Долгий путь, или Хрупкие люди

Наталья «TalisToria» Белоненко, 2020

Отцы и дети. И зависимости. Это история-посвящение. Печаль из детства. И поиск хэппи-энда, пускай и наивного. Это мое пожелание счастья, и широкоформатная просьба: «сбереги себя»! Нужен! Это посвящение счастливчику и харизмату, которому справиться со своей удачливостью не хватило воли, разборчивости и ума. Случайно ли? Почему даются такие судьбы? Это о проблемах из детства, которые мучают всю жизнь и обладают магнетизмом для окружающих, формируя личность незаурядную, и о моей вере в то, что с ними все же можно справиться, оставив себе отжим лучшего. Это о том, как важна вера в себя… И в ближнего. Для успеха и для Жизни. О благодарности, утрачивая которую, утрачиваешь ценность и объективность оценки реальности. Все началось с 2-часового декабрьского сентиментального наброска. Хотя… Раньше) Горрраздо. Это о том, как молодость – «могла», а старость – еще не пришла… Как все со временем приобретает другое значение. Как долго может тянуть за собой прошлое… Казалось бы, такое сиюминутное.

1. Eх/Бывшая / Та (Из вне/Когда-нибудь)

"Take That"–"Pray".mp3

Бриссия Ноллан проснулась с мыслью, что дочь сегодня в отъезде по работе. Хотя вот уже несколько лет как приучила себя не просыпаться с запросом «а где Тейн?». Один из благоприятных признаков для созависимых — признать, что эта проблема — она навсегда, и контроль как проявление к близким является ее частью и «лакмусовой бумажкой» текущего состояния. А дочери 25. И, пускай, она живет частично с матерью, но она — вольна иметь личную жизнь. Свой круг общения, свои интересы. И общаться с отцом.

Да.

Незримое присутствие Райса в их жизни на сегодняшний момент свелось к осторожным упоминаниям дочери только в качестве пояснения своих планов, либо в ответ на ее собственные редкие вопросы.

Нет, не расспросы. А просто вежливость. Они разведены уже больше 20 лет. И на момент развода говорили лишь через адвокатов, а после — не говорили и вовсе. Вообще никогда. Были длинные отрезки жизни, когда он никак не упоминался на столько, что начинал казаться мифом, потом в очередной раз звучал точечной выходкой в СМИ, и снова исчезал. И Брисс понимала, что так — для всех лучше.

Нет, так — лучше для нее, а как оно для него — его забота.

Когда-то в беспечной юности Райс стал ее наркотиком, покрепче любого вещества, и теперь задачей всей своей жизни она видела просто не употреблять. Больше. Этих воспоминаний, надежд, и других кайфушек, от которых потом так ломает.

Потом, когда Тейн в сознательном возрасте в очередной раз решила восстановить общение с отцом, его так или иначе пришлось упоминать. Как непреложную истину. Но к этому времени ей, Бриссии уж практически нечего было рассказать о ее отце — теперь Тейн знала о нем гораздо больше ее самой. Однако не спешила дразнить маму тем, что ей под запретом. Тейн и сама состоит в анонимных группах. Она — дочь наркомана. И у них с Тейн доверительная договоренность, что она если и пробует общаться с Райсом, то добросовестно помнит о его нестабильности, и общается с ним только через осознанность и системную терапию.

Но Тейн — не просто уже взрослая. Она — умница. Под эгидой своей (одной из), как и ее, Брисс бывшей фамилии она оказывает помощь созависимым по всему миру. Это — благородная миссия, когда у тебя самой отец — знаменитый наркоман. Был столько лет, и остается одним из самых ярких эпичных примеров, как оказаться небывалым везунчиком, сделать карьеру из ничего будучи почти школьником, а потом слить ее в унитаз еще до 25. И теперь Тейн, как близкий родственник двусмысленной Легенды и прокаченный член сообщества, вполне может себе позволить себе приглядывать за 45-летним нищим на гос.пособии.

Брисс уже и не думала вспоминать, что этот двухэтажный особняк, ставший ей домом на столько лет, который она так холила, в котором создала даже чудесный мини сад на веранде, она когда-то отвоевала с помощью хороших адвокатов при разводе. Впрочем, Райс и не купил бы его без нее, без ее просьбы. А не прояви она тогда волю, и не выступи против него со щитом в виде 3х-летней дочери, он спустил бы на развлечения и его, как спустил все остальные части своего состояния, успеха и таланта.

Так что нет, Брисс не имела привычки страдать муками совести. Она вырастила тут его дочку.

Нет, свою! И этой компенсации достойны обе. Если вспомнить все его пригрешения… и Нет, популярность — тут не аргумент! А юность — не оправдание.

Впрочем, решительная позиция Тейн в последнее время слегка остудила ее прежнюю непримиримость. Как и упоминания дочери в конкретных цифрах, сколько времени с тех пор прошло. Она не верила заверениям дочери, что такой человек мог поменяться, ведь он — совсем пропащий, и не раз это доказывал. 20 лет терапий и рецидивов, статья за хранение, попытки суицида, передозировки, аресты за дебош,

и множество прочих свидетельств того, что с человеком — не порядок. Как был, так никуда и не делся. И не денется. Будем реалистами.

И не надо уповать на обстоятельства!

Ну, помилуйте, у кого не было проблем??? Ее собственный отец не сбежал ли от матери к сослуживице? И ничего, все справились! А он — сделал из себя великомученика, И придумал, за что ему должно все проститься. Весьма удобно!

Когда-то, на свою беду, еще непрокаченная психотерапевтами на столько, в минуты потепления (а травмированные люди — крайне непоследовательны!) она умудрилась показать дочери домашние архивы из 90х, где 20-летний отец с нею на руках — трогательный до слез. Рассказать, как в свои почти-20 обрадовался новости о ней… Это случилось прежде, чем она опомнилась и сообразила пояснить: ну да, это он всегда умел! Быть очаровательным. МильОны поклонниц тому пример. Достоверная обманчивость — это его вечный козырь! Его"билет в успех". Его принцип жизни.

Потом она корила себя за сентиментальность, и ходила за дочерью с напоминаниями и необходимости здорового критического мышления.

Потом Брисс вновь собиралась с мыслями в панорамном формате, напоминала себе, что дочь во всем разберется сама, и ей попросту нужно предоставить на это право. Успокоившись и собравшись, она украдкой, почти случайно заглядывала в соцсети, выключив всякие эмоции и отклики, и видела там обрюзгшего щетинистого дядьку с холодным голубым взглядом, провалившимся куда-то вглубь лица. Ни фирменного циничного прищура, ни улыбки котенка, ни выразительного «пиратского» лица с красивым контуром подбородка, ни брезгливых гримас, на которых он тогда вырос до кумира девочек. Теперь этот в меру молодящийся человек компактного сложения почти ничем не напоминал того. О котором она потом раздавала интервью телевидению, просто потому, что о нем все еще хотелось говорить, выдавая это за высокие Миссии, или даже выставляя это мелочной местью, приумноженной на масштабы. Там, лет 15 назад, она упоительно рассказывала о созависимости, о том, как «подсела» на человека как на драгс, и как употребляла супружеский секс словно обезбаливающее без рецепта. Как он изменял ей со всеми, кого видел вокруг, кидался на все что движется, и даже просил ее подождать за дверью, когда она застукивала его с очередной фанаткой наедине… негласно оправдывая себя тем, что он — всеобщее достояние, и на данной позиции у него нет права отказывать «страждущим». На самом же деле он попросту не умел и не хотел отказывать себе. Ни в чем. Вечный мальчик, который привык играться в игрушки. Людьми. Симпатичный, который выдавал свою юность за универсальное оправдание. Всего. Без разбору.

Да, у них теперь не было ничего общего. У того и этого. И у обоих — с нею. Ничего. Кроме того, что они хранили одну с ней память.

Впрочем и это утверждение — весьма амбициозно. После стольких-то лет…Даже в этом она не могла быть теперь уверена. Несмотря на щепетильные точечные упоминания дочери. Которая теперь часто говорит с ним по душам, оставаясь у него ночевать. И оправдывает его жалобы на жизнь — тем, что ему не с кем теперь особо поговорить.

Йещщщо бы, разогнал всех друзей! А теперь ссылается на то, что от него всем нужны были только деньги. Предпочитая не вспоминать про то, какой у него был характер…

Все это проносилось у нее фоном долгие годы, и давно уж остыло, превратившись в потрепанный сборник мифов и легенд собственной биографии… Она даже видела его с дочерью живьем, и всегда уходила от необходимости здороваться.

Себе дороже… Хотя тут ему, пожалуй, было что возразить на это в сухих ностальгических цифрах винтажного антикварного развода.

С идеей позвонить дочери, и легкой теплотой в душе от мысли, какая та все-таки получилась умница, она рассеянно выглянула в окно. Через дорогу была прогулочная зона: газон, крепкие взрослые деревца. Пространство покоя.

Под дубом, что сразу под ее окном, оперев на толстый ствол свой велосипед, прям на газоне сидел человек. С книгой.

Она мгновенно узнала этот профиль. Его не спрятать даже под запущенной небритостью. Она даже попробовала стряхнуть с себя мираж.

С книгой??

Велосипед???

?????тут…

Мистика!

Она вновь попристальней всмотрелась в даль…

Когда-то он искал в ней просто легкого веселого друга — именно так он понимал их брак. А она его — боготворила. Он считал, что лимит его дозволенностей — бесконечен, и она невольно подпитывала в нем это убеждение, называя это любовью и преданностью. Они оба были больны. Обманчивой болезнью.

Тейн удалось выудить его на группы поддержки. Тейн уверяет, что он не употребляет уже больше 3х с половиной лет, она с его позволения и благословения присматривает за ним посредством его анализов и расходов. Она заверяет, что он все меньше отрицает собственную роль в собственных провалах, и все менее злобно упоминает прежних друзей, с которыми вместе когда-то достигал успеха, и которыми теперь он якобы бессовестно покинут.

Но велосипед? И книжка?

А венок из ромашек, нет? Незабудки в петлице? Ххах если и появятся, то только с соседской клумбы — не иначе.

А ведь когда-то ей это все так нравилось.

Болезнь. Она — такая.

Нет, она и не подумает. Она давно, и снова задушила в себе побуждение…

…предложить ему чаю или лимонада. Даже если никто и не узнает. Или пригласить зайти. На минутку. Спросить как дела. Угостить печеньем.

Нет. Она в завязке столько лет.

Нет!

Нет(

Болезнь. Рецидив. Опасно. Нет.

К тому же, он ненавидит печенье.

Она отошла от окна. И нет, она не вздумает разыскивать бинокль, чтоб выяснять, что она там читает.

Нет.

Нет(

Может, он и не читает вовсе. Может, это такая манипуляция. Может, он вознамерился вернуть себе дом? Или и вовсе обнищал, и ждет новой порции опеки? Он вполне может купить книжку на последние, и забыть, что потом еще нужно будет на что-то поесть — в его духе!

Ну и… не его ли проблемы? Вовсе? Она отошла от окна. И не подходила к ему ровно 3 часа.

Тейн однажды говорила, что главная проблема надломленных созависимостью людей — доверие. Они — всегда боятся и перестарховываются. Вместо обычной внимательности у них — клиническая подозрительность, подменяющая объективность. Тейн упоминала, что говорит с отцом о том, что если он не сумеет восстановить ее способность доверять, то ей будет очень трудно просто найти свое счастье — она как дочь зависимого близка к тому чтоб удариться в отрицания и эмоциональную холодность. Она четко обозначила для себя, и вслух, что ее попытка общаться с отцом и помогать ему — носит именно такую формулу взаимовыгоды, в которой ее «Я» ищет себе именно такое тождество. Осторожный шанс, подпитываемый обоюдно. Она сказала ему, что никто не способен ее научить доверять миру — так, как способен он. Если только он захочет. И найдет в себе силы.

Ну что ж, это — их разборки.

А она — наспасалась"утопающих"еще тогда — в юности. Как и в браке — нажилась.

Через 3 часа упорного неподхода к окну, пока Брисс напекла печенья, которое он вообще-то ненавидит, посмотрела ТВ, убралась в доме, поиграла с котом и собакой, вполне добросовестно и добротно забывшись, она все же подошла к окну. С опаской, словно к другому миру. В который может затянуть.

Под дубом никого не было. Ни велосипеда, ни спешившегося наездника.

А вот книга — была.

Одна. Одинешенька.

Брисс отошла от окна. Походила. Подошла, заглянула снова. Пошла взяла тряпку смахнуть пыль. Переложила её на другое место. Выглянула из другого окна. Книга никуда не делась. Позабытая, она лежала на своем месте.

Еще через час Брисс аккуратно расчесалась, и перешла дорогу. Чтоб поднять книгу.

И та — сделала выстрел прям в самую глубину ее памяти.

Прямой контрольный.

Ей — 20. Она самозабвенно, упоительно гуляет по набережной с выпендрежистым модным парнишкой, который манерно задвигает ей про своибольшие планы — покорить целый мир. И у них действительно турне по стране, а потом и за ее пределы. Он — чуть младше ее, но уже Большой Человек! Мелькает по ТВ! Он мнит себя рэпером, хотя на самом деле подпевает рэперу и автору песен — своему другу, без которого и счастливой случайности был бы сантехником. Он не мечтал быть звездой, его просто подтянули друзья друзей. Он не написал в своей жизни ни одной песенной строчки (хотя позже — напишет, при чем — ей) но считает себя очень прогрессивным голосом своего поколения (хотя в каждой их песне у него — всего лишь по паре слов, пускай и самых ярких по звучанию). Бэк, ворвавшийся в тренды.

Он говорит совсем ни о чем, но ей почему-то не скучно.

Он рассказывает, она — не отстает. Про свои планы танцовщицы. Они перебивают друг друга, соревнуясь в том, чтоб произвести впечатление. Хотя каждый — уже достиг в этом заметного успеха. Она — красивая: джинсовые шортики в обтяг и короткий топик на босу грудь, что он, конечно, заметил, выделив ее из других танцовщиц. Он — шустрый экстравагантный стиляга с приятным голосом, и его бестолковость — бесконечно обаятельна. Стараясь не показаться ему фанаткой, которая пришла на кастинг в его коллектив именно на одного парня из клипа, и чтоб перевесить свой легкомысленный облик, она рассказывает ему, как читает одну потрясссссающую книгу. На что он манерно размашисто возражает: «я — не читаю. Что за бред — искать жизнь в буквах, ее надо жить! Здесь и сейчас!». Купаясь в аллюре переживаний, она пытается его в чем-то убедить, с удовольствием наблюдая, как действует на него её смех в обрамлении бордовой помады,

но не дочитывает ту книгу и сама. Вскоре случится беременность, потом борьба за мужа с бесконечным количеством призраков, когда она через месяц после родов вернется в гастрольный тур, чтоб быть рядом с ним, оставив дочь на мать и сестер,

потом — тьма попыток преодолеть суровую реальность, развод, лечение, поиски новой себя. Дочь. Дочь. Заботы. Дочь.

И сейчас у нее в руках та книга.

С закладкой из дубового листа.

Она спасает маленького позабытого талисманчика — впереди ночь, темнота и невидимые монстры за углом, способные растерзать хрупкость мыслей и слов. А вдруг дождь?

На утро она добавляет свою закладку — бумажный пробник из парфюмерного магазина из своей сумочки. И возвращает заблудшего странника на его место под деревом. Не поймана — не вор.

Днем в то же время она видит гостя под деревом через дорогу. Он с пледом и термосом. Листает книгу. Рядом покоится велосипед. В телефонном разговоре с дочерью она почему-то не упоминает эту странную подробность. Может, ей вообще показалось? Что-то?

Как показался тоскливым тот взгляд, что бросал на нее этот персонаж, изредка отмечаясь по уважительному поводу рядом с ее домом и с ее дочерью, пока она сама — Брисс — старалась поскорей исчезнуть из поля видимости. Самый лучший способ не употреблять — не приближаться.

Особенно, если давно уж и не тянет.

Вечером история повторяется. Она берет одинокого приблудившегося питомца в дом с улицы, отмечая, как переместилась закладка. Ее-шняя — осталась нетронутой.

К утру переместилась и она. Даже обогнала подсушенный листочек.

Она мельком заметила, как перемахнула тот момент, который оставила тогда, много лет назад. Ту книгу с завернутыми уголками она потеряла, кажется, где-то на гастролях. И даже не заметила. Ведь было совсем не до нее — она жила жизнь! Испивала свою молодость взахлеб. И вот, она — перевернутая страничка. И то, что за нею.

Всего 4 дня,

и книга — закончилась. Она убрала свою закладку и вернула брошюрку под дерево. Дождило, и она аккуратно заботливо обмотала ее в пленку. Книга же не виновата, что… у нее такая судьба. И не отвечает за поступки тех, в чьи руки попадает.

Его листик тоже приближался к финалу, и Брисс тревожно гадала:

а что же дальше?

У травмированных людей проблемы — не только с доверием. Но и с надеждами. А может, это — одно и то же?

В тот день она нашла пустую книгу: его закладка тоже пропала. А книга — осталась. Ни пометок на полях, ни записок. Просто тихий молчаливый замерший во времени предмет. Который столько рассказал.

Он оставил её.

Здесь.

Ей.

Брисс приютила бродяжку. Забрала с улицы, поставила на полку. Отмыла пятно джема из круассана (которых она не ест) с обложки.

И постаралась забыть эту странную историю. Мало ли было их, странных…

А через пару дней он появился с другой. Похожей.

Кажется, надо поговорить об этом с психотерапевтом.

И с дочкой. Или… не надо? Вряд ли Тейн поймет… И назовет такое поведение последовательным.

Нарушать режим надо с осторожностью…