Форточница

Натали Лавру, 2021

Это был идеальный план: залезть в чужую квартиру, когда в ней никого нет, и поживиться… Но вот замок парадной двери щёлкнул, я юркнула в окно. Не тут-то было! Треклятые конфеты в карманах помешали мне выскользнуть обратно в форточку, и я попалась. Меня схватили прямо за… за это самое место! Кто бы мог подумать, что для меня, воровки-форточницы, с этого дня начнётся большая любовь? P.S. За юмор в книге автор ответственности не несёт. От автора: лёгкая добрая история со счастливым финалом. Для тех, кто хочет отдохнуть душой.

Глава 2. Цветок-предатель и мужчина моей мечты

В двери заворочался ключ.

Страх длинноногим пауком устроился у меня на затылке и такой бяк-бяк-бяк лапками мне по шее.

Я поставила лейку на подоконник — возвращать на место не было времени — и метнулась в форточку. Полные карманы «Няшечек» создали мне дополнительный непролазный объём. Как я ни изворачивалась, попа в форточку не пролезала. «Няшечки» упорно не хотели выпускать меня.

Вдруг кто-то с криком: «Куд-да?!» — схватил меня за бёдра и потащил обратно в квартиру.

Я задрыгала ногами, пытаясь отогнать от себя мужика, который держал меня за бёдра.

— Уй ты ж… — вырвалось у него, когда моя пятка врезалась ему в лицо. Но попу мою не отпустил и вцепился в неё ещё крепче.

Безуспешно я цеплялась за форточку и тянулась к свободе. Попалась…

Цветочным извергом оказался мужик. Такой весь в доску приличный с виду.

— Ты как сюда залезла? — требовательно спросил хозяин квартиры, держа меня на этот раз за плечи.

«Как-как, не видно, что ли, что через окно?» — проворчала я про себя, а для мужика сделала самое жалобное лицо. Бровки домиком, глазки невинно-виноватые. Вдруг он сжалится и отпустит меня?

— В карманах что? — задали мне второй вопрос.

Я запустила руку в свою леопардовую прелесть и достала шуршащую конфету.

Мужик изогнул одну бровь.

— Остальное доставай! — потребовал он.

Когда все десять украденных помятых конфет вернулись к нему, он лично проверил мои карманы и убедился, что других его вещей при мне нет. Это изумило мужика ещё больше.

— И всё? Ты залезла на четвёртый этаж за конфетами? — поинтересовался он, сменив строгое выражение лица на крайне озадаченное.

Я всем своим видом изобразила раскаяние.

— Лет-то тебе сколько, сладкоежка?

— В-восемнадцать, — соврала я.

А про себя повторяла: «Только не в детдом. Только не в детдом…»

— Что-то не похоже, — усомнился мужик. — А на самом деле сколько?

— Шестнадцать, — наконец, призналась я.

— А родители твои знают, чем ты промышляешь?

Я вспомнила размытый образ папы, вечно пьяную маму и пожала плечами.

— Так… — он упёр руки в бока и задумался. — Что же мне с тобой делать?

— Не вызывайте, пожалуйста, милицию! — взмолилась я. — Хотите, я у вас дома буду цветок поливать и прибираться? Я даже кашу умею варить и рожки!

— Погоди-ка, а родители твои где? Допустим, я не стану сообщать в милицию. Но твоим родителям я обязан сообщить. Где ты живёшь?

— Мама с папой это… — я сглотнула, прежде чем произнести трудное для меня слово. — Умерли.

— Эй, — снова строго посмотрел на меня мужик. — Такими вещами не шутят!

— Меня дядя забрал, когда мама умерла. Спилась она. Два года уже как, — рассказала я.

— Не врёшь? К дяде тогда веди. Пусть знает, чем ты тут занимаешься вместо школы, — он протянул руку в сторону выхода.

— Не-не-не-не! Только не к дяде! — я представила, как этот с иголочки одетый дядечка наносит визит в гнёздышко, и поняла: тогда мне точно грозит детдом. Слёзы навернулись на глаза, и я завыла. — Не на-а-адо…

— Понятно, — вздохнул хозяин квартиры. — Значит, всё непросто у тебя.

— Угу, — закивала я, попутно всхлипывая.

— Сейчас поставлю чайник, и за чаем ты мне всё расскажешь, — сказал он. — Идёт?

Стыдно мне так стало: я чуть не обокрала его, а он мне предлагает попить чая.

— Прости-и-ите меня за конфеты… — жалобно протянула я и снова в слёзы.

— Да ладно, — махнул он рукой. — Я всё равно их не ем. Детям раздаю. Будем считать, что ты у меня в гостях.

Меня словно унесло на райские небеса. Я взаправду в гостях! Да и хозяин квартиры такой… Такой… Вроде не с обложки журнала, а смотришь на него — и готова молить его, чтобы приютил.

— Меня так давно не звали в гости… — пискнула я.

— Звать-то тебя как, гостья?

— Наташа. А вас?

— Константин. И давай на «ты». Мне и на работе «выканья» хватает.

Вскипел чайник. Мы сели пить чай. Я потихоньку таскала «Няшечек» со стола, а Костя прикусывал расколотыми в руке маковыми сушками.

«Няшечки» напомнили мне счастливые деньки из детства, когда я ложками доставала из пакета сухое молоко и рассасывала его. Тот же молочный вкус, только послаще и с мягкой карамелью. Конфетки укладывались в моём желудке приятным грузом, и я разомлела.

— А зачем ты конфеты эти покупаешь, если не ешь их? — поинтересовалась я.

— Их любила моя жена.

— А сейчас, что, уже не любит?

— Она умерла пять лет назад. А я всё по привычке покупаю их. Сам не знаю, зачем…

— Ой, прости… — у меня встрял ком в горле, а во рту приторной сливочной сладостью застряла конфета. Одновременно хочется плакать и нужно жевать, чтобы не подавиться. Во же ж!

— Ничего.

— Моя мама несколько лет плакала, когда папа умер. А потом стала пить… — грустно поделилась я. — Ты молодец, что не спился.

— А тебе повезло, что дядя не отказался от тебя.

— Да какой он мне дядя, — махнула рукой я. — Так, хахаль мамин. А как померла она, он пригрозил, что меня отправят в детдом. Ну, я и увязалась с ним…

Константин замер и очень серьёзно на меня посмотрел. И тут я поняла, что сболтнула лишнего.

— Ой… — перед глазами у меня пронеслась дорога в самое страшное место на свете.

Мой собеседник устало вздохнул и прикрыл рукой лоб.

— А давай так: ты меня не видел, и ничего не было. А? — предложила я. — Мне нельзя в детдом…

— Бродяжка, значит? — догадался он.

— Господи, ну зачем только меня занесло к тебе? — снова разревелась я. — Теперь мне конец…

— Странные у тебя представления о жизни, — сказал Костя, не зная, как успокоить ревущую меня. — Думаю, я смогу тебе помочь.

— Правда? — я посмотрела на него, как на своего спасителя. — А как?

— Увидишь. Я отойду на пару минут, — сказал он и поднялся из-за стола. — Надо позвонить по работе.

Я тоже встала. Мне было как-то неловко сидеть одной над россыпью конфет и фантиков.

Выкинула в мусорное ведро следы своего нескромного конфетного пира, помыла руки, не то пальцы стали липкими, как у неряшки. Подошла к окну. Подумала: может, смыться, пока есть возможность? Или нет смысла? Константин вроде добрый… помочь обещал.

На глаза мне попался «тёщин язык».

— Предатель! — прошипела ему я. — Стоял тут весь такой вялый и засыхающий. Я тебя полила, а ты… Эх!

— Кхм-гм, — послышалось у меня за спиной. — Разговариваешь с цветком?

— Если бы не он, я сейчас трескала бы твои конфеты на улице, — вздохнула я.

— Всухомятку, — отметил Константин.

И то верно. С ароматным чайком конфеты, как ни крути, вкуснее.

— Сейчас время раннее, магазины и конторы не работают, — сказал он. — Я с дороги и дико хочу спать. Может, и ты немного вздремнёшь? Только сначала помойся.

— Э-э… — я забегала глазами по стенам. Костя, конечно, с виду приличный человек, но предложение помыться звучит как-то… как-то… двусмысленно.

Костя, видимо, понял по моему лицу направление моих мыслей:

— Пахнет от тебя не то чтобы приятно, — поморщился он.

— А это чтобы всякие маньяки не приставали, — ответила я.

— Здесь никто к тебе приставать не будет, — пообещал Костя. — А в грязной одежде я тебя на постель не пущу.

— Да не такая уж она и грязная. Неделю назад в речке стирала, — оправдывалась я. — Вон, и узор на штанах ещё видно.

— Ух… — устало вздохнул Костя и ушёл в спальню.

Вернулся он через пару минут и вынес мне хлопковую женскую пижаму.

— На вот, надень. А твою одежду мы постираем.

Костя научил меня пользоваться стиральной машинкой, принял душ и ушёл спать к себе в комнату.

Я первым делом залезла в ванну с пеной и с непривычки чуть не уснула в ней. До чего же хорошо!

После я повесила постиранную одежду в сушильный шкаф и устроила экскурсию по квартире. Три комнаты, везде чисто и уютно. Наверное, у Кости есть домработница. Хотя… Почему тогда никто не поливал цветок?

Я по привычке пошарила по ящичкам в гостиной и нашла фотографию в рамке, где Костя стоит в обнимку с девушкой. Я догадалась, что это и есть его погибшая жена. Красивая. Похожа одновременно на ангела и на чертовку.

Посмотрела на себя в зеркало, которое заменяло шкафу дверцу. Стою тут в чужой пижаме и бесстыже роюсь в Костиных вещах.

— Ой, прости, — обратилась я к умершей девушке. — Надеюсь, ты не обидишься, что я надела твои вещи. Тебе-то они больше не нужны…

Я убрала рамку обратно и снова посмотрелась в зеркало.

— А я вот на ангела не похожа. Скорее, на чудушко лохматое, — печально вздохнула. — Зато на чистом диванчике посплю! — и плюхнулась в объятия неги и блаженства.

«Вот вроде я в гостях, а чувствую себя как дома», — с этими словами я легла на диван и укрылась тяжёлым пушистым пледом.