Нагадали мне суженого

Наталья Андреева, 2013

Анфисе Лебедёвой кажется, что она ясновидящая. Дар открылся у девушки после нервного потрясения, когда она попала в больницу с подозрением на онкологию. Все, слава богу, обошлось, но с тех пор Анфиса уверена: она способна видеть будущее. Маленький провинциальный городок, где она теперь живет, то и дело потрясает очередное ее пророчество. Так, придя однажды в краеведческий музей, Анфиса видит там странный натюрморт, на котором изображены ваза, гиря и три ржавых ключа. На следующий день девушка идет в полицию и заявляет: в городе готовится убийство. Ей никто не верит, но вскоре и в самом деле находят труп автора картины, московского художника, а сам натюрморт исчезает. Анфиса утверждает, будто картина стоит огромных денег, и это доходит до местного олигарха Нила Аксенкина, любителя редкостей и мецената.

Расследование ведет…

Я пошла в полицию в свой обеденный перерыв, еле-еле дотерпев до понедельника. Мне и в голову не пришло, что все государственные учреждения в нашем насквозь провинциальном городе работают в одном режиме. И если у меня обед, то у них тоже. В отделении полиции все двери оказались заперты, кроме одной. Поскольку деваться было некуда, я туда вошла. Он тоже обедал, мужчина, сидящий за столом. Перед ним стоял термос, рядом с термосом лежал огромный охотничий нож, а на газете живописно были разложены полбуханки хлеба, полбатона полукопченой колбасы и кусок сыра. Этот потрясающий натюрморт так меня вдохновил, что я не попятилась назад, в коридор, а, напротив, сделала пару шагов вперед.

— Здравствуйте!

— У меня обед, — вздохнул он.

— У меня тоже, — храбро ответила я.

— Проходите, Анфиса, садитесь.

Он так и сказал: Анфиса! Я очень обрадовалась и одновременно удивилась:

— Откуда вы меня знаете?!

— Да кто ж вас не знает? — тяжело вздохнул он. — По крайней мере человек десять в этом городе всерьез собираются вас убить. И мы, как полиция, держим все на контроле.

— Убить?!

— А вы как думали? Кофе будете?

— Не знаю.

— Садитесь, раз пришли. Я сделаю вам бутерброд.

Я села. Он взял в руки охотничий нож и принялся кромсать колбасу. Каждое его слово было для меня точь-в-точь как удар ножом для этого полукопченого батона:

— Ну что? Неужели случилось? Пишите заявление.

Я так растерялась, что даже забыла, зачем пришла.

— Кто, где, когда, — деловито стал перечислять он. — Вам угрожали по телефону или письменно? Какими словами и в какой форме? Разберемся, — заверил он.

— Боже мой, неужели все так страшно?

— Хуже, чем вы думаете.

— Но я ничего такого не делала! По крайней мере в последнее время.

— Да? А зачем вы сказали моему соседу по даче, что у него все банки с огурцами взлетят?

— Не знаю. Показалось мне. То есть я увидела это во сне.

— И ведь взлетели! — весело сказал он. — Все до одной! Представляете, что творится у него в подполе? А вонища какая! Даже у меня на участке дышать нечем! И все благодаря вам!

— Я-то здесь при чем?

— Он порчу побежал снимать. Вы представляете, как снимают порчу?

— Приблизительно, — упавшим голосом сказала я.

— Какая-то полуграмотная бабка посылала в ваш адрес проклятия, тыкала иголкой в ваше фото. Или в куклу, которую состряпала из какой-то дряни. Не боитесь?

— Нет. Постойте-ка, — сообразила я. — Сегодня утром на коврике перед входной дверью я нашла куриные кости.

— Вот видите! — обрадовался он. — Действует! И что вы с ними сделали?

— Господи! Выкинула, конечно! Собрала и по дороге в библиотеку бросила в мусорный контейнер.

— Руки покажите, — потребовал он.

Я показала.

— Странно, все в порядке. Стригущего лишая не наблюдается, кровоточащие язвы тоже отсутствуют. Или еще не подействовало? Труп неустановленного пока животного будем заносить в протокол? — деловито спросил он.

— Вы думаете, это не курица?! Неужели они убили кошку?! Или даже собаку! Какой ужас! Так это было жертвоприношение!

— Темные люди, — усмехнулся он. — Средневековье. Но вы тоже хороши. Чего вы везде суетесь со своими пророчествами?

— Я давно уже никому ничего не говорю!

— И тем не менее весь город в курсе. Ладно, пишите заявление. Я вас защищу.

— Мне от вас другого надо, — потупилась я.

— И чего же именно? — развеселился он. — Секса?

Он так и сказал: секса. Через «е».

— Нет, конечно! Дело в том, что в нашем городе скоро случится загадочное убийство. Или уже случилось.

Я думала, он сейчас заорет: «вон!!!»

Кто-нибудь другой так бы и поступил. А этот ничего. На вид он даже не совсем противный, хотя и не кремовый торт. И еще он называет меня Анфисой.

И тут, как назло, зазвонил мой мобильник! С субботы Капка обрывает мой телефон! Она ведь назвалась экспертом по живописи, в которой ни бум-бум! Разумеется, без моей помощи Аксенкин ее мигом разоблачит.

Я не понимаю, на кой он ей сдался? На вид Аксенкин противный, а что касается денег, то Капка и сама богатая. Во-первых, все ее бывшие мужья исправно платят алименты. А один даже уехал на Север к нефтяникам, и оттуда на Капкино имя ежемесячно приходят денежные переводы, которым завидует весь город. Потому что сумма — секрет Полишинеля, почтальонша по дороге к Капкиному дому всем встречным-поперечным показывает извещение, а у того ее мужа, что уехал на Север, как назло, прекрасный почерк.

Во-вторых, Капке регулярно дает деньги Карпуша. Как только видит дочку, тут же лезет в карман и достает оттуда купюру или две со словами: «Внучка́м на конфеты». Деньги у Карпуши есть всегда, своими золотыми руками он делает их буквально из воздуха. И Капка их берет, «чтобы не про́пил».

Это «внучка́м на конфеты» — «чтобы не про́пил» происходит чуть ли не ежедневно. Город у нас небольшой, деятельный Карпуша дома не сидит, да и Капка живчик, поэтому они время от времени друг на друга натыкаются. Даже если вовсю стараются избежать встречи, все равно натыкаются. И куда деваться? Денежные купюры перетекают из Карпушиного кармана в Капкин.

— Права, дочка, не отдам, так пропью.

В-третьих, Капка работает. Воспитателем в детском саду. Место не денежное, но зато Капка каждый день приносит домой еду, и все ее дети находятся под бесплатным присмотром. Младшие ходят в садик, где она работает, старший учится в школе, которая находится через дорогу от этого садика. У Капки есть полевой бинокль, доставшийся ей от второго мужа, военного. В этот бинокль она прекрасно видит сидящего за партой сына, а если не видит, тут же звонит директору, с которым у нее, кажется, начинается роман:

— Борислав Семенович, где там мой Эмилька шатается?

Вы уже поняли, что Бориславу Семеновичу от тридцати пяти до сорока, а Эмиль еще мальчик, ему нет и десяти. Наши жители по одному только имени человека легко определяют его возраст, не глядя в метрику.

Четвертый источник ее дохода — подарки. Даже бывшие Капкины любовники не забывают поздравить ее с Восьмым марта, не говоря уже о дне рождения. И дарят не какую-нибудь ерунду, а полезные в хозяйстве вещи. Не знаю уж, чем она их берет, мне даже коробки конфет за всю мою женскую жизнь ни разу не подарили. На единственный мой день рождения, который мы с «хоть кем-нибудь» праздновали вместе, я получила от него спиннинг. Надо говорить, что я ненавижу рыбалку? А вот Капка всегда получает только то, что хочет.

Так что с Аксенкиным Капка не из-за денег.

— Чего ты хочешь? — спросила я.

— Да не я! Он! Он хочет купить картину, да так, чтобы на ней заработать! А я не знаю, что сказать!

— Ты же эксперт. Должна знать.

— Аня, я тебя умоляю! Проси что хочешь!

— Я тоже не эксперт.

— Да, но ты ясновидящая!

Трудно сделать мне комплимент более приятный. Я понимала, что Капка поступила так из корысти, но смягчилась. Тем более это было и в моих интересах.

— Я могу сказать, на чем можно заработать. В музее есть одна картина…

— Какая?! — радостно завопила Капка.

— Я тебе ее покажу. — Я вопросительно посмотрела на сидевшего напротив мужчину. Тот еле заметно кивнул. Я воодушевилась: — Эта картина бесценна. Аксенкин наверняка на ней заработает. Бешеные деньги, — добавила я для верности.

— Я ему сейчас позвоню! Когда мы сможем пойти в музей?

— После работы. Давай встретимся у входа в шесть.

— В шесть часов музей закрывается! — огорчилась Капка. — Ты знаешь хотя бы одно место в нашем городе, куда можно беспрепятственно войти после шести?

— Знаю. Кабак.

— Так там же не зарабатывают, а тратят!

— В музее тоже не зарабатывают. Пока, — вовремя спохватилась я. — Но ты права: в шесть он закрывается. Как быть?

— Ничего, — вмешался мой спаситель. — Я позвоню туда и скажу, чтобы нас ждали. Не расходились, пока мы не решим вопрос.

— Ты слышала? — спросила я Капку. — Звони Аксенкину.

Мой расчет был прост: картина опасна и надо изъять ее из обращения, как фальшивую банкноту. Иначе быть беде. Но у меня нет средств, чтобы ее купить, в своей библиотеке я зарабатываю немногим больше десяти тысяч за вычетом подоходного налога. Как вы понимаете, этого еле-еле хватает, чтобы сводить концы с концами. У меня иной раз на колготки денег нет, хожу в штопаных, и если бы не мама… Но не об этом сейчас речь. Не о бедности нашей культуры, то есть не о бедности работников культуры, конечно. Все время путаюсь. Я об убийстве: можно просто попросить художника не выставлять опасную картину на всеобщее обозрение, но ведь он может заартачиться. С какой стати ему убирать с глаз долой натюрморт, который может прославить его как минимум на весь наш город? Выход один — купить его. Я готова впарить сомнительную картину Аксенкину, лишь бы предотвратить преступление. Я так и сказала Капке: в нашем краеведческом музее висит шедевр живописи мирового значения.

— О как! — восторженно воскликнул мой визави.

— Ты где? — насторожилась Капка. — И с кем?

— С мужчиной.

— Я поняла, что с мужчиной. Кто он?

— Я в полиции, не беспокойся.

— О господи! Что ты там делаешь?!

— Пишу заявление. То есть уже не пишу. Я думаю, если мы изымем из музея натюрморт с белой вазой, то все будет хорошо. Только надо сделать это быстро. Увидимся в шесть. — И я дала отбой.

— Что за картина? — вцепился в меня сотрудник полиции, как только я запихнула телефон обратно в сумочку. — Она заминирована, что ли?

— Пока не знаю. Знаю только, что в ней таится опасность. И нам, то есть вам, то есть нам с вами и с ними, срочно надо в музей.

К моему огромному удивлению, он согласился:

— Хорошо. Во сколько вы заканчиваете работать, Анфиса?

— Без пяти шесть.

— Без пяти шесть я буду ждать вас у входа в библиотеку.

— Вы и это знаете?! Что я работаю в библиотеке?!

— Одно время я даже подумывал установить в читальном зале постоянное дежурство одного из наших сотрудников, — вздохнул он. — Вас люто ненавидят. Я думаю, костями на коврике дело не ограничится. Вам всерьез грозит опасность, поэтому отныне я всегда буду рядом, — заверил он. — Кстати, меня зовут Арсением. Арсений Савельевич Ладушкин. — Он еле заметно опустил подбородок. Я тоже представилась полным титулом: Анфиса Иннокентьевна Лебедёва, ясновидящая. И мы наконец познакомились.

«Ему около сорока, — тут же подсчитала я. — Постарше меня, скорее всего в разводе, и с социальным статусом у него все в порядке».

И мне стало так спокойно! Я правда не поняла, почему он со мной возится, но когда поняла, то решила, что это достойно отдельной главы. Но надо собраться с духом. Сначала об убийстве.