Все будет хорошо. Рассказы из жизни и про жизнь

Ната Чеботарь

Нельзя стать счастливым, если жить жизнью другого. Жертвуя собой ради другого, ты не завоевываешь себе право на безраздельное владение его вниманием, любовью, временем, мыслями, телом, в конце концов. Жертвуя своими интересами, ты всего лишь жертвуешь своими интересами. Никто этого не оценит, потому что и не должен был оценить. Потому что не обязан был.

Четыре пекинеса

Вообще-то, она, конечно, уже давно не просто Ира, а Ирина Станиславовна. И для бывших учеников, и для их родителей, и для коллег, которые даже старше возрастом. Да что там — даже для соседей. Заслуженный учитель, прекрасный руководитель, неизменно фонтанирующий неповторяющимися и оригинальными идеями организатор. В школе ее любят и уважают буквально все — от директора до техничек и завхоза.

Хорошая она. Ни к одному учителю после окончания школы не приходит столько бывших учеников, сколько к ней. Каждый раз на вечерах встречи с выпускниками ее кабинет был буквально завален цветами, конфетами, подарками. Один бывший троечник, ставший недавно депутатом, даже подарил ей маленькую машину. Такую же уютную и симпатичную, как она сама. К Ирине Станиславовне всегда можно было просто так запросто взять и прийти в гости, посидеть, поговорить, поделиться радостями или печалями. Она и выслушает, и посоветует, а если надо, то и пожурит по-матерински. Она все знает, всех понимает, всем помогает. И была такой всегда. Она никогда не ошибалась. Или почти никогда. Сейчас ей уже за пятьдесят, она живет со старенькой мамой, красит волосы в пепельно-русый, чтобы скрыть седину, и каждый вечер ходит гулять со своими четырьмя пекинесами. А могла бы гулять и с внуками. Если бы только у нее были дети…

Жизнь Ирины — это пример того, что родные не всегда бывают правы. К сожалению, некоторым и жизни не хватает, чтобы это понять.

Отношения между отцом и матерью всегда были какими-то слишком сдержанными. Холодными их назвать нельзя было, но и особо теплыми — тоже. Может быть, когда-то между ними и была настоящая любовь и даже пламенная страсть, ведь у них все-таки появилась дочь. Хотя, Ирине всегда было сложно ответить даже самой себе, родилась ли она от любви, или от того, что «так было надо». Ей всегда казалось, что мама и папа — совсем случайные друг для друга люди. Нет, они никогда не ругались, но и особого трепета в их отношениях девочка не замечала. Хотя, с виду все было, как у всех: утром — совместные завтраки, по выходным — поездки в зоопарк или цирк, летом — отдых на морском побережье. Но чего-то все равно не хватало. Может, шумных домашних праздников с хохотом, плясками и кучей соседских ребятишек, пришедших в гости? Может, тихих семейных вечеров, когда сидишь на диване, закутавшись в плед, между мамой и папой, а они перебирают фотографии из своей молодости и рассказывают удивительные, полные приключений истории? Может, совместных поездок на весь отпуск в деревню к бабушке и дедушке, как бывало у всех одноклассников? Не хватало, определенно чего-то не хватало в их очень правильной, сдержанной и размеренной семейной жизни.

Любила ли мама папу? Любил ли он ее? Маленькой девочке Ире когда-то казалось, что да. Просто ее родители были очень скромными людьми, воспитанными в строгих правилах, никогда не демонстрировавшими своих чувств не только на людях, но даже и дома, при ней. Папа всегда был строг и сдержан, мама — та вообще была противницей сюсюканья и телячьих нежностей. Родители никогда не целовали друг друга, ни утром, уходя на работу, ни вечером, встречаясь после долгого дня, проведенного врозь. У них в доме не было заведено проявлять чувства. Скорее, даже наоборот: у них в доме было заведено чувствами не пользоваться. Ира едва ли может вспомнить, сколько раз за все ее детство папа сказал, что любит ее, а мама — обняла и поцеловала. Но девочка не знала других примеров, поэтому считала, что так живут все. Иногда ей все же не хватало обычного человеческого тепла, ей хотелось чувствовать себя ребенком, которого есть, кому защитить и приласкать, хотелось зарыться лицом в мамины колени или спрятаться в папиных объятьях. Она даже несколько раз делала попытки сблизиться, но этого порыва родители не только не оценили, но и посчитали опасным. Нет, они не отругали ее за чрезмерную любвеобильность, но настоятельно посоветовали Ире быть сдержаннее и научиться контролировать свои эмоции. И она, как послушная девочка, старалась их больше не огорчать.

Со временем Ирина научилась подавлять свои чувства, да так, что к тому времени, когда бывшие одноклассницы и однокурсницы гуляли по микрорайону с колясочками и нянчили румяных карапузов, Ира уже закончила аспирантуру, состоялась как молодой педагог, получила докторскую степень и сутками напролет корпела над очередным научным исследованием в области филологии. Мама и папа к тому времени уже давно жили по разным комнатам, и их большая трехкомнатная квартира напоминала читальный зал центральной библиотеки, в котором никогда не бывает посторонних шумов, а разговоры ведутся исключительно полушепотом и только при большой необходимости. Телевизор в доме, конечно же, был. Но им практически не пользовались: интеллигентному человеку вполне достаточно иметь хорошую библиотеку, чтобы чувствовать себя гармоничной и всесторонне развитой личностью, как говорил папа.

Однажды, когда Ире было уже за тридцать, она совершила почти преступный поступок: без спросу и без предупреждения привела к ужину субтильного аспиранта и сказала, что собирается за него замуж. Отец, отодвинув тарелку с дымящейся овсянкой, молча ушел в свою комнату и больше не выходил. Мать, едва не уронив сахарницу, которую держала в руке, сказала: «Вот такого я от тебя не ожидала!». И тоже ушла к себе. Незадачливый жених тоже поспешил ретироваться. А Ира вдруг испытала такую сильную ненависть к родителям, к себе, к такой ничтожной жизни, которой они все живут в этом доме, что в ярости стала бить посуду и все, что попадало под руки. На шум из своей комнаты вышла мать, молча поставила на стол пузырек валерианы и начала собирать с пола осколки.

Конец ознакомительного фрагмента.