‡ 3 ‡
Небольшой деревянный домик с каменным фундаментом — на удивление ухоженный и крепко сбитый — стоял на небольшой поляне посреди леса Румар, соседствующего с Руаном. Недалеко от деревянного крыльца с помощью камней было выложено место для костра, от которого сейчас остались только угли. Вокруг, словно планомерно обступая дом, возвышался смешанный лес, так и не решившийся отвоевать себе хоть кусочек этой небольшой поляны.
Подходя к дому, Вивьен с удивлением отметил, что трава аккуратно скошена. На поляне стояло несколько грубых срубов деревьев, образовывавших подобие табуретов, на которых, как показалось Вивьену, можно было запросто расположиться с комфортом. Не очень внушительная, но достаточно большая стопка дров лежала под навесом крыльца слева от входной двери.
«Неужели сама рубила дрова и косила траву?» — промелькнул в голове Вивьена вопрос, заставивший его едва заметно ухмыльнуться. Внешне же он оставался нарочито серьезным, приближаясь к жилищу лесной отшельницы.
Настойчивый стук в дверь не сразу снискал ответ, однако Вивьен услышал, что в доме стало подозрительно тихо. Не став тратить время на ожидание, он постучал еще раз, решив, что со следующей попыткой может применить грубую силу.
Стоило подумать об этом, как дверь приоткрылась, и лицо, в котором смешивались поцелуи солнца и нордическая красота, появилось в дверном проеме с выражением искреннего удивления.
Миновало четыре дня с момента их знакомства, и Вивьен даже на миг подумал, что Элиза успела позабыть о нем, стерев из памяти весь тот день, полный ужаса перед возможным допросом инквизиции. Однако эта мысль растаяла, как утренний туман, когда Вивьен обратил внимание на ухватившуюся за дверной косяк руку девушки: на ее тоненькое запястье были намотаны подаренные им четки с черными бусинами и чуть обтесанным от времени простым серебряным крестом.
— О… это вы, — смущенно пробормотала она. Вивьен не сумел понять, что услышал в ее интонациях, но ему показалось, что Элиза не была рада вновь увидеть его. Тем не менее, она качнула головой и смиренно отступила от двери, приглашая его внутрь.
Он беззастенчиво шагнул через порог, тут же оглядев небольшое помещение, заставленное разнообразной домашней утварью и глиняной посудой. У самого окна стояла грубая деревянная столешница, а к стене была прибита коряга, на которой, как на крючьях, висела накидка. В воздухе витал горьковатый запах растений. Источник этого запаха было легко обнаружить: то были висящие на балках пучки сушащихся трав. Комната словно была поделена на несколько зон. В углу, недалеко от каменного очага стояла кровать, над которой висели украшения странного вида — часть из них состояла из камней, нитей и перьев, часть из каких-то бусин, часть из стекляшек и скорлупок, причудливо связанных между собой шнурками. Был здесь и угол, где стоял довольно громоздкий, но крепко сделанный сундук — как рассудил Вивьен, в нем Элиза хранила свою одежду. Небольшой вычищенный деревянный чан, служивший для омовения, стоял в противоположном от окна углу комнаты. Создавалось впечатление, что многие предметы обихода здесь были сделаны с любовью своими руками, а не куплены на рыночной площади. Единственным явно купленным предметом было висевшее на стене зеркало — редкая роскошь, особенно для лесной отшельницы. Вивьен даже догадывался, какой мастер занимался его изготовлением. Ему бросилось в глаза еще несколько элементов, которые странно было видеть в доме крестьянки: стеклянные бутыли и склянки, металлический кубок с изящной гравировкой, притаившийся меж простых глиняных мисок и лоскутное покрывало на кровати, сшитое из нескольких кусков ткани ярких, дорогих цветов с вышитыми узорами. На столе было небрежно брошено веретено, с которого свисала спряденная нить, а рядом с ним лежала светлая, чистая, хорошо вычесанная овечья шерсть.
Вивьен не мог взять в толк, откуда у Элизы нашлись средства на такие вещи, но эту загадку пришлось отложить: от изучения помещения его почти мгновенно отвлекла одна деталь.
На небольшой скамье подле столешницы сидел перепуганного вида мужчина лет сорока на вид, держа в руке небольшую бутыль из мутного стекла, с каким-то отваром, в котором плавали листья растения, определить которое Вивьен сходу не смог.
— Это… та самая проверка, о которой вы говорили? — спросила Элиза, вновь обращая на себя внимание инквизитора. Он повернулся к ней через плечо и отметил ее робость и смятение. Сейчас Элиза напоминала гостью в собственном доме.
Неприятно удивленный тем, что не застал ее одну, Вивьен предпочел сосредоточить все свое внимание на посетителе отшельницы. Тот вскочил со своего места и выпрямился. Глаза его испуганно забегали.
— Да. И, насколько вижу, я явился вовремя, — не сводя взгляда с мужчины, отозвался Вивьен. Далее голос его зазвучал ощутимо строже и громче. Словно отчеканенные на монетном дворе слова инквизитора были обращены к перепуганному горожанину: — Имя и цель визита.
От льдистой холодности его тона мужчина чуть побледнел и заметно вздрогнул, прижав к себе бутыль так, словно она была живым существом — крайне нежным и ранимым.
— Прошу вас соображать быстрее, мой друг, — ухмыльнулся Вивьен, чуть смягчив тон, но нисколько не уменьшив угрозы в голосе, — я очень не люблю повторять.
Сглотнув, мужчина наконец заговорил:
— Г-господин инквизитор… отче… я тут просто… я…
— Имя, — не скрывая раздражения, перебил Вивьен, — и цель визита.
— Я… Мое имя Жан-Жак, господин инквизитор. Я пришел, чтобы…
— Вивьен, — вдруг обратилась Элиза. В голосе ее прозвучало осуждение, скрыть которое она то ли не смогла, то ли не захотела.
Вивьен замер — отчего-то собственное имя, произнесенное этой странной девушкой, подействовало на него сильнее, чем он мог предположить. Элиза тем временем приблизилась и внушительно посмотрела на него, стойко выдержав его строгий взгляд.
— Этот человек пришел ко мне за настойкой, которая поможет ему спать. Прошу, не волнуйте его, ему и так приходится несладко. Он ни в чем не провинился перед вами, просто болен. Позвольте ему отправиться домой. Вы пришли с проверкой ко мне, и я готова рассказать вам все, что пожелаете.
Несколько мгновений Вивьен молчал, и молчание это казалось Жан-Жаку почти требовательным.
— Господин инквизитор, я просто плохо сплю! Я молюсь, молюсь истово, отче, я клянусь, но…
Вивьен резко отвел взгляд и сделал вид, что изучает окружающее пространство, будто Жан-Жак внезапно совсем перестал его интересовать.
— Иди, — холодно перебил он.
Посетителя не пришлось упрашивать дважды. Он сорвался с места и бросился к двери так, будто за ним гналась свора адских псов. Вивьен опустил взгляд, и отвлекся от своих размышлений, лишь когда вновь услышал голос Элизы:
— Спасибо, — произнесла она, и в ее интонации не было и намека на елейную неискренность, которую Вивьен обычно чуял даже издали. Лишь благодарность и облегчение.
Несколько мгновений она внимательно изучала его выражение лица, затем чуть склонила голову и вопрошающе кивнула.
— Вы… тоже плохо спите? — спросила она, заставив его напрячься. — Поэтому отпустили Жан-Жака?
— С чего ты взяла?
— По вашему лицу. Когда он сказал о том, что не может уснуть, вы перестали на него смотреть и помрачнели.
Он ожег ее взглядом, ядовито прищурившись.
— Я не испытываю трудностей со сном, — солгал он. — Кроме, разве что, нехватки времени на него.
Элиза понимающе кивнула, и Вивьен был уверен, что она ему не поверила. Борясь с нахлынувшим смятением, он сосредоточил взгляд на переносице девушки, избегая таким образом смотреть ей в глаза, но сохраняя иллюзию зрительного контакта.
Элиза суетливо положила руки на столешницу, затем, словно не зная, куда их деть, заложила за спину и неловко улыбнулась.
— Итак, желаете осмотреться?
— Для начала желаю узнать, почему этот человек пришел за настойкой против своего недуга к тебе, а не отправился к городскому лекарю или не попытался загладить молитвой свои грехи, чтобы совесть не болела, а спалось лучше?
Элиза несколько мгновений смотрела на него в недоумении. Затем ответила:
— Он пришел ко мне, потому что я не пытаюсь никого обмануть своими отварами. Не подкрашиваю воду, чтобы продать ее на рынке, а проделываю настоящую работу.
— Это какую же? — прищурился Вивьен, сложив руки на груди. Элиза, напротив, развела руками, тут же разгладив сюрко.
— Если пойдете со мной, могу показать.
Первым делом Вивьен хотел отказаться. Он опасался того, что может увидеть и не хотел сталкиваться ни с чем, что могло бы отправить Элизу обратно в тюрьму, будь то колдовские ритуалы или языческие обряды. Теперь слова Ренара о том, что он проявляет тревожное участие к этой девушке, уже не казались ему надуманными и ненужными придирками.
«Неужто жизнь меня вообще ничему не учит?» — внутренне укорил себя Вивьен.
— И куда ты собираешься идти? — нахмурился он.
— В лес, — пожала плечами Элиза, тут же пояснив: — Травы ведь сами себя не соберут. Хотя иногда жаль, что этого не происходит. — Она вздохнула. — Что бы ни сказал про меня тот проповедник, на деле никаких магических сил у меня нет. Я владею только знаниями, которые достались мне от матери.
Вивьен чуть приподнял подбородок и, продолжая смотреть на нее нарочито безразлично, спросил:
— И где твоя мать сейчас?
— Вестимо, странствует, — ответила Элиза. — Несколько лет назад, обучив меня всему, что знала, матушка сказала, что отправится путешествовать. На тот момент я уже вполне могла позаботиться о своем благополучии, посему она за меня не волновалась. Я знаю, что и она не пропадет в своем странствии. — Улыбка Элизы вдруг стала печальной, хотя в ней и сохранилась легкая мечтательность. — Так как? Вы со мной пойдете, Вивьен? Поверьте, если и проводить где-то проверку, то делать это стоит в лесу, где я собираю травы. А еще, помнится, вы обещали рассказать мне о ваших духах, поэтому я бы с удовольствием послушала вас по дороге.
Вивьен склонил голову.
— О духах?
— Да. О тех, что обитают в ваших храмах, — кивнула Элиза. — Мы говорили о них, когда вы подарили мне вот это. — Она демонстративно приподняла руку, на которую были намотаны четки, и любовно перебрала несколько бусин другой рукой. — Они очень красивые.
Вивьен, как ни старался, не сумел сдержать улыбку, и Элиза мгновенно ответила ему тем же. Она будто ловила каждый миг, когда с его лица спадала маска напряженности, и пыталась прочесть его искреннее отношение к ней.
— Если уж так, то мы не называем наших святых духами. По крайней мере, явно не в том понимании, в котором это говоришь ты, — сказал Вивьен.
— А разве святой дух, о котором вы говорите, не то же самое?
Вивьен встряхнул головой. Его обезоруживала и изумляла искренняя непосредственность, с которой Элиза задавала эти вопросы — и не кому-нибудь, а инквизитору.
— Не совсем. Святой Дух — это одна из трех ипостасей Господа.
— А святые — это люди, — кивнула Элиза. — Я помню, вы так сказали.
Вивьен улыбнулся.
— Это были пророки, апостолы, мученики, святители, преподобные… — Он пожал плечами, замечая, что Элиза, хоть и внимательно вслушивается, начинает путаться. — Пожалуй, о них я расскажу тебе как-нибудь в другой раз. Это долгие рассказы, — нарочито важно проговорил он, добавив про себя: «и далеко не всегда интересные». Рассказы о житии святых во времена обучения в Сент-Уэне зачастую нагоняли на него скуку и сонливость, за что он получил не одну епитимью.
— Что ж, если так, — Элиза чуть поджала губы, но тут же снова улыбнулась и направилась к выходу из дома, — тогда буду ждать вашего рассказа в следующий раз. Вы не ответили: отправитесь со мной в лес?
Вивьен вздохнул и молча последовал за Элизой. Она уверенно вошла в чащу, двигаясь по ней так, словно знала здесь каждый росток, и периодически с удивительной нежностью прикасалась к стволам деревьев, будто они могли обнять ее в ответ.
— Только будьте здесь осторожнее. Лучше идите по моим следам, — сказала она. Вивьен следовал за ней мрачной тенью, зарисовывая в своей памяти каждое движение девушки.
— Вы смотрите на меня так пристально, что я ощущаю ваш взгляд затылком.
Слова Элизы заставили Вивьена вздрогнуть. Она повернулась и настороженно посмотрела на него.
— Вы меня в чем-то подозреваете?
— Я предпочитаю не подозревать без повода, — ответил он.
Элиза шагнула к нему.
— Тогда почему вы держитесь так, будто в каждом моем движении видите повод вернуть меня в тюрьму? — требовательно и с осуждением спросила она. — Если вы явились за этим, зачем было выпускать меня?
Вивьен терпеливо вздохнул.
«Попади ты на допрос к Ренару, он бы за такой норов и такие высказывания заставил палачей тебя измучить», — с горечью подумал он, вновь остро ощутив желание не допустить ничего подобного.
— Чего вы хотите добиться этой проверкой? — спросила Элиза.
— Правды, — кивнул Вивьен. — Я инквизитор, Элиза, мое дело — находить истину. За этим я и здесь.
— Какую истину?
— Не опасна ли ты.
Последние слова он отчеканил холодно, взгляд его ничего не выражал. Глаза Элизы будто запали, как только она почувствовала реальную угрозу.
— Чем я могу быть опасна? — тихо спросила она.
— Ты сама сказала, что ненавидишь ересь, — напомнил Вивьен. — Но при этом у твоей кровати развешены украшения, больше всего напоминающие языческие амулеты. Что ты об этом скажешь?
— Амулеты напоминают мне о матери, не больше! — возмутилась Элиза. — К тому же они никому не причинили вреда. А ересь может затуманить разум и погубить человека…
Вивьен пристально вгляделся в ее помрачневшее лицо. Она явно имела в виду какую-то историю из прошлого, причинявшую ей боль. Вероятно, кто-то, кто был ей дорог, попал в руки инквизиции из-за ереси. Отсюда ее личная опаска перед Святым Официумом и ненависть к тому, что погубило ее близкого. Однако собственные воззрения Элиза ересью, похоже, не считала. Или не хотела считать.
— Ты говоришь, что ересь опасна и губительна. Но язычество тоже к ней причисляют. Ты знала это?
Элиза с вызовом приподняла голову, и Вивьен понял: она знала. Но будто надеялась, что он — инквизитор — не будет так считать. Бессмыслица, но Вивьен вынужден был иметь с нею дело прямо сейчас. И, как ни странно, не испытывал сильного внутреннего сопротивления.
— Мне нужно принять крещение, чтобы доказать, что я никому не желаю зла? — воинственно спросила Элиза. — Тогда я не буду опасной?
— Невозможно не желать зла никому, — усмехнулся Вивьен. — Кому-то зла желают даже истинные праведники, такова человеческая природа. Мы слабы духом.
— Я знаю, — едко отозвалась Элиза. — Но стоит ли говорить такое инквизитору, который выискивает в тебе опасность?
И снова этот обличительный тон. В глазах язычницы то и дело вспыхивал огонь злости и обиды, который она обрушивала на Вивьена за то, что доверилась ему, а он ее обманул. Воистину, Элиза не походила ни на кого, кто побывал в допросной комнате за время работы Вивьена Колера. То, чего она от него ждала, то, чего она от него требовала, переходило все границы разумного. И все же каким-то образом Элизе почти удалось пристыдить Вивьена и заставить его ощутить неуют.
— Веришь ты или нет, но я не враг тебе, Элиза, — спокойно сказал он. — И я вовсе не желаю тебе зла.
— А чего вы мне желаете?
«Того, что может выйти мне боком. Опять…» — подумал Вивьен, но озвучивать этого не стал.
— По правде говоря, — нехотя произнес он, — я просто хочу… понять тебя.
Повисла тишина, нарушаемая лишь звуками леса. Элиза смотрела на Вивьена, явно пораженная тем, что услышала. Как будто она только сейчас в полной мере осознала, что говорит с инквизитором.
— Понять? — переспросила она наконец.
Вивьен вздохнул.
— Я не солгал насчет проверки. Я здесь, чтобы выяснить, опасна ли ты. Пока что я не вижу в тебе опасности. Но я и не понимаю, во что ты веришь, какими принципами руководствуешься в своем ремесле. Я полагаю, твой рассказ об этом позволил бы мне прояснить ситуацию, поэтому я хочу тебя послушать.
— Послушать… мою ересь? — испытующе спросила она. — Просто чтобы понять? Не для того, чтобы посадить потом в тюрьму?
— Если бы я хотел это сделать, уже бы сделал, — напомнил Вивьен. — Потому что факт наличия ереси не является тайной ни для меня, ни для тебя. Так что да, Элиза. — Он внимательно посмотрел ей в глаза. — Я хотел бы послушать твою ересь.
Несколько мгновений Элиза стояла, словно обдумывая, что может сказать, и готовясь преподнести это инквизитору. А затем кивнула и повернулась к нему спиной.
— Что ж… не возражаете, если я продолжу собирать травы? — спросила она, и в голосе ее прозвучала легкая дрожь.
— Как угодно, — отозвался Вивьен, приготовившись слушать. Элиза некоторое время молчала, и он подтолкнул ее: — Так во что ты веришь?
— В силу, что дает нам земля, — без колебаний сказала она, обернувшись. — Я верю в природу. Прежде всего — в нее. Мир сам по себе является для нас мощнейшим источником силы. — Элиза словно для демонстрации обвила рукой лесную чащу. — Стихия властвует над нами, но одновременно позволяет пользоваться своими благами, потому что мы — часть ее. — Почувствовав, что инквизитор смотрит на нее с подозрением, Элиза поспешила добавить: — Я не отрицаю, что все живое было создано Господом. По крайней мере, я не вижу противоречий. Его единый в нескольких ипостасях образ подтверждает единение человека и природы. Наш Создатель таким образом показывает нам, что мы не должны отделять себя от земли, что дала нам жизнь, ведь она все равно сильнее нас и, если проявлять к ней неуважение, она даст нам это почувствовать.
— Например, Великим Потопом? — предположил Вивьен, предпочтя не думать о том, отчего так хочет поддержать этот разговор.
— Например, — охотно согласилась Элиза, хотя Вивьену не показалось, что она поняла, о каком Потопе он говорил. — Так вот, при должном отношении земля помогает нам. — Она наклонилась, аккуратно сорвав верхушки нескольких растений, о свойствах которых Вивьен не имел ни малейшего понятия. — Она дает нам силы, дает способы справиться с хворью, отгоняет тревоги. Она любит нас, как любит нас и Господь. Природа принимает человека как свое дитя — одно из самых странных.
— Странных? — переспросил Вивьен.
— Странных. Непостижимых. Сложных. — Она обернулась, одаривая инквизитора загадочной улыбкой. — И по-своему прекрасных. Впрочем, разве образ Создателя всего живого и не должен быть таким? Ведь мы все созданы по его образу и подобию. — Она на миг запнулась, выжидающе уставившись на Вивьена. — Я же ничего не путаю?
Вивьен вздохнул, пытаясь осмыслить услышанное.
— И поэтому ты работаешь с травами? — спросил он.
Элиза снова собрала несколько травинок и завернула их в передник светлого платья.
— Растения, — одновременно мечтательным и поучительным тоном заговорила она, — это сосуд жизни. Можно пользоваться их дарами, но только чтобы созидать. И с животными, к слову, так же.
Вивьен качнул головой.
— Пользоваться… дарами животных, чтобы созидать?
Элиза улыбнулась.
— Животные — источник вдохновения, пищи и силы. Я одобряю охоту, но не ради жестокости, а ради пропитания. Если употреблять мясо животных в пищу, а мех использовать, чтобы укрыться от холода — таким образом можно оказать природе должное уважение. То есть, пользоваться благами, которые она дает тебе. Если ей неугодно, чтобы ты убил этого зверя ради своего пропитания, она сделает так, что у тебя ничего не получится. У нее есть силы на это.
— Но охоту ради удовольствия, чем любят заниматься знатные господа, ты, я так понимаю, не одобряешь, — хмыкнул Вивьен.
— Нет, — ответила она строго, одновременно наклоняясь и с удивительной нежностью убирая в передник очередное растение. — Использовать дары природы нужно, преобразовывая их, а не тратя попусту. Поэтому охота ради удовольствия, в моем понимании — это то, что вы называете ересью. Основной принцип, по которому я живу: не злоупотребляй. Осознавай, что забирая, потом непременно отдашь, хочешь ты того или нет.
Вивьен отчего-то улыбнулся.
— Твой принцип похож на уравновешивание чаш весов, — сказал он.
— Природа любит равновесие и стремится к нему.
— Но ведь накидка против холода будет так же мертва, как животное, убитое графом ради развлечения. Разве нет?
Элиза тут же сверкнула на него глазами, и Вивьен примирительно поднял руки.
— Я пытаюсь понять, в чем разница, — мягко сказал он, искренне умиляясь тому, что эта хрупкая девушка позволяет себе злиться на инквизитора за то, что он недостаточно деликатен с ее ересью.
— Природа — это бесконечный цикл жизни, смерти и возрождения. Бесконечного баланса. И если создавать из этих ресурсов то, что помогает тебе продлить жизнь, баланс не нарушается. На принципе баланса построено всё.
Вивьен замер, и Элиза обернулась, почувствовав его напряжение.
— Возрождения? — повторил он, прищурившись. — Что ты имеешь в виду?
Элиза непонимающе склонила голову набок.
— То, что умерев, через какое-то время мы рождаемся вновь, — невинно произнесла она, и Вивьен почувствовал, что бледнеет. Ему уже приходилось слышать подобное убеждение. В это верил человек, которому до сих пор удавалось скрываться от правосудия. — Вивьен, — обеспокоенно обратилась Элиза, сделав к нему шаг. — Что с вами? Вы побледнели. — Она говорила испуганно, понимая, что такая реакция инквизитора не сулит ей ничего хорошего.
— Что ты думаешь о рае и аде? — строго спросил он. Элиза удивленно посмотрела на него.
— Я… часто слышала о них от тех, кто приходил ко мне, но я… — Она потупилась, не зная, стоит ли говорить это инквизитору, однако все же решилась: — Я не знаю, так ли они устроены, как описывают люди, или нет.
«И существуют ли вообще», — добавила она про себя, но пока предпочла не произносить этого вслух.
— Что, по-твоему, нужно сделать, чтобы воссоединиться с Господом? — упорствовал Вивьен.
Элиза покачала головой.
— Мы всегда с ним едины: он, как и природа, вокруг и внутри нас. И мы рождаемся вновь и вновь, чтобы это почувствовать. — Она невинно улыбнулась и сделала шаг к Вивьену, который продолжал смотреть на нее строго и с опаской. — В том, что я говорю, нет ничего такого, чего не видели бы вы сами, — мягко произнесла она. — Стоит только присмотреться, и вы увидите все то же самое. И поймете, что одно не противоречит другому. — На миг Элиза потупила взгляд, но быстро снова посмотрела в глаза Вивьену. — Я не стала бы говорить этого другому инквизитору, но я вижу, что вы действительно можете понять. В отличие от многих, вы не следуете вере слепо. Я убедилась в этом, когда вы предпочли провести допрос там, в храме. Вы чувствуете, а не бредёте по пути своей веры вслепую.
Вивьен вздохнул и чуть приподнял подбородок.
«Какие еще тебе нужны доказательства? Она убежденная еретичка. Арестуй ее», — подумал он, и отчего-то эта мысль прозвучала в голове голосом Ренара.
Он представил себе, как говорит Элизе, что она арестована, как хватает ее за руку, а она испуганно идет за ним в отделение, роняя собранные травы. В допросной Вивьен даже воображать ее не хотел.
«Так ли она опасна, чтобы заслужить такое? Только посмотри на нее! Проклятье, если Ренар узнает об этом, нам с Элизой обоим несдобровать…»
Однако Вивьен уже понял, что решение принято — и было принято в тот самый момент, когда он отогнал от Элизы стражника.
— Что ж, — выдохнул он, — на сегодня, я полагаю, проверка закончена.
Элиза прерывисто вздохнула.
— Вы меня арестуете?
«Да!»
— Нет.
Элиза нахмурилась. Верить ему она не спешила.
— В следующий раз вы явитесь с отрядом городской стражи, — не спросила, но утвердила она. Несколько мгновений Вивьен размышлял над этим, но затем все же покачал головой и снова сказал:
— Нет.
— Вы так говорите, потому что не хотите, чтобы я сбежала, — скорбно заметила Элиза. — Так, может, проще арестовать меня прямо здесь и сейчас? Зачем вам стража?
— Я же сказал, что не собираюсь тебя арестовывать, — терпеливо заметил Вивьен. — Твое видение мира, — он помедлил, — отличается от моего. Но, когда я учился в Сент-Уэне, я иногда пробирался в библиотеку и видел книги, в которых было написано нечто похожее. Возможно, не полностью, но… во всяком случае, в твоих убеждениях нет ничего от дьявола, я не вижу в них зла, а главное — я не вижу в них ереси катаров.
Элиза непонимающе качнула головой.
— Катаров?
Вивьен едва заметно улыбнулся.
— Я расскажу тебе о них как-нибудь в другой раз. Во время следующей проверки, к примеру. — Глаза его едва заметно блеснули, и он отступил на шаг. — А пока что мне пора возвращаться в город.
Элиза смиренно кивнула.
— Что ж… тогда до скорой встречи?
Он предпочел сохранить молчание и, не прощаясь, развернулся и направился в город.
