Золотая удавка

Наталия Антонова, 2019

Синеглазая красавица Евгения – дочь миллионера, и этим все сказано. Она может позволить себе любой каприз. Но яркая и беззаботная жизнь девушки жестоко прервана – ее нашли задушенной в собственной комнате. Все знали Евгению как легкомысленную, но все-таки хорошую девочку. Однако не привлекла ли она своей открытостью и смелостью слишком опасных людей? Убитый горем отец намерен найти убийцу, поэтому приглашает к себе в дом лучших из лучших – детектива Мирославу Волгину с ее верным секретарем Морисом. Им предстоит выяснить, не скрывается ли за красивым жизнерадостным фасадом мрачная, жестокая и порочная правда…

Глава 3

В гостиной дома частного детектива Мирославы Волгиной горел камин. Тихо потрескивали дрова, танцевало свой вечный танец оранжевое пламя…

В доме не было холодно, камин разожгли для уюта и хорошего настроения.

В гостиной сидели трое — сама Мирослава Волгина, ее секретарь и с недавнего времени незаменимый помощник Морис Миндаугас и его кошачье величество пушистый черный кот Дон.

Кот дремал, время от времени приоткрывая то один, то другой янтарный глаз.

Мирослава листала сборник стихов своей тетки Виктории Волгиной «Осенние этюды».

Вообще-то Виктория была прозаиком, но иногда писала стихи, и издатели сами предложили ей выпустить небольшой сборник осенних стихов.

Книжка была прекрасно иллюстрирована местной художницей Лидией Заречной, с которой Мирослава и Морис познакомились, расследуя одно из дел. Хотя могли бы познакомиться и раньше — Заречная работала с Викторией не один год, просто с ее племянницей до этого не пересекалась.

Морис же был просто погружен в свои мысли.

Он ничего не имел против дождя…

Ему нравилось сидеть в гостиной в компании хозяйки дома и ее кота…

Под рукой Мирославы прошелестела страница, и Миндаугас вздохнул. С Мирославой ему было и хорошо, и сложно одновременно.

Он часто вспоминал, как решил поехать в Россию к другу.

Многие друзья и знакомые не понимали его. Зачем литовцу ехать в Россию?! Тем более после распада Союза?

Он должен быть сумасшедшим!

…Или романтиком…

Для себя Морис выбирал второе.

Миндаугас нежно погладил густую шелковистую шерсть кота.

Мурлыканье Дона по громкости и интенсивности напоминало воркованье голубя.

Кот щурил свои яркие янтарные глаза и терся пушистой щекой о плечо Мориса.

Под холодной внешностью Миндаугаса скрывалась пылкая душа.

Но вряд ли кто-нибудь, кроме Дона, догадывался об этом.

Может быть, Мирослава? Но она не раз подчеркивала, что ценит в нем проницательный ум и… хладнокровие…

Из раздумий его вывел телефонный звонок.

Он снял трубку:

— Детективное агентство «Мирослава» слушает.

Послушав собеседника с минуту, он передал трубку Мирославе:

— Ваша тетя…

Мирослава взяла трубку:

— Да, привет, тетя!

Пауза. Потом Мирослава переспросила:

— В воскресенье? Хорошо. Да, постараюсь привезти обоих. — Мирослава с улыбкой покосилась на Мориса.

Еще после нескольких «да», «хорошо», «угу» она попрощалась с теткой и положила трубку:

— Тетя приглашает нас в воскресенье на Синичник.

— Синичник? — удивился Морис.

— Да, 12 ноября отмечается.

— Но в воскресенье не 12‐е, — рассеянно проговорил он.

— Ну и что, — пожала плечами Мирослава.

Миндаугас не стал спорить, потому что понимал, что это бесполезно. На всякий случай он решил выяснить, что это за праздник такой — Синичник, и попросил Волгину объяснить ему.

— Синичник — это Синичкин день.

— Птицы?

— Ну, да. Считается, что в этот день птицы, которые остаются зимовать в наших краях, перебираются поближе к людям. В старину даже верили, что в этот день синицы собираются стаями и весело щебечут, отмечая свой праздник. На Руси издавна существует традиция развешивать кормушки для синиц и других птичек.

— Не только на Руси, — заметил Морис.

— Ну, да, — согласилась Мирослава.

Она помолчала, а потом добавила:

— Еще в этот день отмечают день Зиновия Синичкина, был такой епископ-чудотворец, жил, кажется, в III веке нашей эры.

— Понятно, — сказал Морис.

— Так ты не против того, чтобы пойти к тете Вике в гости?

— Почему я должен быть против? — повел плечами Миндаугас.

На самом деле он симпатизировал Виктории Волгиной. С его точки зрения, она была весьма своеобразным и интересным человеком. Нравился ему и молодой муж Виктории Игорь. Он был на 16 лет моложе супруги, жену свою обожал и буквально сдувал с нее пылинки.

Разница же в возрасте с Мирославой и Морисом у него была всего три года.

При этом Мирослава умудрялась величать мужа тетки дядюшкой…

Морис, естественно, называл его по имени.

— Хочешь, я прочитаю тебе одно тетино стихотворение, как раз к сегодняшней погоде?

— Хочу.

— Тогда слушай:

Хуже нет такой погоды!

Где мне взять бокал вина?!

Выпить, что ли, и нашкодить?!

Но ведь я и так пьяна

От дождя, что льет нахально

Слезы за моим окном!

Это просто аморально

Плакать ночью! Плакать днем!

Я хочу сухой погоды!

Дождь-зануда! Уходи!

Ты у матери-природы

Обрыдался на груди!

От тебя, как и от фальши,

Срочно нужно отдохнуть!

Шел бы, дождик, ты подальше!

Скатертью дорожка путь!

Неожиданно небо за окном посветлело.

— О! — воскликнул Морис. — Кажется, дождь внял просьбе Виктории.

Они переглянулись и рассмеялись.

— Почему бы нам не выйти в сад? — спросил Морис.

— Нет, — покачала головой Мирослава, — я, пожалуй, еще почитаю.

Она забралась с ногами на диван, Дон устроился у нее под боком.

— Ну, что ж. — Морис пожал плечами и отправился на прогулку один.

Под открытым небом, конечно, было сыро, но сад весь сиял, словно выглянувшее из-за туч солнце накрыло его невидимым для человеческого глаза колпаком из дрожащих крылышек стрекоз.

Кормушки для птиц в саду они с Шурой развесили давно, не дожидаясь Синичника.

Каждое утро Морис насыпал туда семечки, хлебные крошки, гречневую крупу, подвешивал на ветках кусочки сала.

Синица — птица подвижная, минуты не посидит на месте спокойно, постоянно прыгает, снует по веткам деревьев, вертится, выделывая немыслимые акробатические номера: то повиснет вниз головой, то перевернется на ветке животом вверх.

Вероятно, поэтому много тратит энергии и постоянно ест.

Оттого и корм в кормушки подсыпали несколько раз в течение дня — это делали и Морис, и Мирослава.

И теперь, едва проглянуло солнце, яркие желтогрудые птички тут как тут: порхают, скачут, тинькают.

Морис невольно залюбовался одной из них, бегающей по щербатому стволу.

Раздвоенный ствол старого дерева рельефно выделялся на фоне синего неба. Украшением ему служили два случайно удержавшихся листа, похожие на две искрящихся звезды.

А сыплющиеся с небес в просветы ветвей разноцветные блики превращались в невесомые монетки голубого, желтого, оранжевого, коричневого, серебряного и бледно-золотистого цветов.

Морис замер на месте, любуясь этой мимолетной красотой.

Странно, что немногие замечают и ценят такое богатство…

Отчего?

Может быть, оттого, что хранить его можно только в душе?..

Ни в сундук, ни в банковскую ячейку не запрячешь…

Но жаль тех, кто забывает, что при появлении человека на свет все его богатство заключалось в душе.

И уходим мы тоже только с тем, что в душе.

За время пребывания в этом мире одни приумножают свое богатство, а другие растрачивают все до последней капли.

И нередко случается так, что мультимиллионер на земле оказывается нищим на небесах, а мудрец, стороживший чужие огороды, становится богачом, готовым поделиться своей мудростью и добротой со всеми, кто его окружает…

Налетевший ветер качнул ветку, и с нее упала маленькая дождевая капля.

Чмок, — коснулась она щеки Мориса прохладным влажным поцелуем осени, собравшейся уже уходить.

И он улыбнулся, наслаждаясь чарующим сочетанием грусти и радости, которое способна подарить только осень…

— Мяв! — призывно донеслось с крыльца.

Морис повернул голову и увидел Дона, недовольно переступающего с лапы на лапу…

Миндаугас догадался, что кот проголодался и зовет его в дом.

— Иду, иду, — улыбнулся он.

Ближе к вечеру раздался еще один телефонный звонок…

— Детективное агентство «Мирослава» слушает.

— Привет, это ты, Морис? — загудела добродушно трубка.

— Я, — отозвался Миндаугас, уже узнав по голосу звонившего. Это был не последний по значимости в городе человек — бизнесмен Владимир Константинович Драпецкий.

— Мне бы Мирославу по срочному делу. Она далеко?

— Нет, рядом, — ответил Морис и, обернувшись к Волгиной, проговорил: — Вас Владимир Константинович Драпецкий.

Мирослава взяла трубку:

— Да?

Владимир Константинович Драпецкий когда-то нажил свой капитал тем же небогоугодным способом, что и многие другие. Но потом вдруг стал человеком совестливым и набожным.

Хотя справедливости ради надо признать, что случилось это вовсе не вдруг, а после того, как похитили его любимую племянницу, дочь его погибшего старшего брата.

Для Драпецкого девочка была самым дорогим на свете существом, и, если бы пришлось выбирать между всем его богатством и жизнью ребенка, он, не задумываясь, выбрал бы второе.

Но гарантии того, что, получив выкуп, похитители отпустят заложницу целой и невредимой, никто Драпецкому дать не мог.

И тогда один из его друзей посоветовал ему обратиться за помощью к частному детективу Мирославе Волгиной.

Владимир Константинович ухватился за эту возможность обеими руками, но, увидев Мирославу воочию, был разочарован — она показалась ему слишком юной. Откуда же у нее опыт и смекалка, думал он, глядя на девушку недоверчиво и понуро.

Но все-таки он решился.

Девочку держали в подвале без еды и воды уже три дня.

Волгиной каким-то невероятным образом удалось вычислить место, где содержали заложницу. Однако Мирослава поставила условие: люди Драпецкого прибудут на место вместе с полицией.

Владимир Константинович был готов на все. Дело тогда было завершено без кровавых разборок.

Исполнители, перепуганные видом Драпецкого, выдали заказчиков. И те, и другие были совсем не против длительного заключения, так как оставаться на свободе стало для них опасно. Никто из них не сомневался в неотвратимости жестокой мести со стороны бизнесмена.

Мирославе Владимир Константинович заплатил гораздо больше, чем она запросила. И плюс к этому публично признал себя ее вечным должником.

Волгина поначалу сторонилась Драпецкого.

Сумму же, полученную сверх оговоренного гонорара, отдала в благотворительный фонд.

Но по мере того как полукриминальный бизнесмен перерождался в порядочного совестливого человека, изменялись и его отношения с Мирославой.

Постепенно они даже стали напоминать приятельские…

— Я чего звоню-то, — вздохнул на другом конце провода после взаимных приветствий Драпецкий, — хочу попросить вас о помощи.

— Что случилось, Владимир Константинович? — встревожилась Мирослава.

— У меня лично ничего, слава богу… — Он замолчал.

Мирослава не собиралась прерывать его паузу.

— Славочка, — заговорил он, — я просил вас называть меня по имени.

— Помню, — вздохнула она, — извините, Володя.

— Так-то лучше…

— Но вы ведь позвонили вовсе не затем, чтобы проверить меня, как я выполняю вашу просьбу?

— Какую просьбу? — удивился он.

— Называть вас по имени.

— Ах, это, конечно, нет…

Мирославе стало надоедать, что Драпецкий ходит вокруг да около. Это было так не похоже на него.

— Вы слышали об убийстве дочери Валентина Бельтюкова?

— М‐м‐м, — протянула она.

— Понятно, — хмыкнул он.

— Минуточку, — Мирослава прикрыла трубку рукой и обернулась к Морису: — Ты что-нибудь слышал об убийстве дочери Бельтюкова?

— Только то, что написали в газетах, — отозвался тот.

— А что там написали?

— Дочь миллиардера задушена в своей спальне черным чулком.

— И больше ничего?

— СМИ опубликовали тьму предположений. Пересказывать все?

— Нет, не надо.

— Куда вы пропали? — недовольно пророкотала трубка, когда Мирослава снова приблизила ее к уху.

— Выясняла, что пишет об этом пресса.

— Могли бы спросить у меня, — проговорил обиженно Драпецкий.

— Приношу свои извинения, — улыбнулась Мирослава, зная, что бизнесмен не может видеть ее улыбки.

— Дочь Бельтюкова Женю задушил неизвестный преступник, сам Валентин попал в тяжелом состоянии в реанимацию, и неизвестно, выкарабкается ли он.

— Он ваш друг? — решила прояснить ситуацию Мирослава.

— Валя? В какой-то мере. Я хочу попросить вас расследовать это дело.

— Но… — попыталась возразить она.

Бизнесмен быстро перебил ее:

— Сейчас его ведет следователь Наполеонов, ведь вы знакомы, — хмыкнул Драпецкий, прекрасно зная, что Шура и Мирослава — друзья детства.

— Вы не доверяете полиции?

— Дело не в этом.

— А в чем?

— В том, что я доверяю вам!

— Хорошо, кто мне заплатит?

— Один очень хороший человек и близкий друг Валентина Гавриловича.

— У друга есть имя?

— Есть. Карина Викторовна Шумская.

Молчание…

— Я вас шокировал?

— Нет, с чего бы? Это та самая Шумская…

— Да, та самая.

— Они были просто друзья или их связывало нечто большее?

— Об этом вам расскажет сама Карина.

— Шумская тоже ваш друг?

— Что значит — тоже? Карина — мой очень близкий и давний друг.

— Понятно.

— Именно друг, — уточнил он решительно, — никаких любовных отношений с Кариной у нас никогда не было.

— Хорошо, пусть приезжает.

Шумская позвонила в агентство через пятнадцать минут и договорилась с Мирославой о встрече.

Либо она была рядом с Драпецким, когда он звонил Мирославе, либо Владимир, заручившись согласием детектива, сразу же перезвонил Карине.

Из чего Мирослава сделала вывод, что Шумская настроена решительно и для нее важно узнать истину.