Всюду жизнь. Стихи

Олег Мраморнов

Большинство стихов созданы в 2020 году и прежде не публиковались. Во второй части они образуют неразделимый поток времени, а приметами пейзажа происходящему в них сообщается единство места.

© Олег Мраморнов, 2021

ISBN 978-5-0053-3827-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

БЛИЗКОЕ ПРОШЛОЕ

В Боке Которской, на Балканах

…

Здесь Адриатики простор

сверкает, как нигде,

вдаль уходя от Чёрных Гор,

блеск царствует везде.

В Италии уже не так,

там ближе горизонт,

и меньше блеска видит зрак,

глядясь в лазурный понт.

…

Когда ни приеду, встречает

то Троица, то Вознесенье,

и вайи приветливо машут

у узких церковных ворот,

и капают толстые свечи

слезами в песок ноздреватый.

Всегда розмариновый запах,

тимьян на полу сербской церкви,

цветущих кустов изобилье

и карстовых гор крутизна.

Рыбак с золотистою сеткой

вдоль берега важно проходит,

он рыб серебристых наловит

и нам их к столу принесёт.

Сюда короли приезжали

в славянское гордое время,

все рыцари, все знаменосцы,

юнаки отважные все.

Антично застывшее время,

античными стали пространства,

и в лицах людских поражает

их древний античный извод.

Слепит Адриатика морем,

слепит Адриатика солнцем,

слепит Адриатика светом,

от блеска устали глаза.

И весь этот мир бирюзовый,

и весь этот мир серебристый,

и весь этот мир многоцветный

увидел я вместе с тобой.

…

От Столаца неподалёку

кричал призывно муэдзин —

Корану веря и Пророку,

молиться не желал один.

Форель играла в горной речке,

и возвышался минарет;

в одном приветливом местечке

нас пригласили на обед.

— А если нас закружит дервиш,

мы тут же свалимся в реку

и с серебристою форелью

в сеть попадёмся к рыбаку!

— Тогда давай скорей уедем, —

ответил я на возглас твой, —

чтоб нас не подали к обеду

с отрезанною головой.

…

Бился турок с черногорцем,

дабы голову срубить.

Кто из нас под жарким солнцем

первым вызвался любить?

Утро в Которском заливе,

по воде ползёт туман,

чтобы выглядеть игривей,

ты надела сарафан.

Превратившись в деву-вилу,

стала ты меня водить

по росистым луговинам

дабы голову вскружить.

Шла купаться в водах бухты,

сох на солнце сарафан,

я слонялся необутым

и подозревал обман.

Мы испорченные люди,

нас обманом не пронять,

не объехать на верблюде…

Головы б не потерять!

Много лет с тех пор минуло.

Выцвел яркий сарафан,

но монистами блеснула

мне любовь из южных стран.

…

Дождись меня в Которской бухте

на склоне знакомой горы,

где почками ветви набухли

в предчувствии вешней поры.

Стрелой кипарис вознесётся,

сравняется крона с горой,

и в сердце твоём всколыхнётся

всё бывшее нашей весной.

Не верь, что мы стали чужими,

что воздух растерзан и пуст,

глазами ты бухту обымешь,

и вырвется имя из уст.

…

В славянских зарослях есть узкая дорога,

я на неё ступил, с надеждой на прозор.

Мне Пушкин помогал, и Тютчев понемногу

приглядывал за мной из европейских нор.

Славянский мир — клубок противоречий,

османский гнёт, тевтонский хищный след,

надменность польская, блажь хуторских наречий,

а для меня дорог в Европе больше нет.

Когда я посетил возвышенную Прагу,

то понял, почему я оказался там:

я за Мефодия башкой на плаху лягу,

гуситов доблестных я папе не отдам.

Но до чего ж тернист, извилист путь балканский —

того гляди, в тупик он заведёт.

Знать, я не растерял наследный пыл славянский,

коль Негош¹ с Ловчена мне знаки подаёт.

…

Столетия прошли, он всё в дозоре,

зовёт его родная сторона,

не отпускает косовское горе,

где не увидеть ни конца, ни дна.

Спешит на помощь несчастливым сербам,

найти пытаясь сгинувший очаг,

тоскою переполненное сердце

слезою изливается в очах.

Надежды наши отрицает время,

но Негош в эту истину не верит:

не может быть, чтоб дикий арнаут

возобладал в краю святого Саввы!

Затмился потускневший образ славы,

и уголь тлеющий едва дымится тут.

¹ Петар Негош — черногорский правитель и сербский поэт; тема Косовской битвы и завоёванного турками Косова была ведущей в его творчестве, прах поэта покоится в мавзолее на одной из вершин Ловчена

2010-е гг.

Послание в Черногорию

Где степь выхаживала Разина

и Ермаков производила,

одна трава лишь непролазная

на заповеданных могилах.

В них казаки укрыты здешние,

чья слава тихий Дон венчает,

и по апрелю ветры вешние

их в люльке вечности качают.

Не видно тех, кто в пору смутную

Романовых на трон сажали

и силою своей могутною

их от врагов оберегали.

Хранил мой пращур героический

портрет царя в суме дорожной,

но грянул на Руси трагический

год революции безбожной.

Был царь убит, никем не понятый,

и воцарился дикий холод,

и рухнул стяг, донцами поднятый,

и раздробил свободу молот.

Лишь Крюков с Кумовым, писатели,

клялись быть верными до гроба

родному краю. Показательно,

что вместе с ним погибли оба.

Все революции кончаются,

есть и у дерзости пределы;

средь черногорцев отмечается,

что царь для сербов много делал.

Достойно есть, что память сербская

споменик зиждет Николаю —

пускай исчезнет накипь дерзкая

и правда высится живая.

Стихи написаны по просьбе черногорских друзей по случаю установки бюста Николая II в монастыре святого Симеона Байдабского, расположенного близ Подгорицы; стихи переведены на сербский язык, напечатаны в тематическом сборнике и в черногорских газетах

Ф. Крюков и Р. Кумов — писатели, выступившие на стороне народных повстанческих сил в гражданской войне на Дону и ушедшие из жизни в тот период

Споменик — памятник (србск)

2018

На могиле брата

…

Он жил без оглядки, без экивоков,

поумерить бы пыл, но, видно, не получилось,

а на наших дорогах лучше не разгоняться…

Прямодушные люди не живут долго,

околичность выламывает им суставы,

дрянные обстоятельства и равнодушье

мостят им дорогу на кладбище.

Или России своих сыновей не жалко,

или выдумана нами Россия,

и нет у неё ни души, ни сознанья,

только на карте мы её и видим.

Правда, мы её наблюдали близко,

но какие наши горизонты —

степь, река да добрые люди,

а потом как поедешь, поедешь…

И повсюду-то одно несогласье,

эта косность, мелочность, лицемерье,

эта трусость рядом с похвальбою,

эта зависть, тупость, вероломство.

Работал как вол, а получал мелочь,

но жить тебе, брат, всегда хотелось.

…

Мы вышли из толщи народной

с надеждой её поддержать,

массив трудовой, плодородный

насытить, а не исчерпать.

И жили мы в толще народа,

в убежищах вольных племён,

как нам повелела природа

и определил небосклон.

Частица угасшего рода —

теперь ты единое с ним,

под светлым донским небосводом

прадедовской славой храним.

Покойся же в толще народа,

в земле каменистых полей,

где спит гулевая свобода,

пугавшая робких царей.

Когда с розоватым приветом

светило над степью встаёт,

оно животворным рассветом

до ваших гробов достаёт.

2010-е гг.

Видение Праги

Взберусь на Петршин холм, вся Прага подо мною —

и башни, и сады, и море черепиц,

на площадях твоих я для себя открою,

что краше не видал строений и столиц.

Мне скажут, что Париж эффектней, превосходней,

но слишком разнолик и слишком пёстр Париж,

давно его оркестр гремит из преисподней,

а ты в моих ушах лишь скрипкою звучишь.

И лучших танцев нет, чем те, что слышал Дворжак, —

Конец ознакомительного фрагмента.