И имя ему Денница

Натали Альбертовна Якобсон, 2023

Юный полководец Таор вернулся с войны с победой и увидел таинственную красавицу с золотыми крыльями, которая склоняется над троном фараона и нашептывает правителю свои советы. Почти никто кроме Таора не видит крылатую Алаис, но фактически она правит Египтом. Днем она отдает фараону свои приказы, а ночью устраивает кровавые ритуалы. Сама Алаис сияет, как заря, но вместе с ней страну наполняет темное зло. Бессмертное существо, встреченное Таором в пустыне, уверяет, что спасти весь мир можно, лишь найдя избранника небес, способного убить Алаис. Этот избранный Таор, но разве он сможет убить ту, которую полюбил всем сердцем? Таора преследует сон о том, как Алаис ведет в бой войска чудовищ, которым он должен противостоять с армией обычных людей. Во сне рядом с Алаис присутствует некое жуткое и темное существо, которое будто является ее тенью. Но кто оно на самом деле?

Договор с демоном

В это место давно никто не заходил. Никому было не позволено, потому что все здесь осталось, как прежде.

Зала богов. Он называл ее залой скульптур. Круглая, как святилище, она всегда казалась полупустой. Давящие размеры сопутствовали ощущению, что люди здесь — насекомые. По периметру круга меж колонн занимали свои ниши величественные фигуры из бронзы. Сет, Анубис, Хатор, Изида, Бастед — мертвенные божества вокруг одного-единственного живого, которое возникло будто из ниоткуда.

Алаис могла войти через один из проходов меж колонн, больше напоминавших пустые ниши, но он точно знал, что она этого не делала. Она словно родилась из ничего прямо здесь. В зале полной скульптур богов, которых будто и нет. Во всяком случае, ни один человек на земле никогда не видел, чтобы статуи двигались. В отличие от них, Алаис была живой и подвижной, но еще более сильной, чем если б тяжелая статуя ожила и сошла с постамента. Он боялся ее.

Он — верховный жрец Амон-Ра. При виде статуи своего бога в нише он виновато отвел глаза. Он, как и многие жрецы, давно осознал для себя одну истину. Боги — это скорее символ силы, чем сама сила. Алаис это представление полностью перевернула. Бог солнца, как будто ожил в ней. Здесь в полутемной зале он был реальным, живым. У него было стройное женское тело, державшееся слишком самоуверенно, крылья за спиной, светящаяся золотом кожа и еще более золотые волосы. Ее будто целиком изваяли из жидкого расплавленного золота, которое почему-то, приняв форму, не застыло, а продолжало обжигать, продолжало двигаться, и внутри этого поразительного творения сама по себе вдруг пробудилась какая-то злая всесокрушающая сила.

До нее фараоны считались богами лишь символично. Но многие во дворце не из простого народа, например, жрецы, сознавали, что фараоны смертны, как и обычные люди, их можно убить, можно устроить заговор, никакой бог не сойдет с пьедестала, чтобы их защитить. С появлением Алаис понятие о божественности вдруг стало буквальным. Она не была из плоти и крови, как все фараоны. Ее нельзя было ранить, нельзя и убить. Но она сама может творить произвол со всеми. Абсолютное божество! Не человек! Без чувств. Без эмоций. Без слабостей. Неуязвимая. Беспощадная. Не знающая боли и сострадания. Она никогда не состарится. Никогда не умрет. Что же будет тогда с Египтом.

По сути ничего. Один бессмертный правитель сменит династию смертных. Вот и все. Но с ней придет тьма. Реки крови. Темные чудеса.

— Кто посмеет ее убить, сам покончит с собой, тот, кто посмеет поднять на нее руку, тут же своей руки лишится, — так сказало ему крылатое создание в песках. Зачем же он осмелился проверить эти слова.

— Тот человек, что выкрикнул мои имя в толпе ночью на площади, вы послали его зря, — голос Алаис тоже обжигал ему уши, как расплавленная ртуть. Было больно ее слушать, но и уйти тоже было нельзя. Если он попробует, то она одним небольшим усилием вернет его назад. Она всего лишь сожмет свою красивую руку в кулак, а он при этом как будто наткнется лбом на стенку и упадет прямо к ее ногам. Так и ведут себя боги. Настоящие боги. Смертные для них лишь насекомые. Когда-то в юности он жаждал появления настоящего божества, даже разыскивал его во всех концах света и не находил нигде, но сейчас, в старости, когда оно явилось во дворец само, он ощутил леденящий страх. Такое существо не стоило искать, потому что при всей своей красоте оно внушало ужас.

Какое-то время он не смел ей ничего ответить.

— Так легко послать собственного человека на казнь, — Алаис провела ногтями в воздухе так, будто на них все еще сверкала кровь. — Люди так легко жертвуют себе подобными ради каких-то выдуманных целей и при этом считают себя справедливыми. Кто же вы такие после этого, раз земля до сих пор терпит вас, невзирая на все ваши мелкие и крупные грехи?

— А кто такая ты? — он сам не знал, как осмелился упрямо поднять на нее глаза.

— Недостаточно произнести мое имя, ни в праздник новолуния, ни во время жертвоприношений, чтобы меня погубить, — лишь отметила она. — Я не одно из ваших египетских чудес, и тем более не человек, порожденный плодами земли, имя не имеет надо мной никакой власти.

— Ты зло!

— Люди — зло, — как естественно она это сказала, будь он разумом чуть слабее, и не смог бы ей не поверить. — Люди и любые боги, голосующие за то, чтобы населить эту землю людьми. Посмотрите на себя: вы отправляете на гибель своих друзей, предаете избранников, идете на любые хитрости и подлости, чтобы занять место поудобнее, даже не задумываясь о том, что оно будет временным, как и жизнь, а из зависти готовы изничтожить человека самыми коварными способами. Бог создавал вас злом, дал вам способность врать, притворяться. Я вот, например, этого не умею.

Бог! Она всегда говорила о каком-то одном боге, даже тогда, когда о культе Атона еще не заходило и речи. Он хорошо помнил те годы, когда Аменхотеп Четвертый, нынешний Эхнатон был соправителем своего внезапно занемогшего отца, вот тогда и появилась она, вначале похожая на дух, сотканный из светлой тени. Сперва она держалась скрытно и ни во что не вмешивалась. Кто бы знал, к чему ее появление в итоге приведет?

В ее устах бог всегда был одним-единственным. И не ясно было: любит она его или люто ненавидит. Ее чувств и мыслей вообще было не угадать. Алаис не отрицала наличия самых разнообразных высших сил, витающих над вселенной, не возражала тому, что другие боги Египта тоже существовали, но кто-то один, по ее мнению, стоял над ними всеми, кто-то, кого она ни разу не назвала, и это был вовсе не Атон. Атон был частью ее самой.

Божество ли она? Или есть другое название. Незнакомец в песках назвал ее иначе, и ему это слово почему-то показалось невероятно пугающим. Ангел! Незнакомый звук. Если не объяснить, что это значит, то и не поймешь. Для него это было созвучно словам: убийца, душегуб, совратитель, видоизменяющий мир перед тобой, как это делала Алаис. Ангел — это зло с холодной сущностью и обжигающей красотой.

Это не было имя, просто название, потому что незнакомец сказал ему, что таких существ еще много и не все они злы, но одно является главным над всеми. И этим главенствующим созданием была Алаис. Этим объяснялась ее заносчивость и ощущение абсолютной власти над всеми: и людьми, и даже богами. Она была уверена, что и физические и бесплотные творения покорятся ей. У нее в мизинце силы больше, чем у целой армии. И она не хочет употреблять эту силу во благо. Как не испугаться ее?

— Мерира — бывший верховный жрец Амона-Ра, нынешний верховный жрец Атона, скажи, тебя чем-то не устраивает твое нынешнее положение? В нем есть какие-то лишние привилегии, которых ты считаешь себя не вполне достойным?

Как легко она произнесла его имя, как будто, правда, имела над ним какую-то тайную власть. Стоит назвать предмет или человека по имени, и обретаешь незримую власть над ним. Мерира до сих пор в это не верил. Но рядом с Алаис менялось все. Вся привычная действительность разлетелась в прах. Существо под названием ангел затмило всех богов, к которым он привык.

— Скажи мне, стоило ли смешать их всех, — он обвел глазами круг изваяний. — Хатор, Изиду, Осириса, Амона и Мут, всех их, эту груду мертвенных камней и заложенного в них живого смысла, заставляющего толпы падать ниц перед ними, и помогающего фараонам удерживать их власть. И все это ради появления одного-единственного живого ангела.

Существо с золотыми когтями, статью божества и крыльями недоверчиво изогнуло брови.

— Ангел! — она повторила это так, будто впервые слышала само слово. — Вы знаете, что означает это название?

— Он… — то есть незнакомец в песках. — Он сказал, что оно значит вестник, посланник с вестью…

— Для нашего рода да, — золотая голова снисходительно кивнула в знак согласия. — Но для вас это слово значит другое… — мгновенный бросок руки, как змеи, которая перехватила его горло, сдавила. Губы Алаис, дышащие огнем, наклонились к его уху, чтобы прошипеть всего одно слово. — Зло!

Абсолютное зло! Он это скорее ощутил, чем воспринял слухом. Ушную раковину обожгло. Каким жаром обдает ее дыхание! Она могла бы спалить целый город, если б всего лишь дохнула. Но пока что она держала себя в рамках холодного царственного поведения. Как долго продлится это пока?

Он взволнованно потирал шею после того, как она его все-таки отпустила. Мерира и до этого подозревал, что существо, называемое ангел, несет в себе неописуемое зло. Стоило только посмотреть на Алаис, чтобы это зло ощутить. От ее красоты исходило нечто злобное, давящее, всесокрушающее… Те, кто на нее смотрели, чувствовали себя раздавленными насекомыми у ее ног. Возможно, так оно и должно быть, если существо перед тобой из ангельского рода. Но кто же все-таки такие эти ангелы? Если они выше и богов, и людей, и земных правителей, то откуда же все-таки они взялись?

Все вопросы ни к чему не вели, а красивые уста Алаис холодно усмехались. Когда она улыбалась, то казалось, что по ее губам пробегает не улыбка, а змея. И в то же время что-то в ней невыразимо притягивало.

— Тогда, что значит твое имя? То имя, которое ты носишь сейчас? — не сдавался он, пробуя выпытать у нее хоть что-то. Есть же что-то такое, что имеет власть и над ней. Во всяком случае, всегда есть надежда отыскать хоть одно слабое место.

— А вот это вас уже не касается.

Мерира смотрел, как она неуловимо кружит по зале, движения были нарочито медленными и в то же время казались стремительными. Трепещущие за спиной крылья напоминали о буре в песках. Алаис держалась самоуверенней любых царей. Она тоже заглядывала в неподвижные лица статуй, но ощущала только торжество. Никаких угрызений совести. А ведь это она их всех отсюда прогнала.

— Ты, наверное, хочешь, чтобы из-за тебя разразилась война.

— Война? — Алаис жестоко усмехнулась. — Война для меня это значит непререкаемая победа. Рука, поднявшаяся на меня, тотчас отсохнет, меч, устремленный в меня, мгновенно обернется против своего владельца. Я знаю, кто мой отец, и это не один из мертвенных египетских богов, а вы знаете его имя.

Она склонилась и прошептала ему на ухо. И это были слова ангела.

Кажется, то же самое говорил ему и крылатый мужчина в песках, но то, как она это произносила, звучала страшно, почти по-змеиному. Точнее, она бы напугала и змею своим шипением. Какой резкий контраст с такой красотой. От такого сочетания почему-то становилось еще страшнее.

Алаис знала себе цену, и осознавала до конца собственную силу. Она сокрушит весь мир, просто наступит на него своей пятой, и он треснет под тяжестью ее гнета.

— Может, он того стоит, — лукаво заявляли ее глаза. — С мелочностью людей и их интригами, с их лицемерием. Покажите мне хоть одного бесконечно доброго человека, и я пощажу мир ради него, как Михаил (это имя того крылатого стража, которого вы видели в песках) готов сделать ради одного лишь верующего в целом скопище нечестивцев. Он неоднократно заявлял, что лишь один преданный богу человек стоит того, чтобы ради его искренней веры пощадить целую страну безбожников. Он считает, что вера одного окупает бесчинства многих. Допустим, я готова поступить так же, но мне нужна одна абсолютно чистая душа. Человек, который никогда и никому и ни при каких обстоятельствах не пожелает зла. Если я увижу такого человека и не разочаруюсь в нем, как бог разочаровался во мне, тогда я, возможно, избавлю человеческий мир от уничтожения, которого именно всевышний сейчас и хочет. Ведь он создал дьявола, как кару для зазнавшихся людей. Он создал меня, — кончик змеиного языка лизнул ему щеку. — Я карающая сила, потому что люди стали слишком жестоки. Нужно пролить реки крови, чтобы очистить мир, который бог так неосторожно создал. Он уже жалеет об этом, хоть и не хочет открыто признаться. Лицемерие его конек, но не мой. Я говорю открыто, хоть правда и больно ранит. Я не буду жалеть о людях, только о красивых вещах, сделанных их руками, но их уже в мире есть предостаточно. Покажите мне кого-то, о ком я смогу пожалеть, чтобы остановить меня. Время ограничено. Тринадцать восходов, потому что тринадцать мое любимое число.

Ее крылья снова взмахнули, грациозно и как-то опасно, будто могли обвиться вокруг него и задушить в смертельных объятиях. Мерира нехотя отступил.

— Это честная сделка, — кивнул он. Если только она выполнит ее условия…

— Всего один человек, — повторила Алаис. — Вам нужно разыскать всего лишь одного, но того, кто меня не разочаруют. Он один должен быть настолько чист, чтобы стать достойным искупить грехи всего человечества.

Жрец боялся ее. Алаис это знала. Пятясь, он оступился и пал. Какой неловкий! Где ему что-то разыскать.

Но сделка была неплоха. Всего одна душа! Алаис до сих пор не встречала такой, хотя позади нее, казалось, осталась вечность. Всего один человек, непохожий на всех людей, мог бы ее представление о вечности изменить.

И этим человеком чуть было не стал юноша, произнесший странную просьбу на днях в тронном зале, но он ее чем-то разочаровал.