Переделке не поддаётся

Наталья Брониславовна Медведская, 2018

Страшные сказки обычно начинаются со слов: в одном тёмном лесу пропадали дети, и никто не знал, что за чудище их крадёт. Но раз это любовный роман с элементами детектива, то начнётся он по-другому. Одну милую девушку бросил коварный жених. Чтобы помочь справиться с депрессией, лучшая подруга увозит её подальше от жениха-предателя в другой город. Там они вдоволь хлебнут страха, участвуя в опасных приключениях. Зато раскроют тёмные тайны города и познакомятся с мужчинами, о которых могли только мечтать. Одна из подруг впервые в жизни испытает истинную страсть, другая – забудет все прежние чувства и полюбит по-настоящему.

Глава 4 Семья Стахий

Лада помнила себя с трехлетнего возраста. Самым ярким воспоминанием оказался салют на день города. Она до сих пор помнила свой восторг от ярких огней, расцветающих в небе. Родители, наблюдая ликование дочери, решили радовать её пусть маленьким салютом, но каждый семейный праздник, уж больно счастливой выглядела малышка. Так и повелось.

Соседи неодобрительно качали головами: «Лучше бы новую одежду купили, выбрасывают деньги на ветер».

Для семьи Стахий разноцветные гирлянды огней в небе стали символом праздника и счастья. Вероника Архиповна, родив дочь, посчитала материнский долг выполненным. Воспитанием Лады занималась лишь время от времени, то безмерно заласкивая, то занимаясь только собой. Когда чувствовала угрызения совести, заваливала дочь подарками, не замечая порванных колготок и платья, из которого та выросла. В десятилетнем возрасте под влиянием семьи Лавровых Лада многому научилась, теперь она сама могла приготовить еду, погладить одежду, навести порядок в своей комнате. Лада не обижалась на мать, та могла создать праздник из ничего, сделать пасмурный день вновь солнечным. Только вот жизнь не могла состоять из одних праздников, будни же Веронику Архиповну не интересовали. Трудилась она парикмахером в крохотном салоне, зарплата её не волновала, но и этот мизерный доход тратился неразумно. Могла купить дорогую рыбу, морепродукты, потратив половину недельного бюджета, устроить для семьи пир горой, а после дней пять кормить мужа и дочь одними макаронами. Олег Григорьевич принимал жену со всеми недостатками, лишь старался по мере сил контролировать расходы супруги. Но чаще сам баловал её подарками, делал красивые жесты, которые обожала любимая Вероника. Лада видела отца редко, целыми днями он пропадал на работе, иногда прихватывая и выходные. Если выдавалось свободное время, родители посвящали его друг другу, и тогда Лада чувствовала себя лишней. А когда они, насладившись общением, вдруг вспоминали о единственной дочери, то устраивали для неё развлечение. Жизнь представлялась Ладе качелями: взлёт — ласки и восторги, падение — отстранённая мать и холодные макароны на плите. Но однажды качели резко остановились. Отец не пошёл на работу один день, второй, в квартире запахло лекарством и бедой. После обследования у него обнаружили рак поджелудочной в поздней стадии, оперировать врачи отказались: незачем добавлять лишние страдания больному.

Олег Григорьевич сгорел за два месяца, последние трое суток лекарства почти не помогали, он не выдерживал и глухо стонал от боли. Спокойный промежуток между уколами становился всё короче. Вероника Архиповна не выносила вида мучений мужа, уходила на улицу во двор, а Лада, зажав уши руками, молила об избавлении отца от страданий. Умер он в безветренный, светлый день в начале зимы. С неба сыпался мелкий снежок, украшая голые ветви деревьев, крыши домов, укрывая притихшую землю. На кладбище Тина, поддерживая подругу под локоть, чувствовала, как та дрожит. Лада не плакала, в ушах всё ещё звучали крики отца, она ощущала лишь облегчение — отмучился. Окаменевшие лёгкие с трудом пропускали воздух, даже дышалось тяжело. Она не смогла подойти к гробу и попрощаться с отцом, чувствовала его уже здесь нет, в деревянном ящике покоится лишь измученное ледяное тело. В душе Лады царила пустота и усталость. Такая же звенящая тишиной пустота встретила её в квартире, когда она возвратилась домой после поминок. Мать отправилась ночевать к подруге, с которой работала в парикмахерской.

— Доченька, я побуду у Светы. Прости, но не могу идти домой, просто не могу. Не сегодня…Нет сил, — прошептала Вероника Архиповна, захлёбываясь слезами. — Папы больше с нами нет…

Лада только вздохнула, мать пыталась избавиться от боли, разделяя его с чужим человеком, а не с ней. Тина не хотела оставлять подругу одну, но Лада заявила, что очень устала и ляжет спать. Она и, правда, попыталась заснуть, но не смогла. Тяжесть на душе мешала дышать, не давала забыться сном. Лада встала, прошла в спальню родителей — на спинке стула висела клетчатая рубашка отца. Она прижала её к лицу, вдохнула знакомый запах, перебиваемый лекарствами, и горько заплакала. Спустя время, обессилев от слёз, Лада заснула в кресле с отцовской рубашкой в руках. Проснулась она от холода, из-за отключённых батарей квартира за ночь выстудилась. За окном выпавший снег принарядил детскую площадку, укутал мягким покрывалом машины и деревья. По сравнению с этой белизной и чистотой их квартира выглядела неопрятно и неухожено, за сутки через неё прошло много людей: коллеги с работы отца, знакомые и друзья родителей, соседи по дому. Есть не хотелось, Лада выпила кружку горячего крепкого чая, включила батареи, распахнула форточки. Сквозь слёзы улыбнулась портрету отца на стене.

— Привет, пап. Как ты там на новом месте? Тебя хорошо встретили? Тётя Маруся уверила меня, что со смертью ничего не заканчивается. Мы сбрасываем физическую оболочку, переходим на волновой уровень и продолжаем жить в другом мире. Она попросила держать себя в руках и не распускаться, иначе твоей душе будет трудно во время перехода, объяснила, что здесь, на земле, ты выполнил своё предназначение. — Лада вытерла слёзы. — Я верю ей. Не может человек исчезнуть без следа. Иначе зачем всё? Вся жизнь… Я постараюсь быть сильной.

Тина застала подругу за уборкой квартиры, сняв пальто в прихожей, молча принялась помогать ей. За три часа они навели полный порядок.

— Завтра пойдёшь в школу? Я принесла домашнее задание. — Тина протянула Ладе листок бумаги. — И ещё мама приглашает к обеду, она приготовит твои любимые вареники с грибами.

Лада почувствовала голодные спазмы в животе, вспомнила, что не ела больше суток. На поминках кусок в горло не лез. Она открыла холодильник, осмотрела пустые полки, на одной сиротливо стояла бутылка прокисшего молока.

— Спасибо твоей маме, я сейчас соберусь. В школу тоже пойду, папе не понравится, если я буду пропускать школу.

Тина не удивилась, что подруга говорит об отце, как о живом. Она тоже верила, что люди не умирают окончательно, а остаются жить в другом качестве.

Вероника Архиповна вернулась домой лишь к вечеру, застала дочь за уроками. Тяжело опустилась на стул рядом с ней.

— Как же мы будем жить без папки? А?

Лада посмотрела в осунувшееся лицо матери.

— Постараемся.

— Постараемся? А я не хочу стараться. Мне тошно. Почему он умер и бросил меня? — Вероника Архиповна стукнула кулаком по столу. — Он не имел права так поступать. — Она поднялась и, шатаясь, побрела в спальню.

Лада проводила взглядом пьяную мать, от жалости у неё кольнуло в сердце. Раньше она так не пила, да и вообще не любила спиртные напитки, уверяя, что они притупляют остроту и яркость жизненных впечатлений.

Почти неделю Вероника Архиповна провела в постели, не ела и всё время находилась в полудрёме. Деньги катастрофически таяли, Лада старалась экономить, как могла, пыталась поговорить с матерью, но та смотрела на неё мутным взором и не отвечала. Отыскав снотворное, Лада выкинула таблетки в мусор. Вероника Архиповна, не получив дозу лекарств, окончательно проснулась.

— Куда ты дела мои таблетки? — подступила она к дочери. На её худом лице читалась искренняя обида вкупе со злостью. Спутанные давно не мытые волосы, похожие на паклю, торчали во все стороны.

— Если ты решила уморить себя, то не получится. Я выбросила снотворное на помойку. Скоро у нас нечего будет есть, денег осталось только на две булки хлеба.

Лада уже пыталась найти работу, но пока её никуда не принимали. Узнав, что ей только пятнадцать, а выглядела она ещё младше, отказывали наотрез.

Мать заплакала и обняла её за плечи. Лада брезгливо отстранилась.

— Ты вся пропахла спиртным и потом.

— Прости меня. Я что-нибудь придумаю, — она отправилась в ванную комнату.

Лада налила в тарелку бульон, приготовленный из последнего кусочка курицы, подвинула матери. После душа та стала выглядеть чуть лучше. На щеках появился еле заметный румянец.

— Завтра я выйду на работу.

— Хорошо, — кивнула Лада. — Я на это сильно надеюсь.

На следующий день, вернувшись из школы, она обнаружила в квартире изменения: из шкафа исчезли все вещи отца, со стен его фотографии.

— Куда ты дела фотографии папы? — с порога поинтересовалась она у матери.

Вероника Архиповна повесила пальто на вешалку, сняла сапоги.

— Положила в альбом.

— Альбом где?

— В кладовой.

— А где его вещи? Где клетчатая рубашка, серая футболка. — Лада, выстирав футболку и рубашку, время от времени надевала их, ощущая тепло и покой.

— Вещи забрала Света, отдаст знакомым.

Лада взяла ключ и отправилась в крохотную кладовку рядом с лифтом. Принесла альбом, положила в своей комнате в тумбочку.

— Мне невыносимо видеть его фото перед глазами, — Вероника Архиповна обхватила себя за плечи руками. — Ты сама сказала — надо жить.

— Жить, а не забывать напрочь.

Но мать пыталась именно забыть, она стала поздно возвращаться с работы домой, первое время Лада, приготовив ужин, ждала мать, а потом перестала. Пропасть непонимания между ними всё увеличивалась, делая их чужими. Горе не сплотило, а разобщило прежде родных людей.

Не прошло и трёх месяцев со смерти Олега Григорьевича, как соседи увидели Веронику Архиповну с одним мужчиной. Спустя неделю — с другим, через какое-то время — с третьим кавалером. Этот третий продержался дольше всех и вскоре провожал её до квартиры, подносил сумки. А ещё через месяц остался на ночь. Когда чужой человек покинул их дом, Лада угрюмо поинтересовалась:

— Как же так. Ты уже забыла папу?

Мать глянула на неё глазами, полными муки и боли.

— Стараюсь… хоть на минуту. У меня разорвётся душа, если не заполню её хоть чем-то. Я так любила твоего отца, что не могу оставаться в одиночестве. Здесь так жжёт, — она показала на сердце. — Я готова сделать что угодно, лишь бы прекратить эту пытку.

Лада больше не задавала матери вопросов, каждый по-своему справляется со своей болью и потерями, но разочарование в единственно близком человеке осталось навсегда. Ей пришлось рано повзрослеть и научиться ценить каждый миг жизни.

После окончания школы подруги поступили в один институт на отделение экономики. К тому времени мать Лады наконец остановила выбор претендентов на роль супруга и вышла замуж.

Первый курс подруги проскочили без волнений и приключений, а на втором: Лада влюбилась. Безоглядно, страстно. Чувство оказалось взаимным. Сергей Ершов учился на четвёртом курсе, впервые она заметила его в библиотеке. Они с Тиной искали материал для доклада, Ладу угораздило рассказать смешной анекдот. Давясь от смеха, подруги пытались не привлекать к себе внимания. На предупреждение библиотекаря девушки замолчали минут на пять, потом, не выдержав, засмеялись так громко и заразительно, что заставили всех улыбаться. Пришлось покидать библиотеку, Тина извинилась перед библиотекарем. Лада, зажав рот рукой, направилась к выходу. Парень, сидящий за столиком у двери, подмигнул ей и послал воздушный поцелуй. Второй раз она увидела заинтересовавшего её студента в парке, когда каталась с ледяной горки вместе с детьми. Он наблюдал за шумной компанией и не спускал с Лады глаз. Незнакомец явно намеривался подойти, но тут её окликнула Тина.

— Ладка, хватит! Я совсем замёрзла. Пошли домой. Нужно до дискотеки реферат написать, а уже пятый час…

Студент до этого монолога явно не замечал сидящую на скамейке Тину, с любопытством посмотрел в её сторону. Перевёл взгляд на Ладу, покачал головой, а потом, как в библиотеке, послал воздушный поцелуй. Она показала язык, решив, что он осуждает её поведение. Незнакомец засмеялся, изобразил бьющееся сердце. Когда Лада вернулась к подруге, студент уже исчез.

Вечером на институтской дискотеке незнакомец пригласил Ладу на танец, так начался их жгучий, тяжёлый роман, наполненный радостью и болью. Физически их тянуло друг к другу, между ними возникало столь сильное напряжение, что казалось: воздух искрит. Они могли долго гулять по городу, просто держась за руки, а если начинали целоваться, то до одури. Первый месяц из-за любовной горячки разговаривали только о себе. Первый тревожный звоночек разногласия прозвучал на улице. Лада кинулась помогать женщине, вкатить на пандус магазина инвалидную коляску с сидящим в ней подростком. Сергей не сделал даже попытки помочь, на её упрёк ответил:

— Эта баба сама виновата, что оставила дауна в живых. Таких, как он, нужно убивать в младенчестве, а ещё лучше в утробе.

Лада оторопела. Глаза Сергея горели злобой и ненавистью, любимое лицо выглядело отталкивающе и незнакомо.

— На самом деле ты так не думаешь, — улыбнулась она вымученно. — Плохое настроение виновато?

Сергей твёрдо и уверенно заявил:

— Это моё мнение, и оно правильное. Дауны, инвалиды, нищие, бездомные и другие уроды только потребляют и не приносят никакой пользы. Они бремя для государства. На них тратятся деньги, которые могли пойти на другие нужды. Ты не задумывалась, сколько миллиардов уходит зря? Мы могли бы на эти деньги построить новые дороги, улучшить жизнь здоровых людей. Давно пора перейти от слов к делу и начать чистку от ненужного генетического хлама. Человеческое общество стало бы без них совершеннее.

Перед глазами Лады стояло улыбчивое круглое лицо мальчишки. Вот его-то как раз и причислил к генетическому хламу Сергей. В сердце кольнуло, будто кто-то ткнул в него иголкой.

— А ещё пенсионеры мешают, некоторые живут слишком долго. На них тоже много денег уходит, — произнесла она напряжённым голосом.

Сергей обрадовался поддержке, не заметив сарказма.

— Я уже думал об этом. Нужно ввести возрастной ценз, допустим предел семьдесят лет. Пока сами могут обслуживать себя и не нужно за ними ухаживать.

Лада не верила своим ушам, он, скорее всего, так неудачно шутит.

— А как быть с теми, кто заболел раньше этого предела и стал инвалидом?

— Не повезло. Им придётся уходить из жизни раньше. Нельзя быть балластом для родственников и государства. Ведь лежачие больные и люди, не способные жить самостоятельно, делают быт родных некомфортным, суживают возможности служебного и личного роста.

— И как предлагаешь, убивать их или расстреливать? — Лада всё ещё надеялась, вот сейчас Сергей обнимет. «Напугал тебя? Брось, я пошутил».

Сергей хмыкнул:

— Ух, ты настроена решительно. В наше время есть гуманный способ ухода из жизни. Мы же не звери какие. Чистку человеческого хлама нужно делать с помощью медикаментов. Легко, аккуратно и безболезненно. Знаешь, кто мой кумир из мира науки и медицины? Профессор Смородин. Он испытывал вакцину против полиомиелита на собственных детях и внучке. Вот это человещище. Жизнь ради общего блага.

Ладе захотелось выяснить до конца. Она осознала: он не шутит. Давно всё обдумал и верит в то, что говорит.

— И кто же будет принимать решение, кого отправить на тот свет, а кого оставить? Под эту лавочку можно недругов уничтожить, денежки прикарманить, квартирку себе отжать.

Сергей хлопнул в ладоши.

— А ты умница! Сразу поняла суть проблемы. Решать должна комиссия или назовём её команда уборщиков. Это должны быть честнейшие и проверенные люди. Чтобы не соблазнились деньгами, их оклады нужно сделать очень большими.

— Ты один так считаешь или у тебя есть единомышленники? — задала Лада последний вопрос; за время разговора её душа постепенно замерзала и превращалась в кусок льда. Острое разочарование и что-то похожее на апатию обессилило тело, захотелось немедленно присесть.

— Если хочешь присоединиться к нашему движению «Чистая страна», я тебя порекомендую. Как раз завтра у нас пикет у администрации города под лозунгом «Рабочие места — своим, пришлым гастарбайтерам — твёрдое нет». Придёшь?

Лада не понимала, зачем уточняет. Ей просто хотелось остаться одной и подумать.

— Вам мешают гастарбайтеры? Их же в нашем городе мало. И работают они там, где никто работать не соглашается. Ты бы тоже за копейки, что им платят, не пошёл туда трудиться.

Глаза Сергея яростно вспыхнули.

— Пусть убираются к себе в республики. Нужно всех разогнать по национальным квартирам.

— А как быть с теми, кто всю жизнь прожил здесь, или родился в России, но другой нации, не русский?

— Нужно запретить межнациональные и межрасовые браки, они только портят чистоту крови. А для всех полукровок создать резервации и понизить в правах, чтобы другим неповадно было. Ты не ответила, придёшь завтра.

Лада помассировала пальцами виски. «Бред сумасшедшего фашиста. В стране у каждого человека намешано столько разной крови. Разве он этого не понимает?»

Сергей другим тоном ласково поинтересовался:

— Заболела?

— Заболела. Мне плохо от твоих слов. Ты говоришь ужасные вещи. Ты не можешь так думать. Я не хочу в это верить.

Сергей мгновенно вспыхнул.

— А мне показалось, ты меня поняла. Вопросы задавала, прониклась правильными идеями. Ты ведь не закостенелая обывательница…

Лада посмотрела на него: красивые губы — обожает их целовать, глаза от которых трудно отвести взгляд, подбородок — твёрдый, чёткий, так приятно его касаться.

— А если бы вдруг я родила тебе больного ребёнка. Ты бы его тоже гуманно уничтожил?

— Пришлось бы. Решения приняли бы чистильщики. А мы бы родили здорового ребёнка, зачем нам калека или даун?

Лада молча повернулась и побрела прочь. Ясный день терял для неё краски, становясь серым и блёклым.

Сергей догнал и схватил за плечо.

— Не смей уходить от меня так.

— Как?

— Я вывернул перед тобой душу. Поделился заветными мыслями, идеями. А ты просто ушла.

Лада вздохнула.

— Что ты хочешь услышать. Я в ужасе от твоих чудовищных идей. Я никогда не разделю их. Если твои друзья из «Чистой страны» думают так же, то вы настоящие садисты. Я до конца не верю в бред, что ты тут нагородил. Ты сам-то понимаешь, какие страшные слова произнёс.

— Я лишь вслух сказал то, о чём шепчутся на кухне, в чём трусливо боятся себе признаться. Я честен и неравнодушен к судьбе страны.

— Так, как ты, думают единицы. Если уж на то пошло — это вы психи и уроды.

— Я люблю тебя и прощаю за эти слова. Ты ничего не поняла. Но я смогу тебя убедить и объяснить. Пока ты рассуждаешь, как простая баба и недалёкая мещанка.

Сергей впервые признался в любви. Она ждала этого, но сейчас его слова прозвучали как оскорбление.

— Дай мне побыть одной, — попросила Лада, мечтая выпить таблетку от головной боли и заснуть.

— Конечно. Трудно сразу принять прогрессивные идеи, надо всё обдумать.

Он проводил её до студенческого общежития. Остаток дороги шли молча. Прощаясь, Сергей хотел поцеловать её, но Лада отвернулась. Его тёплые губы мазнули по щеке, оставляя влажный след.

— Поговорим завтра.

Но они не поговорили ни завтра, ни через неделю. Участников пикета арестовали возле администрации города за несанкционированный митинг. Сергея отпустили через четверо суток, ещё два дня Лада успешно избегала с ним встреч. В институте Сергей появился героем, пострадавшим от жестокости властей. В перерыве между лекциями он подстерёг Ладу у двери аудитории, увлёк к окну в коридоре.

— Я ужасно соскучился. Малышка, бог с ними с идеями, пусть пока ты не понимаешь меня, потом поймёшь. Главное, я люблю тебя и хочу быть с тобой.

Он улыбался и с обожанием смотрел на неё. Сердце Лады бешено колотилось, руки холодели. Душа ныла, а тело рвалось к нему и требовало прикосновений и ласки.

«Я смогу его переубедить, — решила она. — Не дурак же он на самом деле. Нужно бороться за свою любовь».

Они промучились ещё четыре месяца. Спорили чуть ли не до драки. Каждый пытался доказать свою правоту, донести своё понимание мира до другого. Напрасно. Чем больше Лада и Сергей узнавали друг друга, тем больше понимали: у них нет ничего общего. Любовь не помогала, а только делала стычки и споры ещё яростнее и болезненнее. Последней каплей для Лады стала поездка в музей. Сергей спросил у смотрительницы.

— Почему у этой картины нет таблички?

Бабулька-одуванчик подслеповато сощурилась.

— Имелась, — растерянно оглядевшись по сторонам, добавила: — Тут только что школьники были, может, утянули?

Сергей взорвался.

— Так и вас утянут, а вы не заметите! Какой из вас работник, сидели бы уже дома.

— Сыночек, пенсии-то не хватает, — растерялась старушка.

— Если не хватает, переходите на хлеб и воду. Нечего зря небо коптить, толку от вас нет.

Бабулька ахнула, на глаза навернулись слёзы.

— Оставь её в покое, — Лада дёрнула Сергея за рукав. — А вы, бабушка, не обращайте на него внимания. Он сегодня не с той ноги встал.

— С той! — разозлился Сергей. — Сидите тут как слепая курица, у вас под носом все картины вынесут. Никчёмная старая карга. Вам давно пора на тот свет.

Лада бросилась к выходу из музея. С неё хватит. Его никогда не переделать. Пора посмотреть правде в глаза. Она полюбила садиста, с отвратительным характером и бесчеловечными идеями. Всегда кажется: монстры в людском облике существуют где-то там, далеко, увидеть их можно только в кино или прочесть о них в книгах. Так не хочется признавать, что близкий человек оказался одним из них.

— Что опять не так? — Сергей догнал её и повернул лицом к себе. — Разве я отступил от истины. Разве старуха не плохой работник?

— Больше не хочу ничего доказывать. Мы расстаёмся и на этот раз окончательно, — отрезала Лада.

Сергей влепил ей пощёчину.

— Мы расстанемся, когда я захочу.

Лада схватилась за горящую щёку.

— Будешь насильно заставлять общаться с тобой? Ты мне отвратителен.

В глазах Сергея горела злоба и толика вины.

— Ты вынудила меня ударить.

— Этого я тебе никогда не прощу.

— Сама виновата, вынудила.

Лада оттолкнула его руки.

— Ты больше не существуешь для меня.

Он закричал ей в спину.

— А знаешь что? Это ты не существуешь для меня. Никчёмная, жалкая, баба. В тебе нет ничего примечательного: ни рожи, ни кожи, ни характера. Так, одна пустота.

— На этом и поставим точку, — обернулась Лада. — Действительно, зачем такому необыкновенному парню, как ты, знаться с пустотой.

Эта размолвка стала последней, больше они не разговаривали. Через три дня она увидела Сергея с другой девушкой. Он демонстративно на её глазах поцеловал спутницу. Бывший возлюбленный не подозревал, насколько стал безразличен Ладе и его попытки вызвать ревность безрезультатны. Она не понимала, как могла не разглядеть и полюбить чудовище. Прививку от любви Сергей сделал настолько серьёзную, что Лада почти на три года и думать забыла о мужчинах. За это время случилось лишь одно кратковременное увлечение, не затронувшее чувств и быстро перешедшее в разряд дружеских.

Филипп стал первым, на кого она обратила внимание и то лишь после длительного ухаживания. Лада честно себе признавалась, внимание красивого успешного мужчины оказалось для неё очень лестным, и не устояла перед искушением стать его избранницей. После фиаско с Филиппом Лада решила: мужчин она выбирать не умеет, и впору просить совета у психологов или свах.