Сказки темного города. Воля

Наталиса Ларий, 2022

Когда тучи темной судьбы сгущаются, а луч желания свободы пытается пробиться сквозь их непроглядную тьму, две противоположные, скованные одной незримой цепью личности, одна из которых привыкла брать и подчинять, а вторая отдавать и повиноваться ну никак не хочет, оказываются на распутье, ведущему к принятию друг друга или же погибели слабейшей из них. Тогда прялка нитей судьбы этих двоих благосклонно замирает в ожидании того момента, когда незримая дьявольская облицовка души сильнейшего обрушится, подарив свободу могущественному чувству, которое движет всеми, даже самыми жестокими созданиями, чувству, которому есть имя «Любовь». Дизайн обложки: Ирина Спиридонова.

Глава 2

— Глупое занятие, — я со злостью закрыла книгу на латыни. — Танцы, латынь, музицирование и прочая дрянь. Какого лешего все это мне навязывают, если я все равно живу здесь в затворничестве?

— Молодая леди должна владеть всем, чему тебя учат, — назидательно проговорила Хельсана, встав с кресла и, опираясь на трость, подошла к столу, — читай, — вновь раскрыла книгу и пододвинула ее мне.

— Кто молодая леди? Я? — с насмешкой изогнула брови. — Да я зверушка здесь и не более того. Вы забыли, как меня тогда назвал граф Шаридан? Зверушка в клетке я для них всех. Обученная и дрессированная, — безразлично перелистнула страницу и вновь отодвинула книгу от себя.

— Полно, Софи, — недовольно проговорила Хельсана. — Пять лет прошло, а ты все из головы не можешь выкинуть слова молодого лорда. Ему тогда всего двадцать было, каких слов ты от такого молодого власть имущего вампира ожидала услышать? Благо, не вышвырнул тебя, за это благодарить надо, а ты все слова его нет-нет да повторяешь.

— А как их не повторять? — я резко встала из-за стола и подошла к окну, за которым было видно, как на огромной поляне скакал верхом на белоснежном жеребце младший сын графини, Стаф. — Это у них свобода и есть смысл и латынь учить, и танцы, и прочую ерунду, которой должны быть обучены представители высшего света. А я что? Весь мой мир ограничен этим крылом. Благо, в саду гулять разрешают, да с тобой в церковь по выходным ходить, ну еще верхом кататься в окрестностях. Графиня, будь она неладна, едва только видит меня где, так сразу разворачивается и уходит, словно я прокаженная. Стаф всю кровь уже повыпил из меня. Ну это я образно, — сразу уточнила, — задирает все время. Спасу от него нет. Словно я дорогу ему где перешла. Сил моих больше нет. Зачем я им? — засопев от обиды, я перевела взгляд на слушающую меня Хельсану.

— Ну, милая, Стаф задирает тебя потому, что не задирать кого-то он просто не может, — ответила она, подойдя ближе и встав рядом со мной у окна. — Это ж дьяволенок маленький растет, не иначе. Мальчишки всегда девчонок задирают, даже в нашем обществе. А здесь тебе вампиры. И ты ведьма. Да он будет не он, если пакостить не станет. Не обращай просто внимание. А вот зачем ты им? Как сказать. Графиня может за все время и парой слов с тобой едва ли перекинулась, но она очень хорошая и заботится о тебе так, словно ты и правда ее дочь. Разве что общаться не хочет. Не окажись ты здесь, кто знает, жива ли была бы еще. А так…наряды какие, — она поддела усыпанный жемчугом бант на моем плече, — прислуга, образование, учителя лучшие. Живешь, словно принцесса, — окинула взглядом шикарную обстановку комнаты.

— И что с того? — нахмурила я брови. — У меня порой ощущение, что меня словно выкармливают для кого-то, чтоб потом продать подороже. Это, скорее всего, из-за того, что ты наплела им будто бы я ведьма с корнями аристократическими. Ждут, когда же сила моя проявится. Думают, что будет нечто эксклюзивное. А оно может ничего и не будет. Мне уже двенадцать, а я разве что охранное заклинание могу применить. И не более того. Уж чем латынью мучить, лучше бы мне кого-то из ведьм в учителя дали, чтобы хоть как-то пытаться развить свои способности. А то…латынь, — хмыкнула я. — Мне гримуар нужен, а не эта дурацкая писанина.

— Так, мадмуазель, не начинайте, — враз строго оборвала мои стенания Хельсана, которая считала, что покровительство графини было для меня манной небесной. — Лет через пять, когда вы станете прелестной юной леди, воспитанной так, что вам смогут позавидовать самые титулованные особы этого общества, мне кажется графиня найдет здесь вам партию хорошую и выдаст замуж. Не просто так ведь она растит вас так же, как и львиная доля аристократии этого клана растит своих дочерей.

— Что? — я брезгливо скривила губы. — Замуж за вампира? Чтобы потом смотреть, как он порой сидит по вечерам у камина и попивает кровь оленя из бокала? Это в лучшем случае. Фу, мадам Хельсана, вы правда думаете, что я смогу быть с кем-то из них? Ведьма замужем за вампиром! Да такое разве что в сказках можно встретить!

— Ну почему в сказках? — усмехнулась моя гувернантка. — Красивая молодая леди, которая приходит иногда в этот дом на бал под руку с его светлостью отнюдь не сказочное создание.

— Это леди Элис что ли? Любовница графа Шаридана? Так он ей платит за то, что она ему постель согревает, — хмыкнула я.

— А ты уже и пронюхала, кем она ему приходится! — недовольно воскликнула Хельсана.

— Конечно пронюхала, — усмехнулась я, усевшись на подоконник и взяв из стоящей рядом вазы яблоко. — Я ж чую ведьм за версту. Как поняла, что ведьма в этом доме находится, тихонько прошмыгнула в то драгоценное крыло, где бал был. Ну а там слуги. В общем, сплетня на сплетне. Кто-то сказал, что она его жена будущая, кто-то, что просто знакомая, которую он вводит в общество вампиров с какой-то только ему одному ведомой целью, а Амелия сказала, что она просто его содержанка. Привез он ее из последней своей поездки на соседние земли темного ковена. И якобы она была до этого содержанкой их венценосца. Шлюха, так назвала ее Амелия, — пересказала я с видом знатока сплетни слуг и довольно откусила кусок яблока.

— Тише, — простонала враз Хельсана, приложив к губам палец, — не смей такое нигде произносить. Негоже молоденькой леди такие слова употреблять, да еще в адрес кого? Женщины того, кому и сама-то принадлежишь. Услышит, не дай бог, точно за такое продаст кому-то, кто уж точно не из бокала кровь попивать любит.

— Я всего лишь пересказала чужие слова и только, — пожала плечами. — И принадлежу я не ему, а графине. Я слышала, что Амелия так говорила. Купчая на ее имя оформлена была.

— Да уж лучше бы ему, — натянуто проговорила Хельсана, сощурив глаза и наблюдая за тем, как за окном Стаф швырнул прямо в лицо слуге свои перчатки. — Все имущество, которое сейчас принадлежит именно графине, кому отойдет? Стафу. А стало быть и ты тоже. Так что, моя милая, — она посмотрела на меня строго, — учи латынь да молись, чтобы графиня протянул еще несколько лет, да чтоб мои надежды на то, что она правда захочет тебя отдать замуж за кого-то, стали не просто надеждами. Ведь если ты попадешь в лапы этого дьяволенка, то уж что с тобой тогда будет, я не знаю.

Перестав грызть яблоко, я посмотрела в окно и проговорила строго:

— Да какая разница, у кого быть в неволе? Что Стаф, что граф Сорас Шаридан — кровопийцы. Как и их мамаша. Вы думаете я паинька такая прилежная оттого, что с судьбой своей смирилась? — перевела взгляд на гувернантку. — Черта с два. Придет время, и я смогу выбраться из этого ада. Выберусь и домой вернусь. Живы или нет мама и папа, кто знает, но уж я-то смогу обрести дом там, где в свое время обрели его и они. Наше государство более не воюет ни с кем, там жизнь наладилась. Люди более-менее могут обеспечивать безопасность своей земли. Вернусь и там обрету семью. Сама буду строить далее свою судьбу, как и мама с папой когда-то. Воспитанная, образованная молодая леди, я думаю, сможет найти хорошее место гувернантки. Не так ли, мадам Хельсана? — подмигнула ей и, спрыгнув с подоконника, уселась обратно за стол, пододвинула к себе книгу на латыни и стала прилежно читать, мельком поглядывая на Хельсану, которая лишь неодобрительно покачала головой на мои слова.

Просидела я так над книгами добрых пару часов. Наконец Хельсана сжалилась надо мной, явно увидев, как я подпираю грустно голову ладонью, то проговорила:

— Ладно. Беги погуляй. Ты и так сегодня молодец.

Мою усталость как рукой сняло после этих слов. Взвизгнув, я вскочила со стула и помчалась к выходу из комнаты. Уже в дверях остановилась и, сделав чопорное выражение лица, проговорила:

— Помню-помню, леди себя так не ведут.

— Беги уже, егоза, — хмыкнула Хельсана.

Засмеявшись, я вприпрыжку преодолела коридор и спустилась вниз по лестнице на первый этаж. Забежав в комнату прислуги, проговорила, обращаясь к камеристке, которая сидела у камина за вышивкой:

— Мадам Дильяра, вы Рики не видели? Я думала он у вас, — посмотрела на подушку подле камина, на которой по обыкновению спал мой пес, которого однажды мне подарила, к моему удивлению, графиня на день рождения.

— Да носится где-то в саду, скорее всего, мисс Софи, — ответила камеристка, не отрывая взгляд от затейливого узора на шелковой ткани.

— Ну я же просила вас не выпускать его одного на улицу, — недовольно проговорила я. — Мало ли что.

— Да что может случиться с собакой? — усмехнулась та в ответ. — Мы кровь собак не пьем, я думаю, что лорд Стаф не исключение, — повела бровью, прекрасно зная мои отношения с младшим сыном графини.

— Очень в этом сомневаюсь, — пробурчала я и направилась на улицу.

Едва только вошла на территорию огромного сада, в котором то здесь, то там природную красоту разбавляла рукотворная в виде элегантных статуй, то сразу позвала:

— Рики, ты где? Рики!

Шагая по мощеной дорожке то и дело заглядывая в беседки и под лавки, надеясь найти своего маленького лохматого друга, я настороженно хмурила лоб. Уже отчаявшись, остановилась посреди поляны и растерянно обвела ее взглядом.

— Наконец-то! — воскликнула, увидав белую шерстку в зарослях цветов.

Быстро подойдя к Рики, который лежал на боку, я сначала даже сразу не поняла, почему он лежит без движения и совершенно не реагирует на мой голос. Только когда опустилась на колени и дотронулась до уже окоченевшего тельца собаки, в ужасе прикрыла рот ладонью.

— Рики, Рики, ты что! — схватила недвижимого пса и дрожащими руками провела по его голове. — Как же так, — прошептала хрипло и в этот момент пальцы нащупали что-то липкое.

Положив собаку обратно на землю, я посмотрела на свою руку и увидела кровь. Переведя взгляд на голову пса, поняла, что он не просто умер, а, скорее всего, был убит ударом камня по голове. Об этом свидетельствовала огромная рана за ухом животного. Заскулив, я судорожно вытерла нос и заревела, затем ухватила пса и прижала к своей груди. Скуля и укачивая погибшее животное, поднялась на ноги и в этот момент меня словно окутал какой-то туман. Картинки, словно перед глазами, словно живые…Вот Рики несется по поляне, держа в зубах какой-то предмет, вот за ним бежит Стаф, догоняет его и пытается отнять у собаки нечто. Пес рычит, пытается укусить Стафа, но тот поднимает с земли камень, замахивается и…темнота. Картинки пропали так же быстро, как и окутавший мое сознание туман. Вздрогнув, я заморгала и в ужасе посмотрела на мертвую собаку. Проглотив комок в горле, что есть мочи побежала к особняку. Просто захлебываясь слезами, влетела в запрещенное для меня крыло, прямиком в комнату, в которой по обыкновению графиня любила проводить время за чтением книг.

— Мисс Софи, вам нельзя сюда! — воскликнула Амелия, которая сидела с вышивкой в руках подле графини.

— Что за дерзость, девчонка! — гаркнула графиня, отложив книгу в сторону.

Растерянно остановившись в паре шагов от кресла, я проговорила срывающимся голосом:

— Рики, Рики убили.

Не выдержав, заревела пуще прежнего, держа трясущимися руками маленькое тельце.

— Что значит убили? — графиня нахмурила брови, окинув меня взглядом.

— То и значит, — заскулила я, опустившись на колени и положив пса на ковер. — Голову камнем пробили.

— Да бог с тобой, дитя, — скривилась графиня, явно учуяв кровь животного. — Кому это надо?

Помолчав, собираясь с духом, я проговорила тихо:

— Стаф убил Рики. Тот у него что-то стащил был, а Стаф за это ему голову пробил камнем.

— Ты что такое говоришь! — процедила сквозь зубы графиня. — Зачем моему сыну убивать твою собаку?

— Не знаю. Он всегда задирает меня. Игрушки мои раньше ломал. Книги рвал. Я никогда вам не жаловалась. Лошадь мою, на которой я всегда катаюсь, краской какой-то вымазал был так, что едва смоги вычистить ее. Он…а теперь Рики, — слезы просто рекой потекли по моим щекам.

— Прекрати реветь, — одернула меня графиня, встав с кресла и подойдя ко мне ближе. — Даже если так, — помолчав, проговорила она, пренебрежительно пнув носком мертвого пса, — он хозяин. Решил так поступить — имел на это право. Уберите животное, — брезгливо кивнула вбежавшему в комнату слуге, который тотчас же кинулся к собаке.

— Нет, я сама его похороню, — взревела, ухватив лохматого друга на руки. — А вы…вы, — прошипела, едва не стуча зубами от обиды и злости, — у такой матери другим сын и не мог вырасти. Злая, бесчувственная кровопийца.

Едва только я сказала это, как графиня наотмашь ударила меня по лицу.

— С глаз моих долой! Быстро! Пока я не отдала приказ высечь тебя розгами, — процедила она сквозь зубы. — Неделю чтобы не выходила на прогулку. Проследите за этим, Амелия, — обратилась она к экономке и та, ухватив под руку, поволокла меня на улицу.

— О чем ты думаешь, разговаривая так с ее светлостью? — проговорила она недовольно, когда мы остановились подле огромного дуба в саду, а слуга начал выкапывать яму. — Неровен час, впадешь в немилость, что будет тогда с твоей судьбой?

— Можно подумать я сейчас в милости у нее, — отрезала я, опускаясь на колени, чтобы положить собаку в могилку.

— С чего взяла, что это лорд Стаф собаку убил? — спросила Амелия, дождавшись, пока я засыплю пса землей и перестану реветь.

— Видела, — ответила, вытерев нос и поднимаясь на ноги.

— Что значит видела? — нахмурила брови Амелия.

— Не знаю как объяснить, — проглотив комок в горле, ответила я. — Словно видела последнюю минуту жизни Рики. Ужасное ощущение. Минута перед смертью, — вновь заревела.

Амелия, помолчав, окинула меня взглядом, затем приобняла за плечи и повела в сторону особняка. Едва только мы вошли в холл, как со второго этажа донеслось:

— Снова ревешь? И зачем тебя вечно ревущую держат здесь? Продали бы уже кому-то на потеху, что ли.

— Стаф, — процедила я сквозь зубы, наблюдая за спускающимся по лестнице пятнадцатилетним парнем, на губах которого играла его неизменная издевательская улыбка. — Это ты моего Рики убил! — хотела было кинуться на него, но Амелия с силой дернула к себе, остановив мой отчаянный порыв.

Мальчишка всего на мгновение сощурил свои темно-синие глаза, затем ухмыльнулся:

— Одной воняющей псиной стало меньше, подумаешь! И он не твой был, этот Рики. Здесь нет ничего твоего. Даже ты сама себе не принадлежишь, чертова ведьма. А я захотел и убил. Имею полное на это право. Так что помалкивай, девчонка, дабы не злить меня. Уяснила?

Сказав это, он с царственным видом прошел мимо меня. Амелия же сдавила мое предплечье так, что я едва не застонала, и потащила меня на второй этаж.

— Не вздумай цапаться с молодым лордом из-за пса. Ему-то ничего не будет, а вот ты пострадаешь. Ты что, не видишь, как он на тебя реагирует? — проговорила тихо она, уже когда мы вошли в мою комнату.

— Я пожалуюсь графу Сорасу, раз уж графине нет дела до того, как ведет себя ее младший сын, — пытаясь унять дрожь в голосе, проговорила я. — Он просто забил мою собаку камнем. И бросил умирать. Это ж что такое он за существо! М..можно мне будет пожаловаться его светлости? — напряженно спросила у Амелии. — Я ведь никогда не обращалась к нему.

— Я думаю можно, — подумав, ответила экономка. — Если он не вмешается, то этот дьяволенок скоро не только на собаку камнями замахиваться станет. Избалован донельзя. Никакой управы уже нет на него. Думаю, ему не помешает взбучка от старшего брата, — она повела бровью. — Только графине не следует говорить о том, что ты хочешь пожаловаться на лорда Стафа. Меньше знает…

–…крепче спит, — закончила я фразу и устало выдохнула. — Конечно не скажу.

— Вот и хорошо. А теперь ляг, поспи немного, — Амелия приобняла меня и кивнула на кровать. — Пока Хельсана у модистки, ты отдохни. Я на сегодня отменю твои уроки по пению и танцам.

— Спасибо вам, — я вымученно улыбнулась и когда Амелия вышла, закрыв за собой дверь, просто рухнула на кровать, снова заревев.

Промучившись от слез, которые просто рекой лились из моих глаз, я наконец выбилась из сил и заснула. Странный сон. Никогда еще такого со мной не было. Лес. Какое-то до боли знакомое место. Все в тумане…и я брожу от дерева к дереву, оглядываюсь и снова иду куда-то. Словно ищу что-то. Словно наяву. Затем мост и высокая фигура мужчины вдалеке. Плащ черный, развивающийся. Я на одном краю, мужчина другом. Между нами пропасть и только этот горбатый деревянный мостик, словно ниточка соединяющая миры. Что-то тянет меня шагнуть на эту скрипучую деревянную опору, но я делаю шаг назад. Внутри все так и воет…назад. Только не на тот берег пропасти. В какой-то момент туман рассеивается, и мужчина на противоположном берегу начинает медленно оборачиваться в мою сторону. В этот момент рядом вдруг оказывается моя мама, которая говорит мне строго: «Не кровью единой…» и резко толкает на мост…И мой крик…

— Тише-тише, дочка, — уже голос Хельсаны, и я поняла, что проснулась и кричу уже наяву.

— Страшно так, — переведя дыхание, ответила я, вытерев испарину на лбу. — Сон такой реальный. И мама. Она никогда мне не снилась. И мужчина. Я словно знаю его. Но лица не увидела. Что со мной, Хельсана? — засопела, растерянно посмотрев на свою гувернантку.

Та окинула меня взглядом, затем кивнула на трискелион.

— Светится. Значит ты обрела наконец то, что столь долго не проявляло себя, — проговорила она.

Испуганно переведя взгляд на подвеску, я увидела, что небольшой изумрудный камешек по центру и правда издает едва уловимое свечение.

— И что я могу? — все еще не понимая, что происходит, спросила я.

— Твоя мать видела будущее. Ты же, насколько я поняла из слов Амелии, которая рассказала мне обо всем произошедшем сегодня, видишь прошлое, — ответила осторожно Хельсана.

— Прошлое? — прошептала я. — Да, прошлое. Папа…я помню, как-то мама говорила, что у отца темный дар видеть последнюю минуту перед смертью того, к чьему телу или могиле он прикоснется. И мысли. Он мог считывать последние мысли погибшего. В своем ковене он был такой один. Его очень тяготили потом эти видения, ведь это самые страшные минуты из жизни всех. Темный дар…многие в ковене обращались к нему за помощью, желая знать, что видел и думал кто-либо в последние минуты. Поэтому отец уехал и оборвал все связи в желании затеряться среди людей, дабы никто не тревожил его, ведь отказывать в прошении запрещено, поскольку магия тогда очень сильно наказывает. А нет прошения, значит нет и обязательства перед магией. Вот почему он никогда не говорил никому, каким даром обладает. Значит и я такая же, Хельсана! — испуганно посмотрела на гувернантку. — Я не хочу такое видеть. Это так страшно! Последняя минута жизни. Я видела Рики. Не хочу больше видеть ничего подобного, — заревела, закрыв лицо ладонями.

В этот момент дверь в комнату резко распахнулась и на пороге показалась графиня. Дикий какой-то взгляд ее сразу дал понять мне, что приятного ничего ждать не нужно от этого визита. Помедлив, она подошла ближе и присела на край кровати, жестом дав понять Хельсане, чтобы та вышла из комнаты. Как только мы остались одни, она на удивление взяла меня за руку. Для меня этот жест был настолько пугающим, что я интуитивно отдернула ее, заведя за спину. В глазах графини отразилось некоего рода отчаяние, и она проговорила:

— Знаю, что была к тебе не так добра, как следовало бы, Софи. И ты вправе злиться на меня.

— Я ваша собственность. О чем вы? — враз огрызнулась я.

— Нет, подожди, — у графини даже губы задрожали. — Я виновата. И да, я была по отношению к тебе бессердечной и злой. И несправедливой, и прочее-прочее. Но это все потому, что каждый раз глядя на тебя, я корила себя за то, что не смогла сберечь Натис. Что слишком беспечно отнеслась к ее безопасности на территории нашего дома, думая, что раз из нас никто не пьет людскую кровь, и что раз она под моей защитой, то никто и пальцем не посмеет тронуть ее. Мою девочку, маленькую шестилетнюю девочку. Малютку, которую подкинули в корзинке однажды под двери нашего особняка. Я не уберегла ее от страшной участи быть выпитой кем-то, кто не посмотрел даже на то, что она под защитой нашего титула, что она моя, словно дочка, — по щекам, губам графини просто градом покатились слезы, падая на сверкающий драгоценностями лиф платья. — Я не уберегла. Ее выпили словно олененка какого-то. А потом бережно положили на лавку в саду, — она смотрела на меня затуманенным взглядом, словно была там, в прошлом, в эту минуту и видела то, о чем рассказывала. — На ней было такое платьице голубое. Словно ее глазки. У тебя они зеленые, а у нее были голубенькие, словно небо. Ангелочек в темном царстве. Так называл ее мой муж. Голубенькое платьице, залитое кровью. Такой я нашла ее. Она будто спала. И такая холодная была. Никогда не думала, что обескровленное тельце может быть столь холодным. Моя Натис, — она сомкнула в замок трясущиеся пальцы и ее глаза вновь обрели взгляд реальности. — Мы так и не нашли того, кто это сделал. Муж очень долго прибегал к помощи то одной, то другой ведьмы, но никто так и не смог сказать, кто убил нашу девочку. Отследить вампира, иссушившего ребенка, практически невозможно. Помоги, — она вновь вцепилась в мою ладонь. — Амелия рассказала мне, что за дар проснулся в тебе. Помоги, Софи, умоляю!

Слушая в ужасе графиню, я в какой-то момент соскочила с кровати и проговорила срывающимся голосом:

— Помощи захотели? А когда я пришла сегодня к вам за помощью, неся в руках убитого щенка, вы помогли мне? Вы даже выговор не сделали своему сыну за то, что он убил единственное живое существо, которое скрашивало здесь мои суровые будни. Помочь? Да ни за что на свете!

— Софи, детка, — графиня встала с кровати и подошла ко мне. — Умоляю, — к моему великому удивлению она медленно опустилась передо мной на колени и ухватив мои руки приложилась к ним губами. — Отругаю Стафа, клянусь тебе! И собаку куплю новую! Дочерью нареку! И в свет выведу, когда время придет! Мужа лучшего найду тебе! Все что хочешь, только помоги!

Я в каком-то ступоре слушала ее слова, затем выдернула свои ладони из ее рук и резко отошла к окну. В комнате воцарилась тишина. Только за моей спиной были отчетливо слышны тихие всхлипывания стоящей на коленях женщины. Спустя пару минут я повернулась к ней и проговорила настолько строго и уверенно, насколько это могла сказать двенадцатилетняя девочка:

— Собака…дочь…замуж…Это все хорошо, но мне недостаточно! Мне не это нужно!

— Чего же ты хочешь!? — хрипло прошептала графиня, которая явно была уже осведомлена о том, что моя магия будет работать только тогда, когда ее попросят, а отнюдь не принудят увидеть то, что нужно.

— Свободу, — закусив губу, промолвила я. — Вы дадите мне вольную, и я с того самого момента не буду вещью, которая перейдет в наследство вашему сыну Стафу. Я посмотрю последнюю минуту жизни вашей Натис. Взамен я хочу свободу, и чтобы вы организовали мое отбытие на земли, откуда меня привезли. Меня и Хельсану. Ей вы тоже дадите свободу.

Когда я замолчала, скрестив за спиной пальцы, графиня с едва уловимым недовольством изогнула бровь.

— Сорас не позволит мне, — проговорила осторожно она, поднимаясь на ноги. — Ты хоть и в моем владении, но все равно принадлежишь больше мужской линии крови Шариданов. Я могу распоряжаться твоей судьбой в рамках жизни здесь. А волю…волю только он или Стаф тебе может дать. И то…

— Вот и обещайте мне, что сделаете так, что его светлость подпишет вольную и даст мне свободу. Не думаю, что я настолько ценное его приобретение, которое стоит держать подле себя, — проговорила, пытаясь сдержать дрожь в голосе.

— Я не могу такого обещать! Сорас может и щедр, но не настолько, чтобы нарушать правила клана! Ты собственность Шариданов! Вольную очень и очень редко кому-то дают на наших землях! Ты можешь стать свободной только тогда, когда тебя возьмет в жены кто-то из наших и не более того! Только тогда прежний хозяин подписывает вольную.

— Значит он будет первым, кто даст свободу иным способом, — прищурила я глаза, с упертым видом скрестив руки на груди. — Обещайте.

— Софи!

— Значит последние минуты жизни вашей Натис останутся лишь в ее канущей в небытие памяти, — отчеканила я, настойчиво глядя в глаза графини, с лица которой уже начала стираться маска мольбы.

Графиня протяжно выдохнула, затем проговорила стальным тоном:

— Вижу жизнь среди нас изваяла из тебя достойную представительницу…вампиров. Двенадцать лет, а уже столько наглости.

— Почту это за комплимент, ваша светлость, — отчеканила я, внутри же съежившись вся под взглядом темных глаз, в которых просто полыхало недовольство.

— Хорошо, — подумав, ответила графиня. — Но поступим несколько иначе. Я не буду просить Сораса о твоей свободе. Я просто организую выезд на территорию государства, из которого ты была привезена сюда. Там тебе будет без разницы, получила ли ты позволение на свободу от моего сына, или нет. Ты будешь у себя дома. Ты и Хельсана.

— Обещаете? — враз спросила я, прекрасно зная, что вампиры никогда не нарушают данных обетов.

— Обещаю, — помолчав, процедила сквозь зубы графиня. — А теперь пойдем.

Сказав это, она вышла из комнаты. Я же пошла следом, едва сдерживая страх, навеянный осознанием того, что мне предстоит увидеть.

— Хельсана, не надо идти с нами, — попросила я гувернантку, которая направилась было следом. — Все будет хорошо.

— Как скажешь, — ответила та, настороженно глядя на спускающуюся по лестнице графиню.

Проглотив комок в горле, я также быстро спустилась на первый этаж и уже спустя пару минут мы с графиней шли по тускло освещенной фонарями территории парка в сторону фамильного склепа графов Шариданов. Я еще в жизни не переживала страшнее минут, чем то время, пока высокие шпили старинного здания, где покоились многочисленные предки этой семьи, приближались все ближе и ближе.

— Бояться нужно не мертвых, а живых, — проговорила графиня, бросив на меня мимолетный взгляд.

— Это вы, вампиры, не знаете, что такое страх перед загробной жизнью. Мне же такое спокойствие не дано, — отчеканила я, в ужасе глядя на белоснежную статую с крыльями, которая одиноко возвышалась у входа в зловещую постройку.

— Сказала та, которая унаследовала столь особенный дар, — хмыкнула графиня, отпирая скрипучую дверь, которая с противным скрежетом едва смогла распахнуться. — Не бойся, — добавила уже более мягким тоном. — Это самое спокойное место в мире. Спокойное и безопасное.

Оказавшись внутри темного помещения, графиня зажгла пару лампад на стене, и тусклые отблески заплясали, освещая величественную обстановку этого пропитанного смертью и покоем места. Окинув взглядом высокий свод, украшенный лепниной в виде каких-то сцен из небесной жизни, я перевела взгляд на надгробия. Не трудно было догадаться, какое из них принадлежало Натис. Белоснежный саркофаг, утопающий в цветах, одиноко располагался в укромном уголке склепа так, что лунные лучи, проникающие сквозь высокие витражные окна, освещали его дивным разноцветным светом.

— Здесь? — все же спросила я молчаливую графиню, указав на саркофаг.

Она кивнула и подошла к могиле, поправив на ней стоящие в вазе цветы.

— Я всегда хотела девочку, — с горечью произнесла она. — Но по нашей линии крови почти всегда рождаются мальчики. Когда ее подбросили нам, это был самый счастливый день в моей жизни.

— Почему вы ее не обратили? — осторожно спросила я. — Она бы тогда осталась жива.

— Обращение очень опасно и для взрослых, а уж для детей и подавно. Многие гибнут во время этого. Да и, кроме того, я хотела, чтобы у нее бы выбор, — грустно проговорила графиня. — Еще одна моя непоправимая ошибка. Мы тоже словно люди, но мы не можем испытывать того перелива наслаждения жизнью, которое порой видно в них. Да и в вас, ведьмах, тоже, — она окинула меня взглядом и вновь перевела его на цветы. — Мы более стойки, сдержанны, более строги, жестоки и прочее-прочее, что в вас более сглажено и что дает вам получать большее наслаждение теми эмоциями, которые даны вам от природы. Я не хотела забирать у нее эту возможность жить так, как не дано мне.

— Странный взгляд на людей и ведьм, — пожала я плечами. — Думала, что вы считаете это все недостатком, а не достоинством. Откуда вы знаете, что мы умеем чувствовать?

— Эмоции в крови, — графиня натянуто улыбнулась, говоря это. — Каждый из нас хоть раз да пробовал вашу кровь. Оттуда эти знания. Это так прекрасно. Жить столь ярко. Любить. Страдать. Горевать. Радоваться. Мы тоже все это можем испытывать, но в более жестком ракурсе. Любовь как таковая у нас более похожа на вашу страсть. Радость более сдержанна. А горе…горе на порядок болезненнее. В нас мало мягкости и ласки, что так выделяет вас среди нашего общества. И постоянная жажда крови. Она естественна, но порой даже нам надоедает. Это так напрягает, когда ты гладишь любимую лошадь, а в твоих ушах гулом разносится стук крови в ее венах и ты знаешь то, что если ты голодна, то тебя не остановит то, что это животное столь дорого тебе. Контроль, контроль во всем там, где есть тот, кого ты можешь выпить в момент, когда тебя будет мучает жажда.

–Боже, и вы что-то там говорили о том, что хотели бы выдать меня замуж за кого-то из ваших представителей? — удивленно проговорила я. — Ведь не факт, что я бы приняла обращение. И что тогда? Мужчина, который был бы рядом, все время боролся бы с жаждой?

— Нет, что ты, — улыбнулась графиня. — Когда женщина иного вида становится единым целым с нашим мужчиной, у него эта жажда приобретает несколько другой оттенок. Она перерастает в жажду защищать ее, оберегать, беречь. Но это только в том случае, если мужчина хочет не только обладать женщиной в постели, а любит ее. Только тогда в его организме вырабатывается нечто, что гасит желание пить ее, а заставляет видеть в ней свою пару. Одну и на всю жизнь. В противном же случае да, у нас очень часто случаются такие истории, когда ваши женщины гибнут рядом с нашими мужчинами. Голод, замешанный на страсти — это гремучая смесь, Софи. Гремучая и губительная. Помни об этом. Господи, что я тебе такое рассказываю? Ты же еще такой ребенок! — спохватилась она.

— Да, мне такие подробности ни к чему, — натянуто улыбнулась я. — Все равно скоро уеду отсюда и забуду ваше общество как страшный сон. Давайте лучше побыстрее покончим с этим. Здесь хоть и красиво, но все равно жутко, — поежилась, окинув взглядом саркофаг Натис.

Графиня кивнула и отошла в сторону. Я же наоборот подошла ближе и, подумав, положила ладони на холодный камень с начертанным на нем именем усопшей. Мало понимая, что нужно делать, поскольку меня никто такому не учил, я просто закрыла глаза и пустила все на самотек. Минута, вторая, третья…сколько времени прошло, я не знала. Ничего не происходило. Никакого тебе тумана и картинок в голове, как тогда с Рики. Посмотрев на графиню, я беспомощно пожала плечами. Та только расстроенно выдохнула.

— Дар только проснулся во мне, — проговорила, убрав ладони с камня. — Может нужно время.

— Может, — разочарованно протянула графиня.

Я отошла от надгробья и задумчиво посмотрела на него. Затем спросила:

— Может у вас есть что-то, что принадлежало ей? Мама иногда, когда нужно было увидеть будущее, брала в руки какую-то вещь, связанную с тем, что ей нужно было просмотреть.

Графиня быстро сняла с запястья тонкую нитку жемчуга и протянул мне.

— Это ее браслет. Я не снимаю его с дня ее смерти.

Взяв в руки перламутровые бусины, я вновь вернулась к надгробью. Положив одну ладонь на камень, второй же сильно сжала украшение. Едва только это проделала, как на меня словно вновь спустился туман и образ маленькой девочки ясно замаячил у меня в голове.

« — Она любит меня. Почему я должна это делать?» — говорила маленькая девочка, сидя на лавке в парке.

Сощурив глаза, словно пытаясь разглядеть, я попыталась увидеть, кому адресованы эти слова, но нет, девочка была в парке одна. В этот момент со стороны дорожки, ведущей к особняку, раздались шаги, и девочка вздрогнула. Быстро схватив лежащую рядом куклу, она запела ей колыбельную. Не прошло и минуты, как она испуганно взвизгнула. Стаф. Конечно. Кто же еще! Я даже злорадно улыбнулась, когда перед глазами замаячил образ младшего сына графини, который выскочил из-за кустов, желая напугать малышку.

— Глупый, — буркнула она, треснув его по плечу. — Вот пожалуюсь ее светлости, она задаст тебе трепку.

— Жалуйся, маленькая ябеда! — захохотал он, потом враз резко серьезным и проговорил, — ладно, будет тебе, не говори, что я хотел напугать тебя. Я просто пошутил.

— Нет, скажу, скажу, — прочирикала зло девочка, показав ему язык. — На щебень тебя поставят, как в прошлый раз.

— Не скажешь, — процедил сквозь зубы мальчик, сощурив свои потемневшие глаза.

— А то что? — прокривлялась Натис. — Выпьешь меня?

Стаф смотрел на нее всего мгновение, затем его клыки удлинились, и он зловеще двинулся на малышку, которая, казалось, ничуть не испугалась его.

— Стаф, быстро домой, — раздалось в этот момент совсем рядом.

Кто? Я напряглась, пытаясь увидеть то, что было пока вне поля зрения Натис. Стаф вмиг дал стрекача, а Натис защебетала, спрыгнув с лавки:

— Сорас! Ты вернулся? Я здесь Мили спать укладываю, а Стаф мешает. Спасибо, что прогнал его, — она показала ему свою куклу. — Давай немножко посидим здесь, пока она уснет, а потом пойдем домой.

Сорас сел на лавку и улыбнулся ей одними уголками губ. Совсем молодой. Я его таким не знала. Совсем юноша. Натис забралась к нему на колени, прижимая куклу к груди. «Да ну, нет, не может быть!» — пронеслось в моей голове. Но в этот момент Сорас осторожно убрал длинные локоны Натис с ее шеи и не успела девочка хоть что-то понять, как он с бесстрастным лицом вонзил в ее тоненькую шейку свои клыки. Малышка пискнула и начала отбиваться, да только что мог сделать шестилетний ребенок против восемнадцатилетнего вампира, в глазах которого горела такая жажда, что, казалось, даже я прочувствовала ее губительную силу просто наблюдая за тенями прошлого.

Когда маленькое тельце перестало биться в руках вампира, он оторвался от шеи своей жертвы и откинул голову назад, закрыв глаза и издав мучительный стон. Глаза…Натис еще была жива и видела это все, чувствуя, как перестает биться ее сердце, которому так нужна была живительная влага, выпитая этим беспощадным созданием. Когда Сорас перевел взгляд на малышку, она едва-едва шевеля губами прошептала:

— Тварь…

И темнота. Меня в этот момент словно вышвырнуло откуда-то, куда я имела наглость заглянуть. Упав на колени, я судорожно вцепилась в край надгробья, пытаясь встать и делая прерывистые вдохи. Графиня вмиг бросилась ко мне и помогла подняться на ноги. Закашлявшись, я оперлась на холодный белоснежный камень и кое-как привела дыхание в порядок.

— Что? Что ты увидела? — дрожащим голосом проговорила графиня. — Не молчи, Софи, кто это был?

— Я…это…, — все еще срывающееся дыхание практически не давало мне говорить. — Она не видела, кто это был, — собравшись с духом, ответила я, чувствуя, как слезы покатились по щекам. — Девочка не видела, как все произошло. Это случилось быстро. Некто схватил ее сзади, поэтому лица не видно было. Она не страдала. Последняя мысль ее была о вас. Больше я ничего не видела. Ничего, — хрипло закончила свою ложь и быстро направилась к выходу из склепа.

Очутившись на улице, обессиленно опустилась на ступени. Зачем? Почему я солгала в этот момент? У меня не было ответа на этот вопрос. Может страх? Ведь как было не бояться двенадцатилетней девочке говорить правду графине о ее старшем сыне, которым она так гордилась. Сыне, который забрал ее сокровенное, ее девочку, которую она так любила. Рассказать обо всем том ужасе, который пережила малышка, было равносильно что подписать приговор себе. Она бы точно не среагировала адекватно на мои слова, и, отрицая эту правду, скорее всего обвинила бы меня во лжи, в том, что я хочу поквитаться с ней, сделать больно. Скорее всего это. Я не боялась лорда Сораса в этот момент, я боялась ее, эту убитую горем женщину, которая так хотела узнать правду.

— Пойдем домой, — прервал мои размышления спокойный голос графини, которая положила руку на мое плечо и ласково сжала его.

— Вы…вы не сдержите теперь слово? — хрипло бросила в ответ, поднимаясь со ступеней. — Я ведь ничего вам не сказала толком.

— Почему? — пожала плечами графиня. — Сдержу. Ты сказала мне достаточно. Это не уняло моей жажды найти виновника ее смерти, но я хотя бы знаю, что моя девочка не страдала и ее последние мысли были обо мне. А раз так, значит она любила меня. Любила, как свою мать. Пойдем. Завтра утром я прикажу отвезти тебя в порт. Ты вернешься домой, Софи, как я и обещала.

Взяв меня под руку, она более не проронила ни слова, пока мы шли к особняку. Отведя меня в мою комнату, она поцеловала меня в лоб и, улыбнувшись грустной улыбкой, направилась в свое крыло. Я же закрыла дверь и повернулась к ждущей меня Хельсане, которая стояла подле камина и настороженно смотрела на меня.

— Завтра мы едем…д..домой, — проговорила я и, заревев, бросилась на шею гувернантке. — Мы свободны будем. Мы будем дома!

Сон? Какой там сон! Я до утра не сомкнула глаз, пытаясь сладить с той бурей эмоций, которые охватили меня после всего пережитого. Радость? Да. Но как бы я не радовалась тому, чего смогла добиться от графини, червячок сомнения в том, поступила ли правильно, подтачивал меня изнутри. Едва только забрезжил рассвет, как я начала быстро одеваться в дорожное платье темно-коричневого цвета. Хельсана, завязывая на мне пояс, проговорила тихо:

— Не думай об этом, Софи. Правда не всегда делает кого-то счастливым.

— Может быть, — задумчиво ответила я.

В этот момент дверь отворилась, и тоненькая фигурка графини проскользнула в комнату. Подойдя ко мне, она протянула конверт.

— Здесь разрешение на твой выезд, подписанное моей рукой. На всякий случай, — сдержанно проговорила она. — И я все-таки спрошу, Софи. Может ты передумаешь и останешься здесь? Я сделаю все, чтобы ты обрела здесь счастье. Мы не столь ужасны, как тебе кажется. Здесь у тебя может быть все. А что ждет дома? Ваше государство да, оно правда стало сильнее, но что будет завтра или послезавтра? Кто даст гарантию, что в один прекрасный момент наши головорезы вновь не войдут в твой город и не заберут тебя вновь? Только потом ты уже можешь оказаться в более ужасном положении. Ты уже не маленькая девочка и, попади ты в подобную ситуацию, судьба твоя будет уже более плачевной, ведь красивую молоденькую леди будет ждать участь похлеще, чем ребенка. Может подумаешь?

— Нет, здесь не о чем думать, ваша светлость. Я хочу домой. Буду надеяться, что страхи ваши будут беспочвенны.

— Ну как знаешь, — пожала плечами графиня. — Тогда через полчаса спускайтесь вниз к экипажу. Я поеду с вами тоже. Мне так спокойнее.

Сказав это, она вышла из комнаты, я же напряженно посмотрела на дверной проем, в котором скрылась графиня. Помедлив, подошла к столу и села за него. Взяв в руки перо, покрутила его пальцами и перевела взгляд на Хельсану.

— Не смотри на меня так, — замахала та руками. — Все знают, что давать магии советы чревато. Это твой дар, твое бремя. Одно скажу — уж если тебе дано видеть не принадлежащие тебе последние минуты жизни, значит и правда предназначается не для тебя. Насколько я знаю, магия не любит, когда скрывают то, что было показано не тебе. Подумай об этом.

— Верно, — прошептала я и уже увереннее взяла лист бумаг, затем вывела аккуратно: «Сорас. Ее убил ваш сын. Граф Сорас фон Шаридан. Простите за то, что не сказала вам сразу. Я просто не могла видеть вашего горя». И это было правдой. Только в этот момент поняла, почему не сказала все сразу тогда в склепе. Просто не могла видеть боли, причиной которой стала сама. Сложив бумагу, протянула ее Хельсане. — Спрячь у нее в комоде, пожалуйста, а затем спускайся к экипажу. А я пока попрощаюсь с Амелией.

Спустя полчаса мы покинули особняк пока еще все спали и оказались в порту уже тогда, когда солнце взошло высоко над горизонтом. Поднявшись на борт с нами, графиня долго разговаривала о чем-то с капитаном судна, затем подошла к нам с Хельсаной.

— Капитан корабля получил все указания. Бояться не стоит. Тебя и Хельсану здесь не тронут и пальцем, — проговорила она, протянув мне кошель, набитый звенящими монетами. — Здесь достаточно для того, чтобы не бедствовать на твоих землях. В остальном же я за тебя спокойна. Ты умная, способная девочка. Главное закончи должный курс обучения всему, что должна знать молодая леди. Но за этим, я так думаю, мадам Хельсана проследит, — она улыбнулась, пожав плечо гувернантки.

— Обязательно, ваша светлость, — присела та в реверансе. — А как вы объясните его светлости исчезновение Софи?

— Скажу, что отправила ее в наше старое поместье. Оно далеко отсюда, поэтому ему и в голову не придет проверять так ли это. Да он никогда и не интересовался судьбой Софи, считая ее нахождение в нашем доме моей нездоровой прихотью. Так что, — она улыбнулась и приобняла меня, — счастья тебе, девочка, и прости, что не смогла дать тебе дом здесь.

— Не съели, уже и на том спасибо, — натянуто усмехнулась я.

Графиня повела бровью и направилась к трапу, мы же с Хельсаной спустились вниз в свою каюту.