Кот в коробке

Наталия Григорян

Яна выходит замуж за гениального физика Антона. Вскоре Антон совершает открытие – доказывает существование эвереттовских миров, «параллельных вселенных».У проекта Антона появляется спонсор Олег Вайцеховский, который начинает навязчиво ухаживать за Яной. Внезапно Антон исчезает. Его поиски оказываются безрезультатными. Олегу удается обольстить Яну, и она становится его женой. С этого момента жизнь Яны превращается в ад, она доходит до последней черты, но тут получает послание от погибшего мужа… Книга содержит нецензурную брань.

4

Знакомиться с мамой действительно поехали в тот же день. Впереди были выходные, а это значило, что Марина Ивановна непременно поедет на дачу в Валентиновку, прихватив с собой подругу — тетю Иру, даму крайне стервозную. На дачу Яне ехать не хотелось. Да и вообще, Яна последнее время старалась туда не попадать. Слишком много было воспоминаний об отце. С возрастом он проводил там все больше времени, почти все, на что падал глаз, было сделано его руками. Он даже умудрился на участке, плотно заросшем настоящим хвойным лесом, развести небольшой огород на единственном пятачке, куда хоть как-то попадало солнце. Причем он подошел к делу с академической серьезностью — обложился литературой по садоводству, долго составлял графики посева, полива и удобрения растений, размечал грядки «по струнке», и это, как и все за что он брался, дало результаты. Под вековыми соснами умудрялись поспевать вполне приличные помидоры, картошки было хоть и несколько кустов, но каждая картофелина была размером с грейпфрут. К нему наведывались коллеги «на экскурсию», цокали языками, восхищались. Марина Ивановна пару лет пыталась варить варенье из смородины, и это было единственное, чем она помогала отцу в саду, но потом и это забросила. Она вообще страшно не любила ничего делать руками, особенно если это было связано с бытом. Она была, разумеется, выше этого. Ее пребывание на даче сводилось к лежанию в гамаке, гулянием по лесу с подругами из числа дачников и раздачей ценных указаний своему мужу и дочери.

По дороге в Королев заехали к лучшему Тосиному другу и одногруппнику Мишане, благо он жил на Комсомольской, в огромном сталинском доме, выходящим углом прямо на площадь Трех вокзалов. Лифт не работал, поднимались по широченной лестнице на восьмой этаж, Яна запыхалась, и спортивный Тося тянул ее за руку, толкал сзади, они хохотали и, оказавшись наконец у Мишаниной двери, вместо того, чтобы позвонить в звонок, начали целоваться. Долго это не продлилось, так как дверь рывком распахнулась, и Мишаня вылетел на лестничную площадку, чуть не сбив их с ног.

— Ох, ничего себе! — заорал Мишаня то ли с возмущением, то ли с восторгом. Яна рассмеялась. Мишаня был смешной — маленький, на три головы ниже Тоси, да и Яны не намного больше. Был он рыжим, как положено, конопатым, крепко сбитым, к тому же в очках. Выражение лица имел всегда крайне сосредоточенное. Вместе с Тосей (а они почти всегда перемещались по институту вместе) смотрелись они крайне комично. Мишаня задирал голову, а Антону приходилось сгибаться в три погибели, отчего его и без того длинные руки свисали чуть ли не до колен. Мишаня был необычайно темпераментен, особенно когда дело касалось квантовой физики и, в частности, темы, которую они с Антоном фанатично разрабатывали. Яна не особо вдавалась в подробности, но было совершенно очевидно, что Мишаня с Антоном надумали грандиозный проект, который, понятно, перевернет мировую науку, и для этого надо было достать дорогущее оборудование, а главное — спонсора, который бы оплатил их затею. Сейчас Мишаня находился в крайней степени ажиатации.

— Антон! — заорал он так, что аж «дал петуха», — не хватает всего пяти тысяч баксов! Я нашел магниты! Поворотные!!!! По одному Тесла каждый! Этого хватит! Всего две тысячи, Тоха! Где взять?!

— Э, тихо, тихо, — Антон даже тряхнул его за плечо, — тормози орать, так-то я с девушкой.

— Привет, Ян, — Мишаня бросил на нее торопливый взгляд и снова преданно уставился на Антона, разве что хвостом не вилял и не дрожал, хотя кто его знает.

— Давай в квартиру зайдем, — Антон легонько подтолкнул его к открытой двери.

— Да, да, проходите, — засуетился Мишаня, отступая в коридор, — Но ты меня слышал? Я тебе с утра названиваю, о у тебя «абонент недоступен».

— Деньги кончились. Давно. Откуда у нас, студентов, деньги на мобилу?

— Ну да, вот я как раз о деньгах. Хотел родителей раскрутить, но они говорят «Нет, мы в Ялту в августе поедем», ну как назло! У кого занять?

Тося, неумолимо продираясь через Мишанины вопли, неумолимо продвигался в гостиную, ведя Яну за руку следом. Сели на диван. Яна огляделась — высоченные потолки, протертый паркет и книги — много, много книг. Везде, на полках, в шкафах, на столе, а еще какие — то бумаги, чертежи, полу свернутые рулоны миллиметровки с графиками, вся стена справа плотно завешена листами, мелко исписанными формулами, причем многие из них явно Тосиным почерком. Здесь они в основном и заседали последние два года. Иногда Мишаня приходил к ним в общагу, но всегда производил впечатление человека уравновешенного. Видать, и впрямь ситуация была волнительной. Антон тоже сжимал и разжимал кулаки, что говорило о том, что он взволнован.

— Может, чаю? — спохватился Антон, а, Ян?

— Нет, спасибо, Мишань. Куда там? Жара такая. Вы решайте свои вопросы, я так посижу.

— Давай по порядку, — сказал Антон, — что там у тебя?

— Во-первых, — затараторил Мишаня, я нашел помещение. Подвал, но сухой. На Щелковской. Друг отца обещал сдать. Ну, не сдать, а бесплатно пустить. Там квадратов сто, разместимся. Стены толстые, доступ, главное, к воде есть. К сети не подключишься, придется от аккумуляторов при старте прикуриваться. Аккумуляторы я знаю, где достать. Литиевые, с конверсионного завода. Их якобы спишут. Не важно. Теперь про магниты: обещали два по Тесле каждый. Ты хоть представляешь, какая это удача? Я думал, мы их вообще никогда не найдем, а тут аппараты какие-то медицинские папин партнер из Швейцарии поставляет, ну, знаешь, томографы из них собирают, так он нам их на неделю просто напрокат даст, мы же вернем, ничего им не будет. Но за поворотные магниты придется пробашлять, хоть убей, тоже по одному Тесла каждый. Барыга, я так думаю, из числа расхитителей ускорителя, хочет по тысяче за каждый, сука! Прости, Ян. Где взять? Тоха, думай!

— Так, так, так, — Антон встал и заходил по комнате, то и дело задевая свисающие со стола листы, — Ну, где занять я, предположим, знаю. Дядька у меня двоюродный в Москве, он, предположим, одолжит. А как отдавать-то будем? — Антон тоже уже почти орал.

— Не знаю! Но мы ж надеемся, что сработает! Если получится доказать, что Эверетовские миры реально существуют? Тогда… Это даже не финансовый вопрос, это… бомба!

— Мишань, давай не орать. Если бы потенциальный спонсор нас сейчас увидел, то не то, чтобы денег не дал, а скорую бы вызвал. Короче, давай так: я прямо сейчас звоню дядьке. Если одолжит, так-то дело в шляпе. Звонишь тогда своим гнусным барыгам, снимаешь подвал. Идет?

— А то ж! — и Мишаня, пошарив рукой под столом, извлек из-под завалов допотопный дисковый телефон, — номер помнишь?

— Так-то у меня феноменальная память, — ослепительно, по мнению Яны, улыбнулся Антон, — А ты вот пока девушку развлеки. А ты мы с тобой вахлаки-вахлаками, тебе не кажется?

Пока Антон долго и подробно расспрашивал дядюшку о его давлении и уровне сахара в крови, Мишаня повел Яну в соседнюю комнату, которая оказалась как раз-таки кабинетом, и, тыча пальцем в огромный чертеж какого-то хитрого компактного ускорителя на стене, страстным шепотом зашептал, что без Тоси он ни за что бы не справился, что они на грани феерического открытия, и что они практически доказали существование параллельного мира.

— Еще немного, и из гипотезы это станет фактом, привстав на цыпочки, шептал он, стараясь одновременно прислушиваться, о чем там говорит Тося.

— Я в вас верю, — заверила его Яна, — Правда верю. Антон просто горит этой идеей. У меня хорошее предчувствие, честное слово.

— Ян, Антон — мозг. Идея, считай его. Но администратор из него никакой. Все на мне, все на мне! Но сейчас я правда не знаю, что делать, где денег взять? Ты, случайно, не…

— Дааааст! — заорал из соседней комнаты Антон, — и Мишаня бросился к нему.

— Ух ты! Вот это да! Вот это сфартило! Тогда я сегодня же все порешаю!

— Давай, Мишань, дело за тобой. Нам бы только до монтажа дорваться. Пока лет, надо успеть до учебы. Я тогда на Урал не полечу, — он взглянул на Яну, — Хотя… Надо же тебя, Ясь, со свекровью познакомить.

— О, со свекровью? — ревниво прищурился Мишаня, — то есть вы… Женитесь?

— Ну да! — Антон привлек ее к себе, заулыбался.

— Ну, вообще-то я еще не решила, — рассмеялась Яна, глядя на него счастливыми глазами.

— Ой, да лааадно, — Антон чмокнул ее в щеку, — не решила она!

— Эээ, я вам не мешаю? — чопорным голосом спросил Мишаня, он явно отвлекся от своей идеи фикс, — А то может мне выйти и оставить вас одних?

— Ладно, Мишань, мы пойдем пожалуй, а то еще сегодня с тещей знакомится, — Антон протянул ему руку.

— Ладно, ребята, рад был, прямо счастлив. Да что там «был», я и сейчас рад. Тоха, свидетелем-то я буду? Свадьба когда?

— Ты конечно. А насчет свадьбы мы еще и не говорили ни разу, да, Ясь?

— Да какая уж тут свадьба, у вас же долгов как шелков, как я понимаю.

— Да, — Но когда мы сказочно разбогатеем, а это стопудово, — развел руками Мишаня, — я мы такую свадьбищу отгрохаем! Огого! Весь поток в шампанском утопим!

— Ой, — рассмеялась Яна, — Мишань, я тебя умоляю, там же девяносто процентов таких ботаников, что хватит и одной бутылки шампанского на всех!

И они, распрощавшись, стали уже спускаться по лестнице, а Мишаня продолжал кричать в открытую дверь,:

— А свидетельница кто? Она такая же красивая как ты?

— Это он тебе как бы комплимент сделал, — шепнул Тося Яне.

— Когда деньги возьмешь, позвони! — раздалось сверху, — Желательно прямо сегодня!

— Ладно! — крикнул Антон в гулкую глубину подъезда Антон, и они вышли на улицу, сразу оказавшись в привокзальной толпе.

Всю дорогу до Королева Антон рассказывал Яне об их с Мешаней проекте, так что доехали незаметно. От станции Подлипки до Яниного дома шли пешком мимо каких-то гаражей и унылых заводских заборов, перемежающихся застройкой шестидесятых годов. В маленьком магазинчике около проходной военного городка купили тортик, кофе и букет цветов для Марины Ивановны. Пошли дальше вдоль территории НИИ. Антон крутил головой, ему было страшно интересно, где прошло Янино детство, где школа, в которой она училась и даже детский сад.

— А вот здесь мой отец здесь работал, — кивнула Яна на бетонное здания на территории научно-исследовательского института, — А вот, кстати ЦУП.

— Ничего себе, — Антон даже остановился, — То есть я знал, что он здесь, в Калининграде…

— В Королеве, нас в прошлом году переименовали.

— В Королеве. С ума сойти, хотел бы я посмотреть хоть одним глазком, как это все происходит. Представляешь, какая ответственность.

— А ведь еще совсем недавно и компьютеров не было, отец всю жизнь на логарифмической линейке считал.

— Я тоже умею, — улыбнулся Антон.

— Я тоже, ясен пень, как говорил папа.

— Эх, повезло же мне! Отхватил дочь самого Ленского! По-любому войду в историю.

— О, это амбиции?

— Не, это плохое слово, я в словаре смотрел. Но войти в историю… мммм… было бы неплохо, — они подошли к Яниному дому.

Семья профессора Ленского жила в серой кирпичной хрущовке, в трехкомнатной, но очень тесной квартире на первом этаже. В подъезде вечно пахло сыростью из подвала, где вечно протекали трубы. Подъезд, давным-давно выкрашенный в трупно-серый цвет, изрядно пооблупился. Войдя в него, Антон обернулся к Яне с недоумением на лице. Они остановились перед дверью.

— Да, — сказала Яна, — папа был бессребреником, никогда ничего не просил, квартиру какую дали, такую и взял. Мама его за это ужасно пилила. Впрочем, не только за это и не только его. Вообще, пока не зашли, хочу сказать, что мама — человек… Непростой. Ты, пожалуйста, не реагируй. Даже если она будет говорить что-то неприятное обо мне, например. Или о папе. Или вообще о жизни, о людях, неважно. Хорошо?

— Ясенька, о чем речь? По-любому, это же твоя мама. Я буду ангелом, хотя, — он грозно сдвинул брови и страшно раздул ноздри, — ты знаешь, женщина, меня лучше не доводить! — Яна рассмеялась и нажала на кнопку звонка.

Мама открыла сразу. На ней было черное платье в огромных желтых цветах, волосы неопределенного цвета собраны в пучок, на губах ярко-красная помада. С тех пор, как Марина Ивановна уволилась с работы, привычка одеваться согласно этикету, принятому в среде товароведов и завхозов, у нее осталась, и с утра первым делом она наносила на лицо толстый слой грима и облачалась в любимые ей яркие платья. Антона поразило, насколько Яна на нее не похожа. Марина Ивановна была компактной, худощавой, с мелкими чертами лица, очень тонкими губами, изогнутыми в брезгливую линию. Она чуть сутулилась, от чего казалась еще ниже ростом. Яна же была настоящей скандинавкой — прямой нос, огромные голубые глаза, очень светлые, с темным ободком, светлые волосы, выгоравшие летом до платиновых, длинные ноги. Она была статной, яркой. Увидев ее один раз, невозможно было не узнать в следующий. «Должно быть, в отца» — подумал Антон, видевший только его черно-белые портреты в книгах.

Марина Ивановна бросила придирчивый взгляд на Антона снизу вверх, потом несколько натянуто улыбнулась:

— Ну проходите, — Яна подтолкнула Тосю вперед. Он с трудом поместился в крохотном коридорчике.

— Привет, мам!

— Янка, ну ты даешь, — охнула мать, невольно теснясь в сторону кухни, — Я думала, ты самая длинная в семье будешь, а ты вон какого великана себе нашла! — она кокетливо протянула Антону руку ладонью вниз, — Ну, раз Яна не торопится нас знакомить, то придется самой. Марина Ивановна. А Вы, стало быть, Антон.

Тося растерялся, схватил ее руку и стал трясти, одновременно пытаясь вручить Марине Ивановне букет. Прошли в так называемую гостиную. Присесть было решительно некуда. На диване громоздились завалы из маминых любимых журналов, каких-то коробок, одежды. Яна явно расстроилась.

— Мам, ты нас что, не ждала?

— Почему же? Ой, спасибо, не стоило, — Марина Ивановна взяла торт из Яниных рук, — А лекарство привезла?

— Ты же ничего не говорила.

— Говорила, вчера, когда ты звонила.

— Нет, мам, я бы купила!

— Что-то у тебя с памятью плохо. Не понимаю, как ты сессию сдала. Это, видимо, из-за роста. Говорят, у слишком высоких людей кровь до мозга плохо доходит, — и Марина Ивановна метнула проницательный взгляд на Тосю.

Яна вспыхнула, но Антон легонько сжал ее руку, и она промолчала.

— А пойдемте пить чай, — как ни в чем не бывало пропела Марина Ивановна.

Спустя пять минут они уже сидели на крохотной кухне за столом, покрытом выцветшей клеенкой, Марина Ивановна в своем коронном месте на углу, Антон все никак не мог приладить свои ноги, а Яна грела на огне чайник со свистком. Пока мама допрашивала Антона с пристрастием, Яна успела быстро отмыть несколько тарелок, ложек и чашек, покрытых культурным слоем старой заварки, зная заранее, что мать в лучшем случае ополаскивала посуду водой. Всякий раз, навещая маму в течение последнего года, Яна старалась наводить порядок, всякий раз тратя по нескольку часов на уборку. Но все равно было досадно, что несмотря на то, что Яна позвонила заранее и предупредила Марину Ивановну, что приедет знакомить ее с Антоном, она и пальцем не пошевелила, чтобы придать квартире хоть сколь-нибудь товарный вид, и Яне было страшно неудобно перед Антоном. За беспорядок, за этот допрос, за то, что в доме нет ни одного портрета Николая Казимировича. После Яниного отъезда мама куда-то их убрала. На креслах громоздились кучи одежды, пианино покрывал толстый слой пыли и каких-то старых газет, в раковине громоздилась гора грязной посуды, которую Яна сейчас и перемывала. А мама продолжала допрос:

— И где вы жить планируете? — по ее царственному лицу и поджатым губам было видно, что она настроена критично.

— Пока в общежитии, потом снимать будем, потом купим квартиру, — Антон отвечал быстро и честно, со своим еле слышным уральским говорком. Он не стелился, не пресмыкался и не восхищался красотой и интеллектом Марины Ивановны, за что, как видела Яна, она сразу его невзлюбила.

— Купим, — Марина Ивановна саркастически приподняла бровь, — А Вы, молодой человек, судя по выговору, иногородний?

— Мама, — бросилась на защиту Яна, — Молодой человек — гениальный физик, даже не просто талантливый, он…

— Ой, — перебила Марина Ивановна, — знала я одного гениального физика. И что? — она развела руками, — что мы видим?

— Мы видим дикий бардак, который ты здесь развела! — Яна заметно повысила голос, — с тех пор, как я уехала, ты хоть раз здесь убиралась, а? За год? — Антон, обернувшись скроил ей лицо типа «не надо».

— Яночка, — Марина Ивановна лучезарно ей улыбнулась, — Ты же знаешь, я не девка — Парашка полы драить. У меня масса других интересов в жизни, — она поправила пучок на затылке, и Антон отчетливо понял, что она нарочно провоцирует всех вокруг, что она питается их реакцией.

— Мама, — голос у Яны уже заметно дрожал, — ну зачем ты так? Антон так уважает отца, он все его работы читал, а ты… ты…

— А то я? — Яночка, я просто не хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки. При советской власти еще можно было как-то пробиться в науке, обладая, конечно, определенными личными качествами. Знаешь, как некоторые крутились? Но надо было заводить полезные знакомства, не брезговать, как твой отец, всякими нужными связями, гости, цветы женам, подарки. Глядишь, и академиком бы стал. И жили бы мы в высотке на Краснопресненской. Но нет, он даже от квартиры в Москве отказался, отдал проныре Хлопину, потому что, видишь ли, ему нужнее. Так что извините, что я за вас беспокоюсь! — Она обиженно поджала губы.

— Не стоит беспокоится, Марина Ивановна, — старательно избегая своего уральского говора, сказал Антон, — мы еще молодые, всего добьемся сами.

— А родители у Вас кто, Антон?

— Простые люди. Отец был агрономом, он умер, когда мне было три, мать воспитательница в детском саду. Живет в Ревде, недалеко от Екатеринбурга, в частном доме. Хозяйство у нее большое — коровы, свиньи, огород.

— То есть, Вы из… крестьян? Как же Вы умудрились в такой ВУЗ поступить?

— Мама, твои родители тоже «из крестьян». А Антон — гений, я же говорила, — Яна встала, уронив стул, Антон потянул ее за рукав, не надо, мол, поднял стул, она села, тяжело дыша.

— Ох, — вздохнула мать, качая головой, — Она у меня такая нервная, Вы видите?

— Никогда не замечал, — сухо сказал Антон.

Прообщавшись таким образом еще с полчаса, Яна незаметно пощипывать за ногу Антона, глазами выразительно указывая на дверь. На прощанье Марина Ивановна еще несколько раз напомнила Яне, какие ей привезти лекарства, а заодно уже в коридоре подробно, торопясь перечислила ей все свои диагнозы, причем все они были плодом ее воображения.

Наконец, вышли на улицу. После темной, сырой квартиры, город показался сказочно живым и прекрасным. Хотелось скорее домой, в общагу. Антон знакомство с мамой не комментировал, а Яна и не спрашивала. Только в электричке, видя, что Яна все же расстроена, Тося сказал:

— Ясь, ну что ты, в самом деле? Ты считаешь, что я, даже теоретически, могу запариться из-за твоей мамы? Просто, наверное, где-то в параллельном мире она — королева, а здесь никто этого не понимает, — улыбнулся Тося.

— А может где-то в параллельном мире она поступила вовсе не в Пищевой институт, а в Театральный. И сейчас она великая актриса, снимается у Бондарчука, ездит по миру, у нее машина с шофером и домработница. А муж — миллионер. — Яна положила голову ему на плечо и смотрела в окно, за которым уже проплывали Сокольники, — Может быть поэтому всю жизнь внушала мне, что я глупа, некрасива и бездарна? Звезда может быть только одна. И это она, разумеется. И вот теперь я поверить не могу, что ты… Что мы вместе, и ты меня любишь. То есть нет, могу, — спохватилась она, — и верю, и знаю, что мы всегда-всегда будем вместе, но это как… страшно даже, что все так прекрасно! Я боюсь, что не заслужила… — Тося развернул ее к себе и поцеловал.

— Ясная, если бы мужем твоей мам был бы не твой отец, то тебя бы не было, а такого не могло произойти ни в одном из Эвереттовских миров. В любом бесконечном множестве пространств и времен ты существуешь. И я. Знаешь почему? Потому что именно и только наше сознание способно распознать их существование.

— Распознать признаки того, что Эвереттовские миры существуют, но не осознать. Знаешь, Борхес писал, что если бы нам однажды показали всё бытие, мы были бы раздавлены и уничтожены. Мы бы все мгновенно погибли. Потому что в бесконечных мирах не существует времени, а время — дар вечности. Оно позволяет нам жить в последовательности, потому что мы не вынесли бы страшной тяжести совокупного бытия вселенной.

— Жаль, у меня нет времени читать художественную литературу, — улыбнулся Антон, — Борхес — это ведь писатель, да? Кто знает, малыш, прав ли твой Борхес? Я, например, собираюсь рискнуть. Если у нас с Мишаней получится, и мы сможем послать пучок со спутанными спинами одновременно на две мишени, то может, получим какую-то ответку.

— Но как вы собираетесь делать это в подвале?

— Да, это стремно. Охлаждение, аварийный выход для пучка… Не хотелось бы подорвать весь район.

— Да что там район? Всю Москву.

— Да что там Москву? Всю Россию! Но мы же не собираемся разгонять их до скорости света, тут главное не это, а то, что никто пока не пытался направить одну пару на две мишени, понимаешь, при передачи на одно приемное устройство, срабатывает другое, то если направить на оба, то может пройти обратка с той стороны, если Эверетт прав, то… — и он снова пустился в свои бесконечные квантовые дебри, и Яна продиралась туда вслед за ним, и Королевский морок подернулся дымкой и отступил. И Яну захлестнуло волной нежности и благодарности к Тосе, уже вовсю размахивающему руками и рисующему на грязном стекле электрички какие-то схемы, с такой силой, что на глазах выступили слезы. Она не сводила с него глаз и слушала, одновременно ощущая мерный пульс счастья внутри.