Время ловить бабочек

Ната Сова, 2023

Айзек Салливан, сидя у психолога, перебирает моменты прожитой им жизни, но находит сплошь и рядом лишь предательство. Мужчина пытается не возвращаться в травмирующее прошлое, со злостью и неприязнью вспоминает происходящее настоящее и ко всему испытывает отвращение. А уходит это отвращение с корнями в юные годы Айзека, в случай, который изменил жизнь Салливана на две неравных части. «И засыпая, Айзек тонул в том, что было в первой части его жизни, и оттого ненавидел вторую, в которой жил». Главная проблема героя в том, что во всем происходящем он не видит самого важного – близких людей, тех, кто мог бы поддержать. Но, может быть, все это время они были рядом?

Глава 2. 27 июля, 1976г.

Многих клонило в сон. Микеле, распластавшись на песке около полена и натянув на глаза цветную полосатую шапку, уже вовсю похрапывал. Португальского паренька безмерное количество алкоголя первым свалило с ног. Мы хотели дождаться рассвета, но не было и трех утра, как все согласились с тем, чтобы плюнуть на эту затею.

— А где Штейнберг затерялась? — спросил Артур, высосав последнюю бутылку пива и кинув ее в песок. На его квадратном щетинистом подбородке поблескивали при тусклом свете костра и луны стекавшие капли алкоголя. Но даже в таком состоянии он выглядел впечатляюще. Кудри пышно обрамляли силуэт головы. Белая расстегнутая рубашка оголяла мускулистое подтянутое тело. А басистый голос сводил с ума любую девчонку, независимо от того, был Артур пьян или нет.

— Марвин последний с ней в море оставался.

— Я не знаю, где Джина. Я выходил из воды, она сказала, что хочет еще немного поплавать, — очень просто ответил Марви, и я стал переживать от такого ответа. Обычно Джина всегда была на виду, в окружении толпы людей, которые нуждались в ней, как в воздухе.

— Да успокойтесь, придет. У человека, живот прихватило, может. Вот и потерялась.

— Тогда у нас есть невероятная возможность послушать чьи-то дрыстания перед тем, как уснуть.

Все засмеялись.

Карина, которой Артур, вероятнее всего, вскружил голову, полезла с ним в машину спать у него на плече, Микеле уже ловил третий сон на песке, а мы с Марвином спустили мешковину на землю и примостились на ней. Я еще минут десять с каким-то волнением поглядывал на побережье, а после уснул.

Разбудила меня Джина. На улице светало. Рыжая не спеша ходила по песку недалеко от нас и смотрела в сторону спокойного моря. Я снова распереживался и спросонья спросил, все ли хорошо.

— Да.

Короткий взгляд диких зеленых глаз. Краткий ответ, от которого тревоги мои ушли, но не полностью, а будто их приглушили ровно до той степени, которая требовалась мне сейчас, чтобы уснуть.

***

— Вставайте! Салливан! Микеле, Артур! Гадство… Поднимайтесь!

Марвин кричал на нас. Карина выпрыгнула из машины и, потирая руками заспанные большие глаза, испуганно смотрела на него.

— Зачем бить? Зачем кричать? Не надо кричать, — быстро протараторил с акцентом Микеле, который получил ногой в бок от сходившего с ума Марвина.

— Ты что, озверел!? — Артур уже хотел кинуться на Марви, но тот сам рухнул на колени.

И тут до меня начало доходить, что случилось: среди нас не было Джины. Моя растерянность переросла в злость, но не ту, с которой нас сонных расталкивал Марвин, а в злость, смешанную с ненавистью к самому Марви.

— Где она? — я быстро встал рядом с ним на колени и взял его за плечи. — Говори, ну?

Марвин молчал. Мне казалось, он смеется надо мной.

— Ты! Это ты виноват! Ты знал! Что она тебе говорила?! — мне казалось, что я сейчас разорву его. Марви продолжал молчать. — Говори! — я толкнул его.

— Я не понимаю.

Я накинулся на Марвина и начал его избивать. У меня сильно дрожали руки, темнело в глазах от злости, вся сила уходила прочь, но мне хотелось сделать Марвину так больно, чтоб он почувствовал всю-всю ненависть, которая правила мной в этот миг. Он не сопротивлялся, будто ему было все равно, бью ли я его. Даже больше — казалось, он хочет, чтоб я его побил, чтоб теснящееся в нем равнодушие хоть на мгновенье пропало. Мои удары проходили как-то вскользь, теряя всю силу при касании. Артур и Микеле оттянули меня от него.

***

Мы стояли над уже мертвой Джиной Штейнберг. Карина, рыдая, прижимала ее тело к себе. Артур нервно ходил в стороне, бормоча что-то себе под нос, и порывался уйти, но каждый раз его что-то удерживало. На лице Марвина ничего не выражалось, все пытались сдерживать подступавшие слезы и сидевший в горле ком. Я присел, убрал с бледных щек Рыжей песок и заплакал.

— Нам… Нам надо уйти отсюда!

— Артур, ты в своем уме? Она тут, мы же… Мы не можем так просто бросить ее! — Карина кричала на кудрявого парня, пока тот с ужасом косился на Джину, будто боясь, что та осудит мысли, что вот-вот должны были сорваться с языка Артура.

— Плохо это кончится. Плохо кончится. Плохо, — Микеле, содрогаясь от громких криков Карины, сидел недалеко на песке, пытаясь сдавить свою голову и сделать из нее что-то похожее размером на грецкий орех. Паренек не отличался храбростью, а такая ситуация, с виду, совсем сводила его с ума. Сложно было сказать, что вообще происходило внутри него.

— Вы прикалываетесь? Если узнают, что она сдохла, а мы тут были, нас сразу повяжут! Нам валить надо! Хули вы медлите? — Артур начал расталкивать сидящего на песке Микеле, тянуть его под руку в сторону к машине.

Карина кричала на Артура, пыталась уговорить забрать тело Джины с собой, что-то доказывала ему. А я через призму воспоминаний смотрел на не так давно умершее, теряющее краску тело той Рыжей, которую знал раньше, и находил разницу лишь в цвете облепленной песком кожи. Мне безумно хотелось, чтоб она на прощание улыбнулась мне, как это делала раньше: случайно, неожиданно, быстро, предназначая улыбку только мне. Но и теперь, утонув, убив себя, она отказывалась следовать моим скрытым желаниям. И плакал я скорее не из-за ее смерти, а из-за того, что вот теперь, склонившись над ее телом и смотря прямо в ее закрытые глаза, она все равно, как и раньше, не обращала на меня внимания. Вакуум между нами лишь рос все это время, и когда я подумал, что он исчез и я, наконец, смогу стать ближе к Джине, она решила перевернуть все с ног на голову, поступить, как обычно, по-своему и умереть, достигнув вакуумного апогея.