Кухарка

Наталия Александровна Великанова, 2019

Сердце Леськи оборвалось: где-то внутри сорвались и покатились вниз чаяния последних лет. Неужели он? Самый большой её страх. Самый беспробудный кошмар. Самый строгий обвинитель и первый пострадавший. Почему именно Фёдор? Тот, кто в первую очередь осудит её? Почему теперь, когда к произошедшему прибавилось взрослое понимание… усиленное новым грехом. Бежать. Бежать! Инстинкт самосохранения не раз спасал её. Почему не сегодня?

Часть 2. Смычка

5

Мы разобранный конструктор, но выскользнув из рук

Вмиг станем осколками из дружбы и любви.

Поломанные. “Та сторона”

В то летнее утро она поднялась ни свет, ни заря, чтобы сбежать до пробуждения матери. Надоело прогибаться, слушать жалобы на жизнь, топтаться на рынке, отворачиваясь от любопытных взглядов, терпеть.

И когда только ягодный сезон закончится!?

Могла она, как нормальный человек, провести хоть один понедельник каникул так, как пожелает душа? Остаться наедине с собой, затеряться в городе? Побродить по дикому пляжу, покрытому цветными камнями и круглым галечником? Почитать, не чувствуя вины за бездельно потраченное время? Искупаться, не стесняясь длинных ног?

Проживут ведь они без лишней пары сотен?

Неосторожно скрипнув доской, выкатила велик из приделки и повернула за угол. Пустила под горку и, оттолкнувшись от земли, шустро вскочила на сиденье. Рванула прямиком к старой аллее.

Торговать, конечно, было не сложно. Это тебе не интегралы считать. И покупали у Леськи охотно — охотнее, чем у матери или у соседок.

А ещё с большей готовностью просили телефончик или прогуляться вечерком к морю. Мужчины обычно подмигивали и велели: “Ну-ка, красавица, отвесь килограмм, да, смотри, не обмани!”» Молодые норовили прикоснуться, будто она была кувшином, внутри которого прятался джин — исполнитель желаний. Леська отдёргивала руку и ниже надвигала платок на глаза.

Эпитет «красавица» с некоторых пор она ненавидела больше, чем парное молоко.

День, начатый с толкотни и базарного гвалта, попыток спрятать лицо и поскорее оказаться дома, неизменно заканчивался скандалом. Леська просила, чтобы мать дала ей чуть больше свободы. Ведь если той не приспичивало принести Леське ещё ягод, к одиннадцати она, как правило, возвращалась домой, в прохладную тишину сада, укрытую за высоким забором. Здесь Леська что угодно была готова делать: готовить, стирать, убирать, возиться в огороде — лишь бы не сидеть у всех на виду.

И что только матери это стоило? Сама она домашние дела не любила, скорее, была готова весь день завлекать покупателей да болтать с товарками.

Леська отогнала неприятные мысли.

Темноволосые каштаны, сплетаясь ветвями, превратили длинную, посыпанную гравием дорогу в некое подобие летнего тоннеля. Укрывшись от лишних глаз под надёжной защитой их узловатых рук, Леська умерила скорость. Прежде чем вернуться домой, надо будет набрать мидий, чтобы мать не очень сердилась.

Повернув с аллеи, выехала на дорогу, которая, петляя, привела её к заброшенному вокзалу, сонно зевающему у подножия береговых скал. Здесь за поворотом, высокие деревья скрыли из виду неказистые домики последнего микрорайона. Преодолев их, Леська спрыгнула с велосипеда и пошла пешком по бледным шестиугольным плитам Узловой улицы, по раскрошенному асфальту Комсомольской, вдоль прижавшихся к земле домов переулка Нахимова.

Бывшее музыкальное училище. Преподаватели давно покинули классы и коридоры, разъехались на вечные каникулы студенты, опустели комнаты и двор. На широких ступенях, таких удобных, чтобы не только сидеть, но и лежать, она могла торчать хоть до самого вечера — ни одна живая душа Леську бы не нашла. Случайные туристы, заблудившись, редко заглядывали в этот район — уж слишком далеко от моря он находился, а местным жителям просто нечего было делать в студенческом тупичке.

Леська оставила велик в тени на траве, а сама поднялась на самый верх, туда, где ноздреватые камни образовывали удобную лежанку, и открывался прекрасный вид на высокое небо, туда, где встав на цыпочки можно было увидеть краешек далёкого моря, и где ветер тихо скользил по Леськиным плечам, тёплый и ленивый, как майский полоз.

Сняла рюкзак, опустилась и, прислонившись к прохладным ещё, но уже вбирающим солнечное тепло бежево-жёлтым камням, погрузилась в манящий слог Голсуорси.

Прошло три или четыре часа — она успела добраться до момента, когда Сомс обнаружил себя выставленным за дверь, съесть кусок сочного пирога и два раза сбегать попить в колонку, когда послышался хруст гравия и на дорожке появился незнакомец.

Высокий, слегка сгорбленный парень со скейтом в руках и наушниками, тянущимися из нагрудного кармана. На нём были линялые джинсовые шорты, открытые шлёпки и серая рубашка в мелкую крапинку. Она-то сразу и бесповоротно выдавало в нём чужака: местные ребята носили сорочки разве что на первое сентября.

Поначалу Леська даже и не забеспокоилась, вернулась к злоключениям героев: как только пришелец поймёт, что здесь нет не только спуска к морю, но и выхода в город, развернётся и уйдёт. Не тут-то было: тень мелькнула у подножия лестницы, лёгкий шорох шагов раздался совсем близко. Незнакомец остановился на пять ступеней ниже, огляделся и сел к ней спиной. Положил невозмутимо скейт, поставил рядом бутылку “Кока-колы”, согнул одну ногу в колене и вытащил планшет.

Леська смотрела на него с изумлением, пока не задохнулась от бешенства. Он что, слепой? Не видел, что территория занята?

Несколько минут она тупо пялилась на него, потом решила не обращать внимания, но через четверть часа её взяло настоящее зло. Он это серьёзно? Пришёл в место, которое давно несвободно, и собирался сидеть тут, как ни в чём ни бывало? Ничего, что она хотела побыть одна? Ничего, что в городе полным полно укромных уголков, где туристы (а он, несомненно, относился к таковым) могли прекрасно провести время?

Расселся тут, как будто они где-нибудь в центре Рима, где яблоку негде упасть!

Леська принялась угрюмо сверлить аккуратный затылок.

Солнце играло в белых волосах, превращая их в золотистое морское дно, широкие плечи размеренно опускались и поднимались в такт дыханию, две едва заметные тропинки волос убегали за ворот рубахи. Её раздражало всё: блеск его волос, лёгкое замятие ткани на рукаве, то, как он поводил ступнями, отгоняя назойливых насекомых, и как запрокидывал голову, отпивая маленькими глотками из бутылки. Солнце отражалось в стекле и слепило Леську.

Мрачно опускала она глаза в книгу, возвращаясь к смятению Сомса, но неловкое присутствие рядом чужого человека, пусть даже совсем не обращавшего на её внимание, делали чтение невыносимым.

Леська достала пакетик с ягодой и принялась методично забрасывать одну за другой в рот. Ей нет никакого дела до того, что она не одна! Пусть он чувствует себя неловко! Но даже жевать было невозможно: выплёвывать косточки бесшумно, как этому учила мать, Леська не умела. Закончив с чавканьем и бросив кулёк в карман рюкзака, вытерла пальцы салфеткой, и, продолжая злиться, достала телефон. Несколько минут покидала шарики, отчего пришла в ещё большее негодование. Шарики — это для тупиц. Она скачала эту игру только ради матери: та любила бессмысленное проведение времени.

Побарабанив пальцами по коленке, Леська глянула в небо.

Что ж, порой надо уметь признавать поражение. Оставаться здесь, где чужой человек бесцеремонно вторгся в её личное пространство, стало нестерпимо. Если этому типу комфортно в непосредственной близости с незнакомыми людьми — имеет на то право! Ей же совершенно не обязательно превращать свой прекрасный день в ад.

Леська поднялась, поправила шпильки в волосах, одёрнула шорты. Лучше ей озаботиться поисками нового укромного уголка, чем терзать душу пустой злобой. Засунула “Сагу” в рюкзак и, обойдя незадачливого гостя, направилась к велосипеду.

— Уходишь, потому что тебе неприятно моё присутствие?

“Ах, как мы догадались!” — удручённый глубокий голос не произвёл на Леську впечатления. Неужели ей ещё и придётся с ним разговаривать? Она подняла глаза и наконец-то смогла разглядеть его лучше. Одежда идеально облегала широкоплечую, можно даже сказать, прекрасную фигуру, большая грудная клетка позволяла ей предположить, что он вовсе не мажор, за которого она приняла его в самом начале. У него была белёсая кожа, тонкие черты лица: умные глаза, крупный нос, твёрдый подбородок. Светлая, но грубая щетина, в то время как у её ровесников только-только начинали пробиваться усы. Парень был старше её лет на пять — не меньше. И почему к ней вечно привязывались любители маленьких девочек?

— Нет, — солгала Леська, стараясь не показать, насколько он ей омерзителен.

— Ты не будешь против, если я провожу тебя?

Только не это!

— Я на велике, — прошипела она, хватаясь за руль и разворачивая двухколёсного друга.

— Значит, я всё-таки помешал. Хочешь — уйду, а ты останешься?

— Нет, мне пора, — Леська прыгнула на велосипед и нажала на педали.

— Послушай, я всего лишь хочу…

Но она уже не слышала его, она уже уехала.

6

Как назло и слов нет, арестованы дома, мы

Как в тюрьме, лицом к стене.

И каждый день как на войне.

Поломанные. “Та сторона”

Память нещадно стёрла воспоминания вечера. Что она тогда делала, Леська не помнила. Кажется, поехала на пристань и домой вернулась уже затемно. Вроде бы набрала полный пакет мидий, но получила от матери нагоняй сразу и за отлынивание от работы, и за позднее возвращение.

Помнила Леська, как будто это произошло вчера, следующий день. Вернее вторую его половину, когда усталая и заляпанная ягодой, возвращалась с рынка.

Город, погружённый в тяжёлую жаркую дремоту, словно отдыхал, прежде чем наполнится вечерним шумом. Скомкав фартук и повесив ведро на руль, Леська плелась, в уме подсчитывая выручку и прикидывая, сколько можно будет попросить у матери на очередную книгу. Крутить педали было тяжело. Она перешла на теневую сторону улицы и, никуда не торопясь, брела в сторону дома. Можно было найти укромное место в парке, недалеко от фонтанов, почитать, а заодно и переждать жару, но это зависело от количества ребятни, обитающей там в это время дня.

Каково же было Леськино удивление, когда она заметила вчерашнего “туриста”. Сначала узнала его яркий, разрисованный граффити скейт, потом волосы вразлёт и фигуру. Неприятный тип сидел на обочине в компании какого-то угловатого парня. Они словно поджидали её. “Сейчас привяжутся!” — кольнуло в груди.

Развернуться и, превратившись в невидимку, пуститься наутёк не было никакой возможности: с великом и вёдрами она была слишком шумной и неповоротливой. Леське показалось, что пройти мимо, уткнув нос в роман, будем самым хорошим решением.

Бесполезно. Знакомец с дружком тут же поднялись навстречу.

— Привет! — поздоровался он.

Леська не остановилась. Бросила далеко не дружелюбный взгляд. Знала она тактику приставал: стоит только дакнуть, и уже не отвяжешься.

— Познакомься, это мой друг, Фёдор.

Леська едва подняла ресницы. Рядом с блондином шёл человек с ясными карими глазами за тонкими стёклами затемнённых очков. Он не улыбался, но в глазах его плавали, переливались под лучами палящего солнца, тёплые искорки. Они безжалостно заставили её поднять уголки губ, как если бы она столкнулась с давним другом.

Приятный парень — что сказать.

Леська подавила улыбку и опустила веки. Ей вдруг показалось, что она утонула в его взгляде, что неприлично долго смотрела на него, и что он мог прочесть в её лице, что показался ей симпатичным.

Показался симпатичным, хотя ничего необычного в нём не было. Высокий рост — это да. Эти двое, оба сошли бы за баскетболистов. Только если у первого парня была складная фигура, то у сегодняшнего — слегка угловатая. Непропорциональная что ли? Слишком длинные ноги и большие ладони. Квадратные плечи. А может это одежда создавала такое впечатление? Светлая футболка с маленьким карманчиком на груди.

Волосы у него были тёмные, коротко стриженные. Ровный широкий нос, высокий лоб, рот как рот. Больше Леська ничего не успела разглядеть.

— Ну, а меня Алексеем зовут, — представился вчерашний знакомый и протянул ладонь.

Леська уставилась на его длинные пальцы. Она не хотела к ним прикасаться. Вот если бы его друг…

— А я думала Пуп земли, — пробормотала она.

Фёдор негромко прыснул, и они снова встретились глазами. Леське стало так хорошо и легко, что она свободно рассмеялась.

— Смех? — Алексей немедленно сощурил глаза, — я и не предполагал, что ты умеешь смеяться!

— Ещё как умею, — Леська опять посмотрела на того, на кого не следовало. Его щёки были гладко выбриты, а на подбородке притаилась маленькая родинка.

— Слушай, ты не хочешь быть моей девушкой? — Алексей заглянул ей в лицо.

— Что? — удивилась Леська. Кажется, он не заметил, что ей понравился другой парень.

— Моей девушкой не хочешь быть? — повторил Алексей так громко, будто не только Леська, но и Фёдор, и грузная женщина через дорогу, были туги на ухо.

Леська покраснела и на всякий случай оглянулась, опасаясь, что кто-то ещё, кроме их компании и толстушки, заметит её в обществе странного мажора, предлагающего ей средь бела дня то, что говорят только наедине.

— Нет, — покачала она головой, уставившись в асфальт. И понимая, что на этом он не успокоиться, добавила смелее: — Ты не в моём вкусе.

— Да ладно, я в чьём угодно вкусе. Верно, Федь?

— Ну, не в моём тоже, — Фёдор закатил глаза, после чего они снова рассмеялись. На этот раз она разглядела его густые брови и волосы на висках. Они немного топорщились над дужками очков.

— Ах ты, урод! — возмутился Алексей.

Солнце почти вошло в зенит, ещё немного и даже маленькие полоски тени, отбрасываемые домами, должны были исчезнуть. Леська поймала себя на мысли, что уже не горит желанием избавиться от новых знакомых — только от одного.

Он как раз вскинул на неё брови, будто ждал чего-то. Леська проигнорировала молчаливый вопрос, продолжая шагать вперёд.

— Ты что, не собираешься назвать нам своё имя?

— Бегу и падаю, — сощурилась Леська, пристально разглядывая чужака. На него она смотрела без смущения, он не вызывал у неё совершенно никаких чувств.

— О'кей. Буду называть тебя Красавицей, тем более, что это непреложная истина.

Услышав, набившее оскомину слово, Леська фыркнула:

— Ты не оригинален.

— И не пытался, моя Красавица.

Оттого, что к отвратительному эпитету он добавил притяжательное местоимение, Леську передёрнуло. Так и послала бы его куда подальше!

— Давай, поведу твой велосипед, — предлагая помощь, Фёдор зашёл с Леськиной стороны, чем снова дал ей повод посмотреть на него. Что это с ней?

— Спасибо, я сама, — покачала головой Леська, хотя предложение было приятно ей до умопомрачения. Если бы они шли вдвоём, она бы не отказалась от помощи, но они, увы, были не одни!

— Хорошо, тогда дай ведро! — не дожидаясь её ответа, он снял с руля Леськин скарб и спокойно зашагал рядом. Она в это время смотрела на свои пальцы: они все были испачканы ягодным соком. Мысленно Леська застонала и спрятала грязные ногти. Может быть, он не заметил?

Оттого, что Фёдор шагал рядом, она испытывала какие-то непонятные, совершенно новые ощущения. Была натянута, как струна, напряжена, тонко чувствовала его близость, как испуганное животное чувствует хищника.

В тени, на подоконнике минимаркета, развалилась трёхшёрстная кошка. Фёдор протянул руку и мимоходом погладил разомлевшее на жаре создание. Если он ещё и кошек любил… Хотя, впрочем, это не имело значения. Ей следовало бы подумать, как незаметно разойтись с ними, расстаться под каким-нибудь благовидным предлогом. Мало того, что они оба старше её оба…

— Вы не местные? — поинтересовалась Леся.

— Я из Москвы, а Лёха — из Краснодара.

— Понятно. — Могла и не спрашивать. Риск повышался с каждой минутой. Почему жизнь её вечно сводила с людьми, для которых Леська представляла опасность? Которая была тем выше, чем меньше они эту опасность предполагали. Все краевые, а уж тем более столичные жители, приезжали они летом или зимой, считали себя на голову выше горожан — это делало их особо уязвимыми. А этих, от которых за версту пахло деньгами, и подавно. Прямо-таки гремучая смесь. Она не хотела навредить ни одному из них.

— Олеся! — голос матери заставил её так резко обернуться, что коса чуть не упала на спину.

Родительница стояла у двери минимаркета с полными пакетами.

Как она оказалась в магазине за три квартала от дома, да ещё и в самое пекло? Почему сейчас?

— Мама, — Леска принялась лихорадочно думать, как бы избавиться от новых знакомых, пока мать не взяла их в оборот, но при этом избежать вопросов о рынке и вырученных деньгах, чтобы парни не приняли её за торговку?

— Вот ты где… — мать вопросительно и вместе с тем неодобрительно уставилась на молодых людей. Несмотря на все её особые взгляды, она, как и самый консервативный родитель, не приветствовала пустых знакомств дочери.

— Вся работа выполнена, — поспешила отчитаться Леська, доставая из кармана выручку, — мама, это Алексей, а это Фёдор, — представила она, — а это моя мама — Валентина Сергеевна, — говоря, она состроила матери глаза, как бы спрашивая: “Ну как тебе мой улов?”, а сама в это время продолжала лихорадочно думать, как безболезненно завершить знакомство. Она готова была что угодно сделать, лишь бы не подвергать Фёдора риску. Он казался ей слишком порядочным и оттого беззащитным.

Мать неоднозначно подняла брови: “Посмотрим”.

— Позвольте, возьму Ваши пакеты, — Фёдор тут же галантно перехватил материны покупки, сунув ведро Алексею.

Тот покорно взял его, и произнёс одними губами, торжествуя Леське в лицо: “Олеся”.

Леське ничего не оставалось, кроме как наблюдать, как мать отдала пакеты, согласилась, что ребята проводят их, как она позвала их на чай, как пригласила заглядывать в гости, пока они в городе, как она многозначительно улыбалась Леське, давая понять, что такого шанса нельзя упустить.

Леська посмотрела на парней глазами матери. Мама издали чувствовала запах денег — этого у неё было не отнять. Этот запах льнул к мальчишкам, как рубашка, которая натягивалась у Алексея на груди. Его совершенно простые шлёпки (явно кожаные), слегка потёртые (наверняка лично Кельвином Кляйном) джинсы, крутой смартфон Фёдора, даже его прическа, обманчиво простая и небрежная, кричали о деньгах.

Мать как бы невзначай принялась расспрашивать ребят о том, кто чем занимался, надолго ли приехали, кто их родители?

Леська слушала, и с каждым словом ей становилось всё хуже и хуже. И Фёдор, и Алексей были детьми состоятельных родителей: Фёдор — наследником успешного владельца масс-медиа (чтобы это ни подразумевало), Алексей — сыном профессора, который лекции даже за границей читал.

Это значило, что следующие несколько недель, а может даже до начала учёбы, ей будет позволено проводить в их обществе сколько угодно времени, гулять до утра, бегать на море по сто раз на дню и даже кататься на мотоцикле. Мать будет сама ходить на рынок и поливать овощи, она Леське слова не скажет, даже если та не будет появляться дома сутки напролёт. Леська опустила голову и вздохнула глубоко, но чтобы никто не заметил. Ей придётся приложить максимум усилий, чтобы ничего плохого не произошло.

Назавтра, вернувшись с “торговой каторги”, она застала Лёшу в гостях у матери. Он, разумеется, ждал её, Леську.

— Мы сегодня с ребятами в клуб идём, “Саваж” — слышала про такой? — спросил он, медленно прихлёбывая ледяной домашний квас из самой дорогой, и поэтому самой любимой матерью кружки.

«Саваж» Леська не любила. Там вечно было полно наглых типов, драчунов и явных наркоманов. В такое место стоило отправляться только под охраной, как минимум, десяти человек. Она, не будучи себе врагом, туда не хотела, но мать копалась поблизости, поэтому Леська не могла сказать первое, что пришло на ум. Выбрала нейтральное.

— Слышала. На севере который, да?

— Да. Только мы в вашем городе мало кого знаем, — явная ложь, — не составишь нам компанию? Если, конечно, твои родители позволят.

— Конечно, позволят, — мать присела за стол, — и, конечно, составит. Правда, Олеся? — она нимало не заботилась о Леськиных желаниях. Налила себе прохладный напиток и немного поболтала с ними, попутно вытянув из Алексея обещание позаботиться о её дочери.

— Как только тебе пришло в голову пригласить меня в это гиблое место? — возмутилась Леська, стоило им выйти за калитку, и оказаться вне зоны контроля матери.

— В любви и войне все средства хороши, Олеся, — беззастенчиво рассмеялся Алексей, явно довольный тем, что знает не только Леськино имя, но и адрес. И успел заручиться поддержкой родительницы. Ей захотелось со всей силы пнуть его в голень. — Как думаешь, если вечером мы идём на свидание, я уже могу чмокнуть тебя в щёку? — поинтересовался он и посмотрел на её губы так пристально, что невольно она опустила глаза на его большой рот. Он совсем не казался ей притягательным.

— Размечтался! И у нас не свидание! Мы просто идём в клуб! — отрезала Леска, захлопывая калитку.

Поворачивая к дому, она скрипнула зубами.

7

Такси давно уже ждет, наматывая простой,

Так что быстрее выходи наружу.

Поломанные. “Та сторона”

Звонок раздался как раз в тот момент, когда Леська заканчивала красить губы прозрачным блеском. Она бросила матери “Я сама” и, подхватив ключи, вышла во двор. Она не торопилась, поэтому успела похолодеть от впечатления, которое смогла произвести на Алексея. Сначала его взгляд замер на ней, словно не её, а другую девушку он ожидал увидеть. Потом он медленно моргнул и скользнул по Леське, оставив на бёдрах, животе и плечах выжженную дорожку. А потом ей показалось, что он выругался и прочистил горло, прежде чем поздороваться с ней.

Другого она и не ожидала. Мать нарядила её, как самую что ни на есть ночную бабочку: обтягивающие джинсы, босоножки на высоких каблуках, блузка, полностью обнажающая правое плечо и руку. “Какой девушке не понравится, когда парни от её вида теряют дар речи? Да?” Леська хотела возразить, что ей это не нравится, но не стала. Бесполезно. И да, ей была неприятна его реакция. Она откинула распущенные волосы за спину. Как-то читала: если женщина поправляет причёску — значит, хочет понравиться мужчине. Чушь! Как ещё ей справиться с нервозностью? Кто скажет, чем сегодня закончится вечер? Останется ли она целой и невредимой? В очередной раз спросила себя: сколько же ему лет? восемнадцать? девятнадцать?

На мистере I'm-sexy-&-I-know-it красовалась рубашка цвета жжёного сахара и очень похожего оттенка кожаная жилетка. Всё такое простое и дорогое, что Леську начало тошнить.

Но на самом деле ей стало худо, когда она увидела Фёдора. “И ты, Брут?” Он сидел за рулём красивой спортивной машины. Леська не очень разбиралась в марках. Она видела только, что машина блестящая и дорогая. Красная, как кровь.

Фёдор улыбнулся ей тёплой, дружеской улыбкой, отчего Леська выдохнула и немного расслабилась. Что такого было в этом парне, что от одного взгляда на него, её внутренности то переставали дрожать, то наоборот пускались в пляс?

Алексей открыл ей заднюю дверцу, но Фёдор лениво возразил:

— Девушка — наша почётная гостья, поэтому ты должен посадить её впереди. — Он посмотрел на Леську снизу вверх: — ты ведь хочешь сесть впереди, Олеся?

— Да, — кивнула Леська.

— Так что уйми свой пыл, — Фёдор обратился к Алексею, — и позволь девушке получить максимум удовольствия.

Алексей сощурился.

— Эй, друг, ты не играешь против меня?

— Как можно? — развёл руками Фёдор и подмигнул Леське.

Она рассмеялась, хотя впору было сглотнуть.

Алексей открыл Леське пассажирскую дверцу, и когда она опустилась на сиденье, её встретил долгий-предолгий взгляд Фёдора.

Даже сейчас она до последний детали помнила дыхание его зрачков, блеск полупрозрачной оправы, короткие, но как-то по особенному уложенные волосы, замшевую куртку с закатанными рукавами, ворот рубашки, чёрный шнурок и цепочку на шее. Фёдор наклонился и потянул ремень безопасности, не отпуская её глаз.

И Леська не хотела разрывать этого взгляда, невидимых нитей, протянувшихся между ними. Тонких, звенящих от напряжения, дрожащих даже от лёгкого дыхания, и готовых исчезнуть от любого неверного движения. Она замерла, боясь шелохнуться и нарушить незримую связь.

Их близость доставляла Леське почти физическое наслаждение.

— Эй, подальше от моей девушки! — Алексей плюхнулся на заднее сиденье. Ремень безопасности щёлкнул в замке.

Леська усмехнулась. Она, конечно, не была ничьей девушкой, но даже не хотела тратить силы и убеждать в том Алексея. Его явно не заботило её мнение. Он коснулся её плеча и, стоило Леське обернуться, спросил:

— Как насчёт поцелуя, милая? — как и днём, он смотрел на неё губы так пристально, что Леська чуть не выпрыгнула из машины.

— Нет! — повысила она голос, — вообще, вы даже не поинтересовались, может, у меня парень есть?

— Есть? — встрепенулся Алексей, как будто это что-то бы значило для него. Фёдор же замер, и, как показалось Леське, посмотрел на неё долгим серьёзным взглядом.

Она знала, что не сможет соврать: — Нет, — на мгновение она задержала взгляд на родинке.

— Умеешь ты уязвить мужское самолюбие, Олеся, — Алексей расслабился и его губы растянулись в улыбке, так, словно ему не был помехой ни мифический, ни реальный парень.

— В любви и в войне все средства хороши, — напомнила Леська, отворачиваясь. Фёдор резко завёл машину.

В тот вечер они так и не попали в «Саваж». Сначала медленно прокатились по городу, будто бы скользили по водной глади тёмного зачарованного озера. Ребята о чём-то говорили, смеялись, но она почти не слышала. Она превратилась в сгусток энергии, снова и снова выискивая пути выхода из ситуации, в которой оказалась против воли.

Потом поехали на какую-то автотусовку, где все сидели на капотах машин, где девчонки были очень крутыми, курили тонкие сигареты и танцевали прямо на улице. Леська и не подозревала, что в её городе существует такое. Там даже была машина-бар, где готовили кофе и наливали напитки.

Ребята познакомили её с друзьями: такими же взрослыми и, наверняка, такими же богатыми. Они стояли отдельным кружком среди мотоциклов, блестящих автомобилей, любопытных взглядов и своей собственной музыки, льющейся из колонок одного из багажников.

— Привет! — многозначительно протянул блондин с взлохмаченными волосами, осматривая Леську. Похоже, он не причёсывался с тех пор, как последний раз купался в море. В прошлом году. Это нисколько не умаляло его привлекательности. Он нарочито медленно оглядел Леську с головы до ног, задержав взгляд на голом плече. Он вёл себя так, как никогда не вели местные парни (по крайней мере, те, с кем она общалась): уверенно и раскованно, заставляя Леську почувствовать себя настоящей горячей штучкой. Она возблагодарила небеса, что темнота ночи не позволяет увидеть румянец, вспыхнувший на её щеках.

— Эй, это моя девушка, прояви уважение! — прорычал Алексей и положил руку Леське на талию, как будто обозначая территорию. Она предупредительно посмотрела на него, прося отлепиться. Ей до ужаса было неприятно его прикосновение.

Алексей и не думал менять позу, но её выручил громила с большим носом и хмурыми бровями, что стоял с краю. Он подвинулся, пропуская пришедших ближе к центру. Алексей был вынужден позволить ей пройти.

— Познакомься, Олеся, это мои друзья, — он представил красавчика и остальных ребят, но Леська пропустила все имена мимо ушей, потому что за её спиной, в осязаемой близости, оказался Фёдор, и всё её внимание было сосредоточено на нём. Она обернулась. Фёдор посмотрел в её лицо, утопив в шоколадных глазах.

— Я за пивом, тебе принести? — кивнул ему большеносый.

— Нет, я на машине.

— Я тоже безалкогольное.

— Что так?

Громила повёл головой, но вместо него пояснил красавчик блондин:

— Ему Маришка ультиматум вкатила. Секс или пиво. Я бы на его месте тоже выбрал эту жаркую девчонку, — он подмигнул Леське, приглашая придвинуться ближе.

— Заткнись, Антоха! — рявкнул большеносый, но Леськины соседи уже грохотали, и она тоже не смогла удержаться от улыбки.

— Давай кофе, — крикнул Фёдор уходящему.

— Ок, — тот даже не обернулся.

— Говоришь, она твоя девушка? — поддел Алексея коренастый парень, что стоял справа от блондина, Антона. Его бычью шею и плечи обтягивала серая поношенная футболка. — Олеся не похожа на тех курочек, которые только и делают, что трясут перед тобой перьями, — он изобразил маленькие крылышки и пропел: — Ко-ко-ко.

— Я не его девушка, — вставила, пока было не поздно, Леська. В ответ на вопросительно поднятые брови пришлось пояснить: — просто у Лёши самомнение больше, чем весь мой город, и ответа «нет» для него не существует.

Тот качнулся на длинных ногах, и его рот расплылся в огромной самодовольной улыбке. Он вёл себя так, словно она сказала: “Да, я девушка это крутого парня!”

— Тебе никто не говорил, что стоматолог слишком сильно отбелил тебе зубы? — уточнила Леська.

Ребята разразились хохотом, похожим на гром потерявшего управление поезда. У Антона даже пиво носом пошло. Могучие тела сотрясались от смеха, так долго, что на них стали оборачиваться. Леське удалось невзначай встретиться с глазами Фёдора.

— О, чёрт! — коренастый согнулся пополам, по его лицу потекли искренние слёзы, — она тебя сделала!

— Ты хоть понимаешь, что дала им повод для стёба ни ближайший год? — наклонился к самому её уху Леша.

— Не сомневаюсь, что ты им эти поводы каждый день даёшь.

— Чем ты занимаешься в свободное от шуток время? — спросил, отсмеявшись, Антон.

— Учусь, — обернулась Леська. Эта была чистая правда. Много позже она думала, что именно тогда упустила самый прекрасный момент покончить с недопониманием. Стоило ей добавить “учусь в школе”, и все будущие недомолвки, непонимание, двусмысленность испарились бы.

Увы. Она этого не добавила.

Ребята принялись наперебой рассказывать о своей учёбе, вспоминали совместные проделки детства и юности, рыбалки, походы, и момент был упущен. Потом обсуждали футбол и чемпионат мира, говорили о политике и новом законе о митингах. Антон то и дело вставлял в разговор всякие примеры психологических экспериментов — он, как выяснилось, учился на психолога. Леська слушала открыв рот: какая у них интересная жизнь, и как много всего они знали. До той поры она не разу не сталкивалась с такими разносторонними людьми.

Ребята все, как один, немного флиртовали с ней, несмотря на пристальные взгляды её «официального» спутника. Может быть, дело было в косметике, которую мать щедрой рукой наложила на Леськино лицо, или обтягивающих джинсах, или босоножках на умопомрачительно высокой шпильке? А может быть в их уверенности? В лёгком отношении к жизни? В умении просто держаться?

Когда вернулся с кофе и пивом хмурый, ребята снова сошлись в приступе раскатистого хохота, пересказывая ему Леськину шутку. Алексей самодовольно щурился, как лев после сытного обеда. Казалось, его совсем не задел смех друзей. Иногда Леська позволяла себе встретиться взглядом с Фёдором. Её неизменно приветствовала тёплая улыбка, от которой её качали волны нежности.

Далеко за полночь, когда звёзды на тёмном небе стали огромными, как медузы, один из парней, кажется, его звали Юрой, попросил Фёдора отвезти его девушку домой. Леська с сожалением смотрела им вслед, когда Фёдор обернулся и спросил:

— Хочешь с нами?

Конечно, она хотела.

Они летели по ночному городу, и Леська не слышала рёва двигателя и ветра, только шорох одежды Фёдора и поцелуи сладкой парочки на заднем сиденье. Смущённая, она посмотрела на него, он бесшумно рассмеялся, не отрываясь от дороги.

— Странно, что ты без “своего парня”, — поддел он.

— Издеваешься? — спросила Леська. Она-то думала, что Фёдор специально увёз её, пока Алексей отлучился.

— Не без этого.

— Поосторожнее. У меня тоже когти есть.

— Ого! — лицо Фёдора вытянулось, — не подходите слишком близко: я тигрёнок, а не киска?

— Не без этого, — прищурилась Леська.

Он внимательно посмотрел на неё. Казалось, хотел что-то спросить.

Не спросил.

— Ты эту тачку из дома пригнал? — пошла в наступление Леся. — Или она у тебя здесь была?

— Это важно?

— Нисколько, — Леська повела плечами, — папочкин подарок?

Фёдор повернул к ней насмешливое лицо. Его глаза под очками слегка сощурились.

— Не угадала.

— Мамочкин?

Глаза потемнели, машина прибавила ходу.

— Мимо, — выдавил он. Стальные пальцы крепче сжали обшивку руля.

Она почувствовала, что наткнулась на что-то, что по-настоящему его задело, и желание дерзить пропало.

— Даже и боюсь предположить, — сдалась Леська, — неужели сам заработал?

— Типа того.

Она не знала сколько ему лет: вполне мог и сам заработать.

Через три квартала он уже притормозил у обочины. Оказывается, девочка жила неподалёку от неё. Странно, что Леська не видела её раньше. Может, тоже приезжая?

Они недолго постояли у машины. Парочке не терпелось остаться наедине. Леська завидовала им. У неё никогда не было таких отношений с парнем, чтобы он свободно брал её за руку, провожал её до дома, целовал.

Сажая её в машину, Фёдор открыл дверь, но руки не подал.

— Пристегнись, — коротко велел он.

Леська подчинилась.

— Хочешь, покатаемся по городу?

— Можно, — спокойно ответила она, пряча глаза под ресницы. Боялась, что радость будет слишком заметной. Она не должна была радоваться!

Зарычал мотор. Они отъехали от обочины и развернулись на перекрёстке. Ночь полетела навстречу редкими огнями, ровной полосой разметки и ароматами морского города. Леська опустила стекло до упора и высунула голову наружу. Ветер был свежим, и постепенно все сомнения покинули её. Она вытянула руки из окна, чтобы поймать упругий поток. Волосы развевались за спиной и щекотали шею. Вихри окутывали её всю: плечи, тело, живот и ноги, скользили по коленям и ступням.

Скорость ей нравилась. Вот бы эта ночь никогда не кончалась!

Наконец, она вернулась в салон, поудобнее устроилась в кресле, глядя строго вперед. Она знала, что Фёдор не смотрит на неё, но отчего-то чувствовала, что он столь же полон ею, как и она им. Ощущение это приносило особое удовольствие, трепет, странную тоску. Скрещивая ноги, ставя локти на окно, откидывая волосы со лба — делая любое движение, она думала только об одном: замечает ли он?

Леська судорожно улыбнулась, понимая в глубине души истинное значение своей улыбки, веря в то, что может с её помощью изменить выражение его невозмутимого лица. Обладает силой, которую раньше не считала нужной использовать. Ей захотелось увидеть, как дрогнут его черты, услышать, как сорвётся стон с губ. Она сглотнула, охваченная странным чувством, не зная, почему ей вдруг стало так трудно дышать.

И только спустя несколько минут поймала себя на мысли, что ей надо прекратить думать о нём. Да, он не был откровенно красив и сексуален, как например, блондины Антон и Алексей. Но он нравился ей до умопомрачения — понравился с первого взгляда. А по хорошему он не должен был ей нравиться. По совести она должна сделать всё, чтобы не нравиться ему. Только так она сможет защитить его.

— Что завтра будешь делать? — спросил Фёдор.

Леська задумалась. Никаких планов у неё ещё не было, но сказать об этом она не могла. Ей хотелось закрыть глаза руками и сжаться. Когда же она придумает, наконец, как выпутаться? Ей безумно, до умопомрачения хотелось провести с ним завтрашний день…

— Утром буду отсыпаться, наверное, а вечером поеду на дикий пляж ракушки собирать. Мама мидии обожает, — она повернулась, наслаждаясь моментом, когда может без зазрения совести любоваться им, — а ты? — непроизвольная дрожь бежала по Леськиному позвоночнику. Её дыхание стало поверхностным, как если бы она боялась спугнуть его.

— Утром я обещал отвезти тётю на рынок, и потом придётся помочь ещё с кое-какими делами. После обеда мы поедем с ребятами в Ухтово. Поедешь с нами?

“Да! Да!”

— Надо у мамы спросить. — Жаль, что он не мог приехать прямо к рассвету и один. — Ты у тёти гостишь? — она задала вопрос очень осторожно: если спросить про каникулы, может зайти разговор об учёбе, а ей вдруг расхотелось говорить, что она ещё школьница.

— Нет. У отцовских друзей здесь свой дом. Он говорит, что не хочет слишком сильно докучать ей.

Конец ознакомительного фрагмента.