала она рукой перед их лицами. — Я Надежда. — Называя себя, она поперхнулась. — Нет. Всё-таки смешное у меня имя. Тебя Иван уже представил. Ты, Феликс. — Надя бросила на него мимолётный взгляд. — Ну а ты, Дарина. Приятно познакомиться. Тебе, должно быть, бабушка Маша обо мне уже говорила.

Дарина кивнула. Она зевнула, прикрывая рот ладонью. Кожа на лице, руках и плечах буквально горела.

«Вот чёрт перележала на солнце, теперь шкурка будет шелушиться и облазить».

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

  • Глава 1

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Я стану твоим другом предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Буллинг — это травля, агрессивное преследование одного человека другими. Он выражается не только в физическом, но и в психологическом насилии над жертвой.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я