Блуждание. Сага «Исповедь». Книга шестая

Натали Бизанс

«Уникальная книга, где история переплетается с мистикой, а чувства любящих героев, как вулканы, завораживают своей огненной мощью и красотой. Роман удивительно живой, наполнен благородством, страданиями и бесконечной, романтической любовью.Он скрашивал мои вечера, увлекая судьбами героев, зачаровывая Душу необыкновенным сюжетом, магией и волшебством, а также глубокой философией познания мира, Души, отношений и бесконечной любви к Богу и всему сущему на Земле». Анна Серпокрылова

ЧАСТЬ 2. ГЛАВА 4

Больше Адриан к Жюзьен не приставал, ночами не вздыхал, к молодым не прислушивался. Спал крепко, будущую жену во сне видел…

К свадьбе подготовились основательно, невеста не из бедных, кому охота перед будущей роднёй лицом в грязь ударить? Строительство забросили до поры до времени. Старшие братья вновь пожаловали с жёнами и детьми, на этот раз, их по соседям разместили. Ронана с младшим сыном и женой аптекарь к себе спать позвал, чтобы молодым в брачную ночь никто не мешал, сильно пылкие новобрачные оба, про то по деревне легенды ходят, одна краше другой. Но уже никто не смеётся, скорее завидуют, да и с ведьмой никому не охота сталкиваться. Все уже поняли, — с Жюзьен шутки плохи, ни с её ли благословения братик названный себе такую партию оторвал? Девку до свадьбы с ума свёл, да чуть не уморил ненасытный…

А тут ещё и с ухом мальчишки, целая история приключилась. Оттаскала Жюзьен пацанка одного за шутки злобные к аптекарской дочке, да пригрозила, коли будет дальше над другими смеяться, ухо отвалится. Видно пошутил ещё, ухо-то и почернело, врачи руками разводят, ампутацию предлагают, а как мальчишке одноухому жить?

Делать нечего, пошли на поклон к Жюзьен родители с подарками дорогими, милым Богом прощения вымаливали, чтоб забрала свои слова обратно. Да слово не воротишь, но всё же сжалилась над ними, ушла с мальчишкой с глазу на глаз поговорить, к месту, где корову схоронили.

— Язык твой — враг твой, запомни! Пожалею я твоё ухо ради мамки с папкой, но ты крепко заруби себе на носу, нельзя людей обижать, а то сам на их месте окажешься. За всё в жизни плата есть. Ложись на землю больным ухом, да слушай, что будет…

Обливаясь слезами, лег мальчишка как велено было. А из-под земли, вдруг, раздалось мычание, вскочил как ужаленный и со страхом великим убежал до дому своего, не оглядываясь. Родители вернулись, а ухо, как ничего не бывало, — здоровое, но сына словно подменили: присмирел, с друзьями гулять отказывается, в игры не играет, коров почему-то боится…

На свадьбу все пришли, сильно уж интересно на горячую парочку поглазеть, да и угощение славное, аптекарь и Ронан хорошо постарались.

Священник, всё тот же, что на похоронах у Катарин был, пробубнил себе под нос монотонно венчальные молитвы без особого на то вдохновения. На проповеди так и вовсе, гости чуть не позасыпали, а за столом, гляди, оживился, как пару рюмок хорошего кальвадоса выпил, так и праздничный вид приобрёл.

— Что ты грустная такая? — Реми жену обнял, в глаза заглянул.

— Да так, на людей смотрю, изучаю…

— Чего их изучать? Людей любить надо!

— Не получается у меня, как у тебя, на всё глаза закрыть и просто любить их, Реми. Как же изъяны не замечать? Как не воспитывать?.. Ведь живут, как сорная трава, и думать не думают, что за всё ответ держать приходится!

— Что за мысли в твоей голове, жена? Не сегодня, давай, праздник ведь!

«Не было бы этого всего, если б я бурёнку не погубила…» — думала Жюзьен, но держалась, мужа пожалела, он в неведении своём — счастлив с нею. А её душа изболелась вся, радости больше не ощущает, и голоса заветного не слышит… Ушла тихонько ото всех, туда, где коровка лежит, и снова плакала.

«Сколько меня мучить будешь? Почему не отвечаешь?! Каюсь и слёзы лью который день, но ты меня оставил!..»

«Здесь я, никуда не делся. Больно на тебя смотреть.»

«Правда, здесь?» — Жюзьен вскочила, вокруг огляделась, там во дворе столы накрыты, голоса подвыпившие слышны, музыка играет, лампы яркие горят… А она в темноте — одна одинёшенька, возле бугорка сидит. На этом месте цветы посадила, да только не приживается ничего.

«Отец, ты меня прощаешь?»

«Бог милостив, Жюзьен, только пойти тебе надо к священнику и исповедоваться честно, ничего не тая…»

«К этому? Ты его видел?»

«Найди того, кому доверишься.»

«Зачем искать? Ты здесь — в моей голове…»

«Нет у меня теперь таких полномочий. Только молиться за тебя могу.»

«Помолись, отец, помолись, может приведёшь меня к тому, кому сердце открою, а сейчас не могу, прости. Муторно мне на людей смотреть.»

«Дело не в них, а в тебе. Лампадка твоя почти совсем погасла, зла на сердце много. Вот и видишь во всём только плохое. Даже не заметила, как Кристель на тебя с благодарностью смотрит, как счастлива девица. Да и Адриан не нарадуется…»

«Ты ж говоришь, зла много! А кто им это всё дал?»

«Бог и дал, Он так милостив, что и из плохого доброе сделать может. Не колдовство твоё их счастливыми делает, а молитвы, добрые помыслы и слёзы твои. Когда поймёшь это — путь свой исправишь.»

— Вот где ты, а я уже весь двор оббегал, все сараи осмотрел! Снова плачешь! Да, что же мне с тобою делать?! — снял куртку, набросил ей на плечи, к своей груди прижал. «Уж не по брату ли нашему убивается? Неужели его больше меня любит?!»

Жюзьен притихла, слабая, беззащитная, одинокая такая.

— Хоть бы ребёночка пожалела! Сидишь тут, в темноте, над коровой своей горюешь. Куплю я тебе другую, обещаю: заработаю и куплю!

— Ничего ты не понимаешь, Реми! Плохая я, насквозь плохая, не такая тебе жена нужна.

— Что говоришь?! Замолчи, дурёха! Не нужно мне никаких других, ты — самая лучшая! И очень добрая, сама себе цены не знаешь! Может, ты расстроилась, что свадьбы у нас такой не было, ну так Бог с ней, хочешь, денег накопим и мы пир на весь мир устроим?!

— Не о том, Реми, я совсем не о том…

Глаза любимые поцеловал, на руки поднял, поцелуем губы солёные накрыл. Чует его сердце, что если дальше она откровенничать будет — худое случится. Не даёт ей говорить. Не нужна ему эта правда, счастлив он тем, что есть. До шалаша донёс, в него и спрятались.

— Дай, я тебя отогрею, замёрзла вся, расстроилась, а ведь сама об этой свадьбе так пеклась, невесту готовила… — и снова поцелуи, — Жюзьен, таинственная моя, вся ты для меня — сплошная загадка. И не хочу я тебя разгадывать!.. — не договорил и в любви не признался, но любил сильнее прежнего и нежнее, и ласковее, чем когда-либо, да животик её, слегка уже округлившийся, без конца целовал. — Моя Зорюшка-Ясная, Мой Красный Закат, Жизнь Моя…

Позабыла обо всём, раскрепостилась, груз тяжёлый с плеч сбросила, только в нём и спасение, нет никого ни роднее, ни ближе на всей земле! Значит, всё хорошо и так как надо, а что не так, пусть Бог простит. Жизнь, она такая штука, — сложная, и нужно уметь её прожить.