Убийственная страсть

Наталия Антонова, 2022

На что готова пойти дама в преклонном возрасте, чтобы продлить свою молодость? Правильно, на многое, включая самые нестандартные способы… Но значит ли это, что ради омоложения женщина готова даже совершить убийство? В ответах на эти вопросы полиция практически не сомневается: «горячая штучка» по имени Анжелика, вопреки своему возрасту менявшая любовников как перчатки, сама же и убила одного из них. Однако в игру вступает непревзойденная сыщица элегантного возраста – Андриана Карлсоновна, которая докажет, что история более запутанная, чем кажется…

Глава 2

Понятых попросили только взглянуть на труп. Ключевская держалась молодцом, Даниил тоже, хотя и побледнел слегка. Оба они ни разу не видели этого человека.

Хозяина квартиры пришлось отпаивать на кухне валерьянкой, он клялся и божился, что впервые видит этого гражданина. Он не отрицал того, что квартиру сдавал. Но приличной женщине-пенсионерке, правда, она сказала, что снимает её для своей племянницы, молодой женщины из маленького городка. Пенсионерка объяснила, что родственница свалилась ей как снег на голову.

— И что? — не сразу понял капитан. — Квартиру-то она зачем сняла?

— Я тоже так же у неё спросил, — ответил, утирая пот со лба, хозяин квартиры. — Она мне ответила, мол, на улицу родню не выгонишь, а жить вместе я не могу.

— Почему же это? — не унимался Турусов.

— Сказала, что привыкла жить одна.

— И вас это не насторожило? — уточнил капитан.

— Нисколько. Мало ли какие у кого в голове тараканы, — уже спокойнее заговорил пенсионер, — если у человека есть лишние деньги, то добро пожаловать. Тем более что она дала задаток и потом платила всегда исправно.

— И долго она снимала у вас квартиру?

— Третий год пошёл.

— А племянницу, которая стала жить в вашей квартире, вы видели?

— Нет, — покачал головой Игнатьев, — зачем мне на неё глядеть. Деньги мне на карточку приходили.

— Ну дела, — раздражённо проговорил капитан. — У вас хоть данные этой пенсионерки есть?

— Конечно! Она предъявила свой паспорт. Всё чин-чинарём.

Турусов вырвал из записной книжки листок, сунул его Игнатьеву под нос.

— Пишите.

— Что писать-то? — удивился Севастьян Павлович.

— Имя, отчество фамилию, телефон, адрес этой самой вашей пенсионерки.

— Да пожалуйста, — сердито ответил мужчина, — Лилия Вадимовна Арефьева она.

— Вы пишите!

— Пишу, — пробурчал Игнатьев и начал писать.

Капитан вышел из кухни. Судмедэксперт уже произвёл первичный осмотр.

— Ну что? — спросил Турусов.

— Зарезали ножом. Вернее, перерезали горло.

По лицу капитана пробежали тени.

— Хочешь посмотреть? — спросил судмедэксперт.

— Нет, я верю тебе на слово, — ответил Турусов быстрее, чем ему хотелось бы. Подходить к полуразложившемуся трупу без острой необходимости ему не хотелось.

Судмедэксперт одарил его снисходительным взглядом.

— И он не сопротивлялся? — спросил капитан.

— Судя по всему, нет.

— То есть не ожидал нападения? Или даже знал убитого?

— Это не моя забота, — ответил судмедэксперт.

— Орудие убийства нашли?

— Никак нет, — ответил один из оперативников.

— Что же, убийца его с собой унёс?

— Не исключено, — ответил криминалист.

И капитан сразу переключился на него:

— И что там у нас с пальчиками?

— Пальчиков хватает.

— Не пропустите ничего.

— Учи учёного, — пробормотал криминалист себе под нос, но так, чтобы капитан услышал. Однако Турусов счёл за лучшее притвориться глухим.

Один из оперативников протянул Турусову паспорт:

— Нашли у убитого в кармане.

Капитан развернул его — Морозов Евгений Юрьевич. Местный. Не женат.

— Чёрт, — вырвалось у капитана, — парню всего тридцать восемь лет.

— Вы поглядите на фото, — посоветовал оперативник, — какой был красавец.

— По трупу этого не скажешь, — обронил Турусов.

— Так он уже дня четыре пролежал как минимум, — предположил оперативник.

— Правда? — обратился капитан к судмедэксперту.

— Что-то около того, — отозвался тот, — но все уточнения после вскрытия.

— И так всегда, — с некоторой грустью констатировал капитан.

— А что ты хотел, — пожал плечами судмедэксперт.

— Чего я хотел, — сыронизировал капитан, — чтобы у него в кармане лежала записка с именем, фамилией и адресом убийцы.

— Или хотя бы визитная карточка преступника, — вздохнул лейтенант Уваров. Парень не так давно был на оперативной работе и всё ещё не мог понять, является ли служба в полиции его призванием. Не то чтобы работа отталкивала его или он боялся трудностей, просто ещё не был уверен в своих силах.

Турусов понимал внутреннее смятение своего сотрудника и при случае его поддерживал. Вот и теперь, едва улыбнувшись краешком рта, он заметил:

— Чего, Дмитрий Михайлович, нос повесил? Не боись, мы и без визитки его найдём.

— Так точно, товарищ капитан, — бодро отчеканил Уваров.

— Молодец! Так держать.

Когда увезли труп, квартиру опечатали, хозяина отпустили, попросив не уезжать из города.

— Куда мне ехать-то? — ответил подавленный свалившимся на него печальным событием Игнатьев.

— Мало ли, — ухмыльнулся участковый, — я, например, повидал на своём веку немало любителей намылиться и смыться.

Севастьян Павлович, погружённый в свои мрачные мысли, ничего ему не ответил и побрел к лестнице, забыв попрощаться с соседями.

— Бедный дед, — пожалел старика студент Мишин.

— Ничего, он крепкий, справится, — ответила ему Ираида Матвеевна Ключевская.

Оперативники к тому времени начали проводить поквартирный опрос. Выходило как всегда — не знаю, не видел, моя хата с краю.

— Дьявол бы их всех побрал, — ругался сквозь зубы капитан Турусов.

Но всё-таки в двух квартирах оперативникам повезло. На первом этаже лейтенанту Уварову открыла дверь старенькая бабулька.

— Заходи, милок, — пригласила она его без предисловий.

— Чего же это вы, — решил повоспитывать старушку оперативник, — распахиваете дверь первому встречному, даже не спросив, зачем он пришёл.

— А чего мне тебя спрашивать, — хитро прищурилась она, — и так уже весь подъезд знает, что вы тут ходите.

— Кто — вы?

— Полиция, вестимо.

Уваров думал, что она по привычке скажет — милиция. Но нет, то ли народ начал привыкать к переименованию, то ли бабулька ему попалась продвинутая.

— Тебя как звать-то? — между тем спросила старая женщина.

«Ёлы-палы, — подумал про себя лейтенант, — забыл представиться».

— Дмитрий Михайлович Уваров, — отрапортовал он.

— Дима, значит, — кивнула старушка, — а я Валентина Кузьминична, можно просто баба Валя или Кузьминична.

— А по фамилии? — спросил лейтенант.

— Зачем тебе моя фамилия? — удивилась старушка.

— Так положено, — произнёс оперативник суровым голосом.

— Ну, если положено, — улыбнулась Кузьминична, — то пиши — Гаврилова.

— Вы постоянно здесь проживаете?

— Последние семьдесят пять лет да, — гордо кивнула баба Валя и просветила лейтенанта: — А до этого мы с родителями жили в бараке.

— Сколько же вам лет? — вырвалось у оперативника.

— Ты что, жениться на мне, что ли, собрался? — хихикнула старушка.

— В смысле? — растерялся Уваров.

— В том смысле, что годами моими интересуешься. И того, видать, не знаешь, что у женщин про возраст спрашивать неприлично.

— Так я для протокола, — нахмурился лейтенант.

— Ну, если только для протокола, то пиши — восемьдесят пять.

— Ого! — присвистнул лейтенант.

— Чего свистишь-то, — теперь нахмурилась Кузьминична, — денег не будет.

— Так это у меня от восторга вырвалось, — начал смущённо оправдываться он.

— Если от восторга, тогда ладно, — махнула рукой старушка, — люблю, когда мной восторгаются. — Она внимательно посмотрела на него и добавила: — Небось думаешь, что старая в маразм впала.

— Ничего я такого не думаю.

— И правильно делаешь. Заруби на своём носу, что женщине в любом возрасте приятно, когда ею восхищаются.

— Валентина Кузьминична, — жалобно проговорил лейтенант, — давайте уже к делу перейдём. Я, между прочим, на работе.

— Ишь ты, шустрый какой! Жалко ему пару минуточек уделить старой женщине.

— Мне-то не жалко, — вдохнул оперативник, — только вот начальство мне шею намылит, если я буду заниматься не делом, а пустыми разговорами.

— Неужто оно у тебя такое строгое? — сделала вид, что не поверила, баба Валя.

— Очень, — заверил её оперативник, тщетно пытаясь скрыть улыбку.

— Спрашивай, — великодушно разрешила баба Валя, — только я сразу предупреждаю, что представления не имею, кто убил эту свиристёлку.

— Какую свиристёлку? — даже не попытался скрыть своего изумления оперативник.

— Жиличку Севастьяна.

— Вы имеете в виду квартирантку Игнатьева? — уточнил он.

— Кого же ещё?! Сам-то Севастьян жив-здоров. Видела, как он сначала вошёл в подъезд, слышала, как он топал по лестнице, точно за ним полчище чудищ мчалось. А недавно он вышел. И уже не торопился. Правда, лица на нём не было.

— Вы ошибаетесь, — улыбнулся оперативник.

— В чём же это я ошибаюсь? — упёрла руки в боки баба Валя. — Что на Севастьяне лица не было? Так я это собственными глазами видела!

— Нет, — невольно улыбнулся оперативник, — про лицо Игнатьева ничего сказать не могу. Но квартирантка Севастьяна Павловича, как мы надеемся, жива.

— Жива? — ахнула старушка. — Кого же тогда убили?

— Неизвестного молодого мужчину, — оперативник не собирался сообщать Кузьминичне имя жертвы.

— Господи ты, боже мой! — воскликнула старушка. — Доигралась!

— Кто доигрался?

— Жиличка Севастьяна. Вы его вызывали, чтобы он опознал убитого?

— Нет, он нам нужен был, чтобы не ломать дверь.

— Ага, понятно. А Севастьян его опознал?

— Кого?

— Убитого вашего?

— Нет, Игнатьеву личность жертвы неизвестна.

Только тут лейтенант сообразил, что они с бабой Валей поменялись местами. Не он её опрашивает, а она его. Поэтому Уваров постарался тут же придать себе солидный вид и опросить наконец неугомонную бабульку.

— Чего напыжился-то, — ласково улыбнулась она, — спрашивай. Чего знаю, скажу.

— Валентина Кузьминична, вы были знакомы с гражданкой, снимающей квартиру у Игнатьева?

— Нет. Она мне не представлялась и по-соседски за хлебом и солью ко мне не приходила.

— Понятно. Но она всё-таки вам знакома.

— Знакома или нет, суди сам. Кто-то сериалы цельными днями смотрит, а я в окно гляжу.

— Зачем? — удивился лейтенант.

— Как это зачем? То внука дожидаюсь из школы, то внучку из института, то дочку с работы. Да и на соседей интересно посмотреть. Теперь ведь люди почти что не ходят друг к дружке в гости, а во дворе я вижу их всех.

— Понятно. И что вы можете сказать о женщине, снимающей квартиру у Игнатьева?

— Что я могу о ней сказать, — задумалась Кузьминична. — Точно то, что постоянно она здесь не жила, но наведывалась часто.

— Как часто?

— Раза три в неделю. Иногда чаще, иногда реже.

— Одна?

— Когда одна, а когда и с мужчинами.

— С несколькими? — вытаращил глаза оперативник.

— Нет, что ты, милок! — рассмеялась старушка. — Зараз с одним!

— Так вы сказали, с мужчинами, — начал уточнять оперативник.

— Сказала, потому как мужчины были разными! Но каждый раз по одному она их приводила.

— А квартирантку Игнатьева вы описать можете?

— Могу. Хорошенькая блондинка, накрашенная, фигуристая. И разодета она всегда была в пух и прах! — прищёлкнула языком баба Валя. — Помню, зимой на ней шуба норковая была до земли. Я ещё думала, вот бы мне такую!

— Вам-то зачем? — отвисла челюсть у оперативника.

— Как зачем, — захихикала старушка, — для форсу! Чем я хуже её?

— Может, вы и лучше, — не подумав, брякнул лейтенант, — но она-то молодая!

— А я, по-твоему, старая?

— Не так чтобы очень, — проблеял он растерянно.

Баба Валя презрительно фыркнула и передразнила оперативника:

— Не так чтобы очень. Так вот, намотай себе на ус — интересующая тебя особа не так чтобы очень молода.

— Как так, — удивился лейтенант, — разве она не молоденькая?

— Для тебя точно нет, — рассмеялась старушка, — а если смотреть с высоты моего возраста, то она ещё девчонка.

— Так сколько же ей лет?

— От тридцати до сорока пяти. А может, и больше.

— Вот оно что, — пробормотал лейтенант и уточнил: — А вы хорошо её разглядели?

— Хорошо. Только при этом учти, что она сильно расписная.

— Что значит расписная?

— То и значит, что на ней пуд косметики.

— Может, ей всё-таки меньше тридцати, — продолжал упорствовать Уваров.

— Эх, милок, у меня зрение, как у орла! Дай тебе бог в моём возрасте видеть так же.

— Я столько не проживу, — буркнул Уваров.

— Куда ж ты денешься! — Старушка снова рассмеялась. — Медицина чешет и чешет семимильными шагами вперёд! Так что не боись, до ста лет доживёшь!

— Ладно, — сказал оперативник, — оставим пока в стороне вопрос о моём долгожительстве. Вы мне лучше скажите, эта женщина на машине или нет?

— Когда одна приходила, то не знаю, на чём добиралась. Машину во дворе не ставила, но ведь могла и оставить её на стоянке. А вот кавалеры её иной раз прямо чуть ли не у подъезда машины оставляли.

— Так, может, вы запомнили какую-нибудь из этих машин?

— Конечно, запомнила, — кивнула Кузьминична.

— Назовите марку и цвет автомобилей.

— Нет, — покачала головой старая женщина, — в машинах я ничего не понимаю. Могу только сказать, что все они нерусские.

— Мужчины? — не понял оперативник.

— Нет, машины, — хихикнула старушка.

— Может, номер запомнили?

Она задумалась, а потом ответила:

— Только цвет.

Оперативник вздохнул, цвет автомобиля мало чем мог помочь, но на всякий случай записал перечисленные колеры автомобилей и распрощался со словоохотливой старушкой.

Записи свои Уваров показал капитану. На что Турусов пробормотал:

— И чего ты суёшь мне под нос эту филькину грамоту?

— К сожалению, Виталий Сергеевич, старушка больше ничего не запомнила.

— Ты сказал, что у неё есть дочь, внуки, может, они что-то видели?

— Им сидеть у окна некогда, так что навряд ли они могут помочь, — почесал за ухом лейтенант.

— А ты всё ж таки расспроси их, — посоветовал капитан.

— На данный момент никого из них дома нет.

— Придётся приехать позднее.

— Придётся, — поскучнел оперативник. И неожиданно оживился: — Игнатьев говорил, что пенсионерка снимала у него квартиру для своей племянницы. Только вот племянница сама, по словам Валентины Кузьминичны Гавриловой, была немолода.

— То есть?

— Она точно указать её возраст не может. Но считает, что ей от тридцати до сорока пяти.

— Что-то интервал большой, — засомневался капитан.

— Может, из-за того, что эта дама, в смысле квартирантка, была сильно накрашена, — озадаченно произнёс оперативник.

— И что с того, что накрашена?

— Когда они намалюются, чёрта с два поймёшь, сколько им лет, — объяснил лейтенант.

Но капитану это объяснение показалось неубедительным:

— Иди ещё кого-нибудь поспрашивай.

Оперативник вздохнул и отправился поискать счастья вне подъезда. Гуляющие с детьми мамочки не смогли сказать ему ничего определённого, хотя изо всех сил старались помочь симпатичному лейтенанту.

— Какой красавчик, — шепнула одна другой на ухо.

— Ага, подтянутый, — ответила товарка, — а мой Вадик боров боровом.

— Зато твой Вадик денежки гребёт лопатой, — всё так же тихо парировала первая, — а у этого красавчика, поди, в кармане вошь да блоха на аркане. — Они обе захихикали.

— Девушки, о чём вы там шепчетесь? — спросил Уваров. — Посвятите меня в свои тайны.

— Никак нельзя, — ответила одна из женщин.

— Во всяком случае, напрягите свою память и окажите помощь следствию.

— Даже не знаем, что и сказать вам. Да, видели мы эту цыпу, но она даже не здоровалась, всегда спешила поскорее проскользнуть в подъезд и в квартиру.

— Почему вы назвали её цыпой?

— Очень уж одевалась она шикарно, — объяснила одна из женщин.

— Вы видели её с мужчинами?

— Бывало.

— То есть она, не прячась, приводила сюда своих знакомых?

— Точно, не прятала она своих мужиков.

— Чего же она с вами не общалась?

— Наверное, не общительная по характеру. Или неинтересно ей с соседями знакомства заводить. Она же жиличка, поживёт сколько-то в этой квартире и в другое гнёздышко упорхнёт.

— Что значит гнёздышко? — напрягся оперативник.

— А то! — выпалила самая бойкая, — наверное, бегала сюда от богатенького, но старенького мужа.

— Почему вы решили, что у неё богатый и старый муж?

— Богатый потому, что только на его шиши она так и могла одеваться. А что старый, так это и так ясно.

— Мне неясно.

— От молодого к любовникам не бегают.

Лейтенант был совсем в этом не уверен, но спорить не стал.

— К тому же было видно, что ей не нужны серьёзные отношения, любовь там, романтичные чувства.

— Почему было видно? — спросил Уваров.

— Да по тому хотя бы, что она водила мужиков постоянно разных. Привязываться ни к кому не хотела!

— Хотя ради справедливости надо сказать, что были и те, что приходили по нескольку раз, — добавила другая женщина.

— Так, может, она проститутка? — спросил оперативник прямо.

— Не похоже.

— Почему?

— Не молоденькая, — с сомнением сказала одна из женщин.

— И вела она себя так, словно она хозяйка положения, а не её спутник, — заметила другая.

«Вот что значит женский глаз, все нюансы подмечает», — подумал про себя оперативник и спросил;

— Может, вы запомнили кого-нибудь из её мужчин?

— Я запомнила чернявого, — сказала самая молодая.

— Ты не его запомнила, а его машину, — рассмеялась другая.

— Какую такую машину? — сделал стойку оперативник.

— Чёрный бумер!

— Вы серьёзно?

— Вот вам крест!

— А номер машины?

Номер никто не запомнил. В оценке возраста жилички Игнатьева мнения тоже разошлись.

Другому оперативнику повезло больше. Он нарвался на недавно разведённую даму, живущую на третьем этаже. Правда, сначала она встретила его в штыки, даже дверь открыла только после того, как он развернул своё удостоверение перед глазком.

— И чего вы хотите? — спросила она.

— Для начала познакомиться с вами, — улыбнулся он своей самой обаятельной улыбкой. Стращать такую бесполезно, это он понял сразу. — Я оперуполномоченный, старший лейтенант Константин Владимирович Усольцев.

— Это я уже прочитала в вашем удостоверении, — сухо ответила она.

— Да, вы теперь, можно сказать, знаете обо мне почти всё, — продолжил он приветливо улыбаться, — а я даже не знаю, как вас зовут.

— Зоя Константиновна Семилукова.

— Очень приятно. К тому же у нас с вами, кажется, гармония намечается.

— Какая ещё гармония? — спросила она подозрительно.

— Ну как же, — воскликнул он, — вы Семилукова, а я Усольцев! Какой же лук без соли.

— Скажете тоже, — кисло улыбнулась она.

«Но всё-таки улыбнулась», — отметил про себя оперативник, а вслух произнёс;

— Жаль только, что нас с вами свёл печальный случай.

— Вы имеете в виду убийство в квартире Севастьяна Павловича?

— Увы. А вы хорошо знаете Игнатьева?

— Наверное, да, — ответила она.

— Не понял.

— Да что тут понимать, знаю я и Игнатьева, и его покойную жену, Марину Геннадьевну. Мы с его дочкой Глашей в один детский садик ходили.

— Вы не знаете, почему он сдавал квартиру? Денег на жизнь не хватало?

— Деньги лишними никогда не бывают, — ответила она поучительно. — Но Севастьян Павлович сдавал квартиру не из-за денег, просто не мог жить в ней один без Марины Геннадьевны.

— Понятно.

— Если вы думаете, что Игнатьев как-то причастен к убийству, то зря.

— Пока мы так не думаем.

— Это хорошо. Я только не пойму, чего вы от меня хотите.

— Что же тут непонятного, Зоя Константиновна! — снова улыбнулся он. — Помощи мы от вас хотим.

— Представления не имею, чем бы я могла вам помочь. — Но на самом деле она оказалась более чем пристрастной свидетельницей. Во-первых, она сообщила, что квартирантка Игнатьева никакая не блондинка.

— А кто же?

— Кто её знает! — возмущённо вырвалось у Семилуковой. — Ведь она носит парик! Не спорю, очень дорогой и качественный, но парик.

— Почему вы так уверены, что это парик?

— Потому, что я в салоне красоты работаю!

— О! Снимаю шляпу! — Усольцев картинно поклонился.

— Так что, какие там у неё волосы на голове, неизвестно, — завершила свою мысль Зоя Константиновна, не обратив внимания на расшаркивания лейтенанта.

— Может, вы её глаза разглядели? — спросил он, не скрывая надежды.

— Разглядела. Синие! Только это вовсе не её глаза!

— А чьи? — ошалел оперативник.

— Линзы у неё цветные!

— Опять невезуха! — вырвалось у него. — Но хоть фигура-то у неё настоящая?

— Настоящая, — кивнула женщина.

— И фигуру вы её запомнили?

— Фигуру запомнила. Фигура у неё рюмочкой!

— Как это?

— Идеальная фигура.

— Если увидите, узнаете? — спросил он с надеждой.

— Запросто!

— Может, вы и возраст её назовёте.

— За пятьдесят! — отрезала пристрастная свидетельница.

Оперативник точно так же, как недавно его товарищ по службе, разговаривая с Кузьминичной, присвистнул.

— Не верите? — спросила она.

— Почему же, верю, — широко улыбнулся он, — успел уже заметить, что у вас глаз-алмаз.

Дама растаяла и пригласила оперативника попить чаю.

Он не отказался, надеясь за чаем узнать ещё что-нибудь полезное для следствия. И узнал-таки! Женщина подробно описала сразу нескольких приходивших к квартирантке Игнатьева мужчин.

— Непорядок это, — покачал он головой.

— И я про то же, — подхватила Семилукова, — устроили здесь притон!

— Они шумели?

— Нет, — нехотя признала соседка, — хотя музыка играла, конечно, но негромко.

— Хозяин часто проверял, кто и когда бывает в его квартире?

— Что вы, — отмахнулась женщина, — Севастьян Павлович и глаз сюда не казал.

— За недвижимостью, тем более в наше время, глаз да глаз нужен, — сокрушённо заметил старший лейтенант.

Она кивнула и пригорюнилась.

— Зоя Константиновна, я что-то не так сказал? — осторожно спросил он.

— Нет, что вы!

— Но вы вздохнули.

— Это я о своём, девичьем, — грустно усмехнулась она.

— О личных делах не смею вас спрашивать.

— Тут и секрета нет никакого, — ответила она, — просто я тоже живу одна.

— Давно? — как бы ненароком спросил он.

— Полгода скоро будет, как развелась я со своим обалдуем.

— Это вы мужа так ласково величаете? — улыбнулся он.

— Бывшего мужа, — отрезала женщина, — говорю же, развелись мы с ним.

— В жизни всякое бывает, — философски заметил Усольцев.

— Это верно. Только женщине в моём возрасте ох как несладко жить одной.

Усольцев хотел пошутить, мол, какие ваши годы, но воздержался. Видно, и впрямь гражданка сильно переживает свой развод или сам факт женского одиночества. Он прикинул, сколько ей может быть лет, и решил, что не больше тридцати, а скорее всего, меньше. Пригляделся к ней повнимательнее и отметил про себя, что когда Зоя Константиновна не хмурится, то выглядит совсем неплохо.

И уже когда оперативник собрался уходить, женщина назвала ему номер серого «Опеля», на котором жиличка приезжала с неприлично молодым для её возраста парнем.

— Зоя Константиновна! Как вам пришло в голову запомнить номер?! — восхитился оперативник.

— Со злости, — призналась она.

— То есть? — удивился он.

— Они на этой машине чуть мне на нос не наехали!

— На нос? — изумился молодой мужчина.

— Ну да, я уронила журнал. Хотела из пакета переложить его в сумку.

— Ах, вот оно что!

— Я наклонилась, а их машина затормозила прямо возле меня. Я еле успела поднять журнал и отскочить.

«Вот что значит, недавно разведённая женщина, — восхитился про себя оперативник, — цены ей нет». Он даже подумал, не пригласить ли её как-нибудь на чашечку кофе или лучше самому наведаться к ней на чай. Пирожки она печёт вкусные. Он четыре штуки съел и не заметил как. Хотя визит, естественно, придётся отложить до завершения этого дела.

Когда Усольцев уже взялся за ручку двери, Зоя Константиновна обронила как бы невзначай:

— Заходите на днях, может быть, я ещё что-то вспомню.

— Я вам свою визитку оставлю, если позволите, — предложил Усольцев.

— Давайте! — протянула руку Семилукова.

И оперативник положил на её тёплую ладошку пластиковый прямоугольник своей визитки.

«Интересно, что у них с обалдуем-то не сложилось», — продолжал думать о свидетельнице Усольцев, выходя на лестничную площадку.

Остальные соседи хоть и не отрицали, что время от времени видели квартирантку Игнатьева, но её точный возраст назвать не могли, хотя и замечали, что она далеко не девочка.