Тайна богатой вдовы

Наталия Антонова, 2023

В собственном доме найден мертвым известный актер Артур Дарский. У него было все: слава, любовь зрителей, деньги, красавица-жена. Версия полиции – самоубийство, но что же могло подтолкнуть к этому народного любимца? Дочь актера обращается к Мирославе и Морису, чтобы поймать таинственного преступника, который, похоже, умеет проходить сквозь стены: комната, где раздался смертельный выстрел, была заперта изнутри…

Глава 5

Вчера весь вечер они анализировали имеющиеся у них факты. А сегодня вскоре после завтрака Морис обнаружил Мирославу в саду. Она лежала на расстеленном под яблоней ковре и читала. Рядом с ней растянулся Дон.

День уже постепенно становился горячим. Было слышно, как в разнотравье тикают точно маленькие часики кузнечики. Но дремавший кот не обращал на них ни малейшего внимания.

Морис вспомнил, как Мирослава рассказывала ему, что месяц июнь в языческие времена предки славян называли «изок». Само слово «изок» в древнерусском языке означало «кузнечик», а так как кузнечики особенно лихо стрекотали именно в июне, то он и стал месяцем кузнечиков.

Морис присел рядом на ковёр:

— Что читаете?

— Перечитываю.

–?

— Джеймса Фенимора Купера.

— Зачем?

— Хочу понять, какими американцы были изначально.

— Понятно… Но только что-то мне подсказывает, что ваше мнение о них не изменится.

Мирослава пожала плечами, потом спросила:

— Хочешь я прочитаю тебе стихотворение, которое мне тётя сегодня скинула на мобильник?

— Хочу.

Навязчивый незваный гость

Приходит и садится близко,

Уж этот мне язык английский,

Почти таков, как в горле кость.

В дверь не пускают, так в окно

Упорно лезет с видом постным.

Во многом стал уже давно

Пренеприятнейшим он просто.

В отличие от благозвучных

Других прекрасных языков.

Хотя бы взять язык французский,

Испанский или итальянский,

Молчу уже я о славянской

Когорте милых языков.

Прочь англосакское наречье!

Прошу вас, люди, не калечьте

Вам Богом данных языков!

И берегите ту любовь,

Что может стоить больше жизни.

Любовь высокую к отчизне!

И как зеницу ока берегите

Вы самобытный облик свой!

Гордитесь вы им и любите

Язык наш древний, но живой!

— Круто. А что сделать с английским языком?

— Оставить его англосаксам.

— Может быть, вы и правы, — ответил он тихо.

— В шесть у нас назначена встреча с вдовой, — перевела Мирослава разговор на актуальную для них тему.

— У нас? — переспросил он.

— Да, ты поедешь со мной. Но на другой машине. Осмотришься в округе.

— Не возражаю. Она согласилась встретиться?

— Почему нет? Снежана сказала, что скрывать ей нечего.

— И она не удивилась, что за расследование взялся частный детектив?

— Как мне показалось, нисколечко.

— Для нас это добрый знак.

— Кто знает, поживём — увидим.

Знойный вечер не торопился менять светлое дневное одеяние на прохладный сиреневый плащ…

Солнце светило без устали. Наверное, многим уставшим от жары людям хотелось крикнуть светилу, как когда-то кричали своим детям, выйдя на балкон или высунувшись из окон, родители: «Солнце, домой! Пора спать!»

Только солнце на то оно и солнце, чтобы поступать по своему разумению.

К счастью, на шоссе не было пробок и «Волга» Мирославы мчалась на всех парусах, пока не добралась до посёлка, в котором находился особняк Дарских.

Морис приотстал, чтобы выполнить поручение Волгиной.

Вдова сама встретила Мирославу у ворот, показала, где припарковаться, и повела в дом.

В доме было прохладно и тихо. Пахло цветами и… ванилью. Снежана Дарская провела детектива в гостиную и, едва присев, огорошила Мирославу вопросом: «Вас ведь наняла Алевтина?»

— Ну…

— Знаю, не в ваших правилах называть имя клиента, но я уверена, что это она.

— Почему вы так думаете?

— Потому что больше некому! Будете искать моих любовников?! — грустно усмехнулась она.

— Что?

— Алевтина ведь велела вам найти всех моих любовников. — Снежана рассмеялась и добавила уверенно: — Что ж, ищите, не найдёте ни одного.

Мирослава улыбнулась в ответ.

— Ну почему, почему никто не может поверить, что я любила Артура?! — набросилась Снежана с горящими глазами на детектива.

Волгина пожала плечами.

— Вы когда-нибудь читали Эмиля Золя? — неожиданно спросила женщина.

— Доводилось, — кивнула детектив…

— Помните, у него есть роман «Доктор Паскаль», где влюбляются друг в друга старый профессор и юная девушка? И ведь все читатели умилялись любви доктора Паскаля и Клотильды.

Мирослава кивнула:

— Да, красивая и печальная история. — Про себя она подумала: «Но малоправдоподобная. Такую мог придумать в утешение себе стареющий мужчина», — однако вслух этого не произнесла.

— Вот и история моей любви получилась красивой и печальной. — Снежана быстро отвернулась, но Мирослава успела заметить заблестевшие в её глазах слёзы.

«Да, чего на свете только не бывает, — мысленно согласилась с ней Волгина, сама предпочитавшая молодых здоровых мужчин. — Это, наверное, потому, что я никогда не была всерьёз влюблена».

— Как вы думаете, кто мог желать вашему мужу смерти?

— Его дети, — не задумываясь ответила Снежана.

— И брат, и сестра?

— Сергей, может быть, и нет, — неуверенно проговорила молодая женщина.

— А первая супруга вашего мужа?

— Не знаю. Говорят, что она тяжело больна.

— Да, говорят, а ещё говорят, что именно уход мужа спровоцировал её болезнь.

— Ради бога, не смотрите на меня так! Вы осуждаете меня?

— У меня нет права осуждать кого бы то ни было, — сухо ответила Мирослава.

— Так и у всех нет, но ведь осуждают! Разве я виновата в том, что Артур полюбил меня, а я полюбила его?!

— Наверное, нет.

— Наверное… — вздохнула Дарская.

— По завещанию вы главная наследница? — неожиданно для вдовы спросила Волгина.

Снежана вздрогнула, но быстро справилась с собой и ответила с вызовом:

— Единственная.

— Тогда зачем детям доводить отца до самоубийства?

— Из мести. К тому же они не знали, что отец вычеркнул их из завещания.

— Вот как?

— Можете спросить у его нотариуса.

— Да, пожалуй. Ещё я хотела бы поговорить с вашим обслуживающим персоналом, — добавила Мирослава.

— С кем?!

— С домработницей, шофёром, горничной, садовником, если, конечно, не возражаете.

— Да, пожалуйста, — повела плечами Снежана, — только сейчас их нет. Я отпустила всех на время.

— И когда я могла бы приехать специально для этого?

— Когда вам угодно!

— Завтра в 12 дня с моим помощником.

— Хорошо.

— Благодарю вас.

— За что?

— За сотрудничество.

Снежана печально рассмеялась.

Когда Мирослава уже села в машину, Дарская окликнула её:

— Мирослава!

— Да?

— Вы мне нравитесь.

— Что?!

— Нет, ничего, это не важно.

Волгина пожала плечами и, закрыв дверь автомобиля, выехала с участка Дарских.

«Очень интересная женщина эта Снежана, — подумала Мирослава, — можно даже сказать не женщина, а сплошная загадка. Интересно, как она отреагирует на Мориса»…

Миндаугас нагнал машину Волгиной на выезде. Не выходя из салона, по мобильнику сообщил, что не нашёл ничего подозрительного. Посёлок как посёлок.

— Вот и хорошо, — ответила она, — завтра познакомлю тебя с красавицей вдовой. А сейчас я в нотариальную контору.

— А я?

— Домой.

Нотариус встретил Мирославу сухо, хотя не отказался ответить на несколько вопросов, предупредив — если ваши вопросы не будут выходить за рамки приличий.

— Не будут, — уверила его Мирослава и спросила, не просил ли Дарский приехать его к нему в ближайшее время?

— Нет.

— Нет?

Нотариус уверенно покачал головой.

— Артур Владимирович не собирался переписывать завещание?

— Нет, не знаю.

— То есть вам он не звонил и ничего не говорил?

— На эту тему нет.

— Спасибо.

— Это всё? — облегчённо спросил нотариус.

— Да. А вы ожидали чего-то ещё?

— По личному опыту знаю, что от полиции можно ожидать всего, чего угодно.

— Так я ж не полиция, — улыбнулась Мирослава.

— А частные сыщики тем более суют свой длинный нос во все щели! — в сердцах проговорил нотариус.

— Неужто у меня нос как у Буратино? — обезоруживающе улыбнулась Мирослава.

— У вас нет, извините, я не вас имел в виду, — смутился нотариус. Он вовсе не собирался распространяться о том, что его уже навещал следователь с острым, хоть и небольшим, носом.

«Вот уж не думала, что нотариусы умеют смущаться», — с улыбкой подумала Мирослава, закрывая дверь.

Было уже поздно, но она всё-таки решила заехать к Шуре, подозревая, что он всё ещё на работе. По пути она купила пирожки с мясом и слойки с яблоками.

На пороге её встретила Элла.

— Ой, как вы поздно, — воскликнула секретарь.

— А что, Наполеонов уже ушёл?

— Нет, он там, — девушка указала на кабинет следователя, — а я ухожу. — Почуяв запах пирожков, Элла спросила: — Подкормить его решили?

Мирослава кивнула.

— В таком случае сейчас сделаю вам чай и убегу.

— Я могу и сама, а вы бегите.

— Нет уж! Я в своё хозяйство никого не допускаю, — решительно заявила Элла.

— Ну хорошо, — улыбнулась Мирослава, постучала в кабинет Наполеонова и открыла дверь.

— Какого чёрта?! — прозвучал вместо приветствия голос следователя. — Рабочий день закончился!

— Ничего подобного, — ответила зайдя Мирослава и удобно устроилась за столом. — У тебя рабочий день ненормированный, — проговорила она назидательно.

— Утешила! Подруга ещё называется! Ты чего пришла?

— Соскучилась!

— А… зашился я, — признался с грустью в голосе Наполеонов.

— Я принесла тебе пирожки и слойки.

— Морис приготовил?

— Нет, извини, купила в кулинарии.

— Ладно, давай, и из кулинарии сойдут.

В кабинет вплыла Элла с подносом, расставила на столе чашки, чайник, сахар:

— Вот, Александр Романович, а я ухожу.

— Ладно, иди.

Не успела закрыться за девушкой дверь, как Шура набросился на пирожки.

— Хотела тебе сказать, что мы тоже занимаемся теперь этим делом, — тихо проговорила Мирослава.

Наполеонов промолчал, но дойдя до слоек, спросил:

— У тебя есть что-то новое?

— Нет, — вздохнула она.

— Я вот думаю, — жалобно проговорил Наполеонов, — может, он от маразма застрелился?

— От какого ещё такого маразма?! — строго спросила Мирослава.

— Ну, старость, ум за разум зашёл, склероз и всё такое.

— Шур, не говори глупости. Не было у Дарского никакого маразма.

— Тебе-то откуда знать?

— Если бы был, то окружающие заметили бы.

— Не знаю, не знаю, — покачал он головой.

— Я разговаривала с его вдовой.

— И чего?

— Ничего, говорит, что любила мужа сильно.

— Ты ей веришь?

— В жизни всякое бывает…

— Я тебя спрашиваю ни про всякое, а об этом конкретном случае.

— Не знаю, Шура! Я видела её в первый раз в жизни и не могу так сразу сказать, любила она мужа или нет.

— Но первое впечатление должно всё-таки быть.

— Первое впечатление говорит о том, что Снежана Дарская действительно находится в расстроенном состоянии.

— Пианино она, что ли? — хмыкнул Шура. — Чтобы находиться в расстроенном состоянии.

— Не пианино, но она нервничает. И ещё что-то скрывает…

— Скрывают они все.

— И ещё она женщина неглупая.

— Утешила.

— А тебе с дурами легче?

— Не знаю… Они мне редко попадаются…

— Ты сегодня домой?

— Да, ещё немного, и поеду. — И усмехнулся грустно: — А то я так редко бываю дома, что мать скоро забудет, как я выгляжу, и не пустит на порог.

— Пустит.

— Как знать, а то придётся просить прибежища у вас.

— Мы тебе всегда рады, и ты знаешь об этом.

— Знаю. Славка! Тебе цены нет! — Шура вылез из-за стола и бросился целовать Мирославу.

— Тю, сдурел, что ли, — сбросила она его руки со своей шеи.

— Вот, маленького все обидеть норовят! — притворно обиделся он.

— Не прибедняйся. Ладно, я поехала домой, потом созвонимся. Пока, подружка!

— Пока, дружок!

На улице стало прохладней. Воздух был таким вкусным, что его можно было пить как молодое вино.

Длинные тени то ли играли с ускользающим солнечным светом в прятки, то ли пытались переплестись с ним и удержать в своих цепких объятиях.